Иштар. 02

Александр Бродский
    Стоял солнечный майский день. К большому топорному, неуклюжему, но вполне приличному, загородному дому серо-жёлтого окраса, подъехал старой модели форд. Хозяин дома, имеющий много общего со своим жилищем, как и в наружности, такой же крупной и неуклюжей, так и в характере, грубом и скрипучем, стоял на крыльце. Звали его Джимми Кларк, но чаще всего его называли большой Джим.
    Большой Джим имел около ста двадцати килограмм “породистого американского мяса”, как он, посмеиваясь, сам о себе отзывался, поглаживая руками своё пухлое тело. Он был чуть выше среднего роста, голову брил наголо, лицо и тройной подбородок имел гладкое, уши его были оттопырены, а глаза – маленькие и всегда прищурены. Одет хозяин дома был в тёмные брюки, белую футболку, поверх которой сидел серый пиджак. На голове его находилась синяя бейсболка, а на ногах коричневые кроссовки. На пухлых пальцах большого Джима сидело несколько массивных золотых печаток, а на левом запястья – дорогие часы. Естественное выражение его лица состояло из смеси самодовольного невежества и похотливого выискивания. Большой Джим был похож на толстого наглого кота, который постоянно высматривает либо пищу, либо самку для сношения.
    Но сейчас физиономия Джимми Кларка приобрела хмурое сосредоточенное выражение, тонкие губы его плотно сжались, маленькие глаза превратились в еле заметные щёлочки. Из форда вышел седоватый старичок с мягкой бородой, в круглых очках и серой фетровой шляпе, и моложавый мужичок средних лет с жидкими усиками. Большой Джим спустился с крыльца и пошёл к ним навстречу.
    - Моё почтение, доктор Браун. – Протягивая свою большую лапу, произнёс хозяин дома.
    - День добрый, Джимми. – Отвечал пожилой господин с мягкой бородой, по-старчески причмокивая губами, пожимая крупную пятерню здоровяка. 
    - Доктор Харрисон. – Обратился Джимми Кларк к младшему господину с жидкими усиками, в свою очередь, пожав ему руку.
    - Хорошая погодка, не правда ли, Джимми? Я помню, как старый Стивен выходил на улицу в такие дни, ел вишни и бросался косточками в пробегающих возле вашего двора мальчишек. – Прошамкал старичок. 
    - Я тоже помню это. Отец любил вишни и ненавидел соседскую шпану. – Отвечал большой Джим.
    - Хо-хо, да, у старого Стивена был присквернейший характер. Но он был добропорядочным американцем: не ходил голосовать, Рейгана называл второсортным актёришкой и шутом, почитывал Гегеля, использовал газеты в качестве туалетной бумаги, и ел вишни на завтрак. – Подхихикивая, шамкал старичок.
    - И закончил свои дни в вашем заведении, растеряв последние крохи здравого ума, и испражняясь под себя. – Крякнул здоровяк. – Помер старый хрен, да и чёрт с ним. Давайте не будем о нём, доктор. Сейчас меня волнует участь моего нерадивого отпрыска. Вы смогли помочь ему?
    - Ну, как сказать, Джимми. Помощь, это не то понятие, которое можно применить к состоянию Шелдона.
    - Да уж скажите, как-нибудь, чёрт возьми. Вы же мозгоправ! Ему стало лучше, ли нет?
    - Лучше, относительно чего? – растягивая слова, причмокивая, проговорил старичок, осматривая молодую стройную блондинку в коротких шортиках, показавшуюся в дверях.   
    - Да относительно его треклятых видений, или как они там у вас по заумному называются. – Раздражённо сказал Джимми Кларк.
    - О, неужели помешанный братец вернулся? – насмешливо спросила с крыльца блондинка, жуя жвачку.
    - Иди в дом, Лола, дай мне поговорить с доктором Брауном. – Строго произнёс здоровяк.
    - Как скажешь, папаша. Правда, я думала, что этого придурка продержат там дольше. – Ехидно улыбаясь, отвечала блондинка.
    - Иди в дом, Лола. – Отрезал отец.
    Блондинка скорчила противную гримасу, лопнула пузырь жвачки и скрылась за дверьми.
    Старичок провожал её плотоядным взглядом старой собачонки, у которой уже выпали зубы, однако не пропал инстинкт к размножению.
    - Так что, доктор? – снова спросил большой Джим.
    - Что?.. – рассеянно захлопал глазами старичок.
    - Я вас спрашивал, исчезли ли ведения, или как их там называют, у моего сына? – сурово повторил вопрос Джимми Кларк.
    - Ну, так сразу и не скажешь. У меня есть несколько предположений относительно Шелдона. Но, скорей всего, его галлюцинации никуда не ушли. – Мягко отвечал доктор Браун.
    - Так на кой чёрт вы его обратно привезли?! Я же просил вас, мне нужен результат. – Грозно наступал на старичка с мягкой бородой здоровяк. -  Вы ведь знаете, что я всегда щедро оплачивал лечение безумного старика, а теперь, так же щедро, оплачиваю лечение нерадивого сынка. Два года назад вы уверяли, что его состояние стабилизировалось. Но через каких-то девять-десять месяц люди с его работы, а затем и простые прохожие, стали утверждать, будто он с кем-то разговаривает, и смотрит перед собой, словно кто-то находиться рядом с ним. А потом, через шесть месяц, его чуть не сбивает дальнобойщик, и в местной дрянной газетёнке появляется статейка о том, что сын Джимми Кларка полоумный и пытался броситься под машину. Я, конечно, заткнул рот тому журналистишке, но мне бы больше не хотелось повторения подобной истории.
    - Поверьте, мистер Кларк, доктор Браун имеет колоссальный опыт в подобных случаях… - вставил своё слово доктор с жидкими усиками, доселе молчавший.
    - Вас никто не спрашивал. – Отрезал большой Джим, нервно сжимая свои большие кулаки, похожие на среднего размера дыни.
    Доктор Харрисон прикусил язык, опустил голову, и стал настойчиво проверять чистоту своих ногтей.
    - Давай-ка Джимми, мы проследим состояние Шелдона с момента обострения его недуга. – Невозмутимо проговорил старичок, взял нервного толстяка под руку и отвёл немного в сторону. К слову, доктор Браун был один из немногих в окружении большого Джима, кто мог позволить себе подобное спокойствие. Так как почтенный господин с мягкой бородой и в круглых очках, входил в тесный круг людей, которых уважал суровый здоровяк в бейсболке. – Нестабильность психики Шелдона обострилась примерно три года назад. Предполагаемым катализатором нарушений в его мыслительной деятельности стала смерть маленькой Тери…
    - Тери умерла из-за несчастного случая. Водителя сбившего её осудили. – Поспешно вставил тут же толстяк.
    - Шелдон воспринял этот несчастный случай как небрежность старшей сестры, которая в то время должна была смотреть за младшей…
    - Это был несчастный случай. Лола в нём не виновата. – Настойчиво проговорил большой Джим.
    - Тем не менее, маленькая Тери много значила для Шелдона. В наших с ним беседах, он называл её своей единственной опорой…
    - Она была не только его сестрой, но и моей дочерью!.. – выпалил здоровяк.
    - Успокойся Джимми, я всего лишь излагаю тебе свои соображения. – Продолжал старичок. – Так вот, Шелдон был очень привязан к ней. Возможно именно общение и забота о младшей сестре, удерживали его душевный недуг в допустимых рамках, не давая ему, как следует, проявиться. Ведь ты припоминаешь, что я замечал странности у твоего сына ещё в детстве. Он всегда представлял для меня интерес, в равной степени, как и твой отец. Только недуг старого Стивена я мог наблюдать уже в дозревшем виде. А в случае Шелдона, у меня была возможность наблюдать за созреванием его болезни. Любопытно как действует наследственность на этапе социальной адаптации носителя генов, не так ли? Недуг, развившийся у твоего отца, и достигший пика созревания в его старости, обошёл тебя стороной Джимми, но пробрался в ген твоего сына. Очень любопытно. – Смакую психиатрические тонкости, проговорил доктор Браун, плотоядно улыбаясь вставной челюстью.
    - Я не разделяю вашего восторга, доктор. Ближе к сути. – Сопел большой Джим.
    - Когда два года назад Шелдон в первый раз пребывал в моём заведении, я часто наблюдал за ним, и замечал, как он к кому-то обращался, с кем-то вёл диалог. Он старался делать это скрытно, но у него не всегда получалось. Иногда, он ненароком начинал разговаривать со своей галлюцинацией в общей зале. Иногда, на групповой терапии, он мог задать вопрос своему воображаемому собеседнику, при этом пристально вглядываясь в пустое место в стороне, словно слушая его ответ. Иногда шёпотом, а после и во весь голос, на индивидуальных беседах в моём кабинете, он спорил со своей галлюцинацией. Ещё тогда я заметил, что этот кто-то женского пола. Однажды, мне посчастливилось услышать имя, которое произнёс Шелдон.
    Перед выпиской, мне удалось добиться временного улучшения. Шелдон научился, по мере возможности, подавлять свои галлюцинации, концентрируясь на реальности происходящего. По крайней мере, при мне, он успешно выполнял это тренировочную процедуру. Я знал, что его болезнь никуда ни ушла, она затаилась, но я считал, что период ремиссии будет более долгим, предположительно года три-четыре. Однако происшествие с грузовиком неприятно меня поразило.
    Попав ко мне во второй раз, Шелдон был совершенно иным. Он научился не только прятать от всех свои галлюцинации, он стал каким-то особенно твёрдым в своих высказываниях. Я установил, что у него появилось ещё несколько альтер эго, с которыми он вёл наедине с собой беседы. По всем признакам, диссоциативное расстройство усугублялось, но с точки зрения социализации, ему почему-то стало легче. Удивительно, как такое возможно, ведь большинству индивидов подверженных подобным расстройствам, очень тяжело даётся общение с другими людьми. Но Шелдон, хоть по своей натуре и малообщителен, вполне адекватно коммуницировал с окружающими людьми. Даже более того, он сдружился с несколькими пациентами и медсёстрами.
      Никто из персонала больше не замечал, как он говорит сам с собой. Мне удалось услышать его разговор глубоко ночью, когда мне однажды не спалось, и я тихонько прогуливался по коридору вдоль палат. После этого, я стал регулярно ночью прокрадываться к его двери, и слушать то, о чём он говорил наедине с собой. Я вновь услышал имя, которое принадлежало его воображаемому собеседнику женского пола. А так же, я узнал, что у Шелдона появилась галлюцинация в ипостаси мужчины и в образе ребёнка. – Горделиво подвёл старичок с мягкой бородой.
    - И что же!.. Чёрт возьми!.. – здоровяк выдохнул, и, пересилив себя, спросил, - Что же за имя вы слышали?
    - Иштар. – Ответил доктор, довольный своим открытием.
    - Иш… что бл*дь?! Что это за имя, тухлый бургер мне в глотку?! Что это вообще такое?! Чушь какая-то! – воскликнул выведенный из себя толстяк, брызжа слюной в старичка.
    Старичок, нисколько не смутившись, снял очки, протёр их шёлковым платочком бежевого цвета, и, одев их, проговорил:
    - Иштар – женское центральное божество аккадской мифологии. У шумеров она именуется Инанной. Иштар является богиней войны и хаотичных замыслов, а также покровительницей плодородия и плотских утех. Её образ олицетворяет собой планету Венера. – С готовность ответил доктор Браун.
    - Каким же чёртом это касается моего сына?
    - Ну, я не могу сказать точно Джимми. Возможно, Шелдон под этим именем ассоциирует некую часть своей личности. Скорей всего, так же и с остальными его персонифицируемыми галлюцинациями. Женский образ под именем Иштар – плод его больной фантазии, чрез который его подсознание ведёт диалог с его сознанием. Я неоднократно пытался вызвать Шелдона на открытый разговор, надеясь, что смогу этим помочь ему. Но он был закрыт для меня. Он признавал, и сейчас признаёт, что у него есть проблемы с психикой, однако он утверждает, что научился бороться с ними. Инцидент с грузовиком называет случайностью и неосторожностью со своей стороны. Я убеждён, что его расстройство усугубилось. Однако, оказать ему какую либо помощь в данный момент не нахожу возможным, ведь он сам этого не хочет. Пока что, мне не зачем его более у себя держать.   
    - Чёрт возьми, тогда нужна агрессивная терапия! Вы понимаете, мне нужно, чтобы его мозги стали наместо! Мне нужно оставить свою мясную империю наследнику! – с пеной у рта процедил большой Джим, метая взгляд на заднее сиденье форда.
    - Я понимаю твою обеспокоенность Джимми. Но шоковая терапия или хирургическое вмешательство необходимы только опасным пациентам, представляющим угрозу для себя и для общества. Шелдон вменяем и социально безопасен. К тому же, я убеждён, что агрессивная терапия в его случае только бы обострила симптомы. Не сгущай так краски Джимми. Пусть он принимает лекарство, пусть посидит дома месяц-другой. А потом пусть снова пойдёт на работу. – Успокаивал старичок, поглаживая здоровяка по руке.
    - В своё вшивое издательство? Заниматься переводом каких-то там старых дрянных стишочков? – сквозь зубы процедил большой Джим.
    - Шелдон человек искусства, ему очень нравиться поэзия эпохи возрождения. У него гуманитарный склад ума, филологическое образование. Ты же сам ему оплачивал колледж, Джимми? Значит, понимал, что у твоего сына другие склонности?
    - Я думал, что он по глупой молодости перебеситься. Он мой единственный сын, мой наследник. Его место рядом со мной, в моём бизнесе. А он подлец, не только не желает интересоваться и помогать мне в моём нелёгком труде, но и начал слетать с катушек. Сидит часами за своими дурацкими книжонками! Перестал есть мясо, чёртов вегетарианец! Мне нужно чтобы он был в своём уме. Этот ублюдочный сын, своей шлюхи-матери, всё равно нужен мне, доктор! – возвысил голос здоровяк.
    - Джеймс Стивен Кларк. – Проговорил строго, насколько был способен, старичок, положив руку на плечо своего собеседника. Услышав своё полное имя, большой Джим машинально приосанился. – Успокойся и возьми себя в руки. Главе мясной империи Кларков не годиться, так горячиться. Последуй моим советам, и дай Шелдону время. Быть может, он сможет помочь себе сам.
    Толстяк поморщился и потёр себе лоб. Затем молча, кивнул. Доктор Харрисон, опасливо стоявший поодаль и более не встревавший в разговор, тут же ринулся к задней двери машины, и поспешно открыл её.
    - Шелдон, ты можешь выйти. – Сказал доктор Браун, подходя к крыльцу вместе с большим Джимом.
    Худой среднего роста парень с грубыми чертами лица, колючими глазами, морщинами на лбу, тёмными вьющимися волосами и недельной щетиной, неуклюже выбрался из машины. Он осмотрел сосредоточенным взглядом дом, затем докторов, и остановил свой взгляд на большом Джиме.
    - Здравствуй отец. – Произнёс Шелдон.
    Здоровяк промычал в ответ что-то недовольным тоном, сурово поморщив лицо. Около минуты длилась неловкая пауза, в течение которой отец и сын смотрели друг на друга. Наконец молчание прервал старичок-доктор:
    - Ну что Джимми, держи меня в курсе. – И доктор Браун протянул здоровяку руку.
    Джимми Кларк крепко пожал её.
    - Всего доброго. – Попрощался доктор Харрисон, побоявшись подать руку.
    Большой Джим слегка ему кивнул.
    Психиатры сели в машину. Моложавый доктор с жиденькими усами сел за руль, а старичок с мягкой бородой и в круглых очках занял место пассажира возле водителя. Старый форд не спеша тронулся в путь.
    Когда автомобиль скрылся с поля зрения, Джимми Кларк поднялся на крыльцо, открыл двери в дом, и молча, кивнул молодому человеку. Тот, нисколько не меняя сосредоточенного выражения своей физиономии, которое было для него естественным, вошёл в открытые двери большого родительского дома.
    В прихожей их встретила низкорослая толстая домработница мексиканка Консуэла, в руках у которой находилась корзина с бельём. Она приветствовала своего работодателя, и обрадовалась возвращению его сына.
    - В котором часу должна вернуться Кларисса? – спросил большой Джим.
    - Миссис Кларк говорила, что к двум. – Ответила Консуэла.
    - А Хезер?
    - Миссис Джонс полчаса назад ушла гулять с маленьким Калемом. А они никогда не гуляют больше часа. – С готовностью отвечала домработница, ведающая во всех домашних делах.
    - А старуха что?
    - Миссис Солсбери проснулась в одиннадцать, выпила кофе, съела четыре пончика, и снова заснула.
    - Если старая карга проснётся к обеду, пригласи её к столу. Сегодня Шелдон будет обедать с нами.
    - Хорошо, мистер Кларк. – Ответила толстая мексиканка, собираясь вернуться к домашним заботам.
    Пока большой Джим отдавал распоряжения домработнице, молодой человек осматривал стены дома, будто что-то выискивая в них.
    - И ещё, Консуэла, передай Лоле, чтобы сегодня не заходила в комнату к брату.
    - Как скажите, мистер Кларк. – Ответила мексиканка и удалилась.
    Отец и сын, молча, прошли прихожую, коридор, гостиную, и поднялись по лестнице на второй этаж. Зашли в дальнюю комнату, стены которой были увешаны портретами художников и мыслителей, и их высказываниями. 
    - Что ж… твоя комната всегда останется твоей комнатой… никому из обитателей этого дома не нужны твои книжки… Консуэла позовёт тебя к обеду. – Не глядя на сына, осторожно проговорил большой Джим и вышел.