Апрель 1985 года.
Советский Союз вступает в новую эпоху, эпоху радикальных преобразований. Процесс этот назван «перестройкой». Красивое слово, новое, непонятное, но заманчиво интересное.
Инициатива перестройки пришла сверху и вызвана была новой расстановкой сил в высших эшелонах власти. Лидером начавшихся преобразований выступил молодой Генсек ЦК КПСС Михаил Горбачёв, избранный на этот пост на мартовском Пленуме ЦК КПСС в 1985 года, после смерти Черненко. Горбачёв и его соратники выступили с инициативой «обновления социализма». Суть обновления они видели в соединении социализма и демократии.
23 апреля 1985 года в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором Михаил Горбачёв сообщил о планах реформ, направленных на ускорение социально-экономического развития страны. Он выступил на Пленуме с программным докладом «О созыве очередного 27-го съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением», в котором был провозглашён курс на ускорение экономического и социального развития СССР. В докладе предшествующий период был охарактеризован как «застойный».
Новый курс предполагал модернизацию советской системы, внесение структурных и организационных изменений в хозяйственные, социальные, политические и идеологические механизмы.
Горбачёвым были сформулированы главные задачи реформирования экономики: «Задача ускорения темпов роста, притом существенного, вполне выполнима, если в центр всей нашей работы поставить интенсификацию экономики и ускорение научно-технического прогресса, перестроить управление и планирование, структурную и инвестиционную политику, повсеместно повысить организованность и дисциплину, коренным образом улучшить стиль деятельности».
На Пленуме была выдвинута задача: достичь качественно нового состояния советского общества. Его составляющими были названы: научно-техническое обновление производства и достижение мирового уровня производительности труда, материальной и духовной жизни людей, активизация всей системы политических и общественных институтов. Главным средством для достижения этой цели должно было стать существенное ускорение социально-экономического развития общества. Первоначально речь не шла об изменении экономических основ социализма и политического строя, не подвергались сомнению социалистические ориентиры советского общества.
Стремление руководства страны к позитивным изменениям поддержали люди. Это было вполне объяснимо и понятно. Народ желал перемен. Причём изменений люди ждали немедля. Выйдя из дому, хотелось увидеть широкий ассортимент продуктов в магазинах, прекрасные дороги, мощёные тротуары, новые квартиры, детские сады, ясли, школы. Всё это люди желали немедленно.
Но так не бывает. Не бывает всё, и сразу.
Так положите хоть какое начало!
А его не было. Пока были только красивые, умные слова: «перестройка», «ускорение», «новое мышление» и прочее. Дальше деклараций дело не шло.
О перестройке много говорили и в армии. Длинные речи, умные фразы, но не более того. Исходя из требований апрельского Пленума ЦК партии, перестройка в армии и на флоте это новая техника, качественно подготовленные кадры, решённые социальные вопросы военнослужащих. А этого всего за год-два не решить, время нужно. Но надо доложить, как идёт перестройка в войсках. И началось.
В одном месте собирают списки, кто и как перестроился, где-то создаются аттестационные комиссии с целью изучить: а правильно ли люди перестраиваются.
Глупость?
Конечно глупость. Но это сейчас видно. А тогда…
1.
Марьин всегда мечтал догнать и обогнать отца в звании и должности. Отец его был подполковником, а службу завершил, отдав Родине тридцать три года службы. И вот мечта Александра реализована. В марте 1987 года он назначен начальником политического отдела соединения. Место службы город Остров Псковской области.
Как и во всех ракетных войсках, Островской ракетный гарнизон в плакатах и транспарантах: «Перестройка — наша цель», «Даёшь перестройку» и так далее.
Включается в эту работу и подполковник Марьин. Нет, он списки перестроившихся не просил, да ему бы их и не дали. Не было здесь таких списков. А вот работы было выше крыши. Прежде всего, надо было изменить стиль деятельности подчинённых в частях соединения. Много контрольных набегов, а смысл их непонятен. Зачем ездил в полк? Что нового привёз из войск?
Стоило повлиять на качество работы управления соединения. И командир, и его заместители часто бывали в полках, много было разносов, наказаний, предупреждений подчинённым, но за всем этим единой мысли не чувствовалось.
Слухи.
Слухи, это самый страшный враги и не только в их гарнизоне. С потеплением международной обстановки упорно поползли слухи о неминуемом сокращении ракетных дивизий в Европейской части СССР, о расформировании их дивизии. Всё это било по живому. Офицеры, прапорщики волей, неволей думали о себе, о семьях. Хорошо молодёжи, выслужившей два-три года после училища. А тем, кто два десятка лет прослужил? Мысли у таких людей тяжёлые, и это вполне объективно. До пенсии пять лет, а дадут ли дослужить? А дети, а жёны? Всё это вопросы требующие серьёзного внимания. С людьми надо было очень внимательно и скрупулёзно работать.
Техника стара, жилой фонд обветшал. Котельные в полках изношены до предела. И здесь нужно политическое влияние. Партсобраниями и лозунгами не помочь: здесь не накачка инженерных служб и командиров полков, а помощь им нужна. А вот какая — вопрос.
С дисциплиной в частях много проблем. И в первую очередь с дисциплиной и ответственностью офицерского состава. Много стало «говорунов», любителей «гласности» и ложной свободы. И с этим надо было разбираться. Масса вопросов, все они требовали своего вдумчивого и кропотливого решения.
Первую поездку группы офицеров политического отдела соединения в Алуксненский полк Марьин спланировал длительностью пять дней. Подчинённые удивлены: что мы там пять дней делать будем? Ответ на этот вопрос Марьин дал на совещании:
— Давайте вместе продумаем вопросы и методику работы, с тем, чтобы, не мешая боевой подготовке, вклиниться в учебный процесс полка и всё внимательно изучить. А главным ставим вопрос стиля работы командиров всех звеньев по укреплению воинской дисциплины.
Много потом ещё поездок в полки было, но та, первая показала, что Марьин на верном пути, что именно системная работа аппарата и командования дивизии, безусловно, принесёт хорошие плоды.
Островская дивизия это островок стратегических ядерных сил в Прибалтике. Полки дивизии находились на землях Эстонии, Латвии и Российской Федерации. Маршрутные плечи от 30 до сотни километров. Ситуации в частях разнятся друг с другом. Выру и Алуксне небольшие опрятные прибалтийские города, там есть, за что офицеру держаться: семьи устроены, жилья хватает, продукты питания всегда есть в магазинах, промышленные товары на любой вкус. А если дома всё путём — офицер трудится. Командиры полков там были покрепче, оба полка неплохо выглядели в боевой учёбе, особых проблем с дисциплиной здесь не было. А вот местный, Островской полк тревожил командование дивизии. Казалось бы, под боком у руководства, а проблем масса. Как говорится, «У семи нянек дитя без глаза». Много времени и труда пришлось вложить в этот полк. Командир дивизии вынужден был провести кадровые перестановки. Офицеры политического отдела практически не выезжали из полка. Но дело сдвинулось. И этот полк удалось подтянуть.
Начался 1988 учебный год. Он сулил много изменений. Прежде всего, стало понятно, что при всей секретности конкретных планов реализации «Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности», подписанного Горбачёвым и Рейганом в декабре 1987 года, Островская дивизия доживает последние месяцы. А потому настроение, и прежде всего у офицерского состава, не улучшалось. Предстояло много заниматься с офицерами. Это было главным направлением работы в новом году. А тут ещё новые партийные лозунги появились — «больше демократии» и «гласность». Никто не снимал с повестки дня и прежние: «ускориться» и «перестроиться». Плакаты в гарнизонах дивизии ветшали, кому положено их подкрашивали, вывешивали новые, но лучше жизнь людей не становилась.
В марте 1988 года произошло событие, показавшееся Марьину довольно странным. В газете «Советская Россия» была опубликована огромная статья никому не известного автора, преподавателя химии Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Это было воскресенье, 13 число. Утром следующего дня из политотдела армии последовала команда организовать разъяснение статьи личному составу, и командованию дивизии лично выступить в коллективах. Команда есть команда, надо выполнять. Марьин составил график выступлений, дни и часы, распределил выступающих. Себе взял преподавателей школы. Командира направил для выступления перед офицерами управления соединения и так далее. В смысл статьи выступающие, да и Марьин, особо не вдумывались. Что-то в статье казалось противоречивым по отношению к тому этапу перестройки, а что-то вполне понятным, логичным и объяснимым.
Но необъяснимыми были действия политотдела армии буквально через два дня.
Марьина на связь пригласил заместитель начальника политотдела армии.
— Александр Владимирович, кто вам давал команду пропагандировать статью Андреевой?
— От вас телефонограмма пришла за подписью начальника политотдела. Могу доложить, кто и в какое время передал.
На той стороне провода была тишина.
— Значит так, статья эта вредная, она вносит раскол в партийные ряды. Мы требуем немедленно организовать разъяснение личному составу вредности материалов статьи.
Теперь уже Марьин молчал. Задумался.
— Товарищ полковник, я жду от вас телеграммы с разъяснением порядка работы. Такие шараханья нам авторитета не дают. Это моё мнение.
— Телеграмму получите.
Марьин пошёл к комдиву. Поохали, поахали отцы-начальники, да и решили спустить всё на тормозах. Там наверху, конечно, виднее, им решать. Но здесь, в войсках, позориться перед своими и командир и начальник политотдела явно не хотели.
Только годы спустя стало понятно, что статья эта, как и многие другие действия верхушки КПСС — всё это борьба за власть.
Но в то время всё, что произошло, казалось просто глупостью и административными ошибками.
2.
На новом месте службы Марьин вновь стал депутатом, теперь уже областного Совета народных депутатов. Приключений при избрании его, как некогда в полку, слава Богу, не было. Всё прошло штатно. Получил Александр Владимирович удостоверение депутата в Пскове, а напутствия давал секретарь областного комитета КПСС.
Первый свой приём по личным вопросам он проводил уже не только как начальник политотдела, но и как народный избранник. Приём людей был прямой обязанностью начальника политического отдела. На его первую встречу с людьми записалось много народа: это были жёны офицеров и прапорщиков. Вопросы задавались в основном по жилью. В городке жилищный вопрос стоял не то чтобы остро, но открытости в рассмотрении движения списков очередников не было, это являлось главной проблемой. Что же, решить её несложно, Марьин уже понимал, что нужно делать. Были вопросы по детскому садику, школе. И здесь ответим. И вот последней пришла к нему женщина, жительница города. Пришла она к нему уже как к депутату.
Вопрос, на первый взгляд, был несложен. Женщина жаловалась на местные власти и на жилищную контору, которая не может помочь залатать ей крышу мансарды. Время было не позднее, Марьин предложил женщине подъехать к ней домой, глянуть на объём работ. Он уже потом пожалел, что поехал. Нервы ведь не железные.
Жилой дом, где была зарегистрирована женщина, представлял собой полуразрушенное строение на окраине города. Советской властью здесь не пахло уже лет пятьдесят, не меньше. Жило в доме около десятка семей. Женщине принадлежала комната и пристройка к ней, она её и называла мансардой. Внутри комнаты на кровати лежала тень, иначе худющее существо, накрытое ворохом одеял, не назвать.
— А это кто?
— Мать. Болеет, не встаёт.
— А кто за ней смотрит?
— Я и племяш, он, правда, безрукий, но парень хороший…
В горле Марьина застрял ком. Вопросов он не задавал. Сказал, что поможет и быстрее вырвался на воздух. В душе всё перемешалось.
Перестройка…
К властям он не поехал. На следующий день вызвал начальника КЭЧ , поставил задачу и попросил к вечеру доложить.
Ребята из КЭЧ крышу залатали, и крыльцо подправили, а хозяйка за работу их компотом грушевым напоила.
Через неделю на приём записалось уже около сорока человек, и большая часть из них искала управу на местные власти. Вот что значит «сарафанное радио». Разнеслись слухи, что людям поможет местный депутат в погонах. А как помочь, разве что записать просьбы и с ними к властям. С длинным списком людей, нуждающихся в помощи, Марьин прибыл в горсовет. Председатель уже знал и о мансарде, и о крыльце, и о новой делегации к начальнику политического отдела. И ему на ушко нашептали «сарафанщики». Разговор начался с благодарности председателя горсовета за внимание к нуждам города. А завершился любимой чиновничьей фразой: «Но вместе с тем, уважаемый Александр Владимирович… Одним словом, денег нет…» Глава города расписался в собственном бессилии.
Дальше разговаривать смысла не было. Город людям не поможет, а дивизия народ досками и шифером с армейских складов не спасёт. Так что колотись ты, не колотись, никто твоим проблемам не поможет. Вот тебе и вся власть Советов, вот тебе и перестройка. Марьин возмущён был до глубины души, а что поделаешь…
3.
В феврале 1986 года на сборы в Островской учебный центр приехал Володя Блинов. Центр и управление ракетной дивизии находились рядом, так что друзья вновь смогли встретиться. Сборы длились пять дней, вечерами Владимир был свободен, он ещё смог и воскресенье прихватить. Подстроился под этот график и Марьин. Тут уж он постарался проявить максимум гостеприимства. Друзья съездили в Пушкинские Горы, в это замечательное, историческое место. Встретились с Гейченко Семёном Степановичем, хранителем Пушкиногорья.
Володя был восхищён красотой и благостной тишью этих мест. Хоть и зима была, но красивая, чистая, непорченая зима. А главное — тишина.
— Знал Пушкин, где жить. В такой тишине и умиротворённости наверно и я бы написал. Послушай: «Тишина в Пушкиногорье, тишина…»
Володя замолчал.
— А дальше, дальше что? Впрочем, я это где-то уже слышал: «Служил Гаврила почтальоном, Гаврила почту разносил…»
Друг рассмеялся:
— Обижаешь, просто я ещё не придумал, как красоту вашу описать, позднее стих закончу.
Так уж получилось, лёгкой была та их встреча. Они много шутили, вспоминали истории, были и небыли своей жизни и армейских будней.
— Вот ты, Саня, политработник, мы с тобой уже, дай Бог памяти, около двадцати лет дружим. А знаешь, я вашего брата, политработника, не всегда понимаю: вроде хорошие люди, уважаемые, но иногда так закрутят, что и не поймешь, в чём, собственно, дело, почему такая строгость. Это я мягко ещё говорю. К примеру, приехал я в ночь с семьёй на машине домой, полстраны проехал. Зима, грязь. А уже в восемь утра дежурный звонит домой: «Товарищ подполковник, начальник политотдела сказал, чтобы вы немедленно вымыли машину, фасад гарнизона она портит». Ты представляешь, я всю ночь за рулём, а ему, видите ли, грязь на моей машине не нравится. Ему что, заняться больше нечем? Помойте машину… Или ещё случай. Я как-то, будучи лейтенантом, царапины на носу получил. Рано утром помогал Ольге лотки с хлебом разгружать. Помнишь, она в хлебном магазине тогда работала, а я частенько в шесть утра ей помогал, грузчиков не было. Так вот. Буханка чёрного хлеба на нос мне съехала, да не просто съехала, нос сверху поцарапала. Так что ты думаешь? Неделю замполит за мной ходил: «Расскажи, с кем ты дрался», и всё тут. Смешно.
Александр рассмеялся:
— Так и у меня аналогичный случай был. В полку я тогда служил. На субботнике в городе дома глаз и нос расцарапал, неделю в пластырях ходил. Так тоже моему шефу кто-то доложил, что у меня глаза расцарапаны, а кто мог это сделать, ясное дело, жена, что тут думать. Ну, шеф меня и так и эдак пытал: «Кто побил?» и всё тут!! Видишь, оказывается, не я один таким «битым» ходил. А насчёт политработников, я тебе так скажу: «Если не мы, то кто, кроме нас?», или так: «На то и щука, чтобы карась, не дремал». Ещё что сказать? Ладно, шучу.
Друзья присели на лавочку у пруда. Отсюда прекрасно были видны зимние красоты Пушкинских гор.
— Володя, так ты что, машину купил?
— Да, только не я, родители купили. Долго копили и вот, подарок сделали ко дню рождения. В отпуск позапрошлой осенью в Таллинн прилетел, встречают отец и старший брат. На площади красный «жигуль» стоит. Отец говорит: «Садись, сын. Владей». Хороший подарок. Права есть, но водил я до этого только военные машины, на легковых гражданских, не ездил. Но ничего, сел и сразу поехал. У родителей денёк побыл, и в Ригу, триста километров, один за рулём ехал. И справился. А потом перегнал с Олиным отцом в Коломыю, а уж оттуда в Беларусь. Без приключений здесь не обошлось. Машина в гараже стояла, у приятеля снял на время. Так вот, чтобы аккумулятор не разрядился, убрал я плюсовую клемму: думаю, новая машина, всё в порядке будет. А как заводить начал, молчит мой «жигулёнок», молчит и всё, а ехать надо. Хорошо в гаражах всегда спецов масса, помогли. Оказалось, клемма опять стала на место. К тому же я не выключил приёмник, аккумулятор и сел. Что же, подзарядили и поехали. Километров семьсот, да с семьёй, да без опыта вождения. Ничего, доехали.
— Слушай, Володя, а как там у вас вообще жизнь? Знаю, Белоруссия — благодатный край: и природа чудесная и климат нормальный.
— Да, Саня, всё там прекрасно. Поля засеяны, леса, как будто кто подметал. К тому же почвы песчаные, мелколесья почти нет. Лес, как лес выглядит. Грибов летом и осенью масса, на любой вкус. Ягод много. В зиму без закруток здесь никто не живёт. А ещё подсобное хозяйство. Поскольку режим работы щадящий, многие отдушину для себя в огородах ищут. Смотришь — у него две сотки, а дворец стоит чуть ли не на половину участка. Но большинство только будочку имеют, а основа: грядки и самодельные теплички. Начальник центра не возражает, оно и правильно. Если нет Большого театра рядом, так хоть огород с грядками есть. И гаражи у большинства в наличии. А гаражи, ты же знаешь, это отдельная песня. В выходные в гаражах, как в торговом центре: народу масса, все друг к другу в гости ходят и рюмочку поднесут и прочее.
— Так что, ты туда же? Оброс, небось, строениями?
Володя рассмеялся.
— Да пока нет. Некогда, больше службой и семьёй занимаюсь.
О многом переговорили друзья. Хотелось и больше пообщаться, но служба есть служба. Блинов уезжает к себе в Центр, в Беларусь. Простились друзья тепло и, конечно же, договорились вновь встретиться.