Что вижу, о том и пишу

Михаил Мороз
          Что вижу, о том и пишу (дневниковая запись)

Опять возвращаюсь к дневнику. И знаю почему. Мне кажется, он не стесняет меня рамками некой логики повествования. Проще говоря, в дневниковой записи больше свободы, чем даже в очень вольном эссе.

Помню, жил я еще юношей в Артемовске.   Однажды наблюдал я, как один представитель советского востока, восседая на ишаке, на рассвете, когда город еще не проснулся, под цокот копыт своего серого друга пел на ломаном русском странную песню. «Всадник» вовсе не заботился о логике слов. Он что видел, то и воспевал, «награждал»  веселой восторженной мелодией, непостижимой словесной вязью мелькавшие перед его очами предметы . Вослед ему открывались окна не ко времени разбуженных горожан, очевидно, с единственной целью: наградить шалуна крепким словцом. Но вместо этого – только приглушенный смех или  добродушная улыбка. К этому чудаку-дворнику, который каждое раз на рассвете будил горожан, не только привыкли, но и полюбили за добрый нрав и причудливые песни, бессмысленные слова которых приводили всех в восторг.

Вот я и решил, что особенно не следует задумываться над некой логикой повествования в дневнике, придачи словам глубокого смысла.  Лучше всего отображать словами все то, что попадется тебе на пути. Что видишь, что чувствуешь в эту конкретную минуту, о том и пиши.

Конечно, восторженные мотивы не каждый раз выпорхнут из твоей души, как у дворника на ослике: время не то. Чаще всего русскую душу охватывает тоскливая мелодия, особенно тогда, когда она  не в городской черте, а «среди печали русских полей».

Мне кажется, что в нынешней полевой заброшенности время не бежит. Оно медленно, незаметно, как равнинная река, течет. Остановившись, повисая над степью или лугами, время не бежит, а струится, мрея и серебрясь, как прогретый воздух.
Здесь, среди опечаленных полей, только небо, только ветер, только ширь да сизые дали, перелески да забытые, заросшие колеи проселков.
За день  не увидишь ни одного человека. Местных жителей уже почти нет никого. А если есть, то старики, которым передвигаться по нынешнему полевому неудобью  нет ни сил, ни особой надобности. Редко попадется человек. Но на него смотришь даже издалека с некой опаской. Не носитель ли он лиходейных задумок? Ведь в нынешнее время в сердцах людей идет «гражданская война»: кто за Мамону, кто против…

Сегодня я несказанно рад одному обстоятельству: что-то случилось с моей телевизионной  антенной над моим деревенским домиком. Ни одного канала не ловит! Шипит, озлобившись, экран. Ну и черт с ним! С «кинескопной иглы» пора слезать. Даже «ломки» не будет…

А с юго-запада к вечеру  наползает зловещая туча. На мой мобильник» еще утром пришло сообщение МЧС: грозы, град, невиданные порывы ветра. Если поверить, то наступит светопреставление. Но туча завалилась далеко за холмы, в брянские леса, захватив лишь небольшим крылом деревню и окрестные луга вдоль речки Свапы. По шиферным ребрам посыпал тихий, благостный дождик, шаловливо зашумел по майской листве сада, по густой, еще не скошенной траве широкой лужайки возле дома.

 Дождик отрывает от земельных работ. Зато сижу в кресле на террасе, стучу по клавишам ноутбука, пишу, что вижу, что чувствую в эту конкретную минуту. И знаю теперь, что слова, которые я пригоршнями бросаю в дневник, может быть, еще не мелодия, не песня, но, вероятно, они могут стать таковыми, если не останавливаться. И тогда дневник станет такой же странной песней с бессмысленными словами, какие  пел когда-то восточный всадник на сером ослике. Возможно, кто-то и откроет вослед моей мелодии окно, чтобы добродушно усмехнуться или возмутиться…