Работа - ПОБЕДИТЕЛЬ КОНКУРСА РЕЦЕНЗИЙ первого международного фестиваля молодежных любительских театров "Театр. Осень. Пушкин."
По счастливому стечению обстоятельств, вручение приза состоялось 15 октября 2017, в тот день, когда "Кинороман" традиционно отмечал для своих читателей годовщину выхода в прокат фильма "Сорок первый", из-за чего посты о юбилее картины пришлось переносить на следующий день - 15-го опубликовали информацию о победе на фестивале.
"МЕТЕЛЬ" (Молодежный театр-студия "Ключ, г. Набережные Челны, Россия. Художественный руководитель Софья Федёкина)
Пред каждым из нас кладет судьба чистый лист, печать, перо, чернила… Но мы ль создатели того, что судьбой и словом нашим назовут?
Краеугольный камень всей постановки – мотив чужой, продиктованной речи. Актеры, перевоплощаясь по ходу сюжета в разных персонажей, играют свою временную «роль» лишь пластически, говоря о себе в третьем лице, проговаривая чужие реплики (даже кульминационный момент – признание Бурмина Марии, выстроен также лишь с малой толикой персонификации). «Пишут» на листьях растений ненарадовские помещики, летят, шуршат, как голуби, листки по сцене. Основное решение режиссера спектакля – почти полностью сохранить оригинальный текст (производным чего частично и является «чужая речь» в устах актеров). Подобная сценическая традиция в отношении «повестей Белкина» восходит к телеспектаклю «Барышня-крестьянка», снятом на Ленинградском телевидении в 1969 году.
Действие начинается еще до поднятия занавеса: пока зрители рассаживаются, звучит звук метели, а по самому залу кружат, вальсируют голубые прожектора. Спектакль начинается эпизодом урока литературы – юноши и девушки за партами, учитель пишет «Метель» и начинает свой эмоционально-пластический сказ. Он и его ученики перевоплощаются в героев позапрошлого столетия и начинается этот «урок-читка». Звучат иронические авторские реплики о прочитанности мыслей, некой надуманности чувств к своему рыцарю, подчеркнутые интересным решением: девушки перевоплощаются сами и преображают юношей, рисуя на их пиджаках погоны, ленты и пуговицы. Действие, развиваясь строго «по Пушкину» чуть посмеиваясь над законами сентиментальных романов, определяющих весь образ жизни и мыслей, что подчеркивается учителем литературы, дирижирующего и играющего на скрипке, задавая тон и ритм. К этому же, извечному: «весь мир – театр, а люди в нем - актеры», нужно отнести непрерывное присутствие всех актеров на сцене, исчезающих на краткий миг признания Бурмина и тут же возникающих вновь.
Очень интересно подана в этом же ключе линия ненарадовских помещиков – Гаврилы Гавриловича и Прасковьи Петровны. В общем сценическом решении они весьма предсказуемы: пластически отрицают навязанное романной схемой клише «жестоких родителей» - ласковы, нежны друг с другом и дочерью, кружась вокруг жизненного райского «оазиса» из разных растений и цветов – метафоры счастливой любви. И вдруг – единственное за весь спектакль отступление от авторского текста (не считая совсем мелких купюр и адаптаций) – озорное восклицание: «Прасковьюшка, Прасковьюшка!» и беготня за супругой со шлепками по турнюрной части! И зритель не может пропустить такой веселый эпизод, сразу делающий далекую, не во всем понятную жизнь прошлых веков – такой узнаваемой и веселой.
Но что же по замыслу режиссера, главные герои: Мария, Владимир, Бурмин?
Героиня романа на протяжении всего действия возвышенно-мечтательна, как и следовало ожидать, не ходит, а словно летает по сцене (практически весь спектакль актриса проводит на полупальцах!), в какой-то момент взлетая на руках всех партнеров на метр. Молодой прапорщик черпает из книг декламационную манеру речи, а из обожаемой им службы Отечеству – чеканные оттенки фраз и походку. Гусарский полковник, согласно литературному первоисточнику, также романтический герой – в спектакле это подчеркивается той же «возвышенной» речевой манерой; однако (в отличии от Владимира) он сразу имеет собственное лицо и в сценическом воплощении также отличается от остальных (актер переходит к этой роли от образа учителя литературы). Литературоведы и по сей день спорят, были ли отношения Марии и Владимира лишь игрой или настоящим чувством и большинство склоняется к первому. При всей ориентированности спектакля не на психологизм, а на внешнюю сторону действия, его авторы дают нестандартный ответ – героиня действительно любила Владимира и пронесет это чувство через дальнейшую жизнь. Да, она очень долго и крепко обнимает Бурмина, но он для нее скорее глубоко родственная душа, единственный человек в мире, от которого она может не скрывать все, что произошло до и после метели. Быть может, настоящее чувство чуть позже посетит ее еще раз. Об этом убедительно свидетельствует очевидная даже на фоне ее общей романтической интонации наигранность реплики: «Так это были Вы? И Вы не узнали меня?». Но лишь стихает радостная музыка, обозначавшая радость и начинается приготовления к возвращению в исходную точку спектакля – школьному классу, как она берется за руку актера, игравшего Владимира и нее отпускает ее до самого конца, то же самое делают и ненарадовские помещики, а исполнитель Бурмина отходит в другую сторону. И еще в одном не сходятся литературоведы – были ли герои лишь марионетками судьбы или нет? У каждого – свой ответ. Создатели спектакля говорят нам – мы не сами пишем текст своей жизни, но, как и актерам, нам принадлежит «ключ», «зерно» нашей удивительной и неповторимой роли. А ведь от этого может сменится и место героя, сыгранного артистом и сама тональность и смысл всей пьесы.