Единство и разделение. Глава 14

Леонид Бликштейн
1. Через три года после начала Пелопоннесской войны, в  428 г. против Афинского господства восстал один из ведущих членов афинского союза остров Лесбос, точнее расположенный  на нем город/государство (полис) Митилена. Митиленцы, воспользовались трудным положением в котором оказались Афины в связи с эпидемией чумы, смертью Перикла и спартанскими вторжениями.  Они рассчитывали на помощь Спарты, которая в спешном порядке организовала принятие мятежником в состав антиафинской коалиции и дажа послала к берегам Лесбоса эскадру из кораблей коалиции, правда эта эскадра опоздала.

2.  Однако за год восстание было подавлено. Афинский флот изгнал вражескую эскадру и после длительной осады Митилена капитулировала. Около тысячи зачинщиков мятежа, в котором помимо местных олигархов участвовала по видимому и часть демократических политиков и граждан Митилены, были арестованы и доставлены в Афины. Теперь афинское народное собрание должно было решить участь восставшего острова, чье отпадение во время войны да еще в такой критический  момент афиняне воспринимали как предательство, справедливо заслуживающее серьезного наказания.

3. Именно на таком суровом, но, по  мнению многих граждан, соответствующем как принципам справедливости, так и интересам афинского имперского режима (устрашение союзников ненавидящих афинское господство) наказании настаивал теперь один из наиболее радикальных афинских демократических политиков Клеон, выступая в афинском народном собрании. По его предложению афиняне решили уничтожить мужскую часть населения Митилены, а женщин и детей обратить в рабство. Однако подобное обращение с одним из крупных греческих городов было все таки еще новостью, война по сути дела только начиналась. На следующий день  разгоряченные эмоциональными прениями афинские граждане пришли в себя, ужаснулись и возобновили дебаты.

4. Из многих произнесенных в этот судьбоносный день в афинском народном собрании речей по мнению Фукидида заслуживают внимания две: одна, произнесенная Клеоном а другая его противником Диодотом. Содержание этих речей Фукидид подробно пересказывает в своей Истории.  Попробуем используя это изложение и матрицу идентичности определить и сравнить между собой две отразившихся в этих речах парадигмы политической и нравственной ориентации, выражающие динамику социальной идентичности в Афинах этой эпохи. Начнем с речи Клеона. Ниже я привожу соответствующий отрывок из Истории (3.37/41) Фукидида в русском переводе Г. Стратановского.

5. 37. «Мне и прежде уже нередко приходилось убеждаться в неспособности демократии властвовать над другими государствами, но особенно это стало ясно теперь, при виде вашего раскаяния относительно приговора над митиленцами. Не испытывая страха и подозрительности1 в повседневных сношениях друг с другом, вы столь же доверчиво относитесь и к союзникам. И если вы, поддавшись уговорам или из сострадания совершите ошибку, то будьте уверены, что такое мягкосердечие вам самим принесет лишь опасности, благодарности же от союзников вы никакой не получите. Не забывайте, что ваше владычество над союзниками — это тирания2, осуществляемая против воли ваших подданных, которые злоумышляют против вас. Они повинуются вам отнюдь не за то, что вы угождаете им себе во вред. На их дружбу вы не можете рассчитывать: они подчиняются, лишь уступая силе. Но хуже всего постоянные колебания и перемены решений. Мы должны знать, что государства, хотя и с менее совершенными, но твердыми законами (но соблюдающие их), могущественнее тех, где законы превосходны, но бессильны. Ведь необразованность при наличии благонамеренности3 полезнее умственности, связанной с вольномыслием4. Действительно, более простые и немудрящие люди, как правило, гораздо лучшие граждане, чем люди более образованные. Ведь те желают казаться умнее законов5. В народном собрании они всегда желают брать верх по общественным делам, как будто не существует других предметов, по которым они могли бы выказать свою мудрость, а государству их умствование обычно приносит вред. Напротив, простые люди не приписывают себе исключительных способностей и поэтому не считают себя умнее законов. Они не берутся критиковать то, что правильно сказал другой. Будучи скорее беспристрастными судьями, чем участниками прений, они большей частью поступают правильно. Так надо действовать и нам6, то есть, не увлекаясь состязанием в красноречии и не стремясь блеснуть своим умом, давать советы афинскому народу, выступая перед вашим собранием согласно собственным убеждениям.

38. Я остаюсь при моем прежнем мнении и удивляюсь тем, кто вновь назначил собрание по делу митиленцев и побудил таким образом отсрочить решение скорее в интересах виновных, чем в наших. Ведь спустя некоторое время гнев пострадавшего смягчается, и он менее строго карает обидчика, а наказание, непосредственно следующее за совершенным преступлением, ведет вернее всего к необходимому возмездию. Меня поражает и тот, кто пытается возражать мне, решаясь доказывать, что преступления митиленцев благодетельны для нас, а наши неудачи вредят союзникам. Ясно одно: либо, уверенный в своем красноречии, он должен оспаривать ваше вчерашнее единодушное решение, утверждая, что оно было вынесено неправильно, либо, руководствуясь корыстью, будет стараться соблазнить и провести вас искусно составленной софистической речью. В таких риторических состязаниях город награду присуждает другим, тогда как опасные последствия своего решения принимает на себя. И вина за это лежит на вас, потому что вы плохо устраиваете эти состязания, вы, которые привыкли быть зрителями, когда произносят речи, и слушателями, когда вершатся государственные дела. О возможности выполнить предполагаемые в будущем предприятия вы судите так, как вам их представит оратор-краснобай, между тем как действительные факты вы оцениваете не на основании того, что вы сами видите, а того, что о них вам скажут искусные критики. Вы легко поддаетесь обману под воздействием новых идей, а следовать раз принятому решению не хотите. Вы — рабы всего необычайного и ненавистники того, что вошло в обычай. Каждый из вас стремится по возможности сам выступать с речами. Если он не может быть хорошим оратором, то желает хотя бы поспорить с таковым, чтобы не показалось, что он лишь разделяет его взгляды. Вы подхватываете с похвалой каждое острое слово, стремясь предугадать то, что за ним последует, но слишком ограниченны, чтобы заранее взвесить возможные последствия решений. Вы предаетесь мечтаниям, пренебрегая действительностью, в которой мы живем. Одним словом, вы одержимы страстью слушать речи, уподобляясь скорее слушателям софистов, чем людям, обсуждающим государственные дела.

39. Я попытаюсь отвратить вас от этих заблуждений и показать, что митиленцы, как ни один город, причинили вам величайший вред. Я могу еще извинить тех союзников, кому наше господство слишком в тягость, или восставших под давлением врага. Эти же люди, сидя за крепкими стенами на своем острове, открытом для нападения наших врагов только с моря (да и здесь достаточно защищенные своим сильным флотом), были независимыми и пользовались с нашей стороны особым уважением, и все же поступили таким образом. Что же другое они сделали, как не коварно напали на нас? Ведь их поступок нельзя назвать восстанием (ибо слово «восстание» предполагает наличие угнетения). Разве они не старались, вместе с нашими смертельными врагами, нас погубить? И, право, такой образ действий гораздо хуже, чем если бы они, движимые честолюбием, самостоятельно подняли оружие на нас. Их ничему не научила участь соседей, чье восстание было уже раньше подавлено нами, и благосостояние, которым они до сих пор пользовались, не удержало их от того, чтобы пойти навстречу гибели. Они дерзко доверились будущему, проникшись надеждами, которые превышали их силы, хотя и уступали их намерениям, и потому начали войну, поставив силу выше справедливости. Ведь они напали на нас в тот момент, когда могли рассчитывать на победу, хотя мы и не сделали им ничего дурного. Так, чрезмерное счастье, неожиданно выпадающее какому-нибудь городу, обычно порождает заносчивость и нечестие. И, как правило, счастье, добытое разумным расчетом, более прочно, нежели неожиданное, и, можно сказать, приносит не только благополучие, но и благоразумие. Нам давно уже следовало бы обходиться с митиленцами, не оказывая им предпочтения перед остальными союзниками, и тогда они не дошли бы до такой наглости. Ведь люди вообще по своей натуре склонны презирать заискивающих перед ними и, напротив, уважают тех, кто им не потакает. Пусть же они понесут хотя бы теперь заслуженную кару. Вы не должны, возлагая вину за восстание только на олигархов, оставлять безнаказанным народ. Ведь на нас-то они напали единодушно, тогда как оставив олигархов и перейдя на нашу сторону, все они, как и прежде, жили бы в независимом городе. Однако народ решил, что меньше риска поладить с олигархами, разделив с ними опасность, и потому присоединился к восстанию. Смотрите же: если вы будете одинаково взыскивать и с восставших добровольно союзников, и с тех, кто вынужден к этому врагами, то кто же из них, видя, что успех сулит свободу, а при неудаче ему не грозит неумолимая кара, не восстанет даже по пустячному поводу? Нам же в борьбе с каждым восставшим городом, напротив, придется рисковать всем нашим добром и жизнью. Если мы, даже победив, снова подчиним какой-нибудь разоренный город, то все-таки останемся без доходов, от которых и зависит наше могущество. А в случае неудачи мы наживем себе новых врагов, кроме уже существующих, и нам придется бороться с собственными союзниками, в то время как нам нужно воевать с нашими нынешними врагами.

40. Поэтому не следует подавать им надежду, что нас можно речами или подкупом склонить к тому, чтобы объяснить их проступок человеческой слабостью, а потому считать простительным. Простить можно ущерб, причиненный неумышленно, но они напали на нас не неумышленно, а с обдуманными злыми намерениями. Поэтому, как и в первый раз, так и теперь, я решительно настаиваю на оставлении в силе уже принятого решения и убеждаю вас не поддаться трем вреднейшим для великой державы слабостям — жалости, увлечению красноречием и великодушию. Ведь проявлять жалость следует к отвечающим жалостью, а не расточать его людям, безжалостным к нам, которые в силу обстоятельств всегда будут нашими врагами. Ораторы, услаждающие ваш слух своим красноречием, найдут случай для этого при обсуждении менее важных дел, когда городу не придется так дорого платить за краткое удовольствие послушать их хорошо вознагражденные речи. Наконец, великодушие уместно по отношению к тем, кто может его надлежащим образом оценить, но не к людям, которые, несмотря ни на что, по-прежнему останутся врагами. Одним словом, послушавшись меня, поступите с митиленцами по их заслугам, и это пойдет вам самим на пользу. Если же вы примете иное решение, то благодарности от них вы не получите, но скорее сами себе вынесете приговор. Ведь если они восстали по справедливости, то вы не вправе господствовать над ними. Но если вы все-таки намерены, не заботясь о справедливости, властвовать, то вам ничего не остается, как покарать их на таком же основании. Иначе вам придется отказаться от господства над союзниками и мирно красоваться своим великодушием. Итак, избежав заговора, будьте также безжалостны к этим заговорщикам, как и они к вам, и отплатите им тем же. Подумайте о том, что они непременно сделали бы с вами, одержав победу, тем более что были нападающей стороной. Ведь те, кто нападает на других без достаточного повода, преследуют их до конца, опасаясь мести уцелевших врагов. Действительно, противник, беспричинно подвергшийся нападению и недобитый, гораздо опаснее врага, одинаково с нападающим виновного в войне. Итак, не предайте самих себя, вспомните, как они расправились бы с вами, если бы одержали верх. Отомстите им теперь за то, чем они грозили вам. Не проявляйте мягкосердечия и не забывайте, что вы сами были на волосок от гибели. Покарайте их по заслугам и покажите остальным союзникам на примере митиленцев, что карой за восстание будет смерть. Когда они уяснят себе это, то вы сможете более энергично обратиться против ваших настоящих врагов пелопоннесцев, не отвлекаясь борьбой с собственными союзниками».

6. В этой интересной речи можно выделить три линии аргументации: 1) Безпощадное наказание митиленцев справедливо и заслуженно; 2) те кто предлагает другое решение, взывая к жалости и великодушию, за которое афиняне потом дорого заплатят, корыстолюбивые, подкупленные карьерные политики искусными речами уводящие более образованную часть афинских граждан с прямого пути традиций и обычаев на скользкую дорожку индивидуального субьективного рассудка с его двусмысленными аргументами; 3) Власть афинян по сути дела всегда останется насильственной и неприемлемой с точки зрения идеальной справедливости, (как обьясняют афиняне в Мелосском диалоге такая идеальная справедливость предполагает отношение между равными, и на этот же принцип идеальной справедливости  как  отношения между  равными в Истории Фукидида ссылаются митиленские послы в речи, обращенной к спартанцам и их союзникам, где они оправдывают свое  отпадение от Афин), это реальность и либо следует ее принять и действовать в соответствии с ней не останавливаясь ни перед чем ради сохранения этой власти, либо вообще отказаться от империи и пытаться прожить на собственном великодушии.

7. Используя матрицу идентичности мы можем связать каждую из этих линий аргументации с определенным типом динамики идентичности, сочетание этих трех типов и дает нам ту парадигму идентичности, которую в своей речи старается тематизировать Клеон и на которую он опирается.

8. Первой линии аргументации соотвествует неономика AGD : выступив против “нас”, афинян (G ) митиленцы стали нам врагами “иными” Е (отрицательная тематизация центральной коммуникативной линии GE). Тем самым они нарушили справедливость А и поэтому из союзников должны быть превращены в часть побежденного и беспощадно эксплуатируемого мира D. Победа над ними, превратит их из “иных” E в покоренную часть имперского мира D посредством тематизации победительной/перформативной линии GD. Вместе с тем такая победа будет восстановлением справедливости А и положительной тематизации связанной с ней трасформативной линии GA (“мы” G и “справедливость” A, то есть “мы правы”).

8а. В плане нашей типологии мировоззрений (см. глава 9) неономика представляет собой разновидность трансцендентализма, поскольку тематизирует левую номотетическую трансцендентальную вертикаль AD, как часть смыслового диапазона. Однако существует большая разница между беспощадным ( “пусть восторжествует справедливость и да погибнет мир “fiat iustitia pereat mundus) неономным GAD трансцендентализмом, который здесь рекомендует Клеон по отношению к митиленцам, и более гуманным по отношению к “чужим” Е социономным CAE трансцендентализмом, который он оставляет афинянам для “внутреннего употребления”. 

9. Второй линии аргументации, где Клеон критикует афинян за субьективистский индивидуализм и излишнее доверия к рассудочным аргументам продажных политиков соответствует социономике САЕ. Ведь не случайно он противопоставляет образованных индивидуалистов, которые легко поддаются подкупленным политическим софистам (тематизация диссоциативной линии СF), простым, обычным людям повинующимся законам и нормам полиса (тематизация нормативного отношения СА) и способным сотрудничать друг с другом (ассоциативная линия СЕ), ради реализации законных требований и интересов полиса,такой реализации в данном случае соотвествует в матрице верхняя часть номотетической линии ЕА.

10. Наконец третья линия аргументации, где Клеон ставит афинян перед выбором между властной инструментальной вертикалью FH и социономоным САЕ сочетанием ассоциативной (СЕ) полугоризонтали сочувствия и великодушия к “иным” Е с нормативной диагональю идеальной справедливости СА, представляет собой его защиту архономики FDH, той части эгономной FDC парадигмы  идентичности, в которой речь идет не о деньгах, а о  власти как таковой F и господстве над миром (диспозитивная/распорядительная линия FD )Ради сохранения  своей империи, убеждает сограждан Клеон, им надо поступиться великодушием и справедливостью, ибо мягкосердечие неизбежно приведет афинскую державу к гибели так как оно противоречит вертикальному насильственному тираническому характеру их имперской власти. Контекстологическим анализом выступления противника Клеона Диодота мы займемся в следующей главе.

11. В этой и следующей главе мы на конкретных примерах видим,как афиняне, стремясь во чтобы то ни стало сохранить свою империю, отходят от нормативистского (основанного на принципе справедливости А/СА)понимания политики, завещанного им великим афинским законодателем Солоном, и переходят к центристскому инструментализму эгономики CFD и ее двух половинок архономики FDH и хрематономики CFH. Если Креон представляет архономику властного устрашения, то его оппонент Диодот, как мы увидим, в своей речи выдвигает вперед хрематономный критерий выгоды.

12. Об этом сдвиге внутри смыслового диапазона мировоззрений от левостороннего нормативизма к центристскому инструментализму и далее к правостороннему витализму (утверждение права сильного в младшей софистике) я уже писал в прошлой главе.