ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ
Пробуждение, утка, укол в живот, завтрак, таблетки, капельница. Снова утка, обед, боли в груди, нитроглицерин. Покорное ожидание ада или рая, судно, ужин, нитроглицерин, отход ко сну... Что ещё? Пожалуй, всё. Вот все события, которые произошли за весь день. Ничего интересного! Не жизнь, а сплошное прозябание... Тьфу!
* * *
Может быть, вокруг что-то и происходило, но Иван Петрович ничего этого не замечал. Весь день он лежал в одной и той же позе, в совершеннейшей прострации и всё ждал, когда умрёт. Сначала это действо представлялось ему чем-то очень страшным: с жутким грохотом и звоном разверзнутся небеса, в невероятном - от горизонта до горизонта - проёме появится сверкающая фигура кого- то, и голос, похожий на раскаты грома спросит:
- Ну! Ты готов?!
Что ответит на это он, раб Божий Иван? Конечно: «Готов...» Что ж ещё?
И сразу засверкают молнии, засвистит ветер, затрясётся земля! И душа оставит бренное тело, оставит его скрюченным и бездыханным, лежащим на скрипучей в прошлом, а теперь в страхе умолкшей кровати в чёрно-белом «аквариуме», и полетит куда-то, где вроде бы царит мир и покой, где нет ни вражды, ни зла, ни подлости, где краски сочные и яркие, однако же, без сиреневого...
Поэтому он ожидал всё это с некоторым замиранием сердца. Но постепенно, примерно к обеду, чувство страха притупилось, и сам момент перехода в иной мир стал представляться легким, ненавязчивым и безболезненным. Впрочем, теперь это уже совершенно не важно. Как ни крути, а жизнь прожита. Хорошо ли, плохо ли, но чего теперь об этом горевать! Всё в прошлом. А впереди остался всего лишь миг - и свеча погашена...
А что останется на земле? Политики, военные, холодная война - провались оно всё пропадом! Ему-то до всего этого какое дело!
Стоп!!! А жена, а дети, а тёща!.. Как они без него? А родной завод? Этого ж ничего не будет! В раю или в аду - один чёрт, но там ведь нет, наверное, ни фрезерных станков, ни токарных!..
Приходивший в полдень инструктор по лечебной физкультуре как ни старался, но холодного оцепенения снять с пациента не смог. Ивану Петровичу делать ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни спать - вообще ничего. Он двигал, правда, конечностями, но производил движения в глубокой задумчивости, путая правую сторону с левой, а ноги с руками.
Несколько раз, особенно в положении лежа на левом боку, у него возникали боли в области сердца, и тогда он доставал из-под подушки заветную трубочку с нитроглицерином и бросал крохотную таблетку под язык. В ответ на это боль несколько притуплялась, но голова становилась больше размером и вела себя так, будто бы хозяин очень сильно напоил её накануне плохо очищенной самогонкой. От нечего делать Иван Петрович вывел закономерность: от момента принятия таблетки до появления головной боли проходило столько, как если бы медленно досчитать до двадцати одного. А проходила эта боль только после восьмой тысячи.
Ну, а в общем - это, конечно, жизнью назвать нельзя. Даже не существование, а так, не поймёшь что... Одно расстройство!
* * *