Фельдмаршал, Кнырь и Отелло

Владимир Рабинович
- Ты откуда такой? - спросил Фельдмаршал пацанчика в тюремной униформе, который только вошел в камеру и топтался возле двери с большим мешком за спиной, словно персонаж рассказов писателя Короленко.
- Я с малолетки. Кнырь моя кликуха. Может слыхали? – ответил юноша.
- Как же, - сказал Фельдмаршал, который обожал такого рода розыгрыши. – Вся Володарка только и говорит о Кныре.
- Что говорят? - спросил Кнырь с ужасом. 
- Всякое.
- Я только на стреме стоял, - сказал Кнырь.
- И что, даже не попробовал? – спросил Фельдмаршал.
- Очередь не дошла.
- А если бы дошла, попробовал бы?
- Не знаю, - сказал Кнырь. - Попробовал бы. У меня самый длинный из пацанов.
- А почему ты Кнырь?
- Потому, что кривой и тонкий, как у кабана,  - сказал Кнырь.
Камера, которая бросила ради зрелища свои дела и собралась амфитеатром за спиной у Фельдмаршала, засмеялась.
- А что у тебя в кешере? - спросил Фельдмаршал, вдохновленный первыми аплодисменрами. Он сразу заметил некоторую нервность новичка в отношении огромного мешка за спиной.
Подросток бросил кешер на пол упал сверху и зарыдал:
- Я не виноват!
- В чем, - как опытный педагог, который ведет дознание провинившегося школьника в учительской, - спросил Фельдмаршал.
- Я не виноват, что он красный.
- Кто красный?!
- Свитер, свитер!
- Кнырь, - сказал Фельдмаршал, - встань, умой лицо холодной водой и расскажи все камере по порядку.
Кнырь сел на мешок и сказал:
- А хули там рассказывать. Меня в этом свитере повязали. Это мой детский, в котором я еще в школу ходил, потому, что я не расту почти. Следователь сказал, что в первый же день, когда я попаду на взросляк, со мной сделают то же, что мы пионервожатой.
- Она была просто пионервожатой, или старшей пионервожатой?
- Просто.
- Я надеюсь, что судьи примут это к сведению.  А почему вы решили трахнуть эту пионервожатую хором?
- А потому, что она поступала несправедливо. Она некоторым нашим пацанам давала, а некоторым не хотела давать вообще. Мы же не просто так ее завалили, мы с нее мужика из профилактория согнали.
- Как согнали?
- Ну, дали пару раз по ****у,  он подтянул штаны и убежал. 
- Ну, а что будем делать со свитером? – спросил Фельдмаршал.
- Я его порву, - сказал Кнырь.
- Покажи вещь, - сказал Фельдмаршал.
Кнырь взял мешок за уши и вывернул на пол камеры.
- Вот, - он вытолкнул ногой из кучи одежды старенький, заношенный шерстяной свитерок.
- Красный, какой ужас! – воскликнул Фельдмаршал. – Ты носил это петушиное оперение!
- Да, - опустил голову Кнырь, - но я не знал, что он пидорский.
- Незнание законов не отменяет твоей вины. Должен был знать! Что с будем с ним делать? - обратился к аудитории Фельдмаршал.
Камера смеялась. Не смеялся только мрачный мужик, который всего две недели назад  задушил руками свою жену, и которому Фельдмаршал на приемке присвоил кличку “Отелло”. Не смеялся Отелло потому, что не понимал их быстрый  полублатной язык, да и жизнь этих городских ему была не понятна и вызывала отвращение.
- Ну, вот, что сказал Фельдмаршал, - для того чтобы проверить искренность твоих намерений, мы подвергнем тебя испытанию. Порвешь этот свитер с трех раз на три части.
- Конечно! – воскликнул Кнырь, схватил свитер, наступил на ногой и принялся тянуть за рукав.
- Так не честно, - сказал Фельдмаршал, без ног, одними руками.
Отелло не выдержал, выступил из толпы столкнул Кныря со свитера, вырвал из рук рукав и сказал:
- Навошта ты рэч сапсуеш. Калі табе не патрэбен, я яго сабе забяру.
- Ты будешь пидорский свитер носить? Да он на тебя не налезет, - сказал Кнырь.
- Нахер мне твой свицер сто гадоу усрауся. Я з яго добрых нiтак нараблю, - сказал Отелло.
- Зачем тебе нитки? - спросил Фельдмаршал.
- Вяроўку спляту.
- А веревка зачем?
- Спатрэбіцца. Можа хто з вас захоча задавицца.