Наша Надя

Игорь Касько
          Центральный парк в городке, по-своему, красив всегда.
          Весной тут полно мамок с колясками, из которых их первенцы кто как: кто громким ором, кто улыбчивым гулением, от которого изо рта выпадает соска, а кто и внимательным взглядом, с первых дней дающим понять, что человек растёт серьёзный, не чета мамке, часами болтающей по телефону, приветствуют первые листочки и первых птиц, возвращающихся с юга.
          Летом здесь любит играть ребятня постарше: кто в казаков-разбойников, кто в прятки или в  догонялки, а кто и книжку читает, сидя на лавочке – редко, но бывает.
          Осенью здесь любят собираться пенсионеры: шахматы, шашки и домино заменяют школьников, у которых закончились каникулы.
          А зимой здесь по-особенному красиво. Тихо, покойно и уютно, несмотря на мороз. Как будто кто-то сверху решает, что, мол, хватит толпиться, разводить тут сырость и грязь, и даёт деревьям и кустам отдохнуть от людей до следующей весны, укрывая весь парк толстым слоем снега. Как будто огромный мешок муки взяли и вывалили сверху. Линии становятся плавными, неспешными, перетекающими друг в друга: сразу и не поймёшь где тут памятник пионерам-героям, а где кусты сирени, притаившиеся по соседству; где клумба с цветочной композицией, над которой летом роились трудолюбивые пчёлы, а где лавочка, на которой любит сидеть и вязать Семёновна. Парк погружается в спячку. Как большой белый зверь, решивший переждать зиму в самом центре маленького городка.
          Поэтому появление из парка, вернее, из огромного сугроба, который был создан неутомимым ветром и, ежедневно очищающим дорогу перед поворотом на мэрию, бульдозером, некоей особы, выросшей перед чёрной «Волгой» как сказочный Сивка-бурка, было настолько неожиданным, что Надежда Петровна сделала то, что никогда не делала: одновременно нажала на тормоз и бросила руль, крепко зажмурив при этом глаза. Через мгновение послышался характерный звук, когда становится понятным, что столкновения избежать не удалось. Надежда Петровна открыла глаза, посмотрела через лобовое стекло – пусто. Она, уже оправившись от шока, выскочила из машины, чтобы посмотреть под колёсами – никого. Повернула голову назад – чисто. Только небольшой тормозной след виднелся на белом полотне дороги.
          «Может, мне показалось… Ну да, конечно!!! От работы без выходных и праздников ещё не то померещится!!!»
          И тут же эту счастливую версию опровергла выползающая из сугроба, как из чрева зимы, женщина. Она некоторое время в недоумении моргала глазами, как будто не видя ничего вокруг, а потом, стала шарить руками в снегу, приговаривая: «Куда же они подевались, чёрт?»
          Если бы здесь был кто-то посторонний, то он подумал бы, что обе женщины делают вид, что не замечают друг друга. Хотя находятся в нескольких шагах одна от другой.
          Надежда Петровна, всё же, решается заговорить с незнакомкой, попавшей под колёса её старенькой «Волги».

- Вы как себя чувствуете? Я Вас не сильно зацепила? Может, в больницу отвезти?

- Где же эти чёртовы очки?

- Что, простите?

- Я потеряла очки…

- Вы плохо видите?

- Я, вообще, ничего не вижу…

- В смысле, без очков?

- В смысле, вообще…

- О, Боже…

- Вот они!!!

          Надежда Петровна вздрогнула и, увидев в руке женщины обычные солнцезащитные очки, подумала, что сбила сумасшедшую.

- Это летние очки.

- Я знаю! Это мои очки…

- Вам, точно, не надо в больницу? Голова не кружится, не тошнит?

- Нет… Вы меня очень нежно сбили… чисто по-женски…

- Раз Вы шутите – это хорошо! – обрадовалась Надежда Петровна. – Но, всё равно, давайте пройдёмся до мэрии, обсохнете там и обогреетесь, чайку попьёте.

- Да я, в принципе…

- Нет-нет! Никаких возражений! Без чая я Вас никуда не отпущу!

- Ну, хорошо…

          Женщина нацепила солнцезащитные очки на нос, хотя солнце сегодня с утра и не показывалось, протянула руку в сторону Надежды Петровны, и они не спеша поковыляли к трёхэтажному старинному зданию, виднеющемуся неподалёку.
Заходить в кабинет женщина категорически отказалась, мол, посидит и здесь – в приёмной. Секретарша принесла ей чай с печеньем, а Надежда Петровна, извинившись за инцидент на дороге и сославшись на неотложные дела, пошла работать.
          «Слепая москвичка» попросила секретаршу посадить её в самый угол приёмной и дать с пол часика отдохнуть. Она сидела так тихо, что через несколько минут про неё все забыли.
          В девять часов в приёмной появились посетители. Вернее, просители. Сегодня в мэрии был день приёма граждан по личным вопросам. Первой пришла невзрачная старушка в сером платке и таком же сером, видавшем виды, пальто.

- Хотели у меня на входе одёжу забрать, мол, не положено в учереждении в одёже-то находиться...

          Она внимательно посмотрела на слепую москвичку, ожидая поддержки. Увидев, что та повернула голову, готовая слушать, продолжила:

- Ага, сейчас!!! Я когда-то с мужем, царствие небесное рабу божьему Василию Семёновичу, ходила на концерт заводской самодеятельности в дом культуры при комбинате, сдала, значит, как и он, своё пальто в ентот – как его – гардироп, и всё… тю-тю… пальто улетело, как птицы на юг… ищи-свищи… деньги, потом, какие-то вернули мне… а что деньги… их весной вернули… пальто, уже, без надобности…

          Она ещё раз пристально посмотрела на странную особу в тёмных очках, проверяя, можно ли ей доверять такие сокровенные секреты, и не решив окончательно, взяла паузу.
          Следующей в приёмной появилась ещё одна пенсионерка, но помоложе первой.

- О, а ты тут чего отираешься, Валька? Опять, небось, пришла просить за сынка своего непутёвого, за Гришку?

- И всё-то ты Лександровна знаешь, как будто живёшь не через три улицы, а в соседнем доме.

- Да ладно, Валька, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться зачем ты к нашей Наде пришла… Не за себя же просить? И не за мужа-алкаша, чтоб ему пусто было… Ясно же, что за Гришеньку – кровинушку родную…

- Лександровна, со мной-то всё ясно, а ты чего здесь? Тебе-то что на печке не сидится? Чего пришла больших людей беспокоить?

- Это где ты здесь увидала больших людей, Валька?

- А Надежда Петровна тебе что – не большой человек? Не начальство, разве?

- Кто? Надька-то? Да я её голозадой и чумазой помню ещё… Это потом она уже выучилась на учителку, в люди вышла – директоршей сделалась, а теперь и до мэра дослужилась…

- Вот именно, Лександровна, что дослужилась она… Потому как всю жизнь наших детей учила, помогала нам их воспитывать да направлять на путь истинный… За это её мэром-то и выбрали, что она завсегда поможет, ежели обратиться с проблемой какой или, не дай бог, с бедой человеческой…

- Это да! Тут я с тобой, Валька, полностью согласная!

          Старушка закивала седой головой, облачённой в серый платок, но, услышав, что секретарша вызывает её в кабинет, тут же преобразилась и, очень резво, за несколько секунд освободилась от пальто и пухового платка, заученным движением поправила гребень, удерживающий волосы, и рванула в сторону двери мэрского кабинета, на ходу бросив своей собеседнице:

- За одёжей-то присмотри, Валька…

          Её сияющая физиономия появилась из-за двери минут через десять.

- Дай бог Вам здоровьичка, Надежда Петровна, что не оставили просьбу без ответа, что помогли одинокой старухе, а я за Вас и на следующих выборах пойду проголосую, а как же…

          Уже надевая пальто и покидая приёмную, она высокопарно подняла вверх правую руку с оттопыренным указательным пальцем, помахала ею многозначительно в воздухе и сказала:

- А я всегда говорила, что наша Надька – человек с большой буквы! Вот…

          И вышла, тихонько прикрыв за собою дверь в коридор.
          Посетителей в этот день было много – в приёмной, постоянно, толпились люди. Как будто все они перебрались сюда из парка, через дорогу – и мамки с малышами, и пенсионеры, только вместо лото и шахмат они приносили свои проблемы… И серьёзные люди в костюмах с папками на коленях сидели тут же, среди народа, ждали своей очереди, не выказывая никакого недовольства и не ропща, понимали, что попытка – не пытка, авось повезёт… Но им в этот день не везло. Они покидали кабинет сконфуженными, ничего не добившимися, услышав только твёрдое: «Граждане, по вопросам бизнеса приходите в другой день.      Сегодня приём по личным вопросам».
          К вечеру поток просящих, потихоньку, иссяк. Секретарша, даже, успела в какой-то момент подсунуть своему боссу вместо очередной чашки кофе несколько бутербродов, обманув, что в данный момент приёмная совершенно пуста.
          Ровно в шесть Надежда Петровна, потягиваясь и разминая затёкшие плечи круговыми движениями, вышла из кабинета и, удостоверившись, что посетителей нет, хотела уже было покинуть рабочее место, но вдруг вспомнила об утреннем инциденте:

- А скажите, Сашенька, женщина в очках, которую я утром привела и велела напоить чаем, когда ушла?

          Секретарша задумалась и виноватым голосом ответила:

- Надежда Петровна, если честно, я и не заметила, когда это произошло.

          Поначалу она тихонько сидела в углу и пила чай с печеньем, потом с ней разговаривала старушка, а потом людей стало много, я выходила по Вашим поручениям в отдел кадров и в статистику…

- Ясно… Ничего страшного… Узнайте, пожалуйста, где она живёт и запланируйте мне на пятницу, на вторую половину дня, её посещение – съезжу к ней в гости, посмотрю, как живёт… Может, какая помощь требуется…

- Хорошо, Надежда Петровна. Всё сделаю.

- Вот и ладненько… До завтра, Сашенька. Хорошего вечера!

- Спасибо! И Вам! До свидания.
   
***

          В пятницу вечером к дому, где жила «слепая москвичка», подкатила чёрная «Волга». Из неё вышла уставшая женщина, взяла, лежавшие на заднем сидении, два пакета, и направилась через калитку к веранде.
          Поставила пакеты.
          Постучала в дверь.
          Несколько долгих минут никто не открывал.
          «Странно… Я же видела свет в одном из окон дома… Может, Сашенька адрес перепутала?»
          В этот же момент в доме послышались шаги, скрипнула, сначала, одна дверь, а потом и входная.

- Здравствуйте…

          Надежда Петровна очень удивилась, увидев перед собой молодую женщину, смущённо переминающуюся с ноги на ногу и отводящую виноватый взгляд.

- Я так понимаю, что Вы – не слепая и никогда ею не были?

          Надежда Петровна строго посмотрела на женщину и хотела уже развернуться и уйти, но та, схватив её за руку, жалобно запричитала:

- Ради бога, простите мне этот маскарад! Я не специально! Так получилось!!!

          А потом уже и неудобно было признаваться… Зайдите, пожалуйста, и выслушайте меня!
          Искренность в голосе была настоящей и неподдельной – уж в этом-то Надежда Петровна разбиралась всегда, поэтому она взяла пакеты и переступила порог.

***


          В доме было уютно, но… как-то по-стариковски: занавески с рюшами, плед с оленями, вязаные коврики на полу.
          Увидев вопрос в глазах Надежды Петровны, хозяйка решила предупредить его и сказала:

- Нет, это не наследство от бабушки с дедушкой, я этот дом снимаю. Вернее, приглядываю за ним. Хотя, хозяев я не знаю… в общем, это довольно странная и длинная история. Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас всё расскажу, и Вы поймёте.

          Женщина принесла с кухни горячий самовар, поставила на стол чашки с блюдцами, хрустальную вазочку с вареньем. Всё это время Надежда Петровна молча сидела на лавке с резной спинкой, стоявшей между столом и окном, и внимательно смотрела на странную собеседницу.

- Начну с самого начала. Я – москвичка. Работаю… вернее, работала редактором в одном известном литературном журнале. И ещё подрабатывала переводчицей в строительной фирме, которая ведёт дела с зарубежными партнёрами, закупая у них кое-какое оборудование. Работа в журнале – это для души, как Вы понимаете, а технические переводы позволяли довольно сносно существовать. Ещё я сдаю однокомнатную квартиру в Химках и, собственно, на эти деньги я сейчас и живу. Ну это так – для справки… Так вот, в этой строительной фирме я встретила несколько месяцев назад иностранца, инженера. Он приехал по контракту на год, мы с ним познакомились, понравились друг другу, закрутилось-завертелось…
          Женщина мечтательно прикрыла глаза, кокетливо поправила причёску, но, вспомнив, что она не одна и гостья ждёт развития истории, продолжила:

- Инженер этот оказывал мне всяческие знаки внимания, давая понять, что я ему не безразлична. Дарил цветы, водил в рестораны и на выставки. В общем, я, конечно, не устояла. А Вы бы устояли?

          Надежда Петровна от неожиданности замерла, поставила чашку на стол, подумала несколько секунд и, улыбнувшись, ответила:

- Наверное, нет…

- Во-о-о-о-т… И я сдалась. А как не сдаться, если так ухаживают?

          Москвичка безнадёжно махнула рукой, не дожидаясь очередного подтверждающего ответа.

- Роман был бурным, но коротким.

- Почему так?

- Доброжелательницы из отдела кадров узнали, что он женат и не преминули мне об этом сообщить. Естественно, из чувства дружеского сочувствия. Я устроила ему скандал. Он и не думал оправдываться или отпираться. В общем, я вся такая в расстроенных чувствах, уволилась из фирмы и тут, как назло, в журнале случилось сокращение – меня, как самого молодого сотрудника, «попросили на выход». Представляете?

- Так бывает. Не зря же говорят, что «пошла чёрная полоса».

- Ага, это именно про меня…

          Москвичка пересела на лавку к гостье и, как давней подружке, продолжила рассказывать:

- Я, от отчаяния, решила уехать из столицы, в провинцию, к своей старой знакомой, с которой мы вместе учились в институте – переждать, когда удача вернётся ко мне. Собрала, по-быстрому, чемодан, купила билеты уже на вокзале, села в поезд и тут только вспомнила, что подруге-то я так и не позвонила, чтобы предупредить. Набирала её номер несколько раз – длинные гудки. Но не прыгать же на ходу с поезда. Поехала…
         
          Женщина на минуту задумалась, вспоминая что-то.

- Не помню, как уснула в поезде. Помню, что ни свет, ни заря проснулась и такая меня взяла тоска. Не вздохнуть, ни слова сказать. Сижу – реву тихонько… Вдруг, за окном такой миленький вокзальчик нарисовался, и песня жизнерадостная «что-то там про в степях прекрасный город…» звучит.  Меня как будто током шибануло – здесь буду жить! Выскочила с чемоданом на перрон, нацепила свои модные итальянские очки, лечу навстречу новой жизни.
Она так комично показала то, как это всё происходило, что Надежда Петровна, опять, улыбнулась.

- Естественно, с задранным носом, на котором красовались Gucci, я ничего вокруг себя не видела и сшибла какую-то старушку, торговавшую яблоками. Она спросила: «Куда прёшь? Слепая, что ли?» и я с перепугу брякнула: «Ага…» А потом неудобно было признаваться: она начала обо мне заботиться, предложила поселиться вот в этом доме, помогает мне, проведывает. Вот я и вжилась в роль «слепой москвички».

- Да уж… Необычная история, прямо скажем.

         Надежда Петровна посмотрела на москвичку с иронией.

- А зачем мне признались?

- Тяжело всё время обманывать. Давит и не даёт жить спокойно. Хотя… Вы знаете, один плюс, всё-таки, в этом есть. Прикидываясь слепой, я начала внимательнее присматриваться к людям. Понимаю, звучит странно, но это, действительно, так. И я начала писать короткие рассказы о ваших горожанах. Ну, не рассказы, может, а зарисовки такие…

          Хорошие у Вас люди. Задушевные. Искренние. Настоящие. В Москве таких мало осталось…
          Вы меня не выдавайте, пожалуйста. Я тут до весны поживу, а потом, обратно, вернусь – надо же как-то и работу искать, и личную жизнь устраивать. А за дом я, конечно, заплачу – я давно так решила. Вот, весной признаюсь, перед отъездом, и отдам деньги. Честное слово…

- Ну, Вы меня, конечно, удивили… Я думала, такое только в кино бывает… Ладно, чего уж там – пишите на здоровье свои рассказы.

          Надежда Петровна допила чай, поблагодарила москвичку за гостеприимство, оставила, не смотря на протесты, принесённые пакеты с гостинцами и собралась уходить.

- А Вы и про меня напишете?

          Она повернулась в дверном проёме.

- Пока что материала маловато. Если расскажете о себе подробнее, то могу попробовать.

- Это, в смысле, откровенность за откровенность?

- Можно и так сказать…

- Хорошо. Я подумаю.

          Через некоторое время послышался шум двигателя, и свет фар выхватил падающий из темноты снег. Потом пропало и это.

***

          Приближался Новый год. Надежда Петровна, вся в делах и заботах, не только общественных, но и домашних, давно уже забыла про «слепую москвичку», но та сама о себе напомнила.
          До окончания очередного рабочего дня оставалось чуть больше часа, когда секретарша набрала её по внутреннему селектору и спросила: «Вам звонит какая-то писательница из Москвы, говорит, что знакомая. Соединять?»
Надежда Петровна тут же поняла о ком идёт речь: «Да, Сашенька, переключите».

- Алло.

- Надежда Петровна, здравствуйте. Вы извините, что я так представилась, но это, чтобы Вы поняли, кто звонит…

- Не надоели Вам все эти шпионские штучки? Не наигрались ещё?

- Я же говорила, что до весны не хочу…

- Да помню я, помню… У Вас какое-то дело ко мне?

- Мы договаривались о встрече и беседе.

- Я всего лишь сказала, что подумаю.

- Ой, извините. Я, наверное, выдала желаемое за действительное. Со мной такое бывает.

- Ничего. На самом деле, я не против. Могу сегодня после работы заехать. Нормально?

- Конечно-конечно. Буду ждать Вас. До встречи.

- Всего хорошего.

***

- Что Вы хотите от меня услышать?

- А что Вы сами мне хотите рассказать? Я не думаю, что будет правильным, если мы построим беседу, как интервью – это не даст Вам раскрыться.

- То есть, Вы ждёте от меня каких-то откровений?

- Я жду интересную историю, которую можно было бы преобразовать в рассказ. Или несколько историй. А дальше я посмотрю, что с ними можно сделать.

- Я так сразу, наверное, не готова. Давайте, что ли чайку попьём?

- Ой, извините дуру забывчивую… Самовар закипел, как раз перед Вашим приездом, пойдёмте…

          Они пили чай с пряниками, болтали о том о сём, и казалось, что обе забыли о настоящей цели встречи. Но в какой-то момент Надежда Петровна решительно отставила чашку:

- Спасибо. Время идёт. Вот, слушайте мою историю.

          «Я родилась в далёком селе на самой окраине нашего района. У нас, даже, школы не было, только в соседнем селе. Приходилось ходить каждый день три километра туда и обратно. Да что там школы – в селе не было ничего, кроме нескольких десятков дворов и старенькой церкви, в которой приезжий батюшка правил службу только по праздникам. Был ещё магазин. И всё. Ни клуба. Ни библиотеки. Ни-че-го!
          В детстве я пристрастилась к книжкам – очень любила читать. Наверное, потому что в жизни вокруг ничего интересного не происходило, я любила погружаться в чужие истории и проживать их, как свои. Поэтому из школы, кроме учебников и тетрадок, я тащила ещё и художественную литературу. Мать, конечно, ворчала, что я ей мало помогаю по дому и по хозяйству, но сильно никогда не ругала. Тем более, что училась я на отлично и где-то с третьего класса решила, что буду учительницей. Родители были не против. Учительницей так учительницей. Вполне себе вариант для села. Уважаемый человек.
          После окончания восьмилетки, я поступила в педагогическое училище. Оно находится здесь, в городке, недалеко от парка, где мы с Вами «познакомились». В группе была комсоргом и старостой. Меня заметили и предложили работу в горкоме комсомола. Я заочно окончила пединститут в областном центре. Потом наступила перестройка, будь она не ладна… Хотя… Наверное нельзя было взять и перескочить через один какой-то этап. Эволюция – это цепь последовательностей.
          Комсомол разогнали, и я пошла преподавать в школу. Мне нравилось учить детей. Хоть и чужих… Своих Бог не дал. Мы с бывшим мужем мечтали – да не сложилось что-то. А потом мужу надоело то, что я постоянно пропадаю в школе, а не дома ему борщи варю, и он ушёл. Завербовался куда-то на Север, да так там и остался. Разводились по почте. Потом, друг за дружкой, ушли мои родители. Я в то время уже была директрисой. Не сказать, что горела, прямо, желанием, но… Мои бывшие комсомольские боссы, которые работали в гороно, уговорили меня возглавить коллектив после ухода старого директора на пенсию и я, подумав, согласилась. Вела русский язык и литературу, театральный кружок в школе организовала – дети были в восторге. Одна из моих учениц поступила в Щукинское училище. Недавно видела её в сериале. Весь городок гудел. А как же – звезда!
          А потом случилось то, что случилось. Моё бывшее комсомольское начальство попросило, для галочки, баллотироваться одним из кандидатов в мэры. Мол, нужно для количества. А за три недели до выборов их кандидата отстранили за какие-то нарушения. Остались мы с Супруненко – директором завода. Вот, люди меня и выбрали тогда. А через четыре года переизбрали.
          Вы знаете, я все эти годы чувствую ответственность за людей. Как когда-то в школе, за детей. Получается, что этот городок и есть моя настоящая семья. Люди меня так и называют «наша Надя». И я стараюсь их не подводить».

***

- Ну что, годится для рассказа?

- Ещё бы… Вам с таким бекграундом можно в президенты баллотироваться, не то что в мэры.

- Нет. «Каждый сверчок знай свой шесток». Я здесь на своём месте. Мне чужого не надо.

          Надежда Петровна устало улыбнулась и, попрощавшись, ушла.
          А москвичка ещё долго сидела и думала: может ли быть счастливой женщина без семьи и детей, «замужем за работой», хоть и чувствуя поддержку и любовь многих горожан?
          Так и уснула.