Невыдуманная история. Дело 1234 Гл. 14

Любовь Голосуева
Глава 14.

Утром Настя по пути на автобусную остановку зашла к сестре. Расстроенная, что у младшего сынишки опять началась аллергия, решила сразу везти его к детскому педиатру в город. Она хорошо помнила, сколько ее маме пришлось выстрадать, пока она возила Юрочку по врачам в районную, областную больницы. Золотухой, так звали в деревне аллергию, младший Настин брат болел почти от рождения. Никто не думал, что он выживет. Покрытый сплошной сыпью, которая превращалась в коросты, братишка страдал от боли. Старшие дочери помогали матери. Они по очереди днем и ночью носили его на руках. Врачи уже были бессильны и советовали лечить народными средствами. Советы знахарок только усугубляли болезнь. Бабушки выгоняли болезнь наружу тем, на что была аллергия – сладостями. Отчаявшись, что ничего не помогает, мать прекратила поить ребенка лекарствами, купала только его в сенной трухе. Стерильный уход и терпение матери  сделали свое дело, и болезнь стала отступать. К годам четырем тело очистилось. Коросты остались только на изгибах рук, ног и шеи.

- Серенький пришел, сыночка мой, - поцеловала Светлана племянника, - а почему ты не в садике?
- Свет, я молоко на веранде оставила. Мы в город с ним едем в больницу. Опять сыпью всю голову обсыпало, боюсь, чтобы золотуха не привязалась. Говорят, что аллергия наследственная болезнь.
- Килиль, давай болоться, - стал тянуть Кирилла за руку Сережка.
- Я сыночка, а не ты, - ревниво сказал Кирилл.   
Трехлетний ребенок, ничего не поняв, уже тащил кошку из-под кровати за хвост.
- Би-би-би, поехали.
Кошка заурчала, пытаясь вырваться.
- Ула! Завелся мотол, залаботало!
Вырвавшись, кошка ударила лапкой мучителя, оставив  на руке красные царапины.
- О, Господи, ни на минутку нельзя оставить этого ребенка! – заругалась Настя.
- Это аллельгия?  Мне не больно, - лежа на полу, Сережка звал кошку из-под кровати. - Ксюса, Ксюса.
А та, играя, пыталась достать лапкой ребенка, но из-под кровати не вылезала. 
- У, Шельма, -  ругала Настя кошку, -  пойдем, сыночка, на остановку, а то опоздаем на автобус.

- Семену повестка пришла в суд, - тихо сказала Света сестре.
- Да за что?
Настя переживала за Семена, как за старшего брата. Считала, что исключение из партии и снятие с работы, это какая-то чудовищная ошибка. Почему? Она не могла понять. Смотрела на подавленного и молчаливого Семена, и сердце сжималась. Он пытался, как обычно, улыбаться, шутить, но за его обаятельной улыбкой стояла грустная отрешенность. Все племянники любили дядю Семена, называя его просто Сема. Да еще сельчане не давали ей проходу, старались вызнать у Насти, что же на самом деле творится в семье Сиверских, и ей приходилось отбиваться. А они, кто из любопытства, а кто от злорадства, пытались завести разговор, хоть не появляйся на улице.

Обсуждать тему о Семене она не желала ни с кем, в мыслях ругая почем свет нового секретаря райкома. Разве можно так несправедливо отнестись к человеку, для которого партия была превыше всего. Тем более уж кто-кто, а Семен с наивной, чистой душой и копейки нигде не украл. Ни ей ли, Насте, не знать об их материальном положении. И в столовой, где работала Настя поваром, постоянно выспрашивали:
- А, правда, что у Сиверских весь дом в коврах?
- Правда, даже в бане на всех стенах и полу ковры персидские, - шутила Настя.

И с чего они взяли, что Сиверские живут богато? Да у них в доме из богатства машина «копейка» да шкаф большой с книгами. Лесники в поселке жили куда зажиточнее и лучше их, особенно водители лесовозов.  А отличались Сиверские от поселковых тем, что все деньги уходили у них на отдых. В отпуск они обязательно ехали отдыхать на море или по путевке за границу. А это каждый рабочий мог себе позволить, если деньги не откладывать в «кубышку». Настя хорошо знала их постоянную безденежность. Жили они с сестрой, выручая друг друга во всем. У зависти, как и у страха, глаза велики. Сболтнет кто-нибудь по поселку глупость, и  поползут слухи, обрастая комом.

- Сестра твоя гордая, идет земли под собой не видит, - донимала ее на работе Рая Солобева.
- Никакая она не гордая, обыкновенная, - отбивалась Настя от частых нападок кухонной рабочей.
- Что ты привязываешься к человеку? – всегда вступалась Нина Сметина, - жалко Семена, хороший мужик.
- Семен-то у нее простой, обходительный, - добавляла  Рая.
- А ты, дочка, не слушай никого: «на каждый роток не накинешь платок», пусть болтают себе. Умный разберется, что к чему, а глупого хлебом не корми, языком почесать лишь бы, - заступалась Нина за Семена.

Никакая сила не остановит поток людских пересудов.
Поселок небольшой, все хорошо знают друг друга. Так уж исстари ведется, новость, как действующий вулкан, долго еще будет швыряться камнями, больно бить по голове. 
- Сегодня звонила Александровна. Сказала, что ее предупредила Тамара Петровна, дело вести будет Лидия Михайловна Тупырина, они дружат вроде, - продолжала Света.
- Чепуха какая-то, какое дело? В голове не  укладывается. Это на Ковша в суд надо подать, ни за что сняли с работы Семена.
- Серьезно все там, секретарь хочет показательный суд в районе сделать. Выслужиться перед областью.
- Не расстраивайся, Свет. Ничего у него не получится, новый он здесь, народ плохо знает. Да за Семена все заступятся. Вон что устроили рабочие Оренбургского леспромхоза, сама же видела.

- Эй, тараторки, Семен дома? – спросил с порога вошедший Тятя, т.е. Виктор, друг семьи, работал он шофером в Илимском леспромхозе, и был таким заядлым матершинником, что  сразу не дойдет, о чем он говорит.
- Серый, привет, - протянул он руку Сереже, как взрослому.
- Здолово.
- Пойдем, покурим.
- Блосил.
- Ну, ты, брат молодец, а я вот никак не могу блосить, понимаешь. Где Семен? - снова крикнул он.
- В город уехал на предварительный допрос.
- О, ягненка мать твою! Пусть не дохнет, ничего серьезного.
- Александровна где? Мне с ней поговорить надо.
- А бишь знает,  где ее черти носят целыми днями. Скоро из дома выгоню.
- Передай, чтоб зашла поле работы.
- Зайдет, мимо не пройдет и без передачи. Да не кисни ты, «бишь твою клешь и кари очи».

- Мы пошли, а то автобус прозеваем, - сказала Настя.
- Не хотю в голод, у тети Свети буду, - заупрямился Сережка.
 - Да тебя и правда страшно в люди вести, - глянула Настя на ребенка, у которого весь рот был вымазан в  шоколаде, - ешь, ешь. Аллергия у тебя, а не у меня.
- Болши  ибуду, - Сережка бросил на пол конфеты.

Продолжение: http://www.proza.ru/2018/05/25/1029