Просто всё отложили до лучших времен:
Вот оденется в пурпур и золото клён,
Вот волна поцелует босые ступни,
Вот наступят лучистые снежные дни,
Вот омоет жасмин дождевая вода,
Вот скворцы прилетят, и тогда, и тогда…
Лариса Миллер
– Мне с тобой очень хорошо. Наверно втюрилась, как майская кошка. Только знаешь, внутри меня живёт кто-то или что-то, заставляющее чувствовать неудовлетворённость, даже потерю. Ему, или ей, всегда неуютно и одиноко, он боится остаться ни с чем, требует постоянно искать и пробовать, всё, чего не было прежде. Мне кажется, он сильнее меня. Думаешь, я сумасшедшая? Я тебя обнимаю, а он долбит, как дятел: а если это ошибка, наша с тобой встреча, впереди столько впечатляющего и неожиданного? Отчего так неспокойно? Оставь меня. Совсем. Зачем я тебе? Может, понемногу успокоюсь.
– Не шути так со мной. Зачем? Ты же видишь, я люблю тебя.
– Потому и прошу не рассчитывать на мои чувства всерьёз, забыть, словно ничего не было, чтобы потом не жалеть. Нет во мне постоянства. Увлеклась, а сама боюсь – не приклеиться бы насмерть к твоей медовой приманке, словно муха на липкую ленту. Нет ничего ужаснее мятущейся души. Я знаю, о чём говорю. Сколько помню себя, столько и страдаю: с собой не могу ужиться, от себя бегу; сочиняю в мечтах будущее счастье, а догнать его не в силах. Наверно лень и сомнение, опасение, что размениваюсь на мелочи, упускаю неведомое, но основное, главное. Разве не заметил ты, что я постоянно скучаю, сама не знаю отчего. Всё не так, как хочется, и срастись с таким несовпадением желаемого с действительностью, ужиться с ним, я не в силах. Потому и ищу, сама не знаю чего.
– Ведь нашла уже. Я твоё счастье, неужели ещё не поняла? Человек обречён на вечное одиночество, но вместе его легче пережить, радуя друг друга поочерёдно, не давая ему вцепиться, увлекаясь и отвлекая увлекательными и интересными житейскими мелочами, без которых не может быть покоя. Живут же люди в радости и согласии: чем же мы хуже?
– Семья, наверно, извини, не для меня. Это постоянство, это бремя скучных забот, это рутина, однообразие, скука. Моя сестра, девчонкой ещё, знаешь, какая она весёлая была, а замуж вышла и прокисла, как перестоявшая простокваша, до горечи: обабилась сразу, в мелочных заботах увязла. Обоссаные пелёнки, грязные подштаники, кастрюли, скачки по магазинам в надежде чего-нибудь пожрать купить, чтобы накормить мальцоа и его – хозяина; приборки, вечные подсчёты скудных копеек, которые на что хочется не потратишь – экономить надо. Не хочу всю жизнь беречь да выгадывать. Пусть немного, но на широкую ногу пожить, ничего не жалея.
– Я тоже люблю шикануть, лишний пар сбросить, только от этого удовольствие всегда меньше стоимости: промотал, а забыть не выходит, через время наваливаются беспокойство и пустота, да ещё сожаление, что зря потратился. Когда за душой ни шиша, жизнь не в радость. Это как уплыть в тёмную ночь, не зная направления движения – наугад. Я хочу видеть цель, знать, зачем плыву, а главное – для чего отправился в путь. Мне семья нужна, я привык жить сообща, вместе. Так интереснее и легче.
– А я-то для чего? Чтобы нарожать полный дом нищеты, как мамка моя? Ты так не жил, когда вечно в обносках, доставшихся от старших.
– Мы тоже не барствовали. От мальчишек обносков не остаётся – вся одежда в клочья, а жрать всегда хотелось, хотя и не голодали. Наверно росли слишком быстро.
– Еды у нас вдоволь было, только её заработать нужно. Не всегда времени хватало, чтобы уроки выучить, не говоря об остальном. С настоящим голодом я в училище познакомилась. Одному проще прожить и делиться ни с кем не нужно. В любовь поиграть я не против, только не всерьёз. Всякие там переживания – бред, куда лучше без них. Стучит в висках – подари свои эмоции, отдайся, но с оглядкой, чтобы вернуть потом многократно, пока партнер под впечатлением и щедрый. Cтрадать, переживать – мне вся эта хрень ни к чему. Я сама по себе: куда ветер дует, туда и плыву, пока не надоест. Потом новую цель ищу.
– Значит, уже надоел?
– Ну, почему? Я так не говорила. Ты интересный, занятный. Только это ни о чём, ни на что серьёзное не рассчитывай.
– Так не умею.
– Учись… или уходи сразу. Пока не надоест – поиграем, а что наскучишь – это точно. Я знаю. Мой братишка каждую неделю девчонок менял. Каждый раз говорил, будто последняя женщина всегда самая сладкая, а потом про неё забывал, даже не вспоминал никогда. Как только ненароком встретит зовущий или завлекающий взгляд, воспламенится, сияет, как медный пятак, а сгорает в один момент, стоит только до сладкого добраться. Вы, мужики, все одинаковые – сорвёте первый цвет и поминай как звали.
– Я не такой: постоянство люблю, определённость. Иначе тоскливо, когда не знаешь, что дальше ждёт. По жизни привык быть стайером. Люблю, когда двигаешься сосредоточенно, легко и долго. Учиться жить нужно вместе, тогда точно всё получится.
– Нет в тебе, Антоха, полёта. Приземлённый ты какой-то, предсказуемый. Я от тебя быстро устану, заскучаю и убегу, так и знай. Ничего обещать не буду. Пока горячо и вдохновляет – на что угодно согласна. Сейчас мне с тобой замечательно, просто сказка венского леса. Хочется забраться вдвоём на корабль без матросов и плыть... всё равно куда, лишь бы до поры никого постороннего рядом не было.
– Так поплыли...
– То в сказке. У тебя не, только корабля – лодки ветхой нет. Мы с тобой на волнах в твоей кровати кататься будем, пока не надоест, потом уснём, если позволишь. Больно уж ты жаден на любовь. Оголодал, милый мой старатель.
Лиза засмеялась, запустила руку под одеяло, нырнула туда с головой следом.
То, что случилось дальше, было безумно замечательно: словно переступили за грань реальности, испытали нечто, не связанное с бренным телом и рассудком. Россыпи звёзд, парение в ореоле оттенков красного, кружение в вышине и… и внезапное падение.
Что-то внутри тела расширялось, испытывало непомерное сопротивление, заставляло стремиться вглубь. В мозгу крутилась короткая ритмичная мелодия, отбивая последовательные такты, связанные с направлением движения туда и обратно.
Антон поплыл, всё глубже утопая в искрах малинового свечения, чувствуя запах вожделения и растекающуюся под ним влагу. Сердце колотилось, сбивалось дыхание, разогретое до температуры огнедышащего мартена.
Воздух вокруг превратился в застывающий, но ещё подвижный гель, и всё его существо сосредоточилось в одной единственной точке, которая размером уже превосходила его самого.
Казалось, ещё мгновение и он растворится в океане тёплого пульсирующего мира, впустившего его в своё влажное пространство. Далее последовал взрыв, многократно усиленный эхом спазмов и... темнота… далее физическое бессилие, тщетная попытка отдышаться, струи стекающего горячего пота.
Неужели единственно из-за этого фантастического полёта, чтобы повторять его из раза в раз, не важно, с кем, Лиза готова всю жизнь путешествовать по разным кроватям и мирам? Это же глупо. В жизни важны тишина, доверие и предсказуемость.
Невозможно быть счастливым и довольным всегда. Постоянное возбуждение разочарует быстрее, чем простая бесхитростная жизнь во имя и во благо любимого. Отдавая, так уж выходит, получаешь прибыль вдвойне. Жертвуешь с радостью и принимаешь с благодарностью, создавая и накапливая.
Нужда друг в друге становится непрерывной.
Насытившись в очередной раз, парочка заснула в изнеможении. Счастливые, утомлённые и потные, обнявшись, сжавшись в единую плоть, растворившись в целом, боясь отпустить, чтобы не расплескать, не утерять ни капли, ни вздоха, сопя прижатыми носами и чувствуя движение ресниц, они растворились в обоюдном ощущении безразмерного счастья.
Через несколько минут Антон вздрогнул, ощупал подружку, словно скаредный хозяин доставшееся ему добро, изучил каждый миллиметр до боли родного, но по-прежнему незнакомого, потрясающе-влекущего тела.
Он чувствовал, что уже соскучился, словно расставание длилось слишком долго, немыслимо разделив его с Лизой в пространстве и времени.
Не было сил томиться в ожидании следующей встречи
Антон раз будил Лизу: сначала робко, затем уверенно и настойчиво, проник языком в расщелину сладких губ, лаская упругие окружности, дрожа всем телом, наливающимся желанием полного единения.
Лиза поддалась: сначала нехотя, словно уступая нежеланной настойчивости, затем её пульс застучал в унисон, дыхание согрелось, пока не стало требовательным и горячим. Ногти девушки больно впились в его спину, бедра разошлись в стороны, приглашая и требуя.
Природа предусмотрела всё, щедро снабдив нас инструментами вожделения, заставляя раскрываться навстречу любви и впускать в самые потаённые уголки, не зная стыда, забывая о последствиях.
Молодые вновь слились в едином экстазе, забыв обо всём и обо всех. Они с удовольствием и страстью пили восхитительный, пьянящий коктейль наслаждения, объединённые телами, синхронным движением и едиными ритмами...
Вскоре забылись, измождённые... ненадолго. Позже множество раз повторяли один и тот же урок, одни и те же движения, но так и не достигли насыщения.
Это молодость.
Антон мечтал о большой любви, рассматривал отношения как начало бесконечно счастливого любовного романа . Лиза думала лишь о непрерывном, растущем вожделении.
Глобальное несовпадение целей один хочет построить дом и жить в нём, другому важен лишь воздух этого строения с открытыми настежь окнами пропитанный ароматами пряных трав, но именно сегодня, именно сейчас.
Лиза чувствовала и знала. Что никогда не променяет праздничное свечение бескрайней фестивальной жизни на приземлённую близость одного человека, пусть даже самого распрекрасного.
Это, считала она, как собирать букет на цветущей поляне, манящей изобилием, разнообразием форм и красок, только из оранжевых лютиков: рука сама, без спроса, сорвёт белоснежную ромашку и фиолетовый колокольчик, а к ним присовокупит яркое многоцветье всего распустившегося и благоухающего, на что обращают внимание полосатая пчела и мохнатый шмель.
Одни люди ищут постоянство, другие – разнообразие. В том и суть жизни: ничто не должно остаться без внимания.
А цветок – он для всех, кто воспринимает органами чувств объём, цвет, запах и вкус. Он возбуждает каждого и любой ощутивший или увидевший притягательную красоту желает прикоснуться к таинству совершенства, пока оно свежо и податливо отвечает на притяжение, обнажая в любовном танце потаённые секреты запретных пределов.
Мы настойчиво ожидаем чего-то необыкновенного, которое должно произойти в ближайшее время, возможно сейчас, но оно всё не случается, пробегает мимо, не замечая нас, к кому-то иному, о ком мы даже не догадываемся. Впрочем. он тоже...
Мы не можем думать обо всём и обо всех, наши чувства закипают от того, кто безмерно дорог именно сейчас, в это мгновение, кто готов разделить наши эмоции, чувства, мысли и саму жизнь.
Любовь, даже когда её бесконечно много, впрочем, если много – ещё сильнее, порождает неудовлетворённость и объект чувств тем сильнее манит, чем чаще держишь его в объятиях.
Он, любимый, большой, всеобъемлющий, но его всегда недостаточно – всегда хочется новее, сильнее и крепче.
Любовь – сильнейший наркотик, увы, вызывающий стойкое привыкание. Он требует постоянного увеличения дозы кайфа. Однако всегда у кого-то из пары вырабатывается иммунитет или усталость, вызывающая раздражение.
И тогда... и тогда влюблённый способен остыть, лаская мыслями совершенно другого, о ком мы ничего не знаем, а узнав, мучаемся душой, от которой грубо оторвали окровавленный клок, который болит, хоть и не принадлежит нам больше.
Очень болит.
А жизнь… жизнь всё равно продолжается.
Жизнь не способна награждать или наказывать. Она нейтральна по отношению к нашему выбору и нашим поступкам. Выводы мы делаем сами, а после казним или милуем, иногда мучаясь от принятого решения, но, не отступая, чтобы не ранить себя повторно за излишне эмоциональное или поспешно принятое суждение.
Жизнь лишь ухмыльнётся слегка, оставив всё как есть на наше усмотрение, что не помешает впоследствии вновь наступить на те же грабли, потом страдать от тех же переживаний.
А Лиза… Лизу подобные мелочи совсем не беспокоили.
После феерической ночи она с лёгким сердцем отправлялась на другое свидание, легко и очень страстно влюблялась, оставалась с новым другом на ночь, а когда понимала, что тот надоел, снова шла к Антону, который всё ждал и ждал, когда же Лиза повзрослеет, когда поймёт.
Увы, Лиза так ничего и не поняла…