Саня Горовиков очень гордился своей работой на военном заводе. Ещё бы! Теперь он не только помогал фронту, но и являлся настоящим кормильцем семьи, получив рабочую карточку. А рабочая карточка в блокадном Ленинграде казалась просто несметным богатством.
Отец Горовиковых умер перед самой войной, и тринадцатилетний Санька стал старшим мужчиной в семье. А что это означает - он по-настоящему понял лишь с началом первой военной зимы, когда жизнь разделилась на "до" и "после"...
***
Анна Михайловна Горовикова, работавшая до войны в библиотеке, очень быстро слегла, повторяя самую распространённую ошибку матерей блокадного Ленинграда, отдававших свой паёк детям, тем самым зачастую обрекая их на сиротство. Хотя...ошибка ли это? Сейчас легко судить и "анализировать" подобную ситуацию, сидя за компьютером в мягком кресле. Но разве можем мы прочувствовать отчаяние женщины, в условиях кромешного ада пытающейся спасти жизнь своего ребёнка любыми, доступными для неё средствами?..
Глядя на своих младших братьев, больше напоминавших маленьких, высохших старичков, Санька понимал, что надо незамедлительно что-то делать. Но как?! Как он мог убедить этих несмышлёнышей, что у мамы хлеб брать нельзя, если сама мама постоянно твердила им, что она "сыта"? Да что там говорить?.. Санька тоже их подкармливал, отрывая от своего пайка, хотя твёрдо знал, что это не выход. А что? Что тогда делать? Хорошо бы устроиться работать на военный завод, получить рабочую карточку. Но разве туда возьмут простого школьника?...Хотя "бьют не по годам, а по рёбрам", а он, Санька, согласен даже на самую тяжёлую работу.
- Может, замолвите за меня словечко, Алексей Иваныч? – обратился он к старику-соседу с первого этажа, работавшему на одном из заводов.
- Да чего там молвить, - отозвался тот. – Иди и работай. Скоро работать-то некому будет, половина цеха уже примерло. А то и больше. Иди. Метрику только захвати с собой и фотографию какую-нибудь для пропуска.
С метрикой проблем не возникло, а вот с фотографией было посложнее. Найтись-то она, конечно, нашлась, но очень уж мало напоминал тот довоенный щекастый мальчуган нынешнего Саньку – остроносого, осунувшегося, с тёмными кругами вокруг ввалившихся глаз.
"Ерунда какая, - думал он, идя на завод. – Неужели из-за фотографии не примут? Быть такого не может. Ведь знают же они, что сейчас никакие фотоателье не работают."
Приняли. На фотографию даже не посмотрели. В цехе мало кто напоминал себя довоенного. И начались трудовые будни. Работы Санька никогда не боялся. Поначалу было сложно, очень сложно, порой даже ноги подкашивались. Но, когда на кону стоит жизнь, об этом как-то забывается. А на кону стояла жизнь не только мамы и братьев, но и родного города в целом. Это отнюдь не громкая фраза (как кому-то, возможно, показалось). Нет. Санька был патриотом, настоящим патриотом, и даже в мыслях не допускал, что Ленинград не выстоит, хотя носил в кармане отцовский перочинный нож...так, на всякий случай, если вдруг придётся сразиться с врагом врукопашную за каждую улицу и каждый дом.
О своей жизни Санька думал меньше всего, ибо самое страшное осталось позади. А самым страшным для него было бездействие. Нет ничего ужаснее, чем в критических ситуациях сидеть и ждать, пока "кто-то" "где-то" "как-то" "что-то" за тебя решит, либо само всё "образуется". Нет! Надо брать руль в свои руки и действовать, действовать, действовать!...Пройдут годы, и Санька станет моряком-полярником, избороздит Северный Ледовитый океан. Но это будет потом. А пока...пока шла война...
Рабочая карточка явилась настоящим спасением для семьи Горовиковых. Обязанности по распределению продуктов Санька взял на себя. Каждый день он отоваривал карточки – две детские, одну иждивенческую и свою рабочую. Складывал всё это «в общий котёл» и поровну, до последней крошки, делил между всеми членами семьи. Анна Михайловна, одной ногой, можно сказать, уже побывавшая на том свете, не перечила старшему сыну. Да, собственно, и сил-то перечить у неё не было, лишь изредка она начинала плакать:
- Сынок, ты всё нас кормишь, сам-то уже прозрачным стал, а тебе ведь у станка стоять...
- Ничего-ничего, - отшучивался Санька. – Война закончится, ты мне будешь пироги каждый день печь, и я быстро поправлюсь.
На чём он тогда держался – одному Богу известно...
Закончилась самая страшная зима, подходила к концу весна. Анна Михайловна не только встала на ноги, но и устроилась работать на посадку огородов. А под огороды были выделены все пустыри, парки, скверы, сады и стадионы – словом, каждый свободный клочок Ленинградской земли.
Санька привык к заводу и чувствовал себя уже бывалым рабочим. Жить стало полегче.
***
Пятилетний Васька, младший в семье Горовиковых, в начале блокады долго не мог понять – что вообще происходит. Только что было всё, а теперь – ничего. Как будто злой колдун из страшной сказки взял и зачеркнул жизнь чёрным карандашом. Всё время воет сирена, падают бомбы, и очень хочется есть. Конечно же, Васька знал, что идёт война с Гитлером, город окружили фашисты, и Ленинградцы сражаются, чтобы выстоять. Но всё-таки...куда же делась еда?..Ещё вчера её было много, а сегодня – нет совсем. Ведь кто-то же всё это съел! Ещё вчера его с трудом заставляли есть кашу по утрам, а сегодня он просит всего лишь кусочек хлеба, самый маленький...но мама отворачивается и плачет...
Вскоре стало ещё хуже. Началась зима. Ослабевший Васька уже не пытался "анализировать" - куда же делась еда. Он просто мечтал согреться, лёжа в пальто под одеялом рядом с мамой, которую соседка называла – "не жилец". Все стулья давно ушли на дрова, кроме одной табуреточки в прихожей – у неё были металлические ножки.
Васька отчётливо запомнил тот день, когда старший брат Саня пришёл домой и сказал:"Теперь нам будет полегче, я устроился на военный завод." И, действительно, через какое-то время стало легче, еды стало побольше, а 31-го марта, в Васькин день рождения, Саня даже принёс к "праздничному" столу горсть сушёных яблок.
- На завод с фронта кто-то передал, - улыбнулся Санька. – И мне перепало немного.
Завод представлялся Ваське волшебным царством, где пахнет хлебом, и с фронта иногда "перепадают" разные вкусности. Он много раз просил брата взять его с собой, но Санька был строг и непреклонен.
- Твоя задача, - говорил он, - помогать дома маме, ты же видишь, что она ещё очень слаба.
Окончательно встать на ноги мама смогла лишь к концу мая и всегда повторяла:"Это Санька меня вытащил."
Васька просто боготворил старшего брата и очень хотел сделать для него что-нибудь хорошее. Но что мог он, маленький мальчик, в голодном осаждённом городе?..
Наступила осень, Ваську устроили в детский сад неподалёку от дома. После самого страшного блокадного года дети понемногу оживали и даже начинали чуть-чуть шалить, но были ещё очень и очень слабы. На первом в своей жизни утреннике, посвящённом 25-й годовщине Великого Октября, Васька вызвался рассказать стихотворение, выученное дома с мамой, и получил в подарок маленький пряник. О таком богатстве он даже и мечтать не мог! Конечно же, и другие дети получили в честь Праздника пряники и с наслаждением стали их есть...все, кроме Васьки...
В тот вечер Саня вернулся домой позже обычного: в честь Юбилея Октября было решено дать тройную норму. Устало поднявшись по лестнице, он потихоньку открыл дверь и увидел младшего брата, сидящего в прихожей на единственной оставшейся табуретке с металлическими ножками. Прислонившись головой к стене Васька дремал. Саня осторожно тронул его за плечо:"Ты почему здесь?" Васька вздрогнул и проснулся. "Я тебя всё жду и жду, а ты всё не идёшь и не идёшь", - с этими словами он полез в карман, что-то достал и протянул старшему брату:"Это тебе." Приглядевшись, Саня увидел на маленькой детской ладони пряник, настоящий пряник в коричнево-белой глазури. "Это тебе", - повторил Васька и улыбнулся. Глаза младшего брата смотрели с такой любовью и благодарностью, что у Саньки невольно сжалось сердце, а в горле предательски встал ком. Он не плакал даже на похоронах отца...потому что мужчины не плачут...