Транслюция

(ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЕЦ - продолжение)
ISBN 978-601-7946-35-7

Что-то, не имеющее материи,
ни умопостигаемой, ни чувственной,
есть нечто непосредственно сущее
и в своем существе единое

Аристотель, Метафизика, Книга VIII
==================================

Nota bene: В предыдущей, 1-й части романа «Трансценденталец» главный герой по имени Серебряный, недавний студент московского вуза,  а вообще человек неопределенных занятий и возраста, обретя необыкновенную способность мгновенно перемещаться в пространстве, пытается наилучшим способом использовать неожиданный дар, заводя знакомства с представительницами прекрасного пола, беспрепятственно набивая карманы деньгами из банков, общаясь с сильными мира сего и делая людям добро. Случай или судьба сводят его с принцессой из знатного римского рода Колонна, которая стала носительницей страшной тайны, и соответственно, мишенью для могущественных сил, претендующих на власть над Человечеством.

XCVI. Пролог
Держась на безопасном расстоянии от пиршественного стола, чтобы не быть раздавленным всмятку сгрудившимися вокруг загранработниками, представителями диаспоры и членами гражданского общества, Серебряный потягивал прохладное шардонэ. В момент, когда он подумал, что этому сонму гурманов не помешали бы хвостики известных созданий, из толпы вынырнул поджарый очкарик с почтальонской сумочкой от «Луи Вуиттон» и с аккуратно вздыбленной, как после удара молнией, прической. Разумеется, в руках его была тарелочка с местным деликатесом – заливной севрюгой, которой славилось Посольство самой большой в мире страны.
- Андрей! – увидев приятное лицо, обозначил себя Серебряный. Они сблизились и отошли к тяжелой портьере, чтобы не мешать снующим в цейтноте официанткам.
Андрей Н-вич был начальником службы русских переводчиков ЮНЕСКО – настоящей банды эрудитов, гедонистов и циников, но при этом трудоголиков, вкалывающих, когда нужно и, конечно, за приличные бабки, до последней капли пота.
Заговорили о совпадениях, перескочили на мистику. Глядя куда-то, будто бы в потусторонний мир, но при этом обращаясь к Серебряному, главный переводчик автоматом (он всегда говорил очередями) вдруг процитировал Булгакова: «Да, человек смертен. И смертен внезапно…».
Это слова стали началом увертюры последнего акта драмы.

XCVII. Финансист
Париж был похож на строительную площадку в переплетении серо-зеленых алюминиевых барьеров, канав и подъемных кранов, и только бульвар Капуцинок сохранял привычное спокойное лицо, если таковым можно было считать стройное движение автомобилей, бурлящую кашу туристов и гостеприимное мерцание вечерних огней. По тротуару вдоль террасы «Большого Кафе капуцинок» неторопливо, хоть и немного устало фланировал некто в кроссовках, очках и короткой кожаной куртке,  напоминавший Жана-Поля Бельмондо (но без очков!) из киноленты   Годара «A bout de souffle». Задумчивый вид субъекта позволил бы назвать его интеллигентом, если бы кто-нибудь обратил в этот момент на него внимание.
И этот кто-то, а именно - заокеанский финансист Ритвеллер в пальто с бобровым воротником, неожиданно выплеснутый в данное место волею судеб из графика непрерывных встреч и переговоров, нашелся. Что было этому причиной – задумчивый ли вид предполагаемого интеллигента, либо внезапно проснувшееся философское отношение к жизни, вызванное окончанием бурного трудового дня и вечерней умиротворяющей атмосферой бульвара? Трудно сказать. Но так или иначе финансист, у которого в обычной обстановке было куда больше забот, чем времени, подталкиваемый странным чувством любопытства, вдруг радушно и беззаботно, соблюдая при этом куртуазную сдержанность, окликнул обладателя золоченой… нет! – при ближайшем рассмотрении - золотой оправы:
- Простите, мсье!
- Да, - оторвался субъект от своих мыслей. Рассеянная печальная улыбка озарила его лицо. – Чем могу помочь?
Его французский был с легким, кажется, брюссельским акцентом.
Ритвеллер заколебался, но в этот раз уже не любопытство, а обаяние, излучаемое видом и голосом случайного собеседника, заставило его отбросить привычную осторожность.
- Вы не откажетесь от приглашения поужинать вместе?
- Почему именно я? – удивился интеллигент.
- Вы похожи на усталого путника…
- Я и есть Путник, - отвечал тот вежливо, но равнодушно. – И сам бы мог пригласить вас.
- Но я первый, - напомнил финансист.
- Разве что выпить что-нибудь, - наполовину согласился мужчина, возраст которого Ритвеллер, как ни напрягался, не мог определить. Впрочем, сам заокеанский гость выглядел (или полагал, что это так) во всех отношениях безупречно. Поэтому американец быстро оставил в стороне тщетные попытки проникнуть за фасад личности странного типа, пока тот сам не пожелал бы раскрыть что-либо.
- Согласен, - поспешил заверить финансист. Он уже был бы рад прервать это странное знакомство, но, как ни странно, был заинтригован.
- Где устроимся? 
- Предпочел бы кабинет, там удобные полосатые диванчики, и можно вытянуть ноги. И говорю заранее – буду пить кальвадос. Запах яблок напоминает мне о родине, - заметил его vis-a-vis, одетый в стиле casual.
- Надеюсь, не очень много, - предостерегающе пошутил Ритвеллер и добавил. - А я кофе.
- Как быстро все здесь меняется, - без предисловий начал разговор его гость, как только официантка с восточными чертами лица и пышными грушевидными бедрами усадила их в глубине rez-de-chauss;e, подальше от основной массы посетителей. - В Париже. Вот и заведение это не так давно называлось «Кафе де Пари»…
- Неужели?
- Точно.
- Вы уверены? – снова попытался возразить Ритвеллер. – Я довольно часто тут бываю…
- По крайней мере, так говорит моя память, - сказал двойник Бельмондо, - а иногда это важнее, чем реальность. Но не будем заставлять ждать нашу прекрасную хозяйку…
Он учтиво наклонил голову в сторону терпеливо ожидавшей serveuse.
Ритвеллер незаметно обиделся, что его подгоняют, но быстро сделал заказ. И позволил себе мягкий сарказм:
- Мне жаль вашу память.
- Смирился, – собеседник безразлично махнул рукой.
- Это важно... Хотя кое-где на Востоке считают, что реальность – иллюзия, данная нам в ощущении, - также покладисто отозвался финансист.
У него был запас свободного времени, он не знал сколько, но в силу природной любознательности спешил его использовать для неожиданного общения, пока он внезапно не иссяк.
- Реальность – это реальность, - заметил мужчина в ношеных, но еще крепких кроссовках, которые он облегченно выдвинул из-под стола - ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличий. - Я ее часть, как и вы.
В ответ Ритвеллер слегка сдвинул брови и попытался проникнуть во внутренний мир собеседника, но не сумел. Все выглядело фрагментарно. Человек, как портрет в стиле кубизма, состоял из отдельных осколков.
Мужчина в куртке, между тем, поправил манжет куртки, вроде бы для того, чтобы скрыть худое мальчишеское запястье. Но хищный взгляд финансиста сумел разглядеть бриллиантовый блеск циферблата часов очень престижной марки.
- О нет, не думайте, что я дорожу этим, - мужчина моментально уловил интерес банкира, и, запустив пальцы в рукав, щелкнул расстегиваемым браслетом.
Драгоценный, мерцающий гранями хронометр лег на стол, как на витрину.
- Я мог бы подарить его той очаровательной девушке, которая нас обслуживает, но, боюсь, это сильно изменило бы ее жизнь, внесло бы в нее много смятения, - прокомментировал свои действия мужчина. - А вправе ли я делать это? Щедрые чаевые будут куда более к месту…
Ритвеллер немного натянуто кивнул, хотя, казалось, ростки симпатии к этому субъекту начали пробиваться в нем.
- Мог бы пожертвовать их церкви. Но ризница нужды человеческой бездонна… Поэтому я ношу их просто как сувенир, и кто знает, может, однажды просто отдам их нищему или бомжу.
- Да, такие часы дарить бессмысленно, - туманно заметил банкир.
- Вовсе нет! – внезапно вскинулся странный собеседник, которого, видимо, задело то, что Ритвеллер выразил понимание его действий, или же то, каким тоном это было сказано. Было ощущение, что мысль о том, что его припишут к касте, к которой принадлежал респектабельный на вид денежный воротила (никак не обозначивший, впрочем, своего социального статуса), вызвала в нем внутренний протест. – Мне же их подарили…
- Да? – поднял брови банкир, кажется, впервые по-настоящему заинтересовавшись. – И кто?
- Владелец фирмы-производителя.
- Ага… – растерянно заметил финансовый воротила.
- Представьте, в знак счастливой встречи, - ответил случайный знакомый. И вдруг выпрямился на диванчике, так, что его золотая оправа блеснула.
Девушка, грациозно двигая грушевидными бедрами, появилась с напитками.
Тип с бульвара Капуцинок будто этого и ждал:
- Вот и я подарю их именно этой девушке. Если я подумал об этом, значит, момент настал…
И он тут же протянул ей свой драгоценный подарок. Но молодая официантка пришла в крайнее замешательство, покраснела и категорически отказалась их брать.
- Вот видите… – саркастически поднял брови Ритвеллер и пригубил свой кофе. -   Неужели у вас нет никого из близких, кого бы вы могли порадовать этим дорогим предметом?
- О, да! Но зачем программировать, что-то выстраивать, получать в награду предсказуемую радость? – Путник с удовольствием отхлебнул кальвадоса. – Зачем манипулировать людьми? Мои близкие и так получат все, что захотят…
- Вы решаете за них? - хищно раздвинула губы акула капитализма. – Это проявление эгоизма… Поверьте, даже если у вас много денег, дать их кому-то никогда не будет лишним. Il faut eviter le gaspillage…
- Живя для себя, мы живем для других, - глубокомысленно заметил интеллигент в короткой кожаной куртке и тут же поправил сам себя. – Впрочем, это словоблудие («paroles gratuities» - произнес он по-французски). Vous avez raison…
Он покорно, хоть и с видимым разочарованием вновь застегнул браслет на руке.
- Вы пребываете в растрепанных чувствах, - с холодным состраданием заметил биржевик. – Это следствие либо одиночества, либо болезни.
- Предметы материального мира немного тяготят меня, - отстраненно возразил обладатель дорогих часов. – Но я понимаю их ценность. Наверное, мне следует быть более последовательным. Может, таким и являюсь, но моя последовательность носит нелинейный характер и оттого кажется хаосом.
- Таково мое впечатление, - подтвердил Ритвеллер, заказавший между делом вторую чашечку кофе. Он уже думал о том, что полетит в Нью-Йорк ночным частным «Гольфстримом» одного из своих друзей. И представлял, как его будет сладко укачивать под гул реактивных двигателей на широкой кровати над океаном. Перспектива остаться еще на одну ночь в Париже его не прельщала.
- Проходил мимо «Максима», - Путник, видимо, под воздействием кальвадоса сменил тему. – Он был открыт...Теперь он для меня всегда открыт.
- Почему? – полюбопытствовал лощеный банкир, которому на ум тут же пришли имена Тулуз-Лотрека и Гогена. Хотя не таким уж лощеным он теперь казался. Усталость трудового дня давала о себе знать.
Серебряный, а это, конечно, был именно он, заметил на носу банкира маленькую бородавку, а на худой шее – два так и оставшихся не сбритыми волоска.
- Однажды решил заглянуть туда (а это место стало у нас знаменитым благодаря арии из оперетты Franz’а Lehar’a «Веселая вдова»)  с тяжело, очень тяжело больным отцом, но… «Maxim’s»  в тот день оказался закрыт. Отец был несомненно огорчен, хотя и не подал виду, - сказал он с чувством. - Ночью меня озарило – надо попробовать еще раз! На следующий вечер я заказал столик, уговорил его, как он ни отнекивался, и привез туда же - на Королевскую улицу снова… Сначала выпили  «Вдовы Клико» - той, с горчично-оранжевой этикеткой. Отцу не стало хуже. Напротив! Заказали фуа-гра и устрицы. Все было хорошо. Провели там три с половиной часа, и он ни разу не пожаловался на боли. У него улучшилось настроение… И не только. Он поправился, болезнь отступила!
Серебряный внезапно схватил с колен и нервно сжал белую салфетку, предаваясь воспоминаниям. А потом расслабленно улыбнулся и отпустил ее, добавив:
- И здравствует до сих пор.
- Вот что значит вовремя повлиять на организм! – радостно поддержал банкир. – А что у него было?
- Это не важно, - покачал головой Серебряный, и глаза его наполнились сиянием.
- А я вот в делах, как Талейран…, - обрисовал свою жизнь банкир, которого тоже потянуло на лирическую откровенность. – Куда-то стремимся, движемся. А в конце жизненного пути его же слова: «Моральная и физическая усталость, полный упадок духа и глубокое отвращение к прошлому ".
- Какое совпадение! Я тоже запомнил эту фразу, -  заметил Серебряный (он вычитал ее в книге русского дипломата Борисова). - В моменты усталости человеку свойственен пессимизм.  И тем не менее, Талейран прав – жил он неправильно.
- А вы откуда знаете? - съерничал Ритвеллер.
- Мне явился шестикрылый Серафим, если угодно, - просто отвечал Путешественник. – И, как писал всемирный классик русско-эфиопского происхождения: «Моих ушей коснулся он. И их наполнил шум и звон».
- То есть? – финансист непроизвольно наморщил лоб.
- Открыл мне глаза на мир.
- И он действительно вам явился?
- Думаю, да… Во всяком случае, я увидел жизнь иначе.
- В этом смысле меня он тоже посетил. Причем, давно, -многозначительно сказал Ритвеллер.
- Да, наверное, это просто житейская мудрость, - покладисто ответил Серебряный. – Но будь дело только в ней, мы бы сейчас не беседовали с вами. Значит, есть нечто большее. И я знаю, что оно есть.
- Мистика? – с деланной невозмутимостью предположил заокеанский гость.
- Которая может проявляется в самых обычных вещах, - закончил за него фразу Серебряный. – Например, в нашей с вами встрече.
- А вы чего-то ждете от нее? – словно забавляясь, осведомился Ритвеллер.
- Я от всего чего-то жду, - уточнил Путник.
- Роль стороннего наблюдателя, - с облегчением констатировал биржевик. - Так ведь жизнь проходит. И не скучно, не страшно?
Ему надоел кофе, и он попросил принести два фужера «Вдовы Клико».
 Серебряный, поправив шевелюру, кивнул, давая понять, что оценил знак внимания.
-Разве охотнику или рыбаку бывает скучно в засаде? – парировал он.
На двух стеклянных стебельках подоспели прозрачные бутоны.
- Чего же именно вы ждете? – пригубив свой champagne, спросил Ритвеллер. – Чуда? Страшного Суда?
- Вот так сразу – за поцарапанным столом туристического кафе – все хотите узнать, - упрекнул его Серебряный.
- О! - отмахнулся тот. – Я и так знаю то, что мне нужно.
- Жизнь для вас раскрытая книга, которую, вдобавок, вы можете читать, - заметил Путник. – Пусть так. Хорошее завершение нашего разговора.
- Но вы сами человек необычный, - ответил Ритвеллер. – Чего же хотите вы?
- У меня тоже все есть, - сказал Серебряный.- Но рано или поздно меня осенит какая-нибудь идея. И я займусь ее реализацией. Человек не должен сидеть без дела.
- В этом согласен, - кивнул финансист, не понимая, почему он до сих пор не встал и не откланялся. Словно некая сила прижимала его зад к обитому красным плюшем стулу. – Но, судя по всему, вам пока некуда идти.
- Наоборот, слишком много мест, - буркнул Серебряный. – А сейчас просто идеальный момент. Я никому не нужен, мне никто не нужен.
Слова сами слетали с его уст. Он их даже не обдумывал.
- Кто вы? Бог? – неожиданно вырвалось у Ритвеллера. «Глупая фраза», - подумал он вдогонку с ужасом.
- Богам негоже спускаться с Олимпа, - задумчиво покачал головой собеседник. - Они глядят сверху на спешащих по своим делам людей и бездельничают.
- Может, иногда им бывает скучно, и они спускаются? - предположил банкир.
- Им не бывает скучно. Они не люди, - ответил Серебряный.
- Но греческая мифология говорит об их постоянном вмешательстве в жизнь людей, - осторожно, чтобы не прервать ткань разговора, возразил Ритвеллер.
- Это потому что людям скучно, и они населяют свой мир богами, - лицо Серебряного непроизвольно украсилось сардонической ухмылкой.
- Вы кого-то мне смутно напоминаете, - напряг извилины моложавый финансист. – Одного…  человека, о котором говорили мне родные.
- Который, якобы, бесцеремонно вмешивается в вашу жизнь и в установленные порядки? – сардоническая улыбка стала шире.
- Да, - сказал Ритвеллер. – Если это вы, то я очень польщен.
- Ясно, что вы привыкли иметь дело с сюрпризами, - кивнул Серебряный. – Но я вовсе не искал знакомства. Как видите, все случилось само… Но если вы польщены, кто же ваши родственники?  Предполагаю, что, как и вы (хоть вы и не говорили, но я догадался), заправляют на Уолл-стрит?
- Одни из тех, кто разыгрывает там, и не только там, шахматные партии, - с достоинством наклонил голову банкир.
- Я невольно потревожил тамошних духов, - туманно признался Серебряный.
- О чем же вы хотели со мной поговорить? - с готовностью произнес Ритвеллер.
- Я? – блеснул золотой оправой собеседник. – Нет, это вы… Вы из cемьи тех, кто разыгрывает шахматные партии, а значит, по природе и положению человек, тянущийся к знаниям …
- Каждый человек от природы стремится к ним, как писал Аристотель…, - засмущался банкир. – Но не захотите ли вы поделиться со мной теми знаниями, которые меня интересуют?
- Попробуйте правильно сформулировать вопрос.
- Боюсь, я до этого еще не дозрел.
- По крайней мере, откровенно, - Серебряный одним махом покончил с кальвадосом и остудил горло «брютом». - И тактично. Вы, вероятно, знаете свое место в системе.
- Вероятно, - кивнул Ритвеллер.
- Но в каждом из нас есть доля несистемного…
- Непознанного… Но где-то тут проходит грань, за которой начинаются голые фантазии.
- Да, да,- задумчиво сказал Серебряный. – Неведомое, порождаемое отсутствием знаний. А знание есть открытие, установление связи между явлениями. Хотя, возможно, не только.
- Знание многообразно, - поспешно согласился Ритвеллер, потерев щеку о бобровый барьер воротника. Подумал: «Быстро отрастает щетина».
- Но сейчас мне кажется именно так: что оно есть открытие.
- Да, вы мне говорили давеча о важности ощущений в противовес реальности, - вспомнил банкир. – Но тут мы опять заступаем в неведомое. И ищем брод на ощупь.
- Чем больше будем знать, тем эффективней будут поиски, - заметил «двойник» Бельмондо. – Значит, нужно искать знания, учиться. Конечно, желательно (то есть, необходимо) при этом вооружиться инструментом, чтобы не шарахаться из  крайности в крайность, «из фатализма и волюнтаризм», как писал Лев Гумилев, имея  виду логику. Но один инструмент тоже нельзя возводить в непререкаемый абсолют, у Природы их бесконечное множество. Поиск, в том числе, инструментов познания, приветствуется в любом случае, и надо поддерживать в нем нуждающихся. Таков смысл моего послания вашим родным и близким.
- Я принял к сведению, - почтительно, но незаметно для окружающих наклонил голову банкир.
Серебряный заметил, что в шампанском было еще достаточно пузырьков, и с удовольствием сделал глоток.
- А вы довольны, - тихо спросил Ритвеллер, - что мы с вами встретились?
Тут Серебряный снял очки и протер линзы чистым платочком:
- Да, это позволило оживить воспоминания. А также навеяло новые мысли.
И отстраненно продолжил:
- Не часто ли мы терзаем себя вопросами о том, кто виноват? И не напрасно ли? Ведь на самом деле каждое событие имеет много причин, и чем больше мы анализируем, тем больше их находим. Поэтому разумней согласиться, что причина в нас самих, и работать над собой.
- Да, да, - воодушевленно поддержал Ритвеллер.-  Но не все такие, как мы. Не у всех это получается. Однако, другого выхода нет - надо работать над собой.
- Сейчас вам в путь, - Серебряный побарабанил пальцами по столу. Нужна осторожность…
- Да, я помню судьбу Christophe de Margerie, - поспешил отозваться Ритвеллер. – Кстати, у меня такой же «Фалькон».
На тонких губах его повисла кислая улыбка, и он добавил:
- Над некоторыми явлениями мы не властны. Просто все нужно делать правильно. А вы не могли бы полететь со мной? По пути поговорили бы еще.
- Может быть, присоединюсь к вам позже, - туманно ответил интеллигент в «золотых очках». – А вам лучше отдохнуть в самолете. Да, и пусть как следует проверят взлетную полосу….
В этот момент к их столику неожиданно подошла стройная женщина в вечернем платье и накидке с капюшоном. Как только она приподняла его край, Серебряный узнал Стефи. И банкир, похоже, тоже встречал ее раньше. Более того, он с извиняющимся видом сказал очкастому собеседнику:
- Мы всегда находимся в поле чьего-то зрения.
После чего учтиво встал и, сделав наклон, поцеловал ее руку.
- Порой мужчине приходится ломать себя, чтобы сделать это, - заметил Серебряный.
- По крайней мере, складываться пополам, - любезно парировал Ритвеллер.
- О чем беседа, о судьбах мира? – иронично осведомилась Стефи, будто имела дело с чем-то неизбежным.
- Об этом тоже можно, да и нужно говорить с юмором, - сказал Путник. – Например, о власти и властителях…
- Бескрайнее поле для шуток, - подтвердила принцесса Лонгории, продолжая стоять, как статуя античной богини, так что Серебряный предпочел, в свою очередь, оторваться от стула. Теперь за их спинами толкались посетители и официанты, и вся троица то и дело ощущала толчки их неловких локтей.
- Правитель не может не быть суровым, - сказал Серебряный. – Но он должен быть добрым. В реальной жизни - невозможное сочетание. Отсюда все беды граждан и кризис государств.
- Совершенно согласен в первом, - по-военному четко кивнул Ритвеллер. - А второе из разряда утопий, мечтания о которых, наоборот, приводят к антиутопиям …
- Вы опираетесь на опыт человечества, - сказал моложавый двойник Бельмондо. – А я верю в возможности его авангарда и в силу воспитательного процесса.
- Мне импонирует ваш идеализм, - похвалила Стефи, покачивая тонкой диадемой. – Я такая же.
- Важно, чтобы вера не была беспочвенной, - осторожно напомнил ей Серебряный, размышляя о причинах, приведших на бульвар Капуцинок царственную особу. И незаметно для нее, предчувствуя скорый уход, опять снял с запястья дорогие часы и сунул под салфетку на столе.
- У меня к вам дело, - сказала принцесса, словно напоминая, что Серебряный формально оставался ее сотрудником. Но чтобы он не обиделся, дружески коснулась его талии рукой в длинной лайковой перчатке.
- Пожалуйста, - кивнул он.

XCVIII. Дело принцессы
Кивнув на прощанье банкиру, Стефи опустила на благородно-вытянутое лицо вуаль и увлекла Серебряного по узкому коридору мимо туалетных комнат к служебному ходу. Там, у мусорных баков-вагонеток ее поджидал черный «Tesla» с выключенными огнями. Они нырнули в клубнично-красный салон.
- Отель «Крийон», - глухо бросила она шоферу, словно не хотела быть узнанной по голосу. Машина, беззвучно заложила несколько виражей и нырнула в открывшиеся ворота.
«Странно», - подумал Серебряный, заметив, что хотя окна дворца выходили на площадь Согласия, это был не «Крийон», а бывший особняк Талейрана, где располагалось консульство США.
В холле за толстым стеклом вместо портье стоял солдат в каске и с бульдожьей челюстью, который четко взял под козырек. Они поднялись по широкой ониксовой лестнице на второй этаж, и Серебряный, шедший сзади, полюбовался стройными икрами мягко покачивавшей бедрами женщины. В устланной коврами просторной комнате неярко засияла хрустальная люстра, блистая позолотой под высоким потолком. Принцесса Лонгории скинула плащ на кресло с ножками в виде массивных львиных лап и повернулась к нему. Была ли это игра тени и света, либо глаза Серебряного уже устали под вечер, но своими узкими скулами и жесткими складками у рта она внезапно напомнила Панчу.
И она была полностью обнаженной.
- Вы удивлены? - принцесса подняла брови.
- Д-да,- ответил он неопределенно, а про себя подумал: «Стефи и Панча похожи ростом и внешностью, потому и сливаются».
Как будто услышав его мысли, Стефи-Панча усмехнулась, рывком распахнула окно, и с площади Согласия вместе с прохладой полился разноголосый шелест.
- Вы что-нибудь слышали? - вдруг спросила она.
- Нет, - признался он. – О чем?
- Ладно, забудьте, - принцесса-волейболистка осталась стоять у сизого в сгущающихся сумерках оконного проема.
Потом произнесла мечтательно:
- Воздух Парижа. Я соскучилась.
Но в глазах ее были грусть и беспокойство.
Принцесса порывисто прижалась к нему.
- Что приключилось? – спросил он, ощутив под ладонями ее податливое тело.
- Мы все на крючке, - пробормотала она будто в забытьи. – Все, кроме тебя.
- Так что случилось? – повторил он мягко.
- Ты видел, как я открыла окно?
- Резко.
- Вот именно. В этот момент за ним висел мойщик стекол, точнее, сидел в специальной люльке. Когда окно распахнулось, он потерял равновесие и выпал. И неудачно рухнув, впрочем, высота немалая - свернул шею. Конечно, это был не просто мойщик, но все же…
- Тебе не показалось?
- Хочешь проверить, пожалуйста, - она посторонилась.
- Нет, я верю… Получается, убийство по неосторожности, - пробормотал Серебряный. - Кстати, откуда ты все это знаешь, так подробно описываешь?
- Это было неизбежно, - воскликнула она. – Я все увидела и моментально просчитала. К тому же, я знала, что так будет. Так или иначе…
- Но, тогда… Тебе лучше одеться, - высказал он резонную мысль.
- Там есть, кому разобраться, - Стефи обреченно махнула рукой. – Тем более, у дома дипломатическая неприкосновенность.
- Ты знаешь, как я тебе могу помочь?
- Больше всего я боюсь потерять свободу…
- Скажи им, что с тобой я, - предложил он.
- Если я пойду против них, то могу исчезнуть. Как Диана… Оч-чень просто.

XCIX. Параллельный мир. Гаванский университет
Гаванский университет, где стажировался Серебряный в пору, когда бритва еще не касалась его щек, был основан в 1728 году - на двадцать семь лет раньше Московского. Спустя годы и годы его пригласит там выступить с лекцией посол острова Свободы при ЮНЕСКО Rolando L;pez del Amo… Второй жизненный университет, если угодно, в рамках которого созревала личность героя. Вот как он описывал это время, увы, лаконично, на фирменном бланке флагмана кубинской системы высшего образования, обращаясь к родителям:
«Вот уже почти месяц, как я собираюсь вам (родителям – прим. Серебряного) написать. И вот, наконец. Естественно, что, когда далеко за полночь мы прилетели в Гавану, нас никто не встретил, кроме представителя «Аэрофлота». Он посадил нас в ГКЭС-овский (Госкомитет по внешнеэкономическим связям СССР) автобус и, поскольку не знал, куда нас девать, отправил в поселок для иностранных техников «Коронелу», где мы и провели свои первые дни на Кубе. Как только я вселился в роскошную 2-комнатную квартиру с телевизором, душем, вентилятором и москитной сеткой, то первым делом опустил деревянные жалюзи, заглянул под кровать, за шкаф, в ванную комнату, готовя себя к самому худшему! Но не увидел ни змей, ни тропических лягушек ни даже cucarachas (с ними я познакомился позже). Лег спать, было непривычно душно. Включил вентилятор, а чтобы не замерзнуть, закутался в москитную сетку, так как одеяло нашел только на следующий день…
Проходили дни, было много разных событий (о них автор умалчивает, видимо,  из лени). Из «Коронелы» меня переселили на 20-й этаж общежития у самого океана, где в моем распоряжении оказалась верхняя полка двухъярусной койки. Кубинцев понимаю лучше, чем ожидал. В магазине русской книги «Максим Горький», что вблизи небезызвестного бара-ресторана «Floridita» казахстанская проза представлена Ауэзовым, Семашко и «Законом Бернулли» В. Владимирова… Собираюсь поехать в провинцию и, в общем, много, чего собираюсь.
В первые дни с трудом переносил жару, которая стоит здесь с половины десятого утра до половины шестого вечера. Привык, что у нас на 20-м этаже свищет морской ветер, и по ночам довольно прохладно. Денег хватает, и, хотя кормежка для студентов бесплатная, часто питаюсь на стороне (это было вызвано тем, что Серебряный в поисках самого себя нередко удалялся на берег океана или в трущобы старой Гаваны). К слову, рестораны здесь дорогие, как и мороженое (по сравнению с Советским Союзом!). Но оно здесь разнообразное, и вкуснее я никогда не ел! В лоджии нашего этажа, почти пентхауса, стоят кресла-качалки, и некоторые из ребят уже заболели «тропикозом», то есть, качаются в них целыми днями, тоскливо глядя на океан. Недавно тут прошел циклон «Хуан», так у одного знакомого чеха из гостиницы «Сьерра-Маэстра», куда я хожу иногда плавать в бассейне с морской водой, брызги разбили окна на 4-м этаже. По субботам езжу купаться в Santa-Maria – лучший гаванский пляж в 20 км от города. Встречался, собирая материал для диплома, с директором Агентства Национальной Информации (AIN). Стоило там побывать, как возникли соблазны: один из журналистов едет в Варадеро как спецкор на несколько дней… Но вообще побеседовать толком с сотрудниками агентства не удалось – все спешили на митинг протеста к «Секции интересов США» на Кубе по случаю пролета над островом самолета-шпиона…
Женщины здесь относятся к мужчинам с уважением и любовью. В автобусах, когда нет свободных мест, усаживают их себе на колени. Как-то видел парочку на велосипеде: он сидел на раме, свесив ноги, а она крутила педали… Cucarachas проели три дырки в моих шерстяных спортивных штанах. Домой пока не тянет, и снега хочется… Меню в студенческой столовой: Завтрак (с 6 до 8 утра) – молоко и хлеб с соленым маслом; Обед - суп из фасоли, фасоль с рисом, кусок маниоки или вареного банана, стакан сладкого кефира, который здесь называют йогурт (для  Серебряного это было экзотикой!); Ужин – рис плюс  некий овощ, похожий на картофель, с мясной тушенкой и сыр со сладким соусом из гуайавы. И стакан воды. Кстати, о воде: ее (для омовения, не питья!) подают в общежитие раз в двое суток, на час. Чтобы не было обезвоживания на открытой террасе второго этажа с видом на Флоридский пролив, заполняют плавательный бассейн, где резвятся самые отчаянные (почему так, Серебряный уже не помнил). Sin m;s! (пока – по-испански)…»

C. «У Погибшего пионера»
В этом месте воспоминания Серебряного о Кубе были прерваны, он отошел от косого стекла своей Пирамиды (у каждого свои Пирамиды и собственный путь к ним – говорил автор «Алхимика» Коэльо в пересказе А.М. - однокурсника Серебряного), за которым внизу простиралось серое болото смога. В голове еще была встреча с принцессой Лонгории, состоявшаяся в белоснежных гостевых апартаментах американского консульства с видом на площадь, где когда-то торчала гильотина.
Выпил бутылку молока, закусил печеньем, сидя напротив изображения Будды. Вспомнил, как еще совсем недавно мама, провожая его на работу, вручала тщательно запакованную стеклянную ванночку с его офисным обедом - под одеялом из вареного картофеля с морковкой и парой букетиков брокколи непременно лежала какая-нибудь вкусная рыбка, например, корюшка в сметане. И не один кусочек, а целых три! Мама великолепный кулинар, и к тому же - если получилось настоящее яство, его количество всегда превзойдет ожидания. Но родительский дом остался в параллельном мире.
А здесь на него в упор смотрел Будда.
Путник подошел к старинному шкафу, из дверной щели которого выглядывал рукав костюма, словно напоминая о своем местоположении. Оделся, повязал сиреневый галстук и отдал себе приказ перенестись к «Погибшему пионеру».
Таким именем он нарек отель-ресторан в горном ущелье, неподалеку от места, где разворачивалось действие посредственного фильма по куда менее ординарному роману братьев Стругацких – создателей знаменитого «Мира Полудня».
Там, на «золотом крыльце» под оленьими рогами уже сидели Вечный Змей (alias - психолог Т.), Каштанка, которую Серебряный, как обещал, доставил с Кубы, а также белобородый Снежный Барс – альпинист и фотограф. Котловина города, видная из окна и заполненная смогом, отсюда казалась уже не болотом, а голубым озером с розовым кантом заката.
На столе среди блюд и бокалов горела толстая свеча.
- Красота – высшее проявление гармонии, а это, может быть, важнее интеллекта, - промолвил Серебряный, подсаживаясь к компании и глядя на Каштанку. Она ответила благодарным чарующим взглядом, а Снежный Барс восторженно заметил:
- Достану блокнотик, запишу мудрость Мессира.
- Какая надобность в этом? – пушистые ресницы миниатюрной брюнетки дрогнули, как опахала. Она еще не совсем освоила русский.
- Великие мысли приходят к нам из космоса и, пронзив нас, уносятся обратно, - пояснил Серебряный. – Небесполезно фиксировать их для саморазвития.
- Хосподя, во умища!!! – изумился гений фотообъектива.
- Ум надо развивать, - свел брови Серебряный. – Искать и находить нелинейные решения, чтобы подняться над смогом. Это нужно, чтобы выйти из положения ведомого, из кем-то заданного выбора. А иначе навсегда останемся слабыми игроками, для которых «развилки решений будут видны постфактум», как сказал один мудрец.
- Да-с, - кивнул Снежный Барс. – Русский мужик задним умом… Но ведь живет Россия!
- Мне тоже нравятся ваши мудрые мысли, милорд, - учтиво заметил Серебряный. – Например, эта: «деньги – энергия разрушения».
- Вы не согласны? - выпятил губы знаток ледников и перевалов.
- Еще как! Да!
Воцарилось молчание, ибо все задумались.
- Никогда не буду писать мемуары, - вдруг с чувством сказал Серебряный.
- Почему, - наморщил лоб белобородый горец, оторвавшись от пивной кружки. При этом усы его, как зимние елочные лапы, украсила густая пена.
- Почитал на днях одни... Самое отвратительное, что можно читать, это плохие мемуары. Вроде бы - правда, но оскорбительно убого.
- Habl;is muy exquisitamente, - вздохнула Каштанка.
- Поэтому не хочу уподобляться, - не повел ухом Серебряный.
- Но ведь ты ж интеллект! Кто иначе? – аскетически строго спросил Вечный Змей.
- Найдутся! Но ты прав, совсем устраняться от этой работы не стоит, - поостыв, заметил Путешественник. -  Но мы пойдем другим путем.
- Ваше сковородие, не скромничайте, - Снежный Барс вынул и тут же спрятал в хэмингуэевской бороде ухмылку.
Воцарилась пауза, во время которой Серебряному подали сингапурского глинтвейна.
- В мире столько трагедий, - произнес он. – Убиенные царевичи Дмитрии, «кровавые мальчики»… У многих нынешних властителей в глазах и «кровавые девочки» пляшут. Доброты в них нет.
- Зато для настоящей литературы раздолье, - заметил с мрачным огоньком в глазах фото-князь.
- Настоящая литература – это жизнь, - промолвил Серебряный. – Недаром, некто Гурджиев провозглашал, что «субъективное искусство – это дерьмо».
Взгляд Каштанки, казалось, беспомощно метался между собеседниками-мужчинами.  О, невинность юности и непонимание загадочной русской (и не только) души!
Путешественник вежливо велел принести ей «Том Коллинз», но официанты не знали, что это такое. Посему он заказал девушке шампанского, а также три целых лимона, нож, сахар и бутылку индийского рома. Все эти команды, отданные густым басом, были исполнены беспрекословно.
- Провозглашать, что лучшее искусство - это жизнь, может тот, кто не способен сам создать нечто большее, - осторожно возразил друг-психолог, который был еще и неплохим поэтом. 
- Кстати, не хочу, чтобы о моих произведениях говорили, что «это, по сути, мистификация, которой для большей убедительности придан вид философствующего всезнайства, в виде всякого рода цитат, упоминания великих людей из разных областей науки и культуры», как было сказано одним литературным критиком в адрес одного известного писателя, - процитировал по памяти Серебряный. – Но кажется, именно созданием такого произведения я занимаюсь.
- Вы очень скромны и чересчур самокритичны, - успокоил его альпийский Аристотель.
- А о каком произведении идет речь? - оживилась Каштанка, которую на фоне общения с Серебряным потянуло к самообразованию.
- О том, которое сейчас творю, - признался Серебряный.
- Так делай выводы! – хлопнул его по плечу Вечный Змей.
Плечо неприятно заныло.  «Надо бы подтянуться на турнике», - подумал Серебряный, - «подкачаться».
Но сделать это «У Погибшего пионера» было негде, и он просто несколько раз поочередно напряг и расслабил мускулы. И с удовольствием погладил сильную и тонкую, как стебелек, спинку Каштанки. Девушка была прелестна и притягательна в своей юной свежести, на нее никак не повлиял полусуточный перелет из другого полушария.
В этот момент к ним присоединилась, скинув на спинку кресла короткую норковую шубку, Катя, которая по собственной инициативе прикатила из Петербурга, а на маленькой эстраде, украшенной по краям оленьими рогами, Клеопатра, элегантная, как все последнее время, запела песенку «Amado mio», которая впервые покорила его в исполнении Luz Casal. Хотя звучала и жестче, чем у Сары Монтьель…
Не было сомнений, что девушка поет для него. Оставалось дождаться только, когда она сама напишет слова и музыку. Но способна ли Клео будет на подобный шедевр? Кстати, и у Каштанки загорелись глаза.
 «Бесконфликтно живу… К счастью», - подумал Серебряный при виде всей пестрой, но мирной компании, собранной силой его желания.  И тут же вспомнил слова Вечного Змея, сказанные в галерее перед старинным супермаркетом, где они любили посидеть за пивом и квасом: «Доводи ситуацию до гротеска, если хочешь, чтобы твое жизнеописание представляло интерес для окружающих»!
Над сиреневой чашей города внизу продолжало полыхать, подобно свету затухающих углей, марево заката.
- Море – самая красивая декорация в мире, - печально и мечтательно одновременно произнесла Катя, подперев кулаком подбородок, так что нос ее почти упирался в молочно-клубничный коктейль.
- Да, похоже, - согласился Серебряный.
- Так говорила Florence Arthaud…
- Настоящая амазонка… Похожая на Sigourney Weaver из «Чужого».  В одиночку переплывала Атлантику, а погибла в вертолетной катастрофе, - показал он свою осведомленность. – Впрочем, Сигурни делала то, что ей говорил Ридли Скотт, который, в свою очередь, визуально воплощал идею коллективного разума сценаристов.
И с упреком подумал, что ведет себя как сноб, каких нередко встречал в дипломатической среде.
- Метафизика, -  откликнулся и медленно оглядел присутствующих горный «Аристотель».
- Трансцендентальность, - вырвалось у Серебряного понравившееся ему слово. – Психологический шок, вызванный экстраординарными событиями, заставляет нас думать, стимулирует мозговую деятельность.
- Как взбалтывание вина раскрывает его аромат!..
- Кстати, - продолжил Снежный Барс, вежливо обращаясь к Кате, имени которой он еще не знал, – не желаете ль вина или чего покрепче?
- Нет, я буду молочный коктейль, - Катя смотрела на него открыто и доброжелательно, словно ожидая услышать очередную умную мысль.
- Сам я тоже не употребляю, - одобрительно сказал горный философ, погладив белую бороду. – И мяса не ем. Почти.
- Она тоже была на Кубе, - сказал Серебряный Каштанке на ухо, кивая на Клеопатру.
- Я знаю, - ответила она. – Эта девушка останавливалась в том самом отеле, где я увидела тебя во второй раз.
- Теперь вы обе здесь, - заметил Серебряный, а в голове мелькнуло: «Ностальгия!».
И добавил:
- А еще она похожа на Селену Гомес.
Каштанка оценивающе, словно через микроскоп, изучила Клео:
- Да, есть что-то. Ты Селену тоже позвал?
Нет, - запротестовал Серебряный. – Меня на всех не хватит. Хотя это прекрасная идея на будущее.
Тут он вспомнил с легкой грустью Велию, объявившую о своей свадьбе с дипломатом. Да, не заладилось с той…
- Зачем ты нас собрал? – вежливо поинтересовалась девушка.
- Вы мои друзья, - ответил он, поразмыслив, – самые верные.
- И что нам теперь делать?
- Но вы же приехали?!
- Чтобы сделать тебе приятное.
- Вот и делайте, если хотите. А за это я могу выполнить почти любое ваше желание, - сказал Серебряный так, чтобы могли слышать все сидевшие за столом.
- И миллиард долларов можете? – осведомился «Аристотель».
- Могу, но не сразу, да и не буду, - сказал Серебряный. – Это вызовет чрезмерное возмущение среды.
- Тогда не стоит, - согласился белобородый гуляка.
- Но примите от меня это, - сказал Серебряный, доставая из внутреннего кармана пиджака толстый конверт из плотной бумаги с десятью тысячами «зеленых».
- Что это? – расширил глаза Снежный Барс.
- Посмотрите, когда захотите, - ответил Путешественник. – Это вас порадует.
- Не могу принять, - коротко ответствовал фото-князь.
- Если мне доверяете, то возьмите, - улыбнулся Серебряный.
- Берите, - хором прошептали Катя и Каштанка.
- А мне не нужно, мне ничего не нужно, - непоследовательно ответил мудрец.
- Возьмите и забудьте, - сказал Серебряный и закрыл глаза. – Это дар трансцендентальности. Вам нечего бояться. Примите это как знак свыше. Понимаю, в вас говорит гордость. Но нужно слушать и здравый смысл…
- Я же сказал – миллиард, - напомнил фото-Князь. – Ладно, давайте.
Сбросив конверт себе на колени, он вскрыл его и, немало не удивившись, достал оттуда пачку банкнот, которую, в свою очередь, разделив на две равные стопки, подвинул по столу Кате и Каштанке.
Но девушки, закусив губы и покачав головами, оттолкнули их ногтями обратно.
- Вы найдете, князь, им подходящее применение, - сказал Серебряный и, оборотившись к Вечному Змею:
- А чего хочет вождь?
- Того же, что и Следопыт, - ответил Т. – Знания…
- Не буду лицемерить, - вмешался, как бы не осознавая заоблачной важности поднятой темы, Снежный Барс. – Любопытно, откуда у вас валютные знаки, которыми вы так свободно и беспечно распоряжаетесь?
- Из банки, - отшутился Серебряный. – Стригу по осени, консервирую.
- Вы что, какой-нибудь рантье, но тогда капитал ваш должен быть огромен.
- Ка-акой капитал, - отмахнулся Серебряный. – Просто идя своей дорогой, по пути собираю спелые или не очень плоды, что случайно свешиваются над общественным пространством. Облегчаю ветви.
- И вам за это ничего…
- Как ничего?! Благодарность добрых людей.
- Так вы с ножничками ходите?
- С садовым секатором. А в своей теплице - с ножничками, вы правы. Так возьмете?
- Нет, не буду, - загадочно улыбнулся в бороду и сверкнул глазами горный Аристотель. – «Корень зол – сребролюбие», полагал апостол Павел.
- Деньги не могут быть высшей ценностью, - косвенно подтвердил Серебряный. – Нужно тратить энергию не на их обретение.
- Вся моя энергия при мне и зависит лишь от Бога, - строптиво заметил белобородый философ.
- Вы хороший человек, - ответил Серебряный.
- С какой же целью нас собрал Мессир? - вслед за Каштанкой спросил фото-князь.
- Порадовать вас чем-то осязаемым. Никак не проповедью. Деньгами, например, которые можно обменять на то, в чем вы испытываете потребность... Это - в нормальных условиях - универсальный эквивалент по отношению к земным благам.
- А ведь вас самого что-то тревожит, - приблизил свое лицо к стоящей на столе свече старый горец.
- К счастью, это вопросы, далекие от поверхности бытия, - согласился Путешественник. - И они вас тоже порой занимают.
- Постольку-поскольку, - ответил Вечный Змей.
- Нехорошо, что деньги выставлены на всеобщее обозрение, -  нахмурясь, вымолвил Серебряный. – Это вынуждает уделять им незаслуженное внимание.
- Так возьмите их обратно! - воскликнул фото-князь.
- Может, в детский дом отдать…, - стал прикидывать вслух Серебряный. – Но откуда он в здешних горах… В общем, задали вы мне задачку, князь.
-  Что делать?! – сморщил старческие губы «Аристотель».
И Путешественник сгреб деньги и сунул их в карман, заметив:
- Ну не подводить же итог жизни?!  Она настолько она коротка, что это будет смешно. Зачем это соревнование между пылинками, которое устраивают под занавес некоторые маститые писатели и прочие учителя жизни?! Эти потуги ничтожны перед вечностью… Надо смотреть в будущее, каким бы туманным оно ни было.
- Это все призывы, милорд, - отделался доброжелательной гримасой  Геродот фотохроники.
- Это лучше, чем иммобилизм, - парировал Серебряный. – Ибо каким бы вы ни были созерцателем, песочным часам жизни фиолетово. Вот если бы человек был, хотя бы, деревом….
- Двигаемся, сообразно возможностям и разумению, - поднял и опустил плечи, за которыми колыхнулись невидимые крылья, белобородый философ.
- А меня вот невысказываемые желания обуревают, - вздохнул Серебряный.
- Почему же-с такие?
- Чувствую себя Архимедом, которому дали рычаг, но не знаю, с какого краю за Землю взяться, ибо она круглая, - заметил Путешественник. – Поэтому и край у работы непочатый…
При этих словах он подумал, что Президент хотя и не выступил по телевизору «про общество Знаний», но все-таки издал указ об учреждении общественной просветительской организации «Знание». Немного не в ту степь повел старик дело. Очевидно, придется поговорить с ним еще раз, чтоб не водил, как Моисей, народ за нос сорок лет.
Но Серебряному вдруг показалось, что дело все равно сдвинулось с мертвой точки, а спешка не изменит ничего по сути. Человечество само будет продвигаться на ощупь, раз уж ему показали цель. Получается, свою задачу он выполнил, остается контроль. Впрочем, как пройдет усталость, он наверняка включится в этот процесс поактивней.
За окном неуправляемыми бомбами неровно посыпался снег.
«Как же помочь Диане, то есть, тьфу, Стефи?» - сама по себе возникла мысль.
Ей предъявили два уголовных обвинения. Одно - в коррупции, второе – за выписку необеспеченного чека отелю в Лас-Вегасе. Дело же со шпионом, сорвавшимся с окна на площади Согласия, тихо замяли. Несчастный случай. Даже в газетах ничего не было. Серебряный был уверен, что и принцесса теперь будет вести себя тихо. Вмешиваться в ее пользу он не стал, посоветовав ей забыть об обвинениях. Но пообещал, что сделает это, как только имена злопыхателей станут ему известны.
Пока он их не знал. Но Стефи позвонит, если нужно. Если только не будет поздно. И тогда он эффективно вмешается.

CI. Параллельный мир
В благоухающем Президентском парке, несмотря на царящую в городе духоту был свой микроклимат, благодаря заботливо натыканным повсюду рассеивателям влаги.
Серебряный бодро шагал по аллейке, а слева на травке на белой подстилке сидела красивая черноволосая девушка в белом просторном платье. Он дошел до лавочки и присел отдохнуть, чтобы полюбоваться на голубое небо сквозь сосновые кроны, и на недоверчивых белочек, которым бросали орешки матери с детскими колясками.
- Вы кого-то ждете или, может быть, присоединитесь ко мне, - услышал он над ухом.
К нему вежливо обращалась та самая черноволосая девушка с ясным взором. Глаза ее были тщательно и со вкусом подкрашены.
- С удовольствием, - ответил он и спустя мгновение уже растянулся на подстилке, снова уставившись в зенит. – Что вы имеете мне сказать?
- Вы похожи на президента, - сказала она.
-  Я вице-, - ответил он скромно.
Солнце приятно согревало обращенное к нему лицо, и он подумал, что его бывший приятель С. из ЮНЕСКО, сравнивший его с великим Набоковым, был в чем-то прав. Тот также искал и создавал необычные выверты из ситуаций, взять, например, рассказ «Пильграм». А еще стилю Набокова свойственно «оживление» предметов, но это авторская находка русского американца, подражать не имеет смысла. Каждый должен уметь донести свою правду, и по-своему.
Ночью ему приснилось, что у его машины продырявлена передняя шина. Запарковав ее сейчас перед Президентским парком, он обнаружил острый шуруп, застрявший в углублении протектора – в лежачем положении, как солдат в окопе.

CII. Снова «У Погибшего пионера»
Тело слегка задеревенело от долгого сидения. Диванчики «У Погибшего пионера» не отличались повышенным комфортом. «Вот если б на них чехлы из медвежьих шкур», - помечтал Серебряный.  Или будь на их месте кресло в стиле Людовика XIV, как на квартире у Снежного Барса.
Между тем, масса проблем требовала своего решения. Судьбы общественного развития, бразды правления которыми он ощущал в своих руках. Личные дела присутствовавших девушек, связывавших с ним свои надежды. Вечный Змей и Снежный Барс, которые тоже чего-то ожидали. Впрочем, эта пара уже не верила в чудеса. Но подзарядить их энергией Серебряный все же считал своим долгом.
Но как? «От каждого по способности…» И вообще, лучше не заморачиваться, а просто жить. «Если ты ищешь Знание, то Знание тоже где-то ищет тебя».
Серебряный вспомнил вдруг медсестру Зою из онкологического центра и подумал, что надо начать изучать биологию, чтобы двигать медицинскую науку самому. На других надежды нет, ибо ждать придется слишком долго. А без медицины не добиться здоровья - блага для человечества не менее важного, чем общественное развитие. Хотя, может, лучше начать с перелицовки общества?! Попросить Президента ввести свои (его, Серебряного) правила. Тот не откажется, если он мудрый человек. И жизнь человечества постепенно наладится. И тогда на первый план выступят вопросы борьбы с болезнями, стихийными бедствиями и прочими планетарными вызовами.
И что, прямо сейчас мчаться к президенту? Пытаться что-то переустраивать?! Чтобы улучшить мир, ускорить, направив в правильное русло, развитие человечества?! Самого же Серебряного никто не трогает, или как? Вот если бы Снежный Барс, к примеру, попросил о чем-нибудь…
Никому ничего не надо, и всем что-то надо. Хрень какая-то…
Он хлопнул полфужера шампанского и, пока пузырьки щипали горло, потешил себя «Томом Коллинзом» с щедрой долей джина.
Кого он хотел видеть, собрались здесь. К любому другому или другой он мог слетать сам. Но у него не было таких желаний. «Народу нужны апостолы, а не книги», - вспомнил он прочитанное из томика Герцена, выуженного из грязной коробки на базаре. Серебряный не хотел сейчас быть апостолом.
Начни он сейчас поочередно расспрашивать девушек, они выложат кучу просьб. И он окажется в дураках, если побежит немедля исполнять их мечты или будет выглядеть пустомелей, если не побежит. А напрягаться придется, он ведь не волшебник. Да и чего стоят просьбы, которые надо вытягивать и вымучивать из тех, кто не хочет быть тебе в тягость?
Напиться, что ли? Нет, это не в его правилах и стиле, да и несовместимо со здоровым образом жизни.
Тогда фривольные образы стали посещать его голову.

CIII. Лунная ночь
Он провел ночь с Катей, Каштанкой и Клеопатрой в этом же зале под оленьими рогами, на полу, устланном норковыми шубами и на диванах среди колючих шерстяных пледов. При свете Луны, камина и оранжевых электрических свечей; и с бутылками шампанского, расставленными по периметру, как кегли. «Погибший пионер» по этому случаю был закрыт на спецобслуживание - все равно других посетителей уже не было, персонал щедро вознагражден («Ребята, только не снимайте ничего на смартфоны!» – предупредил их Серебряный), а Снежный Барс и Вечный Змей посапывали в своих гостиничных номерах в обнимку с местными «королевами красоты». Впрочем, деталей их отдыха он не знал.
«Надо бы, чтоб девчонки сдали анализы на ВИЧ и гепатит», - размышлял Серебряный, уставившись в темный деревянный потолок. «Хотя нет, у них, наверное, ничего…» - «А откуда ты знаешь?» - дискутировал он сам с собой. Сам Серебряный был совершенно здоров и планировал таковым оставаться в дальнейшем.
Остальные мысли, бесформенные, тоже устремлялись в потолок. Жизнь его миловала, бедами миновала, вот и сейчас было тихо, а тишина и покой – в тягость активной натуре, ибо символизируют бесцельность бытия, когда не означают отдых.
Как там Даниэла?
«Чего она тебе далась?» - перебил он сам себя. – «Живет себе, ну и пусть». Он ведь пытался ей помочь, и вроде получилось. Не буди спящий вулкан. Но в мире накапливались грозные явления, у Серебряного ощущение их неконтролируемого развития, предвестника хаоса. В котором, как известно, всегда находятся лихие люди, чтобы извлечь себе выгоду. А это плохо.
Ладно, не заводись, живи здесь и сейчас. С этими девушками, например, которые посапывают сладко и мирно. Выходит, незачем ему этот необычный дар, кроме как для достижения комфорта? Но так не бывает – организм стареет, поезд времени проносится мимо. Да так быстро и с закрытыми дверьми, что он не может заскочить в вагон. Один, второй, третий; и в разных направлениях. А он все стоит на перроне.
Вот именно, живи… А как тут жить? Болтать с самим собой и ждать утра? Да, ждать и наслаждаться отсутствием проблем, это ведь прекрасно. Смысл жизни ведь не состоит в их решении. Он в самосовершенствовании, в поиске знаний, ну и, как однажды умно сказала Оля - в продолжении жизни. Кстати, Оля стремительно познакомилась с каким-то норвежцем в его отсутствие и уехала жить в Осло. И оттуда писала, что продолжает любить его. Разумная девочка, первая почувствовала, что с ним гнезда не совьешь, и полетела на зов природы.
Да, кстати, Ритвеллер был прав - «Большое Кафе капуцинок», ровесница импрессионистов, никогда не называлось «Кафе де Пари». Хоть в чем-то он прав! Память, забавная вещь. А «Кафе де Пари» было даже в его родном городе у подножия Веригиной горы, называемой теперь Монте-Верде. Было и благополучно издохло, чего Серебряному не было жалко, ибо хозяин-француз был жлобом.
Монте-Верде и Монте-Конте, какое сходство. Только моря не хватает…
В этот момент Клеопатра, неслышно привстав, пощекотала языком завиток его уха:
- Ты уже выбрал кого-нибудь из нас?
- Нет, - ответил Серебряный беспечно. – Разве это главное?
Она нависла над ним спелой голой грудью:
- А что же?
- Будто ты не знаешь…
- Мне не положено. Я здесь только, чтобы выполнять твои желания, когда они будут.
- А угадывать мысли?
- И это. Когда они будут.
Контур головы Клеопатры заколебался, лицо потемнело, а когда прояснилось, словно подсвеченное изнутри, она стала похожа на Ольгу, что жила теперь на берегу скандинавского фьорда.
В ушах зазвучал ее ласковый голос: «Ты создаешь себе образы, и они переливаются друг в друга».
- А ты, ты тоже образ?
- Я – явь.
- Так я и поверил…
- Есть идея получше? – Клеопатра продолжала нависать над ним, как дирижабль. – Тебя, например, не интересует, откуда твой дар?
- Сначала бы узнать, для чего он, - смело заявил Серебряный.
- Приезжай в Осло. Может, узнаешь.
И Клеопатра (или Ольга), мелодично расхохотавшись, растаяла.
Опять ехать, вздохнул было Серебряный, но тут подумал: а не для того ли ему способность необычная дана?..
И снова понял, что ему ни от кого ничего не нужно. Ни от Оли, ни от Президента, ни даже от отринувшей его Велии (последнее он подумал в шутку).
Как понял?
Озарение свыше…
А дар дан ему для свободы.
Но небо из черного становилось серым, и неумолимо вставал тревожный вопрос – что дальше? Ибо «дальше» казалось предсказуемым. Да, боги могут возлежать на Олимпе в праздности, ибо они всегда востребованы кем-то снизу. А он был независим, как уважаемый политик на пенсии или состарившийся чемпион Олимпийских Игр из прошлого века – почитаем, но уже никому не интересен. Интересны только те, от кого что-либо зависит, кто принимает решения, поэтому люди и дорожат властью.
О Серебряном практически никто не знал и, следовательно, в нем не нуждался. Общество обходилось без его благодеяний, и, даже если он мог улучшить многое, он мало что мог изменить кардинально. Разумней всего сейчас, чтобы никому не мешать и не тратить попусту силы, было бы перенестись в Пирамиду, лечь на белокожий диван и упереться взглядом в небосвод через косую прозрачную крышу в надежде, что Знание вдруг осенит его.
А с чего он взял, что это его долг улучшать мир, даже если у него появилась необычная способность?!
Не ухудшать же! Он что-нибудь обязательно придумает… Вот интересно, стоит ему замереть, и все вокруг замирает. А все потому, что оно, окружающее, не настоящее будто. Ладно, пойдем дальше. Ворочаются сонно под одеялами Снежный Барс и Вечный Змей, каждый со своей ночной феей, вот-вот проснутся. То же самое и Каштанка с Катей… И все они ждут от него чуда или хотя бы слова. Иначе, чего ради они здесь? Объяснить им тайны мирозданья он не может, потому что сам их не знает. Да и зная, разве стал бы учить? Материальных благ им не надо, быть с ним – уже хорошо до поры до времени. А как нужда припрет, человек сам найдет, чем заняться, и все рассосется, разложится по порядку само по себе. Итак, сосредоточимся… Если получится.
Почему он такой нетерпеливый? Сидишь и сиди себе на здоровье. Радуйся, что время медленно тянется, ибо там, за горизонтом, только вечный мрак.

СIV. Утро
Пошевелилась и выбралась из шубного плена Каштанка.
- Кофе?
Она кивнула, мило зевая и протирая кулачками глаза. Официанты спят.
Серебряный пошел на кухню, где холодно блестела остывшая за ночь ресторанная утварь. Почему, когда человеку нечем заняться, его тянет куда-то пойти и что-то делать?
Нет, зачем ему искать, как вскипятить воду, если есть огромная хромированная кофеварка «Julius Meinl», в которой Каштанка разберется куда лучше…
Он помахал ей рукой. Она медленно приблизилась, переступая и потягиваясь как кошка.
- Сообразишь?
Каштанка кивнула и привычно взялась за торчащие черные ручки - как машинист за рычаги своего тепловоза, нажала тумблер-переключатель. Кофейный агрегат загудел и завибрировал.
Хорошо, что не взорвался.
Потому что тогда вся история свернула бы в наезженную колею конспирологии. Бомба взрывается, когда ее устаешь ждать, и когда ты кому-то по-прежнему мешаешь. Но в отличие от обычных людей, его, Серебряного, перемещения отследить и, следовательно, подготовить сюрприз невозможно. Он каждую ночь одним усилием мысли может проводить в новом месте.
Еще один день начался. Воображение хочет нарисовать что-то яркое.
Отправить Каштанку домой? Вместе с Катей?
Отправиться к увядающей Стефи?
- Ты постоянно рефлексируешь, - тихо, но внятно сказала за его спиной Катя. –  А нам отводишь роль статисток.
Серебряный с трудом повернул голову на затекшей шее.
У нее тоже был сонный вид, но бодрая речь.
- Каштанка, сделай еще один кофе, - сказал он. Та опять кивнула и обернувшись к Кате, с обворожительной улыбкой поздоровалась:
- Hola!
- И молока, - попросила юная мореплавательница.
Серебряный в мгновение ока перенесся в парижский супермаркет «Ошан» и прибыл обратно, бережно неся на руках, как спящих детей, пакеты молока и питьевого йогурта.
Девушки между тем уже расположились у окна, накинув на плечи норковые шубки. В отличие от исчезнувшей и какой-то странной Клеопатры, которая научилась менять обличье, подобно Стефи-Панче, они были вполне реальны.
-Давайте, милые, я вызову лимузин, и поедем ко мне в Пирамиду, - предложил он, когда они насладились кофе. – А то здесь скоро станет шумно.
- Нет, мы посидим здесь с ребятами, - ответила Катя, - только оставь нам немного денег, ладно? И сам побудь с нами, сколько сможешь.
Тут появились Горный Аристотель и Вечный Змей со своими ночными феями, которые благоухали, как садовые розы. Это были девушки очень высокого класса, за присутствие которых можно было не краснеть.
- Мы приняли решение жениться на этих чудесных созданиях, - объявил за обоих Горный Аристотель.
- Поддержу вас только в том случае, если леди согласятся хранить вам верность на все время брака.
- Мы согласны, - ответила брюнетка с длинными ресницами, сидевшая на коленях у Снежного Барса. Но другая вчерашняя жрица любви промолчала, видимо потому, что прикуривала в этот момент от сигареты Вечного Змея.
Это не обескуражило Серебряного.
- Хорошо, - сказал он. – В таком случае время вашей супружества истечет в момент вашего удаления от моих друзей на дистанцию, которую они сочтут запредельной.
- А брак будете заключать вы? - томно осведомилась вторая, стройная как камыш, девица, выпустив из чувственных ноздрей синхронные струйки дыма. – В таком случае он будет ненастоящим…
- Важно, чтоб он был настоящим по сути, - стал обращать разговор в шутку Снежный Барс.
- Я просто даю советы, - смиренно заметил Серебряный. – Если семени суждено прорасти и дать всходы, то оно прорастет.
- Вы - философ, милорд.
- Учусь у вас, - обронил Путешественник, - да и жизнь учит.
А сам подумал: «Пустой разговор может тянуться бесконечно». Что еще делать людям, которым нечем заняться, кроме разговоров?  Но если заглянуть внутрь, у каждого клубок проблем – здоровье, материальное благополучие, личная неудовлетворенность. От простых до самых изощренных.
А он имеет возможность устроить жизнь по собственному усмотрению, только потому что обладает всего одной сверхъестественной способностью. Создать собственный, невидимый Шаолинь. Но не в недоступных горах, как у Хасан ас-Саббаха, и не в сыром, унылом Авоне, как у Гурджиева, а повсюду.
 Вот он его и создал, и находится в нем на начальном этапе, когда все еще предстоит построить.
Настало утро, а вместе с ним и время решать дальнейшую судьбу гостей. Катю – в Петербург, Каштанку - в Гавану, мужиков – по местным квартирам. Неужели он их собирал ради этого? Нет, он поедет с девушками в Пирамиду, ведь они здесь, чтобы остаться с ним. Конечно, одна будет скучать по яхтам, другая – по острову. И, может быть, ему имеет смысл поселиться на копии затонувшего «Аменхотепа», в створе уютной голубой лагуны, на белом песке которой Каштанка откроет бар. Но, опять же, зачем?
Одиночеством и самоизоляцией веяло от его размышлений. Странным образом у него не было ни дел, ни обязательств, ни желаний. Но ведь так не бывает?! Достучаться бы до самого себя...
Мысли его неприкаянно витали то в районе Ритвеллер-плаза, то переносили в благоухающие сады Монте-Конте, то подбрасывали на пик Нурсултан, потом сдвинули картинку к медсестре Зое, а под конец всплыло даже нахально призывное лицо Даниэлы в «Belle ;poque», доме покойного Сафры. Но ни одно из этих мест его не цепляло.
- Я вижу, ты маешься, - сказала ему Катя на ухо, приятно щекоча губами. Он благодарно и скорбно сощурил глаза.
- Совсем чуть-чуть. Терзаюсь экзистенциальными проблемами.
- Не стоит, - прошептала она. – Будут раны, которые заживут, но останутся следы на психике…
В это время Каштанка безучастно цедила кофе. Но вдруг лик кубинки исказила страдальческая гримаса. Прозрачные сверкающие слезинки потекли по ее юным смуглым щекам.
- Тоже экзистенциальное, - заметил еле слышно Серебряный. – Но, по крайней мере, она этому отдается всецело.
- Разве она не радовала тебя ночью?
- Я же не возражаю, – усмехнулся он мягко.
- Мы все здесь, чтоб помочь тебе, - сказал Горный Аристотель.
- Спасибо, - поклонился Серебряный в его сторону, - заказывайте себе, что хотите.
В этот момент подошел официант с пятнистым лицом и попросил Вечного Змея и камыш-девицу не курить. Они подчинились, но заказали кальян, а Горный Аристотель – литр шубата.
- Какие у тебя есть желания? – спросил Путешественник Катю, накрыв ладонью ее тонкую изящную кисть. Он подумал о том, что уже купил ей квартиру в Петербурге, равно как и маленькую гостиницу для Каштанки в Пинар-дель-Рио, в которой она теперь хлопотала с матерью. Для этого пришлось снова наведаться в пару банков. Хотя сначала его соблазняла мысль обратиться к Рикшильдам, но не стоило из-за такой безделицы заключать пакт со Спрутом? Если что-то можешь сделать сам, не полагайся на другого! Поэтому Серебряный облекся в купленную в Стамбуле паранджу, и, на случай, если там были установлены видеокамеры, проник, будто в пещеру Али Бабы, в долларовые хранилища,
- Человеческие, - подражая ему, девушка по-кошачьи cузила глаза.
- Неужели не кошачьи? – подразнил он.
- …И конкретные, но всему свое время.
- А у меня никаких.
- Это же хорошо… Гармония.
- Почему же мне неспокойно?
- Действительно, почему? – огорчилась она.
- Потому что у меня нет ответа, и я не знаю, кто мне его даст. Нужно Знание.
- Так добудь его, - вступила в разговор Каштанка, и, после паузы, - где хочешь… Не обязательно далеко. Знание – как бог, оно во всем.
«Помогла», - подумал Серебряный грустно и так же мысленно, хотя и высокопарно заметил: «Или просто жди, пока догорит свеча жизни либо кто-то погасит ее раньше». Впрочем, не погасит!
- Если нет желаний, значит, нужно действовать, -  твердо сказала Катя.
- Или воздерживаться от действий, - бодро парировал он.
- Поставь себе задачу, - почти потребовала Каштанка.
 «Спасибо, что у меня есть такие замечательные помощницы», - подумал Серебряный. «Которых ты сам себе придумал», - аукнулось изнутри.
- Поставить себе задачу… легко сказать, - пробормотал он, потерев глаза и лоб.
Если никто из знакомых его не ищет, значит, все в порядке. Можно было бы сейчас на остров Пхукет – искупаться в бассейне, обрамленном пальмами на берегу океана. Серебряный однажды видел такой бассейн с плавающим в нем вараном – видеозапись прислала отдыхавшая там одноклассница. Но невежливо бросать Катю с Каштанкой в заснеженных горах.
Поставить задачу, обозначить, выявить… Он окинул мысленным взором планету, пронесся над пожарами, городами, несущимися поездами. Везде все случалось само по себе…  Где требуется его вмешательство? Нигде. Отметаем. Может, слишком бегло прошелся? Ну хорошо, укрупню, вмешаюсь в какую-то частность, исправлю несправедливость… Только зачем далеко летать? Несправедливость на каждом шагу…
Зарплата у здешнего официанта, например, неоправданно низкая… Можно найти хозяина, прижать к стенке. Но тогда уж лучше в глобальном масштабе, сразу к президенту – требовать отмены эксплуатации человека человеком! Только кто сказал, что я создан, чтобы решать проблемы общества? Это как ассенизатор, которому непрерывно надо чистить канализацию. Надзирать за судьбами планеты может быть хобби, обязанностью, но смысл моей жизни в другом…
Я волен, я сам себе господин…
- Мы, наверное, поедем, - прервал молчание Горный Аристоте, который не привык бездельничать. Вечный Змей промолчал, ему было хорошо.
- Езжайте, - кивнул Серебряный. – Будем на связи.
Но брюнетка с накладными ресничками коснулась окладистой бороды Снежного Барса и взмолилась:
- Давай останемся!
- Твое дело, - непреступно усмехнулся Горный Аристотель, - но мне надо к мадам, она приезжает из командировки, а продукты не куплены, обед не приготовлен…
- Но как же свадьба? И кто такая мадам?
- Мне надо еще подумать, - сказал философ. – Свежий воздух и утренний кофе прояснили мой мозг. А мадам…. Это обычная жизнь, так что не удерживай меня, и давай расстанемся до лучших времен.
- Так будет лучше, - согласился Серебряный и, бережно погладив брюнетку по голой шее, сказал ей. – Но ты можешь перейти к Вечному Змею, если он возьмет тебя.
Аскетичный друг его с достоинством кивнул и сделал широкий жест, указав девушке на правый, свободный пока поручень своего кресла. Платье решительно натянулось на ее бедрах, когда она закинула ногу на ногу на новом месте.
Между тем, Снежный Барс откланялся, а гордый индеец-психотерапевт повелительно щелкнул пальцами, чтобы ему принесли бутылку «бахусовского» шампанского.
Теплое, оно помогает от простуды, признательно вспомнил случай из собственной практики Серебряный. За Аристотеля он не беспокоился, так как сумел всучить тому пару новеньких банковских билетов, которых с лихвой хватало и на такси, и на продовольственную корзину.
Итак, обязанностей у Серебряного не было. Но кто же предоставил в его пользование Пирамиду и с какой целью? Рикшильды из преклонения перед его уникальной способностью? Но с этим никак не вяжется образ Клеопатры, странным образом мимикрирующей то под шумерлэндскую певицу Дину, то под хозяюшку Ольгу. И уж если кто приставил к нему девушку-трансформера, то уж точно не крутое банкирское семейство. Скорей всего, она из неведомой параллельной реальности. Да и не одна Клеопатра меняет лица и формы, взять изящную принцессу, которая махом могла обернуться простолюдинкой Панчей…
Ответ – никто (не предоставил). Он сам, все сам… И вообще, жизнь сказка. Только почему-то тяжеловато, нет волшебной легкости. Впрочем, подумаешь, Пирамида, нужна она ему тыщу лет?! Ему и дворец-то не нужен пока, не тщеславен.  Cам себе ковер-самолет.
Полечу, куда захочу… Сделав вид, что удалился в туалетную комнату, Серебряный слетал на Изумрудный базар и вернулся с двумя ананасами, которые Каштанка и Катя тут же ловко порезали и разделили на всех.
Стрелка настенных курантов неумолимо поднималась к полудню. Серебряный нанял для своей компании лыжного инструктора, арендовал для всех, кроме себя, полную экипировку, купил красочные спортивные костюмы и отправил на белоснежный склон.
Может, к миллионеру Ибрагимовичу перенестись на остров Сен-Барт, завести полезный контакт? А если его там нет, то неприкаянно побродить по еще чьей-нибудь, красивой и желательно пустующей яхте... Чтобы предаться тем же самым размышлениям о бытии. Но внезапно ему представилась фантастическая картина невиданных разрушений на этом райском острове, произведенных ужасным ураганом. Она была столь явственной и грозной, что Серебряный мгновенно вспотел. Нет…
Или купить этот горнолыжный курорт? Понадобится чемодан наличных или какой-то финансовый монтаж. Неприкаянный Путешественник станет подобием магната Говарда Хьюза, потерявшего вкус к жизни. Но неизбежно поднимется волна, вопросы, которых он естественно не боится, но все же… Да и зачем покупать, если он и так в любом месте может ощутить себя, как дома?!
Взгляд Серебряного упал на пышное облако за окном, которое лениво двигалось над ущельем. Он быстро надел оставленную Катей норковую шубку, кое-как застегнулся и пожелал себе перенестись на плывущего по небу ватного барашка. В ту же секунду он очутился высоко над землей на пенном ковре, который медленно уплывал из-под ног, в то время как Путешественник оставался в одной точке. Эксперимент удался… Серебряный не падал, а занимал именно то место в пространстве, в котором пожелал оказаться. Вот облако совсем снесло ветром, и он будто повис в безбрежном небе. На горе топорщились мелкие, как железные опилки, фигурки лыжников, среди которых, вероятно, уже были Каштанка и Катя.  Всматриваться он не стал, ибо морозный воздух колол руки и лицо, хотя мех и согревал тело. Чтобы избежать переохлаждения, Серебряный поспешил вернуться к «Погибшему пионеру», где в камине уже трепетал живой огонь.
Еще немного и захочется есть, а там проснутся другие естественные надобности... Но начать действовать - все равно что зажечь спичку: не погасишь до полного сгорания, и не будет времени остановиться подумать! Поэтому лучше придумать что-то сразу.
Гости прекрасно поняли, что Серебряный отправил их кататься с горки, потому что не знал, чем развлечь, и тактично не стали возражать, кроме упрямого Горного Аристотеля, который сразу пошел своей дорогой. Странно, что Рикшильды не разыскивают его, ибо Прорезающий Пространство мог бы пригодиться их честолюбивым планам, но они несомненно подозревают, что его нельзя контролировать.  Даниэла тоже не ищет новоявленного Мессира, но это от нехватки мозгов. Всевышний милостив к безбашенной авантюристке.
Если он сейчас перенесется к Папе Римскому или к знакомому Президенту, и заведет с ними ученый разговор, смогут ли они утолить его печали? Серебряный представил себе эти сцены и пришел к выводу, что нет, не смогут, ибо сами не знают ответа либо просто не поймут, по какой причине он мается. И близкие, неравнодушные к нему, люди, если бы такие были, тоже не смогли бы ничего сказать, кроме слов утешения и поддержки. Мир находится в состоянии динамического равновесия, его, Серебряного, вмешательства не требуется.
Просто живи, сказали бы ему добрые друзья-товарищи, раз повезло не иметь забот. Твори, учись, ищи Знания, люби, радуйся жизни! Либо оставайся неподвижен, как секвойя или баобаб, которые тоже не скучают в своих тысячелетних раздумьях, подставляя листья дождю, ветрам и солнцу.
Неужели нужны какие-то фантастические существа, полубожества, сотворенные твоим разумом, которые могли бы вывести тебя из ступора, указать путь куда-то? Скудны кружащие в его черепной коробке мысли, нищ, но не блажен его дух.
Тут внимание Серебряного привлек ворох шуб, служивший ночным ложем ему и его подругам. А точнее, массивная книга поверх зимней одежды, на корешке которой было вытеснено золотом - «Сокровища мировой мудрости». Кто ее оставил? Возможно, Клеопатра… Шелковая ленточка, как закладка, разрезала толщу страниц где-то посередине. Путешественник, как завороженный, раскрыл книгу на этом месте и прочитал: «…он обитает на святых горах, летает по воздуху, ему прислуживают прекрасные юноши, для него поют яшмовые девы: он парит в поднебесье вместе с легкими облаками и ступает по туманной дымке.» Речь, как он быстро понял, пробежав глазами страницу донизу, шла о третьей ступени просветления в философии даосизма.
По большей части написанное относилось к нему, правда, девы были не яшмовые, и юноши не такие прекрасные, но горы вполне могли оказаться святыми, да и описание полета совпадало с тем, что он только что испытал.
Итак, неожиданно, без каких-либо усилий с его стороны, он оказался поднят на третью ступень вселенской мудрости, по версии китайцев. Но, по крайней мере, это было первое документальное объяснение тому, что с ним произошло.  Не хватало заболеть манией величия! Серебряный довольно улыбнулся и заказал рюмку «Арарата» семилетней выдержки.

CV. Добрый вечер
Было девять вечера. Каштанка и Катя взбивали подушки и застилали огромную постель свежими простынями, готовясь ко сну. За прозрачными изнутри окнами, внизу, со всех четырех сторон расстилался мерцающий огнями город. Громко работал телевизор, настроенный на популярный музыкальный канал. Серебряный, желая тишины, вышел в вестибюль, стены которого были увешаны картинами с достопримечательностями Парижа.
И тут мелодично запел дверной звонок. Путешественник сразу почувствовал недоброе, тревожное. Слишком неожиданно, слишком поздно…  В глазок были видны фигуры двух милиционеров – мужчины и женщины. Серебряный, как был в тапках, вышел к ним на лестничную клетку.
- Здравствуйте, - дама с капитанскими звездочками на узорчатых погонах подбросила руку к нелепо большой фуражке.
Путешественник со смиренным видом ответил:
- Добрый вечер!
- Вы здесь живете?
- Нет, работаю, - ответил Серебряный, а сам подумал, что у капитана ровные белые зубы.
- Но сейчас поздно, и вы к тому же в домашних тапках, - заметила служительница правопорядка.
«Приятное, в целом, лицо цвета молочного шоколада, глаза, как черный жемчуг, хорошая фигура», - продолжал думать обитатель Пирамиды, - «Правда, не ясно пока, какая под мундиром грудь».
И ответил:
- Разве это имеет значение?
- Вы здесь проживаете временно или постоянно? – капитан говорила  строго, по-мужски.
«Интонация мелодичная», - отметил про себя Путешественник и ответил:
- Временно.
- Регистрация есть? - сипло спросил второй офицер, у него были лейтенантские знаки отличия, и ему, видимо, надоело молчать.
Серебряный первый раз слышал про регистрацию, но, чтоб не ставить себя в проигрышное положение, соврал:
- Как же иначе.
- Когда делали? – не отцеплялся лейтенант.
- Недавно.
Милиционеры состроили недоверчивые гримасы.
- В квартире одни?
- Да, - он не хотел впускать посторонних в свою личную жизнь и, тем более, создавать дискомфорт своим девушкам.
- Можно посмотреть? – лейтенант сделал движение вперед, полагая, что странный собеседник либо отступит в сторону, либо ответит согласием. Прикрытая, но незапертая дверь была в пределах манящей досягаемости.
- Нет, - Серебряный улыбнулся как можно вежливей, но не шелохнулся.
- Удостоверение есть, покажите? – сказала капитан недовольно.
- Не обязан, я у себя дома.
- Вы напрасно не сотрудничаете с работниками правоохранительных органов, - сердито заметила старшая по званию.
«Симпатичная», - вынес безмолвный вердикт Путешественник, но напомнил ей:
- Жилище неприкосновенно, вы сами знаете.
- По-моему, вы там кого-то скрываете? –подозрительно сказал лейтенант. Он был настроен воинственно.
- Вам кажется, - сказал Серебряный, хотя сердце ощутило неприятный укол.
«Вот, страдай из-за таких», - подумал он возмущенно.
- Вы нарушаете порядок, у вас нет временной регистрации, - начала было перечислять капитан.
- Откуда вы знаете?
- Иначе бы вы предъявили адресную справку.
- Повторяю, я не обязан ничего предъявлять.
- Теперь обязаны, поэтому я выпишу вам штраф, - заявила женщина в форме.
- А вы уверены, что это конституционно, - выдвинул последний аргумент Серебряный, который органически е переносил штрафов.
- Раз есть закон, значит, это конституционно, - заметила капитан.
- Это совершенно необязательно, - сказал он. – Закон может противоречить Конституции. Ну ладно….
Путешественник решил сбавить градус дискуссии:
- Покажите хотя бы закон.
- У нас его нет.
- Вижу, - саркастически заметил он.
- С собой нет, - нежные округлые щеки капитана зарделись. Легкое волнение очень шло юному на вид созданию. «Хорошо сохранилась», - подумал Путешественник, прикинув, что обмундированной даме было года двадцать три.
- У вас еще есть вопросы? - осведомился он. - А то мне пора отдыхать…
- Мы вернемся через неделю, - строго сказала милиционер, в то время как ее спутник грозно вращал глазами, - поэтому в ваших интересах оформить регистрацию, иначе оштрафуем.
- В это же время придете? – уточнил Серебряный.
- Как получится, - сухо ответила капитан, давая понять, что разговор окончен. – До свидания!
И, блеснув звездами, незваные гости направились к лифту.
Неделя - большой срок, подумал Серебряный. Ему претили любые меры, ограничивающие его свободу, поэтому, идя вглубь квартиры, которая занимала весь верх Пирамиды, он постарался немедленно сосредоточиться на поиске решения, и, проходя мимо зеркала, заметил, что сильно нахмурился.
Кто там отвечает за регистрацию – начальник миграционной милиции района, города? Припугнешь кого-нибудь из них, как в романе Булгакова, но закон-то не изменится… Можно к красивой капитанше домой заявиться и попросить, чтобы не приставала. Допустим… Но другим людям все равно придется мучиться, терпеть произвол властей, при том что, как обычно, неудобства создаются для честных людей, жуликам на эти меры контроля наплевать. В обществе нагнетается атмосфера неуверенности, страха перед Властью. Так не пойдет…
Серебряный в волнении выпил пакет апельсинового сока. Заглянул в спальню, где царил голубоватый полумрак, нежно поцеловал девушек.
- Кто приходил? - привстав на локте, спросила Катя.
- Соседка, - ответил он, - просила лампочку в подъезде вкрутить.
Она сделала большие растерянные глаза.
- Мы же одни на этаже.
- Так это внизу, - сказал Серебряный и спросил. – Не боитесь остаться дома на полчаса?
- Почему так долго? – вступила в разговор Каштанка, поняв только про «полчаса».
- Лампочку еще купить надо, - развел он руками и пошел надевать ботинки. А уже после взял из кухонного ящика пару резиновых перчаток.

CVI. Вечерний огонь
Серебряный перенесся во францисканский монастырь Сакро-Конвенто в Италии, где раздобыл подходящую по размеру коричневую тунику с капюшоном, оттуда на склад магазина автомобильных товаров в родном городе. Выбрал там десятилитровую канистру. Ну а после - в Мексику, на отдаленную бензоколонку, чтобы наполнить пластиковую емкость по самое горлышко.
Затем, как был в монашеском одеянии с накинутым на голову капюшоном, мысленно пожелал перенестись в кабинет президента. Знакомый седовласый мужчина в бордовом бархатном халате, обильно украшенном желтым блестящим орнаментом, задумчиво расхаживал по пушистому ковру, в котором почти до щиколоток утопали его голые ноги. На столе лежала раскрытая папка с документами, а поверх бумаг - массивное золотое перо. По сравнению с прошлой встречей глава государства выглядел моложе, и Серебряный отметил про себя несомненный прогресс медицинской науки.
- Здравствуйте,…, - он назвал президента по имени-отчеству. – Надеюсь, у вас все хорошо.
Пожилой человек вздрогнул и напрягся, но черты его лица тут же расслабились, когда он узнал гостя. У него была отличная память.
- Давненько тебя не было, - произнес он и протянул широкую ладонь для рукопожатия.
Серебряный, поставив канистру на массивный стол, поспешил ему навстречу, и они дружески обнялись.
- К сожалению, - посетовал Путешественник, - вы так и не восприняли меня всерьез. Нет указа о создании партии Знаний, нет пропаганды общества Знаний, нет запрета частной собственности на крупную промышленность и землю, нет отмены уголовного наказания за разжигание социальной розни, то есть, за призывы к классовой борьбе.
- Ты не представляешь, сколько у меня дел, - пряча глаза, ответил президент. - Впрочем, не помню, чтобы ты говорил мне о частной собственности и классовой борьбе.
- И тем не менее, вы проигнорировали мои предложения, касающиеся общества Знаний. Факт!
- Что я могу для тебя сделать? – смущенно спросил глава государства.
- Все то же, - с досадой уже отмахнулся Серебряный. – Но сейчас я пришел по другому поводу. Отмените регистрацию…
- Какую? – хозяин кабинета удивленный вид.
- Ту, из-за которой милиция по квартирам ходит, лояльных граждан нервирует.
- Это для их же пользы, для усиления борьбы с террористами и организованной преступностью. А то совьют гнездо преступные элементы.
- Нужно оперативную деятельность усиливать, а не кошмарить народ.
- Мы усиливаем.
- Знаю, как вы это делаете, - отрезал Серебряный. – И в доказательство серьезности моей досады на ваше непонимание - вот мой ответ.
Он потряс канистрой:
 - Мое терпение иногда перехлестывает через край.
- Не надо! - не на шутку встревожился энергичный старик и сделал шаг к нему. Бордовый халат усиленно засверкал позументами.
Но Серебряный вихрем взлетел на письменный стол, отвинтил пробку на канистре и стал заливать ковер и пол вокруг. Затем достал из кармана брюк спичечный коробок и добыл огонь.
- Очень не советую вступать со мной в конфронтацию, - вымолвил он. – Впрочем, вы и так поняли это, иначе бы уже вызвали стражу. А теперь самое главное – чтобы завтра же регистрация была отменена, наложите вечное вето, бессрочный мораторий - способ за вами, но чтобы духу ее не было…
С этими словами Серебряный аккуратно выпустил из пальцев горящую спичку, и оранжевые реки огня потекли во все стороны. Президент грузно поспешил к высоким, отделанным под старину дверям, а гость с грустью подумал, сколь неуместен здесь запах бензина…
Канистру, монашескую сутану и перчатки он забросил в дебри Амазонки.
- Какой ты вкусный, - сказала Катя, понюхав его, когда он вернулся. Каштанка последовала ее примеру. А он с улыбкой чеширского кота или Орнеллы Мути вспомнил о только что принятом горячем душе в номере Коко Шанель в «Ритце», том, что на Вандомской площади.
- Тут был пожар, пока тебя не было, - заметила мореплавательница.
- Где? – поднял он левую бровь.
- Там, - Каштанка вскочила на широкой кровати и указала пальцем в сторону всегда освещенного по ночам Дома Правительства. Но в лучах невидимых прожекторов здание в стиле позднего Возрождения выглядело так же мирно, как обычно.

CVII. Огненная ночь
- А если мы захотим от тебя детей? – спросила Катя.
- Тогда и посмотрим. Или ты уже хочешь?
Каштанка с интересом прислушивалась.
- Будут дети, - он дал Кате руку.
Она задумчиво ее поцеловала.
- Но у нас не будет нормальной семьи, так?
- Мормоны ведь живут с несколькими женами…
- Это мормоны. А у нас и на Кубе многоженство не разрешено. И ты не мормон…
- Нет.  Но я всегда смогу быть и с тобой, и с Каштанкой. Ты же знаешь, что я это умею.
- Я тоже об этом думала, - сказала Каштанка с некоторой грустью, глаза ее светлячками мерцали в темноте.
Серебряный нежно погладил ее голое бедро пальцами ноги.
- Каждая из вас хочет, чтобы мужчина, то есть, я был с вами и вашими детьми всегда. Так и будет, во-первых, потому что мысленно я всегда с вами, а во-вторых…
- А по ночам? – вставила Катя.
Он прокрутил ситуацию в голове:
- Или вместе, или по очереди… У тебя есть другие предложения? Или у тебя, Каштанка?
Он поцеловал кубинскую девушку в серо-пунцовые губы.
- Главное, у вас будет все для хорошей, - он подумал, «сытой», но добавил, - спокойной, жизни.
- Я не настолько меркантильна, - сказала Каштанка.
- И я не ищу покоя, как ты заметил, - поддержала подругу Катя.
- Знаю, но хочу внушить вам уверенность в завтрашнем дне. Как иначе показать мою к вам любовь?
- А разве это любовь? – с печалью в голосе сказала Катя. – Это поклонение. Ты покорил нас.
- Тоже знаю, но так вышло.
- Не грусти, - обхватила Катю за плечи кубинка. – Не надо просить у бога слишком много.
- И потом, - привел Серебряный запоздалый и не совсем железный аргумент, - вы ведь меня, наверное, любите, хоть и без пылкости.
- Конечно, - кивнули девушки.
- И на пылкость мы тоже способны, - Катя взъерошила волосы и томно потянулась.
Внезапно во входную дверь мелодично позвонили (хороший звонок), но поскольку она была бронированная, Серебряный решил не реагировать.
Но заухали нетерпеливые удары, от которых броня застонала, как колокол, и понеслись крики: «Пожар!»
- Сходи, посмотри в глазок, - попросил Катю Серебряный.
- А ты, - сделал знак он Каштанке, - посмотри в окна.
Сам же остался на постели. Девушки соскользнули с ложа и, мягко ступая, поспешили выполнить его указания.
Мученические лики Эдмонда Сафры и Кристофера Стивенса, - первый задохнулся от дыма в ванной комнате неприступного особняка, второй в такой же изолированной комнатушке американского консульства, -  возникли перед глазами, сопровождаемые горестными изображениями их участи.
- Там ничего не видно. Белый дым, - доложила бесстрашная мореплавательница, быстро вернувшись.
Каштанка также спустилась по ступенькам в центральную часть жилища и, осторожно выглядывая наружу через откидные стекла, внимательно осмотрела все стороны небоскреба.
- Огонь там, там и там, - показала пальцем в трех направлениях, кроме той нарочно затемненной стены, где было изголовье кровати.
Роковое совпадение, месть президента, вмешательство свыше? Гадать времени не было. Он был неуязвим, но девушки беззащитны. Не надо было их собирать тут – как обычно мелькнуло запоздалое сожаление. Бежать вниз по лестнице, дожидаться счастливого избавления или ужасного конца под сводом пирамиды? Мысли тревожно прыгали в черепной коробке.
Выбора не было. Катя с Каштанкой сгорят, он уцелеет. А что, если кто-то решил нанести ему болезненный удар? По логике никто бы на такое не решился. Кроме того, от кого ему достался дар Путешественника. Значит, это испытание.
Серебряный перенесся в темное звездное небо, чтобы оценить обстановку снаружи. Остроконечное здание, у подножия которого бушевал огонь, напоминало ракету на старте.
Что делать? Раздобыть девчонкам два параплана, чтобы они могли спрыгнуть с крыши? Но купола даже в опытных руках могут не раскрыться…
Верхнюю часть пирамиды, где находилось его убежище, ставшее теперь ловушкой, опоясывал балкон с золотыми перилами. Серебряный в мгновение ока очутился на этой узкой дорожке и увидел, как к нему, словно по команде, через широкие окна вылезли, закутавшись в простыни, обе девушки и встали по бокам. В отблесках пламени их раздуваемые ветром волосы тоже стали казаться золотыми.
Они были спокойны, по крайней мере, тревога едва просвечивала сквозь нежные лица. «Верят», - в апатичном смятении подумал Серебряный.
- Мы верим, - мельком посмотрев на него и молитвенно сложив руки, сказала Каштанка.
- В себя, - добавила Катя, и глаза ее нервно вспыхнули.
«Воздерживаться в сомнении», - пришло Серебряному на ум кредо старика Каренина, выраженное его творцом, Львом Толстым. Значит, смиренно ждать, пока Пирамида обрушится под напором огня?! Или перенестись к президенту, которому он только что предъявил ультиматум - просить выслать дополнительные пожарные расчеты?
И все же, что могло вызвать такое сильное и почти моментальное возгорание? «Не является ли бушующее пламя ловкой мистификацией?» -  в смятении вопрошал мозг.
Однако в тот же момент в голове Серебряного начал складываться четкий план действий: сейчас он перенесется оружейную комнату какой-нибудь воинской части, где возьмет пару пистолетов Макарова, затем окажется на командном пункте аэродрома, где стоят вертолеты Гражданской Обороны или МЧС, и потребует, предварительно сняв оружие с предохранителей, немедленного вылета к Пирамиде. Оказавшись над ее вершиной, велит сбросить веревочную лестницу – надеждами на спасательную люльку с механической лебедкой, как на Западе, он себя не тешил – по которой девушки смогут взобраться в летучее укрытие…
Морщины на его напряженном лбу слегка разгладились. И тут же он услышал характерный шум ротора над головой. Сверху, озаряя тьму мигалкой на брюхе и ощупывая балкон Пирамиды прожектором, опускалась китообразная туша вертолета. В открытой двери маячила пышная шевелюра. Серебряный сначала догадался, а потом различил, кто был ее обладательницей. Довольная улыбка очень шла юному, по памяти цветущему, но в данным момент бледному как мел лицу Даниэлы. 


CVIII. Человек без фантазии
Параллельный мир. Серебряный в одиночестве плывет по водной дорожке бассейна…
Как-то возвращаясь из школы неровным асфальтом улицы Джамбула со своим одноклассником Игорем Рубцом - дело было в 9-м классе, обоим по шестнадцать -  он завел разговор на мучившую его тему творческого бесплодия: сколько книг за жизнь может написать человек?
- Одну точно, - сам же и ответил уверенно, потому что у какого-то мудреца вычитал эту мысль недавно. – Книгу своей жизни.
Игорь интеллигентно согласился, своих мыслей предпочитая не выдавать. А Серебряному от собственных слов, звучавших как врачебный диагноз, было не по себе. Неужто столь бескрыл его разум? Хотел писать, но потуги давали ничтожный результат, несмотря на то, что одно время его сочинения лучезарно превозносила Маргарита Ивановна, учительница литературы.
Теперь у него пять изданных на бумаге книг: роман, две повести, воспоминания об отце и сборник рассказов. Этим он почти утолил свою жажду прорыва в недоступное в личном качестве писательское сонмище и выхода на авансцену перед читателями. Его широко не признали, аплодисменты были редкими, хоть и местами горячими, но честолюбие удовлетворено. И стремиться в типографию не нужно, есть Всемирная Ткань. Он сумел мелким камешком пустить круги по воде, совсем чуть-чуть, но взволновал среду. А масштаб явление относительное. И можно, когда рука и ум окрепли, заняться главным - направлением мыслей.
На этом этапе жизни увлекся воспоминаниями и письмами - Герцена, родственников Пушкина, дочери Толстого - Татьяны, Казановы, апостола Павла, рассуждениями великих и о великих. Теперь рекомендуют «Науку логики» Гегеля, своей очереди ждут, но вряд ли дождутся комментарии Аль-Фараби и Ибн-Рушда к Аристотелю. Но не стоит забегать вперед или даже проявлять горячечное рвение искусственного научного энтузиазма. За энергетические затраты приходится расплачиваться депрессией.
Татьяна Сухотина-Толстая мучительно переживала, что недостойна величия ума и морали отца, но со временем расцвела и дозрела. Она свидетельствовала о словах Толстого, что счастье – это «работать и получать удовольствие от работы». Отталкиваясь от этой фразы, Серебряный сформулировал собственную: «счастье – это учиться и получать удовольствие от учебы». Научилась понимать своего отца, и открылись глаза на реальную жизнь: «Жалкий, жалкий народ. Меня удивляет его покорность, но и ей, я думаю, придет конец». Пророчески написала это о русских в дневнике в 1891 году. И сделала немало полезных наблюдений, которые оценили читатели сто лет спустя и, вероятно, ее собственная дочь.
На этой реминисценции Серебряный вспомнил, кажется, самую первую поучительную историю, рассказанную ему матерью: о маленьком спартанце, спрятавшем под туникой лисенка. Звереныш грыз мальчику грудь, но он, сохраняя стойкость, не позволил себе закричать, потому что в это время говорил учитель. Быть мужественным, будь воспитанным, - это хотела внушить мама.
 Композитор Скрябин, автор «Прелюдии для левой руки», которую Серебряный слушал в Париже, прожил 43 года, композитор Стравинский – 88, но оба оказались великими… И что? А Аркадий Ваксберг, который был не только величайшим журналистом-юристом Советского Союза, но и тонким гуманитарием, открывшим Серебряному мятежную суть художника Гюстава Курбе?
Да, уж… Путешественник сделал маленький глоток чешского пива, изготовленного в Эдеме, и раскрыл красную книжицу, купленную за сто тенге у ворот Никольского рынка -  живописные «Страницы из моей жизни» Федора Шаляпина…

CIX. Зарево завтрашнего дня
Левой рукой он нащупал одеяние Кати, это была не простыня, а нежный шелк нижнего белья. Правая, между тем, коснулась голого плеча Каштанки, потом ткани ее ночной рубашки. Обе девушки возлежали рядом. И он тоже – ощущая затылком подушку. И взгляд, как только он поднял веки, уперся в шатровый верх пирамиды, на голубых гранях которой поигрывало утреннее солнце.
- Знание, знание, - прошептал он. – Когда ты придешь?
Но душа его не испытывала нетерпения. Главное, что было – это облегчение. Черный дым ночного наваждения рассеялся.
Аристотель в «Метафизике» писал, что всякое познание преследует цель, а цель является пределом. Это подтверждалось поведением приятелей Серебряного, которые на его призыв стремиться к Знанию, как правило, вежливо уточняли: «К знанию чего?»
Вообще, в целом! - отвечал он.
Конечно, Знание в чистом виде, в форме абсолютного ведения, в трансцендентной субстанции, возможно, не встречается. Но не спешите с конкретикой. Ее подскажет интуиция, подготовленная поисками Знания везде, где возможно. Поэтому Серебряный ведет широкий поиск, исходя из подручного арсенала – информация, учеба, общение, размышления, сиюминутные и судьбоносные императивы. Но, однако, не tous azimuts (как говорят парижане-с): например, Серебряный не идет смотреть все фильмы подряд и не берется всерьез сочинять музыку, ибо хоть знание и безгранично, но пребывание человека во времени - нет. Поэтому, с одной стороны, надо растекаться, расходиться по знанию, как круги по воде, а с другой – двигаться в направлении приоритетов. Параллельно.
Безмятежность утра контрастировала с тяжестью ночи, щедрой на неправдоподобные события.  Он яростно потер глаза. Дел, как всегда, не было. Организм еще спал.
Нашарил под Каштанкиной попой пульт от телевизора. Ладно, нажму. Вовремя. Сидящая с прямой спиной диктор в красном жакете объявила:
«Решением президента объявлен мораторий на временную регистрацию граждан, как нарушающую конституционные права граждан…» Приятный сюрприз, Серебряный почувствовал, как волна удовлетворения заполняет мозг.
Под ягодицей Кати нащупал смартфон с еще не севшим аккумулятором. Наткнулся на новость: девушка-оппозиционерка жалуется, что к ее матери на юге Евразии пришел следователь. Проверять сигнал. Будто бы дочь подозревается в торговле наркотиками - есть сведения. Теперь ей пришлют повестку на допрос. А поскольку живет в другом городе, Питере, то пришлют туда, там и допрашивать будут… Несчастная спрашивает, как ей быть.
Серебряный вспомнил слова художника-коммунара Курбе, вдохновителя сноса Вандомской колонны, из книги великого советского журналиста Ваксберга: «Если в угоду политике вас надо осудить, то вы будете осуждены…» Еще одна бедная овечка, жаль, что не Катя, например, но помочь надо. За политику и права человека страдает.
Из любопытства он заглянул в аккаунт девушки в соцсети. Так это ж Катя и есть! Многогранная, как он в очередной раз убеждался, личность, и жизнь...
- Не волнуйся, - сказал Серебряный ей за завтраком, - все улажу. Только дай мне знать про повестку или другие неприятности, но сама никуда, пожалуйста, не встревай! И передай маме, чтобы больше не переживала.
И он нежно поцеловал ее загорелый лоб. Глаза девушки засветились счастьем.
- Eres magn;fico, - восхищенно сказала Каштанка, наливая ему кофе.
- Не я, - ответил он ласково. – Мироздание…

CX. Оппозиционерка Катя
- Хорошо, я обо всем тебе скажу, - согласилась Катя, - но пока я с тобой, они могут взяться за отца.
- Не раскачивай маятник (этот Серебряный вычитал в «Трансерфинге реальности» Зеланда), - посоветовал он. – И не торопи события. На все будет дан ответ. И, зная меня, ты можешь быть уверена, что (Путешественник не стал вдаваться в подробности) … я нейтрализую угрозу.
- В ужасное время живем, - заметила она хмуро. – Нельзя говорить то, что думаешь. 
- Надо думать, что говоришь, - поделился он мыслью. – А пока позвони маме, скажи, что у тебя все в порядке. Я, если хочешь, передам ей денег… Насколько понимаю, она с твоим отцом в разводе?
- Нет, просто живет отдельно. Самостоятельная.
- Одинокая?
- Какая разница?
- Меня устраивает твой ответ. Хочешь, отправим ее к Каштанке?
Молочно-шоколадная американка, в чьих жилах текла кровь доколумбовых индейцев, услышав свое имя, радостно закивала.
- Ну, если припечет, -  осторожно ответила Катя.
«В рамках объединения семьи», - машинально подумал Серебряный.

CXI. Серебряный опять выручает Катю
Это случилось гораздо позже. Но чтобы не томить читателя… Катю действительно вызвали на допрос в Питере, на который она явилась абсолютно безмятежной, и не только потому, что ощущала обещанную поддержку Серебряного, но и в силу обстоятельств, о которых будет сказано ниже.
Следователь, злой и нервный старший лейтенант с отечным синюшным лицом, с которого неподвижно смотрели желтые глаза, попытался нагнать на девушку страху, не ведя о привитом ей иммунитете.
Серебряный не стал тянуть и встретился с ним в тот же день около полуночи, когда тот ложился в свою несвежую постель. В руке у Путешественника был готовый к бою ГШ-18 с «глушителем» с какого-то ведомственного склада, а на голове черная маска спецназовца.
В течение какого-то часа, гипнотизируя грозным оружием утомленного издевательствами над согражданами служителя Фемиды и демонстрируя полную решимость спустить курок, Серебряный выяснил имя начальника управления внутренних дел, непосредственно стоявшего за приказом «кошмарить» девушку. И тут же нанес ему визит. Аргументом служил тот же 9-миллимитровый стол.
Начальник в свою очередь, не колеблясь сообщил имя и.о. руководителя областного Главного управления полиции, который поручил проверить «сигнал» на Катю, поступивший из некоего филиала службы по контролю за оборотом наркотиков.
Перед лицом неизбежного испытания на себе мощи последнего совместного изделия талантливых оружейников Грязева и Шипунова, и после речитатива лаконичных, но четких, как текст приказа, предостережений руководитель, похожий на свинью в кителе и носящий по мрачной иронии судьбы фамилию Влодзимирский, пообещал навсегда забыть о девушке Кате. А также попросил передать ей глубочайшие извинения за причиненное беспокойство. И сделал это, по вежливому настоянию Серебряного, в письменном виде.
В том, что обещание свинорылого полковника будет выполнено, у человека, привыкшего моментально перемещаться в пространстве, сомнений не возникло. Тем более, речь-то шла о сущей безделице на фоне вакханалии, которая по неведомо чьей воле захлестнула многострадальные просторы Евразии.
К тому времени Катина мама перебралась в Пинар-дель-Рио в отель к маме Каштанки, где познакомилась с гостившим там приятным кубинским холостяком – доктором из Гаваны, с которым стала впоследствии счастливо жить.
А сейчас все эти будущие события, а вернее то, как он сам их представлял, вихрем проносились где-то на периферии сознания Серебряного, пока он пил горьковатый утренний кофе из хромированной машинки «Julius Meinl» - такой же, как в баре «У Погибшего пионера». Было ли это случайностью?
CXII. Капитан в бикини
Как много интриг вокруг презренного металла! По крайней мере, современное медиа-пространство лишь о них и говорит, подавляя и выпихивая на обочину все остальное. У Серебряного даже возникло несмелое ощущение, будто его дар был ниспослан ему, дабы приструнить Золотого Тельца. Но он тут же понял, что нет! Его задача – обрести Знание. С какой-то целью.
Катя и Каштанка сказали, что пойдут на базар за продуктами, оделись и радостно щебеча, убежали. А Серебряный надел плавки, синтетическую шапочку и резиновые тапочки, взял полотенце, очки для плавания, - и перенесся в пригородный бассейн, где по утрам обычно не было купальщиков, и где у него был годовой абонемент.
Людей было мало. Занял лежак у кромки бассейна, раскрыл книгу – детектив Чейза. Краем глаза заметил высокую девушку. Она только что вышла из бассейна – чуть вразвалочку, походкой бывалого моряка, и теперь отстраненно стояла, облокотившись на бортик джакузи. Ее кожа была шоколадного цвета. Длинное грациозное тело будто вылеплено из глины рукой талантливого горшечника. В стиле art-deco. Пропорциональные плавные линии. Если бедра и кажутся широковатыми – он заметил это, пока она шла -  то только как результат усиленных занятий спортом. На правой икре тусклая цветная татуировка, делающая девушку похожей на якудза. Еще одна выглядывает спереди из трусиков бикини, и еще иероглифы – на спине и предплечье. Она устроилась рядом, молча, опершись спиной на задранное изголовье лежака. Шапочку так и не сняла - видимо, чтобы не возиться потом с волосами. Лицо приятное, юное и заносчивое за счет маленького вздернутого носика и решительного подбородка. Черные бусины глаз.
По идее, надо бы познакомиться. То, что она материализовалась рядом, знак. Возможно, знак судьбы. Или нет? Спросить ее о чем-нибудь? Например, «как водичка»? Но разве общественный бассейн, пусть и очень хороший, место для приставаний? Вот, он уже позиционировал себя как потенциального приставалу. Раз так, то дело обречено на провал, не начавшись. Если девушке что-то надо от него, она сама начнет. Но ведь не начинает… Значит, все это досужий вымысел его воображения. Расслабься и отдыхай. Продолжай читать свою книжку. Или поплавай…
Он похвалил себя за нелинейное решение.
Проплыл в одну сторону двадцать пять метров брассом, в обратную – уже кролем, а потом проследовал в сауну, встретившую его сухим теплом и полумраком.  Хотел уж было разлечься на полатях, пользуясь одиночеством, но тут дверь скрипнула – внутрь проскользнула «якудза». С легким вздохом и без стеснения расположилась рядышком. Нежные округлые щеки. Ему померещился капитанский китель на ее гладких, лоснящихся плечах. Как он ее сразу не опознал?!
- Извините, я не нарочно, - сказала она почтительно, - для меня это тоже полная неожиданность.
- А для меня – апория, - заметил он, чувствуя себя, как в египетской гробнице из-за золотистого от капелек влаги цвета ее тела и янтарных, словно подсвеченных факелом, стен парилки. С той разницей, что здесь было тепло.
- Как-как? – она поиграла тонкими бицепсами, любуясь ими.
- Логичная ситуация, но которая в жизни случится не может. Кажется, так. Читал Аристотеля…
- Поняли что-нибудь?
- Понял, что нужно читать дальше. Меня волнуют те же мысли, что и его. Поиск «начал и высших причин».
- И только?
- Вы обо мне или об Аристотеле?
- А как вы думаете?
- Наверное, о нем…
Она ловко, как лягушка муху, слизнула с верхней губы капельку пота.
- Угадали, - скромно, но с достоинством ответила офицер в бикини. - А вас сейчас что волнует?
- Ничего.
- Так не бывает.
- Бывает.
- Хотите, сделаю вам массаж? – предложила «якудза»
- Не возражаю. А здесь это не вредно?
- Нет.
- Вы уверены?
- Так вы будете переворачиваться? – спросила она с деликатным нажимом, и привстала, чтобы высвободить ему больше места.
- Вот теперь я вас узнаю, - лениво поддел ее он.
- Вообще-то я не люблю командовать, - ответила она с коротким смешком.
- Неужели? – он вытянулся на полке, насколько позволяла ее длина, уткнулся носом в собственные руки и расслабил спину.
Успел заметить, как она быстро достала миниатюрный флакончик из бюстгальтера. Брызнула на раскаленные камни. Его накрыла волна эвкалиптового аромата.
Потом капитан решительно взялась за дело. Он почувствовал себя как кусок теста в умелых руках опытной поварихи.
- Вчера вы были жестче, - вырвалось у него. – Грубее даже.
- Вчера… - хмыкнула она, - что-то не припоминаю.
- На площадке перед моей квартирой, когда требовали регистрацию, - выдал Серебряный ответ порциями в такт плавным движениям ее ладоней, мявшим ее поясницу. – Не верю, что забыли.
- А я не забыла.
- И?
- Интересно получилось, - сказала она и стала гнусавить под нос, впрочем, довольно приятно, песенку Селены Гомес.
Оба понимали, о чем речь. И Серебряный, давно уже переставший удивляться, полагал, что капитана в бикини сжигало любопытство.
- Вы имеете в виду нашу случайную встречу? – наивно спросил он.
- Ну разумеется, -  хитро мяукнула она.
- Хорошо. Делайте свой массаж…
- Простите, что? А, конечно. Буду делать, - сказала она, виртуозно гладя и разминая его спину.
- Вчера вы сильно расстроили меня. А теперь получается, вы заглаживаете свою вину.  Не так ли?
- Я готова заглаживать ее очень долго, сколько хотите.
- Продолжайте, - пошевелил он размякшими губами, - ладно.
«Так я тебе и поверил».
А разумно ли было доверяться офицеру милиции, пусть даже женщине, пусть даже в бане?
Так уж воспитан – «моя милиция меня бережет»!
А вдруг сломает позвоночник?
Расслабление вызывает праздношатание мысли.
- В первый раз встречаю такую заботливую женщину, - пробормотал он.
- О-о, - откликнулась она неопределенно. – Не преувеличивайте.
- Мне приятно, что вы разговариваете, не отвлекаясь от дела.
От ее движений, как от колыбельной, клонило в сон.
«Как бы не перегреться».
- Не бойтесь, я слежу за температурой вашего тела, - сказала она.
- Вы ведь замужем?
Пауза.
- Нет.
- Не обманывайте, все красивые и даже полу-уродливые замужем.
«Исключение составляют порченые», - подумал он. – «Впрочем, исключений масса, несомненно».
Тут она его побеспокоила:
- А какая вам разница, - хотите просить моей руки?
- Мелькнула такая мысль. Мелькнула.
- Поэтому и не замужем до сих пор, - вздохнула капитан.
- Сказали бы честно… Шучу, не надо. Мне ведь действительно безразлично.
- Все?
- Сейчас – да. Пожалуйста, не задавайте вопросов, коряво напрягающих мозг. Никто не любит отвечать на них искренне. А вы любите делать массаж? Я, в принципе – да, но только если чуть-чуть, и смотря кому.
- Сколько условий, - она будто стряхивала пыль с его лопаток. Ему представились ее горящие глаза, густо обведенные черной тушью, которыми она гипнотизировала его сзади. – Родители не говорили вам, что вы лентяй?
- Сам знаю, но массаж-то здесь причем? Или вы считаете, что человек должен вкладывать душу во все, чем занимается?
- Да.
- Душу?! – повторил он.
- Конечно.
- А вот я так не могу. По принуждению. «Должен… во все». В жизни много нюансов, с возрастом вы это поймете. Возможно. Но прекрасно, что вы вкладываете душу в то, чем занимаетесь сейчас. Кстати, ваша работа вам нравится, как там с душой?
- Конечно.
- А что тогда в рабочее время в бассейне делаете? Или это часть работы?  - предположил он с иронией в голосе.
- Но вы тоже.
- Я тоже, да. Что – тоже?  Где моя работа, а где душа? Это разные вещи…
- У меня сегодня свободный день.
- Лучше б сказали, что вы подрабатываете тут массажисткой. Это было бы правдоподобней, - посмеялся он.
- Нет, правда, у меня выходной.
- Ладно, пусть так. Но мне что-то становится жарко, может, пойдем в душ?
- Еще чуть-чуть…
- Вы же не хотите меня придушить?
- Все, я закончила, - сказала она звонко и невзначай, наверное, коснулась его ягодиц.
Он промолчал.
Лицом к лицу они встали под раструб душа, девушка покрутила краны за его спиной. Прохладная вода шумно полилась дождем, заструилась в рот.
- Ну что, теперь вам хорошо? - она следила за его реакцией черными бусинами глаз.
- Да, - сказал он, - но я был на грани теплового удара.
Их губы сблизились. У обоих они были чуть солоноватыми.
- Вы стремительно поднялись по служебной лестнице. Такая молодая, уже капитан.
- Хотите узнать, как? – ее мокрая грудь продолжала дразнить его своими прикосновениями. – Хорошо работала.
У Серебряного возникло легкое головокружение.
- Давай на этом остановимся, - предложил он.
- Почему? – отреагировала она с усилием.
- Вчера ты появилась в моем поле зрения не с лучшими новостями, - объяснил он. – А сегодня вдруг это…
Он мысленно сказал: «Льнешь…»
- Это? – в ее голосе было насмешливое недоумение.
Широкая лейка душа продолжала густо орошать их, как на киносъемочной площадке.
«Что ей нужно? Ведь что-то ей нужно…»
- Ты не из числа тех, кто приносит пользу людям, - сказал он, - бедная девочка. Или я ошибаюсь?
Кстати, какая польза, о чем он?! Живые существа созданы, чтобы жить, и только. Взять, например, растения – что, они обязаны кому-то делать хорошо?! Нет, это выходит само по себе. Но человек, скажут, – существо социальное. Выдумки, sciocchezze… Но факт остается фактом (для Серебряного), - есть люди вредные, полезные и бесполезные. То есть, плохие, хорошие и нейтральные. А если еще проще, то “bravi e stronzi” – хорошие и болваны, как говорил его симпатичный, как спящий Везувий, сосед по палате в неврологической клинике “Colle Cesarano”.
- А вы не бедный, нет? – она подняла руки к его шее. Потом они скользнули к его бедрам, осторожно обхватили сзади, замерли.
«Она первая, кто лезет ко мне сама», - подумал Серебряный, не удивляясь.
А чего удивляться? Он личность известная в узких кругах…
Она поднялась на цыпочки, пощекотала губами его ухо:
- Я посыльная - сказала тихо. – Мне велено передать, что вас помнят. Но не ждут.
- Абсурд, - возразил он. – Зачем тогда передавать мне послание? Чтобы напугать?
Он с досадой потер подбородок.
- Вас?! – в ее взгляде проскользнуло восхищение.
- И для чего меня не ждут? – продолжал рассуждать он вслух.
- Не знаете сами? – посыльная недоверчиво рассмеялась, и в полутьме душевой кабины ему показалось, что он ее знает. Клеопатра? Та, скорее, была защитницей. А эта неуловимо другая.
«Надо было научиться как следует играть в шахматы», - подумал Серебряный, тогда бы возможно, прочитывая чужие мысли на три хода вперед, он разгадал этот ребус.
По крайней мере, он сможет с легким сердцем вернуться к Каштанке и Кате. В обнаженном капитане было нечто чуждое, мужское, что его напрягало. Он нащупал мускулы ее плеч, которыми она напоминала ему Катю. Но татуированная, словно в змеиной шкуре, девушка приветствовала его действия блеснувшим исподлобья взглядом и ободряющей улыбкой.
Искусственный дождь все так же щедро поливал их.
«Не ждут, чтоб я оставил намерение стремиться к чему бы то ни было? Не ждут, чтобы дать мне понять, что я им не нужен, и они разберутся сами? Просто захотели нанести удар по моему самолюбию, или за этим предупреждением стоит нечто большее?» - накидывал он себе вопросы. И вдруг почувствовал, что может схватить насморк…
- Не перейти ли нам в джакузи? – предложил он гибкой посланнице. – Там теплей.
- Я закажу туда тебе облепихового чая с медом и имбирем, хочешь? – спросила она.
- Будет чудесно, только без имбиря - кивнул он. – И желательно побыстрей, а то у меня заболит голова, и я вынужден буду тебя оставить.
- Слушаюсь, - служительница закона, некогда жестокосердная, сделала реверанс и с достоинством гимнастки, покидающей помост, удалилась исполнять поручение.


CXIII. Массаж головы
«А может, это я – посыльный или даже посланник?!» - предположил он, погружаясь в булькающую воду.
Она встала позади, за кафельной стенкой джакузи, и его виски оказались зажаты между ее ладоней. Он отхлебнул облепихового чая и залюбовался его жизнерадостным апельсиновым цветом.
Едва электроды ее пальцев коснулись его черепа, как боль, маркером которой служило внезапно вспыхнувшее раздражение, отступила. Такое возможно, когда врачующий внушает доверие, а Серебряный не исключал, что, став хозяйкой положения, девушка может уступить соблазну свернуть ему шею. Впрочем, он не стал гадать, а просто рискнул, отдавшись на волю Провидения.
- А как это ты, капитан милиции, вдруг стала поcланницей? - поинтересовался Серебряный.
- Посыльной, - тихо, но твердо внесла она поправку в субординацию. - Мне сказали, что я подхожу на эту роль, потому что тебе нравятся девушки моего типа – стройные, спортивные, брюнетки…
- Кто сказал?
- Ты не узнаешь, потому что меня попросили не разглашать эту тайну и подкрепили просьбу скромным подарком в виде «Порше Панамера».
- Удивительно, что ты согласилась. С дорогой машиной много возни…
- Дареному коню…,-  вздохнула девушка.
- Явно не   какие-то богачи, они обычно бережливы, - высказал догадку Серебряный
- Это я сказала, - раздался знакомый голос, и в джакузи осторожно, чтобы не обрызгать его, соскользнула обнаженная Даниэла. – Тебя не ждут, потому что поняли, что бесполезно. И сами явились к тебе, точнее, явилась…
Зная ее ловкость, Прорезающий Пространство не сомневался, что ей удалось сделать это совершенно незаметно для одного-двух купальщиков, которые плескались в большом бассейне в этот час.
К счастью, девушка-якудза продолжала массаж как ни в чем ни бывало.
- Что у тебя стряслось? – отрывисто обратился Серебряный к принцессе Колонна, не скрывая недовольного тона.
Но она одарила его такой чарующей улыбкой, что он тут же простил непрошенную гостью. Женственности ей было не занимать.
- Мир погружается в хаос, - ее слова контрастировали с ее пышущим здоровьем лицом и игривым прищуренным взглядом.
- Разумеется, - ответил он. - Но ты заключила пакт с господами «Р»…
- Ты сам подтолкнул меня к этому, - она опустилась в пузырящуюся купель до подбородка.
- В твоих же интересах. Хаос лучше, чем небытие, - ответил он и внезапно почувствовал под водой прикосновение ее ног.
- Но мне больно это видеть, и поскольку я носительница тайны, то прилетела посоветоваться с тобой, - сказала Колонна. – Кстати, у меня очень комфортабельный самолет. Хочу предложить тебе полететь обратно вместе.
Заниматься любовью в полете над облаками… Серебряный мысленно представил эту волшебную картину, но пока все же оставил предложение принцессы без ответа.
- Нельзя быть такой чувствительной, на тебе большая ответственность, - заметил он. – У тебя есть все, несметное богатство, место в Совете. Жила бы спокойно…
- Для спокойствия мне нужен ты.
- На такую жертву я не готов, - он показал зубы в широкой улыбке. – Никто не может обладать мной. Наверное.
- Не обладать, - промурлыкала она, - быть с тобой рядом, иметь возможность погладить, приласкать…
- Стать твоим волшебным котом? Но коты гуляют сами по себе…
- А иначе я сорвусь с цепи и наделаю глупостей, - предупредила она.
- Каких? – он решил не тратить время впустую и все-таки выяснить, что творилось в голове у наследницы Юлиев. – Раскроешь тайну? Тебя сотрут в порошок, а потом попытаются все исправить, но тебе уже будет без разницы.
- А ты догадываешься, почему они этого не сделали до сих пор? Ты сам часть тайны.
- Вряд ли, - он сделал большой глоток уже совсем не горячего настоя облепихи и подумал: «Меня ваши земные дела не касаются».
- Или ты хочешь стать во главе Совета? – высказал он неожиданно возникшую догадку. – И установить мир во всем мире…
Тут ему вспомнилась судьба правителей несчастного острова Гаити, начиная с «Папы Дока» Дювалье.
- Когда в основу мира положены деньги, мира не будет. Эти понятия противоречат друг другу, - продолжил он. - Вся история человеческой цивилизации, истекая кровью, об этом вопиет.
- Ты апологет или даже апостол новой социальной теории, я помню, - заметила принцесса легкомысленно, - но давай поговорим о серьезном.
- О твоем владычестве над миром? Читала сказку Пушкина о «Золотой рыбке»? Нет? Там показано, что стремления к мировому владычеству обречены на провал… Но люди никак не успокоятся, лезут на пирамиду власти со всех сторон. И делают вид, что не понимают – Система так устроена, что рушится время от времени. Большая Система, где много-много разных пирамид. Конечно, не такая большая, как Солнечная…
- Мне не нужна власть,- она покачала головой, похожей на черную луковку, ибо пышные волосы были аккуратно собраны на затылке.
 - Это к лучшему, потому что ты наверняка наломала бы дров.
- Но я не могу жить спокойно.
- В этом мы похожи, - признал Серебряный.
-  Это нас сближает.
- Да? Кстати, ты не велела подсыпать чего-нибудь в облепиховый чай?
- Соблазна не было, хотя мысль мелькнула.
- Хорошо, что воздержалась, не люблю падать в обморок, а потом оказываться в неожиданном месте.
- А я - да, - она широко раскрыла глаза и чарующе улыбнулась.
Весь разговор шел на итальянском, так что посыльная, видимо, ничего не понимая, продолжала ласковый массаж.
- Ну предположим, ты меня похитишь, - он наморщил нос, чтобы стабилизировать внезапное головокружение.

CXIV. Параллельный мир. Государство и свобода
Когда наводишь порядок, насилие неизбежно, хотя бы потому, что всегда есть недовольные. Взять коммунизм, провозглашающий всеобщее счастье, отмирание государства, свободу… Волна поднятой им эйфории низвергла царизм, буржуазное Временное правительство… Следующим шагом нужно заставить жить людей по-новому. Естественно, с помощью насилия. Приказы спускали вниз просвещенные теоретики, а обеспечивали их выполнение органы принуждения в лице страшных и грубых людей. А как иначе решать не единичные, а повсеместные, как рытвинки от дождя на водной поверхности, проблемы?
Но насилие, поскольку оно есть зло, порочит прекрасную идею. Насилие бездушное ее неизбежно уничтожает. Решение может быть только и исключительно двойным. Во-первых, те, кому приходится карать во имя светлой идеи, должны быть, как и верховные теоретики, сознательными ее носителями, понимать ее сущность до конца. Во-вторых, насилие или принуждение, коль уже его приходится применять, должно постепенно уступать место воспитанию, которое однажды, когда отомрет государство, вытеснит его окончательно. Воспитание же должно вестись всегда, с самого первого момента, как об этом подумаешь, и распространяться повсеместно. Итак, в первую очередь, общественные проблемы решаются воспитанием, как когда-то в английской школе: только если ученик не понимал мудрого слова, учитель брал розги. Когда же вместо учителя розги даются тупому исполнителю, общество со временем мертвеет и рушится.
И никогда нельзя покушаться на свободу.
Нам скажут, коммунисты так и делали – провозглашали свободу, убеждали, а когда им отказывались подчиняться, применяли силу. Нет, не так они поступали, ибо делали руками других, породив легионы бездумных садистов. Коммунисты пренебрегали воспитанием: применять насилие было проще. Каков результат – все знают.
Тогда скажут - была ведь «святая» инквизиция в Европе, сотни лет следила за состоянием умов. И все-таки ослабела, рухнула вместе с властью, интересы которой обслуживала, помогая держать народ в узде.
Инквизиция потому и не смогла быть вечной, что ее служители исповедовали догмы и не несли свет Знаний, ибо стали воплощением мракобесия и препятствия на пути прогресса. Их знание, основанное на религиозных постулатах, было оторвано от знания, которое генерировалось наукой. Формально они были носителями чистой веры, но фактически превратились в пехотинцев с крестами, которые безжалостно искореняли и сдерживали инакомыслие. Но в итоге им не удалось это сделать, ибо люди перестали видеть в них носителей истинной веры, да и сами они перестали ими быть.
Поскольку истинная вера человеческая - в Знании, во всем его многообразии и бесконечности.
CXV. Над облаками
В голове легкий туман. Он открыл глаза. За овальными окнами бутылочно-зеленое небо, за белыми вогнутыми стенами – еле слышный баритон моторов.
Кто-то лизал нижнюю часть его живота шершавым языком. Он приподнял веки и увидел знакомую кудрявую шевелюру, похожу на шкуру черной каракулевой овцы.
- Даниэла!
Если бы не чистейшие крахмальные простыни, прохладные и тонкие, как лепестки орхидеи, он бы в гневе столкнул ее с ложа. Но букет приятных ощущений обезоруживал.
Однако, в Пирамиде ждали любимые девушки… Поэтому он был рассержен на принцессу Колонна и дал ей это понять, уперев пятку в ее плечо и решительно распрямил ногу. Она не противилась, беззвучно, как норковое манто, соскользнув на пол.
- Ты подумала о них? – Серебряный не сомневался, что Даниэла навела справки о его личной жизни.
- Конечно, я бы не стала расстраивать тебя. Они отдыхают в другой спальне. Разбудить их?
Отчетливый и певучий апулейский говор радовал против воли. Наследница Юлиев поцеловала пальцы его ног.
- Пока нет. Куда мы летим?
- Туда, куда ведут все дороги. Теперь ты не будешь возражать?
- Теперь?
Разумеется, она не посмела бы взять их в заложницы.
- Ты вообще думаешь перед тем, как что-то сделать? – сказал он с упреком. - Как ты убедила девушек поехать с тобой?
- Анестезия, совершенно безболезненный газ.
- Если они выскажут недовольство, я тебя накажу.
- Да, накажи меня, - она поднялась с пола и, абсолютно голая, с мягким вызовом поставила колено на кровать.
Она смотрела на него торжественно, как минувшей ночью, спускаясь с неба в свете прожекторов, из туши Ми-8.
- А молилась ли ты на ночь? - грозно спросил Серебряный.
- Секундочку, - произнесли хором два девичьих голоса. 
Белая панель за спиной Даниэлы сдвинулась, и в салоне проникли Катя и Каштанка, завернутые в пушистые банные полотенца.
- Она пошутила, - сказала первая.
- Мы добровольно, - добавила вторая.
- Никакой личной жизни, - пробурчал Серебряный.
- Мы были в джакузи, - похвасталась Мореплавательница.
- Самолет с джакузи –   это круто, -  восторженно поддержала ее кубинка.
- Полет лучше всего переносится в воде, - заметила Даниэла. – Видишь, я максимально подумала о твоем комфорте.
– Не могла без этих фокусов? – упрек Серебряного должен был прозвучать мрачно, но он уже не сердился...
 
CXVI. Время есть движение или его свойство…
…Потревожил толчок в колени. В остальном выход из грёз был мягким.
Мокрая голова Даниэлы, теперь маленькая и аккуратная, как у Лохнесского чудовища, показалась над кипящей поверхностью джакузи.
Ручейки воды стекали с ее лба, превращаясь в черные струйки под глазами.
- Хороший чай, - оценил Серебряный. – И вовремя.
«Можно бы для этикета предложить ей тоже, но ведь откажется! Выдумает на ходу, что предпочитает минеральную воду…, - и только. Про алкоголь умолчим».  Ничего, захочет, сама себе закажет.
Вдруг проснулась жажда. Он представил, как шипучая минеральная вода будет нежно пощипывать горло.
- Не желаете ли минералки? – осведомилась тут же, словно читая мысли, девушка-якудза, и в поле его зрения оказалась высокая бутылка «Сары-Агаш» с двумя пузатыми стаканами на серебряном (видимо!) подносе.
- Отчего ж, - ответил он с улыбкой Чеширского кота. -  Но только полстаканчика.
«Вожжи аскетизма порой сладостно натянуть…»
Не грех заставить потрудиться официанткой новоиспеченную хозяйку люксового кара, которая, к тому же, сама вызвалась прислуживать.
- Так где твоя тайна? – спросил он принцессу.
- Как видишь, - она очертила носом воображаемый круг.
«Милый кукольный носик», - подумал он.
Взгляд ее, между тем, ушел под воду, туда, где была ее грудь и ноги.
- Ответ в тебе, как в лампе Алладина или как в Троянской лошади?
- Ты меня хочешь и боишься одновременно? – мотнула она головой, как упрямый барашек.
- А не ты меня? – рассмеялся Серебряный, держа, тем не менее, девушку-якудза в поле зрения.
- Доверяй мне, - взмолилась Даниэла.
- Как же иначе, - поддакнул он.
- Ты все время дразнишься, не подпуская к себе по-настоящему.
- Будь ты сама Мать-природа, я бы и то не расслабился.
- Почему? – спросила она, в который раз изображая простушку.
 - Будто принцессы не знают, себя нужно держать в тонусе, - он окунулся в воду, потому что повторять это было невыносимо.
А когда вынырнул, огромные, как блюдца, вороные с маслянисто-лиловым отливом глаза Даниэлы, с которых слезами продолжала капать черная тушь, в упор смотрели на него.
- Ну вот, подпустил, - он взял ее всплывающие буйки в пригоршни, одновременно ощутив прикосновение ее пальцев к ягодицам.
- Да, пока я сама не…, - она посмотрела на него, как кошка на пойманную мышь. Прекрасно понимая при этом, что ее когти и чары против него бессильны.
«Bitch», - ревниво подумала капитан-якудза за его спиной.
«А если б это были щупальца медузы… или кальмара?», -подумал он, чувствуя ее похотливые поглаживания. - «И возможно ли спасти мир от хаоса, если это одно из естественных его состояний, нужное для преодоления его же накопившихся болезней?»
Возможно, его дар нужен для того, чтобы самому легче преодолеть неспокойное время. Он не будет впрягаться в борьбу, становиться чьим-то орудием, если у него нет цели... Хотя впрячься однажды придется, ведь абсурд нарастает. Как иначе оседлать волну? Вот именно, теперь-то он ее точно оседлает. Но у него более важное предназначение, не так ли?
Но отвечать ему пока никто не собирался.
В этот момент принцесса взяла его на руки, точнее, обхватила за бедра и подняла, и он стал мерно покачиваться, на манер поплавка.
А вдруг его дар – просто поплавок, который не даст ему утонуть? Одним выпадает миллионный выигрыш в лотерею, ему – способность путешествовать со скоростью мысли.
И тут ему пришло в голову, что никто не представляет реального масштаба его возможностей, ни Даниэла, ни господа «Р», ни, тем более, Катя - для посвященных он ангел или демон. «Ангел, ангел»,- смутился Серебряный, - воплощение или длань Божественного, карающая или милующая. Поэтому и вертятся вокруг… Из общего ряда выбивается Клеопатра, абсолютно ничего плохого, но подозрительная личность - он впервые всерьез засомневался, существует ли она за пределами его воображения, не является ли дополнительной обслуживающей программой в комплекте с основным чудом? Ее многозначительное обещание появиться в трудный момент…
А может, он сам является объектом маленького эксперимента? Слегка унизительное предположение, но смирение нейтрализует горечь… Ага, ничего себе маленького!
«Нет, обедать к девчонкам я ее не повезу», - размышлял Серебряный, глядя на Даниэлу сверху вниз. - «Значит, надо от нее как-то избавиться…» Но мысль была вялая, безнадежная. «Хочет она мирового господства, а зачем оно ей? Тупо… Жила бы в согласии с «Р»…».
Ишь ты, прямо пожирает его взглядом.  Вероятно, мечтает на приеме у Рикшильдов показаться… с ним под ручку. В том кругу, где она сейчас вращается, не соскучишься. Шутка ли, миром управлять?!
И в этом кругу он, видимо, прослыл эманацией, инкарнацией сверхъестественного. Уникальной – в этом Серебряный не сомневался, поскольку не допускал мысли, что может быть некто подобный ему, Золотой Телец не в счет. (Шутка.) Но, собственно, хватит уже на этом зацикливаться.
- Полетели вместе на Мировой Совет, - вдруг запросто предложила Даниэла.
- Соблазнительно звучит, - ответил он. – Но что там делать, одобрять ваши решения или давать советы? Неужели без меня не справляетесь?
- Твое присутствие – это великий шанс, - сказала принцесса.
«Действительно шанс», - подумал Серебряный, - «я ведь смогу сделать мир более гуманным».
Но вдруг это ловушка, чтобы раз и навсегда избавиться от него?
- Допустим, поеду, - предположил Путешественник. – А что станет с моими девочками?
- За них не беспокойся, - убедительным тоном произнесла Колонна. – Пирамида фактически экстерриториальна. Никто туда нос не сунет. Местным властям будет сделано дополнительное предупреждение.
Наверное, сооружение - собственность семейства «Р» - американского или европейского, а то и корпоративная - Мирового Совета! - пролезла в мозг Серебряного догадка. Если так, то он давно под колпаком, и это неприятно. Тогда и пожар был спектаклем, и капитана в бикини подослали под видом проверки регистрации. Но, как говорил отец, «нет информации – нет решения».
- С другой стороны, - продолжал размышлять Серебряный, - я и так смогу оказаться там, когда захочу – и без сопровождения.
«И приглашения…», - подытожил спесиво, но про себя. Но метеоры мыслей продолжали прочерчивать мрак сознания: «В чем смысл моего появления на Мировом Совете именно в ее обществе - хочет ввести в узкий круг, поднять свои ставки, просто покрасоваться? Не, все, конечно, иначе…»  Зато теперь он точно узнал, что Совет существует в принципе. И даже если окажется, что это кучка растерянных личностей, подобная ковбою на спине разбушевавшегося быка экономики, познакомиться с ними будет поучительно… Для чего?! - Серебряному пока не понятно. Им то он наверняка не нужен – обходились до сих пор без него. Принцесса тоже не могла начать свою игру, - он достаточно хорошо знал эту девушку. 
А может, там вообще сборище каких-то уникальных персонажей под стать ему, как в высосанных из пальца комиксах? «Будет, как бал у Воланда», - помечтал, припоминая, фантастическую сагу Булгакова, - «где роль Анны Ковальчук сыграет Даниэла».
- А что, если я пошлю вместо себя моих подруг – Катю и Каштанку? - предложил он вслух. - Они будут моими посланницами...
- Хочешь превратить Мировой Совет в посмешище? – Даниэла удивленно посмотрела на него.
- Нет, повысить их общественный статус, - неожиданно объяснил он.
- Пожалуйста, - сказала Колонна. – Считай, что с этого момента они члены клуба – Ассоциации жен и подруг, так сказать.
- И мужей?
- Вот туда им нельзя, - ревниво ответила девушка.
Серебряный вздохнул.
- Значит, новая аристократия?
- Еще скажи – номенклатура, - наследница рода Колонна обиженно надула губки. – Я просто выполняю твое желание.
- Так быстро? Наш разговор транслируется Мировому Совету? – он огляделся в поиске видеокамер.
- В этом нет необходимости, у меня достаточно широкие полномочия,  - похвасталась она.
- Зачем же тогда ехать? Ритуал? Можно ведь посовещаться, не выходя из джакузи...
- Не всегда, - возразила она.
- Всегда, - уперся он. - У разума нет преград.
- Есть еще химия человеческого общения.
- Выдумки. Хотя…
- Вот именно, - вставила она.
- Какие-то ритуалы востребованы человеческой натурой, - заключил он примирительно.
- Сам сказал, - бесстрастно подвела Даниэла черту, но ее лицо в этот момент дышало очарованием.
После этого она разжала руки, и он, как свая, вонзился в воду.
«Перебраться, что ли, в пещеру на какой-нибудь вершине, где меня никто не найдет, или на орбитальную станцию в космосе?», - мелькнула отчаянная мысль. Они еще не начали к нему приставать, а уже достали…
Неужели его предназначение в том, чтобы помочь человеческой цивилизации?! Или это всего лишь прихоть – его или чья-то?
Так или иначе, бурно удовлетворив очевидные, но невысказанные желания Даниэлы, и перехватив на прощание распаленный взгляд капитана-якудзы, он вернулся в Пирамиду. А принцесса со своей посыльной и на ее «Панамере» последней модели отправилась в аэропорт.

CXVII. Потенциальные баронессы
Как он и предполагал, девушкам пришли смс-сообщения, которые они приняли бы за спам, если бы не их любопытство.
- Мне присвоили титул баронессы Аменхотепской, - объявила Катя смущенно.
- А мне - баронессы Каштанской, - с некоторым тщеславием оповестила его Каштанка.
- Кто? – полюбопытствовал Серебряный.
- Кажется, Роллс-Ройс.
- Покажите-ка телефоны, - попросил Серебряный, удивленно подняв одну бровь.
К сообщениям были приобщены электронные билеты на места 1 класса «Голландскими Королевскими Авиалиниями» с вылетом в Рим в тот же вечер, а также пригласительные на русском и испанском на закрытый праздник, который должен был состояться сутками позже на Римском Форуме в честь баронесс Каштанской и Аменхотепской. Вместо подписи стояла перламутровая анаграмма из двух витиеватых “R”. 
- Это максимум, что они могли сделать, зная мою скромность, - произнес он с усталым ленинским прищуром. – Хотя, мои дорогие, может, вам лучше герцогинями?
В глазах Каштанки зажегся интерес, но твердый взгляд Кати остудил его.
- Мы не гонимся за титулами, - ответила она за обеих. – И уж тем более за судьбой родственников Наполеона.
- Как же нам поступить? – все-таки вставила Каштанка.
- Carpe diem, говорил Гораций. Такого вы еще не видели… Слетайте, наберитесь знаний.
- А ты, как мы без тебя? Вдруг это ловушка?! Мы не хотим лететь в неизвестность!
«Сходно мыслит», - отметил про себя Серебряный.
- Пуглива, как дитя, - Серебряный ласково потрепал ее по щеке и обратился к Кате. – Возьми ее под свою опеку, пожалуйста.
- Все как-то внезапно…, - с сомнением отозвалась та, хотя уже достала из-под кровати чемодан.
- Не сидеть же на одном месте… Движение – жизнь, - подбодрил он.
- Не интересно двигаться без тебя, - длинные Катины ресницы опахалом качнулись вниз. Туда же, коромыслом, загнулись уголки губ и у Каштанки.
Серебряный вмиг осознал, что отпускать девушек одних на подозрительную вечеринку, руководствуясь лишь посулами принцессы Колонна, было бы опрометчиво.
- И виз у нас Шенгенских нет, - заметила неуверенно Катя.
Ну что ж…
Ему понадобилось несколько минут, чтобы уладить этот вопрос с Даниэлой, которая без колебаний (словно, того и ждала!) согласилась подождать и взять на борт дополнительных пассажиров, уточнив при этом, что девушкам итальянские визы выдадут в аэропорту Чампино, а при вылете из Шумерлэнда надо пройти через VIP-зал, где пограничники получат указание не задавать вообще никаких вопросов.
- А во что мы облачимся? – спросила Каштанка, которая все лучше и лучше говорила по-русски.
- Летите как есть, - уверенно сказал Серебряный. – На месте вас обрядят по протоколу.
- Обрядят?! – фыркнула кубинка. 
- Они ведь не знают наших размеров, - критически заметила Катя.
- Не будем волноваться по пустякам, - посоветовал он. – Те, кто вас пригласил, свое дело знают. Вы сможете отказаться от всего, что вам не понравится.
Через два часа они, успешно преодолев все формальности, были в самолете и сразу после взлета привольно расположились, все вместе, - на том самом просторном ложе super king-size, которое привиделось ему утром в джакузи. Усталость вкупе с непреодолимым желанием ничегонеделанья накрыла Серебряного своим мягким одеялом.
Их крылатое судно неслось над городами и странами, а девушки то одновременно, то сменяя друг друга, делали Пронзающему Пространство расслабляющий массаж.
С детства он мечтал вырваться из города, в котором родился, как растение, тянущее свои веточки к солнцу. Но сила, подобная гравитации, неизменно возвращала его обратно с орбиты, на которую он не без труда поднимался. Годы шли, но ничего не менялось, кроме его возраста, а места, где он бродил мальчишкой, клочкастый газон у памятника Чокану напротив Академии Наук, на котором восседал с одноклассниками в ночь после выпускного в школе, по-прежнему попадались на глаза или до них было рукой подать. Однако, он почти без страха смотрел на это обстоятельство, ведь рано или поздно все изменится в желаемом направлении - Серебряный верил в это. И даже факт, что Пирамида из стекла и бетона в центре Евразии оказалась более призрачной и уязвимой, чем ожидалось, не поколебал конструкцию света в его душе. Кстати, вернется ли он в Четырехгранник, который посчитал своим главным пристанищем, если ему так хочется покинуть родные пенаты? Несмотря на заверения Даниэлы, ему было там неуютно. Может, поставить вопрос о смене жилья перед Мировым Советом? А куда тогда – на тропический остров? В палатку на Аннапурне? Или на подводную станцию, как герой Жюля Верна или Жак-Ив Кусто? Очевидно, абсолютного спокойствия нет нигде в мире, и не надо к этому стремиться. По всей видимости, его положение было лучшим из всех возможных для человека, наделенного сверхъестественными способностями.
СXVIII. Знаки
Все чаще перед ним вставали картины прошлого, ярче и сюжетней стала ткань сновидений. Он приписывал это активизации нейронных связей мозга, произошедшей из-за проснувшегося аппетита к фундаментальным знаниям, что, видимо, расширило его горизонты и теперь открывало доступ к большему, чем ранее, числу мысленных ассоциаций. Одновременно с этим он пребывал в ожидании Знаков. Они вероятно были где-то рядом, но не обнаруживали своего присутствия, за исключением того, что его собственная повседневная жизнь перешла в фазу относительной стабильности. Но при этом окружающая действительность была испещрена малыми Значками, похожими на сигналы тревоги – фашизацией общества, неясным будущим детей, хрупким здоровьем близких, штрафом за переход улицы в неположенном месте, нарастающей моноэтничностью полиции и армии. Упадком системы образования, когда вместо инженеров вузы стали выпускать никому не нужных и ничего не знающих бакалавров, читающих «physics» как «пузик» … Но впервые за много недель заглянула соседка - директор музея археологии, оповестила, что в Оперном будет концерт труппы из Ковент-Гардена, правда, наверное, не первый состав, но все-таки, и в ближайшие сто лет повтора не ожидается. А перед этим добрый товарищ – Горный Аристотель необычно настойчиво приглашал на музыкальный вернисаж под названием «Оперный Петербург» в другом музее – изобразительных искусств. Являются ли эти призывы Знаками или всего лишь подтверждают существование оных?
Вся жизнь в дороге… Сколько горных перевалов он преодолел, сколько километров исколесил, сколько испытаний успешно, вроде бы, выдержал и тягот – перенес! Каков результат? Он все так же в дороге… Все еще на коне! И сам, тощий, как Росинант, но уже искушенный и пока не одряхлевший. А значит, может еще - за путеводной звездой! Обычней всего шел не столько нехожеными тропами, сколько напролом, хотя и предпочитал при этом легкие пути и просветы в дебрях, куда заводила инертность, нежелание прогнозировать будущее и откуда как раз-таки и приходилось выбираться напролом.
В молодости совершал безрассудные поступки, сознательно выступал против земного здравого смысла, потому что было пронзительное ощущение собственной уникальности и одиночества во Вселенной, когда, с одной стороны, было желание не утонуть в водовороте серой жизни, а с другой, неверие в свои силы, чувство, что висишь на волоске над бездной, боязнь исчезнуть бесследно. Но с синяками пришел опыт, который сказал, что здравый смысл не помешал бы тебя остаться самим собой, хотя и лишил бы тебя многих ярких впечатлений.
СXIX. Крылья
Начав ходить, стал мечтать летать, как и все, несомненно. С главной целью оторваться и улететь прочь. Сначала это были совместные с Вечным Змеем мечты о путешествии на самодельном воздушном шаре к месту «Ледового побоища» на Чудском озере и рисование чертежей аэростата в школьной тетрадке, позже – изготовление со вторым другом детства С.М. дельтаплана «СерВал» из скелетов раскладушек, дюралевые трубки которых распрямлялись на кухне над газовой плитой, а потом скреплялись между собой болтами. На собранный каркас были натянуты и пришиты белыми нитками простыни из маминых шкафов, густо накрахмаленные и сшитые воедино бабушкой Таней – Батаникой. А много-много лет спустя выросли собственные крылья.
Вот что он написал о своих первых реальных полетах: «Объемистый рюкзак на плечи, поднимаемся к месту старта... 50, 100 метров. Рюкзак на землю. Раскрываем молнию, достаем шлем. Подвеску. Отстегиваем от нее чехол с парапланом, вытряхиваем "купол". Прячем чехол и рюкзак в спинку подвески. Растягиваем параплан бумерангом по склону так, чтобы воздухозаборники оказались наверху. Бросаем к нижней части пучки строп, туда же относим подвеску, чтобы удобней было цеплять потом. Расправляем стропы, а это паутина из более, чем 300 метров кевларового волокна, поднимая их на вытянутой руке. Ряд "А", "B", "C"... То же самое со стропами правой руки. Если ряды и стропы путаются между собой, надо расправить! В последнюю очередь поддернем клеванты - это рули параплана. Надеваем и застегиваем шлем. Подсоединяем стропы к подвеске с помощью карабинов. Забрасываем подвеску на плечи, щелкаем пряжками ножных ремней, нагрудных.. Проверяем, надежно ли схвачены замки. Теперь берем поочередно клеванты, они в связке находятся сверху, осторожно захватываем сзади (не перепутать!) нижний, то есть, ближайший к бедру ряд строп "А", остальные ряды должны лежать на предплечьях. Слева и справа... Проверяем центровку - натяжение первой стропы с каждой стороны должно быть одинаковым. Оглядываемся в последний раз, поворачивая только голову, а не плечи, не захлестнула ли где-нибудь стропа купол, образуя "галстук". Вроде нет.... Два шага назад, наклониться, рывок вперед и бег вниз по склону. Бег, 5-7 метров... отрыв! Тебя мягко покачивает как в люльке. Земля уже где-то внизу... Насладимся полетом… После приземления, если собираешься лететь снова: «подстегиваешь» клеванты на исходное место, собираешь купол в «розочку», относишь в спокойное место, отстегиваешь подвеску, собираешь купол, кладешь в мешок, а мешок – головой вниз в подвеску, где закрепляешь пряжками нагрудных ремней. Все это несешь, бросаешь в грузовик, который снова везет тебя на вершину. Там выбираешь свободное место, достаешь купол из мешка, раскладываешь на земле (как обычно, внешней стороной к земле, воздухозаборниками кверху), отстегиваешь поочередно правый и левый пучок строп от подвески. Проверяешь ряды строп, распутываешь, если надо (встряхивая их; осторожно, если требуется, снимаешь, подтягивая на себя свободной рукой стропы, которые неправильно оказались сверху). Кладешь аккуратно пучки строп на землю.  Надеваешь на себя подвеску, защелкиваешь все замки. Суешь концы пучков за пазуху, а сами стропы тянешь на себя, собирая купол в «розочку» и постепенно приближаясь к нему. Потом идешь на старт, где раскладываешь купол и уже после этого подсоединяешь его к подвеске…».   


СXX. Попутные мысли
…Когда ж ты сдохнешь, сучка? Это не о себе. И вообще, так не надо говорить. Но почему бы не написать?! Встречаешь иных небоевых подруг на улице, подходишь с вежливой улыбкой, общаешься. А после разговора остается угольный осадок на душе, стряхнуть который можно, как правило, только этими словами. Ибо нутром чуешь, что данная персона тебя давно и очень не любит, хотя ты ей ровным счетом ничего плохого не сделал, - какая-то заскорузлая ревнивая ненависть… Которая и рождает в моей голове сердитый вопрос.
Когда тебе звонит директор ЦРУ, даже бывший, лучше взять трубку.
- Что бы ты ни писал, выходит ложь и пошлость, да вдобавок коряво?! Не отчаивайся, сынок, ибо ты понял главное в писательском труде – писать правду своими словами.
Каждая новая книга, которую предстоит прочитать – это устрица, панцирь которой вскрываешь тяжело и мучительно, чтобы затем, когда это сделано, дать наслаждение уму и чувству.

СXXI. Вечный Город
Было раннее утро, когда шасси самолета коснулись бетона в Чампино, но у трапа встречали Олимпия Альдибрандини - жена старого Рикшильда и знакомый уже по Парижу банкир Ритвеллер, которые подчеркнуто радушно приветствовали Серебряного и – более чопорно - остальных пассажиров, включая Даниэлу. Находившиеся тут же карабинеры проставили в их паспорта необходимые штампы, и вскоре кавалькада сверкающих черным лаком монстров доставила путешественников в укромное место на старой Аппиевой дороге, где под сенью густой непроницаемой зелени ее проглотили массивные ворота в неровной кирпичной стене еще римско-имперской кладки.
«Снова Рим», - радостно подумал Серебряный, увидев, как вырезались на горизонте знакомые профили средиземноморских пиний и акведук Клавдия. Еще в период своего первого проживания в Вечном Городе Серебряный ставил себе задачей фиксировать собственные мысли, когда, искупавшись на диком пляже в Остии, куда вела стрела-дорога, садился в мокрых плавках за руль, и включал диктофон. А потом начинал говорить в микрофон все, что приходило в голову, пока мчался домой мимо цветущих и благоухающих олеандров. Это упражнение не оказалось напрасным, постепенно он научился слышать себя и следить за своим мыслительным процессом.
…На территории виллы, куда они заехали, был большой бассейн с натянутым над ним белоснежным тентом. В золотистой воде у барной стойки с хромированным кофейным аппаратом уже ждали, приподняв в его сторону бокалы с шампанским, два седых джентльмена, по виду которых Серебряный не мог не догадаться, что это именно их вензель «Р-Р» красовался на пригласительных билетах.
- Здравствуйте, дядюшка и мистер Рикшильд! - радостно помахал им молодой Ритвеллер и, обращаясь к Серебряному добавил. – Не желаете ли освежиться?
Не заставляя себя упрашивать, Путешественник скинул все, кроме плавок и, подняв тучу брызг, нырнул в искусственный водоем. Вода имела странный, хоть и бодрящий привкус. Отфыркиваясь, он медленно присоединился к купальщикам.
Молодой Ритвеллер в пользе почтительного ожидания замер на берегу, позволив себе единственную вольность – нахлобучить соломенную шляпу, чтобы избежать солнечного удара.
- Дорогой, я займусь девочками, - Олимпия послала воздушный поцелуй одному из старцев и повела Катю с Каштанкой в типичный для средневековых построек Италии двухэтажный дом под двускатной черепичной крышей, - наверное, делать макияж и примерять наряды к предстоящей вечером церемонии.
Маленький дрон, жужжа не громче мухи, тут же поднес Серебряному фужер с шампанским, в котором покачивались кубики льда.
- Позвольте выразить вам признательность за то, что приняли наше приглашение, -  неожиданно низким голосом проскрипел муж Олимпии.
- Мне показалось, что вы предпочли бы меня не видеть, - ответил он беззаботно. – Но я благодарен вам за теплый прием.
- Это выдумки вашей безбашенной протеже, - приятным тенором отреагировал второй собеседник – видимо, Ритвеллер-старший, которому будто недавно пересадили свежие голосовые связки.
- …Которой всюду чудятся интриги, - как ручная кофемолка, проскрипел Рикшильд, но лицо его благодушно сияло.
Перед глазами Серебряного промелькнула пещера с цепями, взрыв на яхте, бледное лицо Стефи в отеле на площади Согласия.
- Девичьи фантазии, замуж ей надо, - он накрыл фужер ладонью и присел, чтобы оказаться под водой.
У господ Р-Р были шарообразные старческие животы, которые, подобно икринкам, окружали мириады мелких пузырьков.
- Вы могли этого не делать, - почти пропел главный толстосум Америки, когда голова Серебряного снова показалась над поверхностью. – В вашем сосуде аналогичная субстанция.
- Превосходное шампанское, - согласился Серебряный.
- Почему бы вам не взять Даниэлу самому? – с добродушной фамильярностью осведомился Рикшильд.
- Для меня она слишком очаровательна, - любезно ответил Серебряный, даже не думая стряхивать повисшие на ресницах капли.
Старички переглянулись.
- Для вас нет ничего, что было бы слишком, -  возразил муж Олимпии. – Так говорит моя жена, с которой я всегда солидарен.
- Таково и мое мнение, - мягко дополнил пожилой Ритвеллер. – Но, будучи наслышаны о вашей скромности, мы попросим вас принять несколько знаков внимания, которые сделаю ваше пребывание в Риме максимально безмятежным.
- Так я здесь надолго? – улыбнулся Прорезающий Пространство.
- Отныне этот город ваш второй дом, - Рикшильд растопырил пальцы в перстнях и картинно развел руками. – Если захотите…
Серебряный осушил свой неглубокий фужер - нетленное напоминание о груди Марии-Антуанетты. И, как ожидал, немедленно получил второй.
- Собственно, зачем? -  спросил он осторожно, словно ступал по битому стеклу.
- Сделать приятное гостю – наш священный долг. Мы построили совершенно уникальное жилище. Для вас. Вы будете его полновластным хозяином.
- Мои потребности скромны, как вы сами признали, - ответил Серебряный.
- Это учтено, более того, все ваши пожелания в сторону большего аскетизма будут немедленно претворяться в жизнь. – проскрипел Рикшильд. – Мы сами придерживаемся такого подхода. Психологическое ощущение простора и безопасности, - эти два понятия положены в основу концепции Пирамиды…
- Как, снова?
- Если вы предпочитаете Сферу, - донеслось сладкое пение Ритвеллера. – то геометрия здания может изменяться автоматически...
- О, я не фанат архитектурной формы, - ответил Серебряный. – Хотя изменяемая геометрия – это оригинально. Вероятно, речь идет о крыше?
Ритвеллер кивнул с просветленной улыбкой и подчеркнул:
- Крыша прозрачная с изменяемым фильтром затемнения и цвета, а также – бронированная. Окна, стены и двери – аналогично. 
- Место расположения -  у начала авеню Христофора Колумба, над Стеной Аурелиана, на полпути между Ватиканом и Тирренским морем, - это уже говорил Рикшильд, чей голос перешел в регистр сиплого торжественного шепота. -  При строительстве была использована технология «Стелс», то есть, здание нельзя увидеть невооруженным глазом. Обычные прохожие и автомобилисты даже не подозревают о его существовании, а для особо пронырливых – это проект под грифом «секретно».
- Там не будет никого, кроме приглашенных вами лиц, - взглядом в сторону дома старец дал понять, что речь идет, в первую очередь, о Каштанке и Кате, но все же уточнил:
- Любых ваших гостей. Никто не будет докучать вам. Но чтобы вам не было скучно, два совершенных молодых создания, жрицы Знаний, как мы их называем, прошедшие специальную подготовку в области естественных и общественных наук, искусств и практической медицины - для поддержания в тонусе вашего организма, будут всегда готовы явиться по вашему зову, а то и находиться при вас неотлучно, если вам будет угодно.
- Кроме того, в вашем распоряжении будет резиденция в США,- внес  свою лепту Ритвеллер, - Она будет находиться в Черной Пирамиде  в Лас-Вегасе.
- В Черной Пирамиде? Любопытно, - сомнением переспросил Путешественник.
- Так мы иногда называем отель «Луксор», - поспешил пояснить американец. – Вам будет принадлежать вся его верхушка, а это три этажа. Разумеется, условия безопасности и комфорта там будут несравненно выше, чем в Белом Доме.
- С какого момента вступает в силу ваше предложение? – спросил Серебряный.
- С момента вашего согласия – официально, а практически – сразу после того,  как сегодня вечером Альфа и Проксима, ваши служительницы, будут вам представлены. – степенно пояснил Рикшильд.
«И ничего не надо подписывать кровью», - съязвил про себя Путешественник.
- Формальностей никаких, - категорично заверил, словно прочитав его мысли, Ритвеллер.
- Тогда вернемся к самому главному – зачем вам это?
- Вы хотите услышать из наших уст то, что и сами знаете? -   Ритвеллер посмотрел на него участливо, как старый семейный врач, готовый выполнить любую просьбу пациента.
- А что я знаю?  - простодушно спросил Серебряный.
- Мы ваши верные друзья, сильней которых в этом мире у вас не будет, - проскрипел Рикшильд.
- И мы вас бесконечно уважаем, - пропел Ритвеллер. – Разве это не повод, чтобы бывать здесь почаще?
Все трое переглянулись и сдвинули бокалы.
- И все же, сначала надо посмотреть на весталок, - сказал Серебряный.
В это время из дома со смехом выбежали Катя и Каштанка. Обе босые, в бикини. Одна белокожая, другая смуглая. И с разбегу прыгнули в бассейн. Дождь крупных брызг оросил мужчин.
Две девичьи головки, блестя прилипшими волосами, всплыли рядом с Серебряным.
- Какая кислая! - воскликнула Катя, растерянно отплевываясь.
- Чампань? – со знанием дела предположила Каштанка и, не встретив возражений от взрослых, жестом показала «О’кей».
Серебряный автоматически отметил отсутствие Даниэлы.

СXXII. Форум
В гаснущем небе над Форумом рыболовной сетью металась огромная стая скворцов, изгибаясь и вспучиваясь - словно пыталась поймать невидимую жертву.
Серебряный и две его спутницы, пройдя под аркой Тита, взошли на квадригу и по Священной дороге, обочины которых освещались плоскими лампадами, медленно покатили к основанию храма Антонина и Фаустины, Сам Путешественник был в длинном палудаментуме триумфатора, а девушки – в коротких огнедышащих туниках, обнажавших их стройные ноги, и  в золотых головных обручах.
- Тпру! - возница натянул вожжи у красной ковровой дорожки, протянутой к подножию святилища и тонколицые юноши в строгих пенулах взяли коней под уздцы. Здесь, на высоких каменных ступенях, в лучах миниатюрных прожекторов и в кремовых с красной оторочкой тогах римских патрициев уже стояли Рикшильд и Ритвеллер, окруженные двумя десятками других персон в подобных же облачениях, то есть - людей несомненно важных. На головах у всех были каски в форме рогатых черепов Золотого Тельца. Прорезающий Пространство сошел с колесницы, Каштанка и Катя спрыгнули следом.
Мизансцена неминуемо привлекла бы внимание туристов с окрестных террас и улиц, но Серебряного предупредили, что Форум был на всю ночь закрыт для посторонних, якобы, для съемок музыкального клипа.
По знаку банкиров два ручейка «чирлидерш», одежда которых состояла из ромашковых венков и разноцветных лент, обтекли Серебряного с двух сторон и, сноровисто взяв его спутниц под руки, завели на эстраду в центре лестницы. Тут же были воскурены благовония, заиграл оркестр из восемнадцати скрипок и четырех виолончелей, раздался низкий и размеренный барабанный бой.
На девушек тут же были накинуты расшитые золотом черные плащи с капюшоном. А затем одновременно – Кате Олимпия, а Каштанке Стефи (Серебряный только сейчас заметил их присутствие и понял, что они, по-видимому, выступают в роли крестных матерей) поверх обручей надели драгоценные диадемы. Ритуал напомнил Путешественнику конкурс красоты.
- …По праву приближенности к Свету нарекается баронессой Аменхотепской! По праву приближенности к Свету нарекается баронессой Каштанской! – возвестил, усиленный динамиками, приятный женский голос.
Хор, незаметно собравшийся под сенью храмовых колонн, разразился арией угнетенных евреев из «Набукко» Верди, окончание которой потонуло в безбрежном шелесте рукоплесканий.
Аплодисменты еще не стихли, как перед завороженным Серебряным возникли Рикшильд и старый Ритвеллер с золотым рогатым шлемом в руках, существенно отличавшимся своей массивностью от их телячьих касок, который они попытались почтительно водрузить на его темя.
Но Путник, словно предчувствуя неладное, отпрянул, деликатно придержав спикеров Мирового Совета за запястья.
- Вы прошли последнее испытание, мой друг, -  услышал он.
Эту фразу не пропел, а грозно прорычал, – что куда больше соответствовало его имени – патриарх Ритвеллер.
И тут же, выпорхнув из-за его широкой спины, златовласая девушка неземной красоты в прозрачном косском шелке цвета морской волны, возложила на голову Серебряного – туда, где волосы едва начали редеть, - простой лавровый венок.
- Вот бы с ней познакомиться, - с шутливой доверительностью сказал он Ритвеллеру.
- Это и есть Альфа, - тот снова перешел на нежный тенор. От его грозного вида не осталось и следа.
- А вот и Проксима, – отеческим тоном Рикшильд прокомментировал появление второй восхитительной блондинки точно в таком же просвечивающем наряде.
- В чем же их отличие? - спросил Путешественник, еле справляясь с невольным волнением, в то время как обе красавицы, встав почти вплотную, заняли места по правую и левую руку.
- Она закончила обучение на месяц позже, - пояснил банкир. – В ее программе была космонавтика. Но в сущности разницы никакой.
- Теперь они обе к вашим услугам, - вставил пожилой Ритвеллер. – И, если вы не возражаете, наше джентельменское соглашение вступает в силу.
Серебряный кивнул и тут же зацепился взглядом за принцессу Колонна, которая в этот момент спускалась к ним по лестнице. Она была в такой же черно-золотой палле, как и только что нареченные баронессы, и он догадался, что таково было ритуальное облачение всех знатных дам собрания. Только диадема ее была побольше.
- В таком случае, прошу вас проследить, чтобы мои баронессы не чувствовали себя одиноко и ни в чем не получали отказа. - сказал Путник жрицам Знаний.
Убедившись, что те правильно поняли его указания и отправились в нужном направлении, Серебряный оглянулся в поисках устроителей праздника. Но «Р-Р» уже также смешались с толпой. Играла струнная и духовая музыка, воздушные дроны разносили еду и напитки, блики огней и теней плясали на возбужденных лицах.
Даниэла казалась утомленной, взгляд блуждал, обычно округлые щеки ввалились, но, тем не менее, чувствовалось, что она стремится поговорить с ним. Вспомнив жаркие ночи, проведенные когда-то на одном ложе, Путешественник испытал к ней смесь горечи и сострадания.
Взяв «campari» с грейпфрутовым соком для дамы, «prosecco» - для себя и вежливо он спросил:
- Может, разъяснишь суть происшедшего?
- Что именно? – уклончиво спросила она.
- Самое главное.
- Совет хочет, чтобы ты был как можно ближе и в безопасности. Ты для них символ и объект поклонения.
- Почему? – удивился он. – Ведь ты для них гораздо важнее, не так ли?
Даниэла словно не расслышала.
- Пойдем туда, - она показала в сторону Капитолийского холма, - Оттуда будет лучший вид на фейерверк.
Подняв локоть, он позволил ей взять себя под руку.
Никем не потревоженная пара, мерно ступая по камням, отшлифованным тысячелетиями, направилась в северную часть Форума, куда не доставали прожектора. По деревянным ступенькам они поднялись на помост, воздвигнутый у стены Табулариума, над которым с обратной стороны теперь располагалась мэрия (Даниэла следовала за ним), и повернулись к храму Сатурна, чьи колонны царственно возвышались над всеми остальными руинами.
Невидимое облако эйфории накрыло Серебряного.
- Рад тебя видеть, несмотря ни на что, - сказал он, дав волю чувствам. – Надеюсь, у тебя все хорошо.
- Ну, в целом…, - ответила она неопределенно. Теплый ветер нежно играл ее волосами, а изящно скрещенные на груди руки делали еще соблазнительней.
- До сих пор поражен, что тебя отпустили, - сказал Серебряный. Теперь, когда опасности были позади, он мог в этом признаться.
- Взамен они получили то, что хотели, но пришлось поторговаться, - у девушки вырвался горький смешок.  - Сказочные скупердяи.
- При том, что они просто могли поставить жирную точку, - заметил он не без цинизма.
Воспоминание о взрыве на яхте причудливо совпало с хлопком первого фейерверка внизу – там, возле подиума храма Юлия, где еще раньше был его погребальный костер. Канонада озарила оплывшие развалины багряными сполохами.
«Кровь Цезаря стучит в ее сердце», - подумал он. – «И, неужели, в моем?».
Девушка, между тем, отвечала:
- С их стороны это было чистое озорство. Детская шалость на посошок. Они были уверены, что ты уже не станешь сердиться.
- Да, добр и отходчив, - заметил он грустно, но тут же нахмурил он лоб. - Однако, узнать секрет и пощадить тебя?! Они, конечно, знали, что поначалу я рассвирепею и прикончу некоторых из них, но меры по спасению Системы, которая гарантирует им власть над миром, уже были бы приняты…
- В общем, я выложила им свою тайну…, - вздохнула Даниэла и загадочно смолкла.
Серебряный мог бы долго любоваться отблесками, - то ли факельных огней, то ли Луны, – на ее полных губах цвета «черная вишня». Но история требовала продолжения, и он поторопил принцессу:
- И?
- Честно сказала, что загадка связана с тобой, и только с тобой. А я лишь получила доступ к самому факту ее существования, но не к содержанию.
- Неужели?! – он ощутил холодок, смешанный с ревностью, будто кто-то и впрямь мог проникнуть в его личные тайны.
- Вот единственный ее носитель! - указательным пальцем руки, в которой был зажат коллинз с «campari», Даниэла торжественно ткнула в Серебряного.
- Ты можешь создать новую валюту, - глаза ее многозначительно блеснули.
-  Всего-то? – небрежно удивился он. – Крипто-биткоин? Я даже не знаю, с чего начать.
- Не знаешь, но гипотетически можешь. И не просто начать, а закончить. Валюту, которая будет дороже золота, и это волнует их больше всего! - сказала она твердо.
- Зачем мне это?
- Почем мне знать?! Но если ты забыл, деньги - это власть.
Внезапно послышалось соловьиное пение.
- Прелесть, - он задумчиво посмотрел в сторону чернеющих развалин Траянских рынков, за которыми располагался дворец Колонна.  - Это знание из бумаг отца?
Даниэла кивнула:
- Из маленькой записной книжки. Жаль, что в семейном музее ее уже не будет.
- Там написано про меня?
- Про тебя и про то, что ты можешь сделать.
- А что конкретно и как?
Она пожала плечами:
- Ответ на это только у тебя. Я знаю лишь название - «знаки».
Она произнесла по-английски: «signs».
- Тебе пришлось сказать им и это? - пожелал уточнить он.
- Пришлось.
 - Сайнс, - повторил он, как бы пробуя слово на вкус.
В звуке что-то было, но Серебряный не мог понять.
- Ты мне задала задачку, - он поднес свой бокал к губам, чтобы скрыть смущение.
Смущения от осенившей его догадки. Наверное, он начал приближаться к раскрытию тайны происхождения своего дара. По крайней мере, если еще сделан шаг, то подсветилось его направление. «Signs» могло означать «science» - науку, то есть, «знание». Измерение ценности в «знаниях» позволяло оторваться ввысь от обычного понимания денег и их функции, учитывая, что ценность «знаний» не условна, как, например, у бумажных банкнот, а реальна. И универсальна – на всем постижимом для разума пространстве. Но почему тогда не капсулы «продления жизни», в пользе которых нет сомнений?! Очень, казалось бы, выгодная валюта… Но, во-первых, лекарства сами по себе выгодный товар, а не средство обмена, а во-вторых, прогресс в области медицины быстро сделает так, что производить их смогут многие, то есть, не будет единого эмиссионного центра.  В то время как «единицы знаний» … - впрочем, еще предстоит уточнить и само понятие, и то, как их создавать, и то, как ими рассчитываться…
Принцесса мягко положила на его запястье горячую руку, возвращая к реальности:
- Они боятся тебя, но ничего не могут поделать. Ты несешь в себе нечто непостижимое, масштаб которого они не в состоянии оценить, но подозревают, что он велик, и перед чем они преклоняются, чем дорожат в силу интеллекта и из уважения, скажем так, к потустороннему.  К тому же, пытаться устранить тебя – слишком рискованно физически...
Цветные бутоны салюта распускались перед их глазами и дождем тускнеющих угольков таяли во мраке - почти над самыми головами веселящихся членов Мирового Совета и их приспешников. Не было сомнений, что главным зрителем фейерверка считался он, Серебряный. Впрочем, вероятно, не всем было до веселья.  Особенно тем, кого могло обеспокоить долгое отсутствие покровителя двух новых баронесс и его спутницы.
- Ты сама дала понять, что я для них символ, - усмехнулся он. – Либо желанный, что вряд ли, либо просто ниспосланный, но в любом случае покушаться на него не имеет смысла. Возможно, его лучше оберегать, как ты и предположила.
Даниэла внимательно посмотрела на него:
- Скажи, ты получил все, что хотел?
Серебряный залпом, пока “prosecco” окончательно не потеряло вкус, осушил свой бокал и поставил его на широкие перила помоста:
- Откуда мне знать, прямо сейчас я не готов ответить. Хотя… Мой ответ – нет! Но ты же не будешь спрашивать, чего именно я еще хочу. Человек всегда что-то хочет. И ты не исключение…
- Нас нельзя сравнивать, - заметила она с грустью.
- Ты желала бы оказаться на моем месте, не так ли?
Она не удержалась от радостного кивка.
- Несчастная, - пожурил он ее добродушно. – Я тебя когда-нибудь испепелю, если не научишься скромности.
- Да, мой повелитель, - она опустилась на колени, молитвенно сложив перед собой руки с зажатым в них «хайболом». Палла соскользнула с ее плеч, и девушка осталась в закатного цвета тонкой тунике.
- Ты очень легкомысленна, - сказал он, беря себя в руки.
- Только с тобой.
- Не только.
- Не умею сдерживаться, - чистосердечно сказала она.
- Всем мы чего-то не умеем. Надо учиться, - пробормотал он тихо, зная при этом, что принцесса услышит.
А про себя подумал:
«Сдерживаться - не самое главное в учении».


*****


(Окончание следует)