Наблюдатель

Татьяна Назарова 5
Для наблюдений за движением планеты лучшего и придумать было невозможно, Умеш понял это сразу, после нескольких лет поиска оптимального места, он наконец остановился здесь, у небольшой лавки, торгующей чаем.

Свои наблюдения он начинал рано утром, когда солнце только вставало, улица еще лениво просыпалась, остальные магазинчики были закрыты и можно было посидеть некоторое время спокойно и настроиться на день. Козырек от магазина отбрасывал длинную тень прямо перед собой на проезжую дорогу, Умеш садился поудобнее на свой стул, неподалеку от входа в лавку, и мысленно говорил планете:
- Поехали!

Первой обычно появлялась Сунита. Накормив дома свою ораву, она спускалась на нижний этаж здания и открывала магазин, находящийся по соседству с чайной лавкой. Она начинала кружить и по хозяйству и по работе, успевая все и сразу, гоняя детей, обслуживая покупателей и болтая с другими торговцами, что позволяло ей всегда быть в курсе всех дел. Иногда по утрам она расчесывала свои длинные черные волосы, приводя себя в порядок, и тогда Умеш любовался ею, искоса поглядывая со своего поста, но каждый раз робея, однако, заговаривать первым.

Тень медленно ползла вправо и Умеш удовлетворенно отмечал, что планета уверенно мчит вперед.

На противоположной стороне улицы показывался Ганеш, махая ему рукой. Он снимал амбарный замок с дверей своего магазина тканей и вывешивал наружу несколько готовых женских моделей для привлечения покупателей. Иногда он садился снаружи, подобно Умешу, но тот знал точно, что Ганеш или просто глазел по сторонам, или высматривал покупателей, что же касается таких серьезных вещей,  как наблюдения за планетой, об этом и говорить не приходилось.

Вообще, если честно, из всех знакомых Умеша, этим занимался он один, удивляясь каждый раз, что никому из жителей планеты до этого нет абсолютно никакого дела! Все заняты с утра до вечера более важными и серьезными вещами и на подобные глупости у них просто нет времени.
- Бездельник ты! - Сказал ему однажды сапожник, с которым они как- то разговорились и Умеш откровенно признался тому про свои наблюдения.

Бездельник! Он долго обдумывал услышанное и вынужден был согласиться, что так оно и есть.

Край тени, в которой сидел Умеш, подбирался все ближе, а это означало, что скоро Сунита спустится с чаем и предложит стаканчик Умешу. Они иногда болтали о том о сем и как- то Сунита сказала к слову:
- Говорят, я похожа на свою мать.
- Говорят? - Переспросил Умеш. - А сама ты так не считаешь?
- Я не знаю. Я никогда не видела ее. - Сунита погрустнела и рассказала, что мать ее умерла, когда ей было лишь несколько месяцев от роду. У отца сразу после этого появилась новая жена, которая и воспитала ее, как родную дочь, и Суните, конечно, грех жаловаться на судьбу.
- А фотографии своей матери ты видела? - спросил Умеш.
-  У бабушки была одна, но она испортилась. Я никогда не видела ее, представь!

Внезапно Умешу пришла в голову мысль и он спросил Суниту:
- Ты же видела ее во сне?
Сунита изумленно на него посмотрела:
- Раньше я видела во сне одну и ту же женщину и очень часто. Она играла со мной. Когда она уходила, я иногда плакала. Но я никогда не знала, кто она.
- Это и была твоя мать.

Когда солнце забиралось на ноги, наступало время появления покупателей в овощных палатках. Некоторые присылали за покупками детей и те спешили по- быстрее отделаться от домашних поручений, чтобы снова продолжить игры с приятелями. На сдачу они покупали в лавке напротив конфет или даже мороженого и довольные исчезали.

Планета продолжала путь. Однажды, давным- давно, она затормозила лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы Умеш выскочил из своей прежней жизни и пролетел далеко вперед, оставив позади многое и многих. Пока летел, он набил достаточно шишек и, остановившись в новом, еще не знакомом ему месте, долго приходил в себя и обдумывал, что с ним случилось. Многие прежние знакомые тогда прекратили с ним знаться, но он лишь сожалел об этом, а, скорее даже, о них самих.  Их было жалко ему, ибо они делали это по незнанию или из страха. Страх не позволял им давать себе время на размышления, торопя, подстегивая к действию, меняя их лица и укладываясь в складках морщин.

Когда отвернулись дети, Умеш тоже понимал, что им также, как и другим, потребуется время для осмысления произошедшего. А все, чем он может помочь им сейчас, это продолжать в них верить, гордиться и любить, то есть делать то, чем он и занимался прежде. Именно это может по- настоящему пригодиться им в жизни- поддержка родителей, вера в них и любовь, но они поймут это намного позже, пройдя половину, а то и весь свой собственный путь уже целиком.

Солнце забирало почти всю тень от козырька и пора была двигать стул.

За неимением покупателей Ганеш уезжал домой, затем забирал свою маленькую дочь из школы и возвращался. Его красавица- жена занималась с маленьким сыном и кружилась по хозяйству. Ганеш был болен последние два года, болезнь свалилась на него, когда жена была еще только беременна. Ему помогали все, он выкрутился, но ожидание помощи и постоянного участия других в его судьбе осталось и теперь он подсознательно жил с протянутой рукой, пусть и не физически, но морально, надеясь по- прежнему на всех, но только, казалось, не на себя. Отказы в помощи не принимались и Ганеш заносил таких отщепенцев в свой личный черный список.
- Наверное, со временем этот список станет таким же длинным, как рулоны материй на стеллажах его магазина. - Думал иногда Умеш, глядя на недовольное лицо соседа. Тот тоже двигался со стулом, спасаясь от жаркого индийского солнца в тени.

Бездельник! Наверное, со стороны и вправду могло показаться, что Умешу нет дела ни до окружающих, ни до себя самого. Но это было не так.
Терпение и умение ждать открывали перед ним хорошо скрытые ранее тайные замыслы происходящих с ним историй. И там, где другой впал бы в отчаяние или непременно бы постарался что- нибудь предпринять, Умеш предпочитал понаблюдать.

- Не видя общей картины в целом, трудно делать правильные шаги. Надо подождать. - Так рассуждал он и, действительно, спустя время, становилось предельно ясно, что было к чему и проявлялась суть и основная задумка, а действующие лица ситуаций, как правило, менялись местами, переходя из злодеев в учителя, вынуждающие его что- то менять в жизни, обучаться новому, рисковать, ошибаться, идти вперед, словом, жить; а положительные персонажи, они так и были положительными, посланными в минуты душевного отдыха.

В полдень становилось очень жарко и с улиц исчезали прохожие, торговые лавки закрывались, давая всем пару часов для отдыха, и продавцам, и покупателям. Наступало время коротких теней. Глаза слипались сами собой и из всех окружающих не клевала носом лишь детвора Суниты, которую невозможно было загнать домой. В эти часы их оставляли в покое и они, уютно устроившись под самодельным навесом на подстилке, кинутой прямо на траву, сидели кучкой, травя другу другу свои истории. Туда же приносились купленные заранее припасы, которые они теперь все грызли, как мыши, по- братски делясь с местными собаками.

Умеш обычно не спал днем, он просто переносился куда- то мыслями, в другие измерения, совершал путешествия по новым для него местам, иногда один, иногда видя лица незнакомых прежде людей вокруг себя. Это было необычно. И невозможно было предугадать заранее, куда он попадет на этот раз. Возвращаясь, он лежал еще какое- то время, пытаясь сохранить в памяти увиденное. Кто знает зачем оно ему сейчас, может и незачем, поживем- увидим.

Во второй половине дня солнце переходило на противоположную часть улицы, скрываясь за густой кроной деревьев, становилось уже не так жарко. Торговцы, со следами послеобеденного сна на лицах, поливали тротуары вокруг, создавая еще больше прохлады.

Сунита в окружении своих многочисленных сестер начинала опять гонять детей, закручивая волосы на затылке и закрепляя в прическе свежие цветы. Получалось всегда по- разному, но неизменно красиво. Умешу особенно нравились белые цветы в ее черных волосах, но дерево, цветущее белым, которое росло поблизости от их дома, не поспевало за большой женской командой и, периодически ободранное ими все до последнего цветка, оставлялось в покое до следующего урожая. Тогда они переключались на другое, цветущее розовым, потом желтым, получалось тоже красиво, но Умеш, если бы его кто спросил, все же предпочитал цвет белый.

Приезжал Фернандес, собственник половины зданий на улице, сдающий их под разного рода магазинчики в аренду. Каждый из торговцев спешил поздороваться с ним лично, узнать, как дела у патрона, выяснить, чего слышно нового и что говорят в городе. Беседовали обычно неторопливо, то стоя, то присаживаясь, и отвлекаясь только при появлении новых покупателей. После серии таких ежедневных бесед патрон тоже выносил себе стул и умиротворенно замирал у одной из лавочек. Иногда с ним приезжала его дочь, еще подросток. Он брал ее за руку и вел до места, поскольку сама она ходить не могла из- за полной слепоты. С отцом же она чувствовала себя уверенно, болтая со знакомыми ей людьми, смеясь вместе со всеми их шуткам. Потом Фернандес снова вел ее за руку, усаживал сзади себя на байк, она обхватывала при этом отца руками и они уезжали.
Затем он возвращался и уже был вместе со всеми до темноты, допоздна, до самого закрытия торговых лавочек.
- Зачем? - Мог бы спросить кто- нибудь, наблюдающий со стороны. - Почему ему не сидится дома?
Не дело мужчине сидеть дома! Здесь кипит жизнь, приезжают люди, общаются, просят совета, решают вопросы. Здесь все на своих местах. При деле.

Солнце клонилось все ниже, планета продолжала свой путь, приближая время заката. Теперь лучи становились уже не такими кусачими, как днем, и хотелось, наоборот, понежиться под ними хоть немного, успеть до того, как солнце исчезнет в море, и поэтому Умеш больше не прятался в тени и вел свои наблюдения, уже не меняя места.

- Каждый из нас сидит на своем стуле. - К такому заключению он пришел в результате своих раздумий.
Многие просто не могут себе позволить остановиться хоть на немного, считая это непозволительным для себя, чем- то непонятным и даже пугающим. Когда ты все время чем- то занят, глупым мыслям некогда селиться в твоей голове, ты весь увлечен делами, ты не бездельник, а, значит, хороший человек! Так решают про тебя другие. И так думаешь ты сам. Твой стул, на самом деле, всегда при тебе, ты его просто не замечаешь, как и многое другое вокруг тебя, но он есть. Он не мешает тебе наслаждаться кружением в поте лица, но когда случается минутка и ты вдруг останавливаешься, ты в миг становишься наблюдателем, может всего лишь на пару секунд, но этого обычно достаточно, чтобы жутко тебя перепугать первой же пришедшей в голову мыслью, которая уводит куда- то вглубь сердца. Там страшно и непонятно и ты вскакиваешь со стула и бежишь прочь.
- Это от безделья! - Решаешь ты и только ускоряешь темп, укоряя себя за потерю контроля.
Но мысль уже пришла, пустила корни и теперь время от времени будет давать о себе знать, стоит лишь зазеваться.

Когда- то Умеш жил на высокогорной чайной плантации, в приятном и прохладном месте, даже в самое жаркое время года. Там его научили распознавать запахи готовых чайных смесей, брошенных сначала в разогретые пиалы, и отличать их от запахов чая, уже самого залитого кипятком, потом вторичного его заваривания и последующих за ним тоже. Всегда получался разный запах, на первый план выходили все новые и новые компоненты, которые до этого оставались в тени, и чай каждый раз рассказывал новую историю, никогда не повторяясь. Его надо было уметь слушать. При этом, как Умеш подозревал, чайные истории получались разные еще и у разных людей, у каждого свои. У одних - короткие и почти ни о чем, у других - философские притчи без готовых ответов, дающих лишь тему для размышлений.

Может поэтому он и любил сидеть около чайной лавки, полной таких историй. Это напоминало ему чем- то книжные магазины с их особенной тишиной, они тоже были заполнены историями, спрятанными надежно до поры от посторонних глаз.

Даже выбор чая в лавке представлял собою ритуал с непременной неторопливой беседой, с обсуждением последних новостей и незаметным переходом, собственно, к самому чаю. Конечно, можно было просто забежать в лавку и, сделав покупку, удалиться, но при этом терялось многое, аромат ритуала уже улетучивался бесследно, нарушая традиционный для востока ход событий бессмысленной спешкой.

Незаметно спускались сумерки. Ненадолго. Они очень быстро переходили в ночь, хотя Умешу каждый раз хотелось продлить их, как можно подольше, удерживая их своим вниманием. Но они все- равно ускользали. Затихали птицы, готовясь ко сну. Вдоль по улице зажигались огни, торговые лавки включали свою иллюминацию.

Теперь наблюдения за движением планеты можно было продолжать только по звездному небу, которого надо было еще дождаться. Поэтому он покидал свой пост, уходя домой, где еще долго сидел на крыльце без света, вглядываясь в ночь и ожидая того момента, когда весь мир, не сговариваясь, начнет укладываться на отдых. Это ежедневное действие примиряло всех непримиримых в течении дня, все они брали тайм-аут в своих сражениях, каждый за свое представление об истине, и, как один, шли ко сну. И продавцы, и покупатели, и занятые, и бездельники, и завистливые, и открытые сердцем ближнему.

Пока все спали, планета безостановочно продолжала свой путь, приближая тем самым момент завтрашнего утра, которое традиционно объявит начало очередного дня, а, значит, и новых историй.

Пока же Умеш оставлял свой пост, он тоже шел спать и говорил в темноту:
- До встречи завтра! Увидимся!

- Увидимся! - Отвечала планета и уверенно мчалась дальше по своему пути. Ей определенно нравились такие, как Умеш, с ними было интересно. Они отчаянно пытались разгадать фокус, уловить закономерности, нащупать связи между событиями и их последствиями. Некоторые даже осознавали, что все происходящее есть игра, и тогда их глаза начинали сиять по- новому, отражая прежде не свойственный им свет, очень яркий и теплый. И, когда они смотрели вверх, свет их глаз, подобно лучам, освещал небо и наблюдать за ними оттуда, с неба, при желании, было одним удовольствием- раскиданные по всей планете они представляли собой этакие земные созвездия, светящие порой поярче иных небесных. Люди называли этот свет мудростью. Планета знала их, как наблюдателей.

- Увидимся! - Отвечала она каждому. - Завтра продолжим, до встречи!