25 листков клёна - Глава Двадцать Первая

Миролюбивый Странник
Глава Двадцать Первая
     Сэнсей пообещал пустить меня на мисо – «Если не исцелишься за три дня – нож спасёт тебя, а ты прокормишь меня месяц-другой» - и был весьма аргументирован. Угроза сменила центр и покинула поля контроля – пора ответить себе, хочу ли жить. Жар затесался в голове и, откуда знать, кипятил кровь чувственную, на напиток не для меня.
     Минуты, годы и часы, смешались и затерялись. Небо смотрит мне в глаза. Сэнсей принёс чучело белки – та рассматривала меня, пишущего, спящего и обессиленного.
     Птицы пели – но хотелось ли мне слышать их, или дар слуха не стоил чувства моего? Мир зримый – истинный ли: исчезаешь – толь моргну. Прикасаюсь к волосам, к телу, к дереву, к бумаге, - но чего в действительности, - и прикасаюсь ли.
     Сэнсей принёс бутыль с водою. Муа открыл бутыль, отпил восхитительного матэ и оставил бутыль, - обратился через час – бутыль заукпорен, а белка неподвижна. Невозможно ли откупорить бутыль одну - дважды?
     Умопомешательство – когда мир внешний стремится к истинному и смывает барьеры рассудков, осознаний и тлена прочего. Приобщиться к клети ума – скрыть Таинство Вселенной от себя, - что же заставила предков оступиться? Умопомешательство – прыжок в бездну всевысоты, навстречу содержаниям всемерным и окрасам передаваемым из губ в губы – из воспоминания в воспоминание.
     Мир рушится – отклеивается от меня, - зачастую – с комками плоти, - на то не моя воля, но моё согласие. Сэнсей понимает больше озвученного, - или звучащее негласно – вьётся вне потока слов, столь близких и далёких к истине, сколь полёт бабочки – потоку мирского. Проснусь ли, - отчего меня волнует беззначное, с пальцами изящными до неприличия, - просящий аудиенции у Таинства Вселенной.
     Белка сторожит от духов злых и добрых – даже Сенсей не в силах подступиться ко спящему ко мне, - волей рыжехвостой, - будь та человеком – живым и дышащим – мы бы сладили… Звезда проносится над домом – не Звезда ли Путевод – и сносит в труху город нижестоящий; криков не было. Мир кажется жестоким – но жесток ли, - никто не знает.
     Рукописи разрознились – но остались дружественны, благостью всенумерации: глава-часть-страница. Удивительно – сплетение слов, передаёт движение вселенной, пульс планеты и прикосновение света лунного, к коже альбиноске – снежной, шёлковой и свежей… Многое даётся в наслаждение, - незачем копать могилу ученику распятием, а слова загонять в счётчик.
     Сэнсей волнуется – прочитал мои рукописи – «Скоро» - и кивнул в сторону комнаты пустых кувшинов саке. Белка – показалось – мотнула головой. Важно ли, что ждёт, - когда сейчас – лучшее из вообразимого.