(Короткая повесть)
После ударной работы на своём огороде и вкусного обеда, военный пенсионер Демьян Евлампиевич Стремянкин занимался обычным по его возрасту и дачному положению делом. Расположившись на втором этаже, перед включённым телевизором, он стойко боролся с привычно навалившейся на него дремотой. Отвлекли влетевшие через распахнутое окно звонкие и возбуждённые голоса. Встряхнувшись всею своею стариковской сущностью, Демьян Евлампиевич выключил талдычащий что-то своё, брехливое, телевизор и подошёл к окну. Оказалось: во дворе Данилы и Софьи Скурлыгиных компания подростков с азартом увлеклась игрой в метание дротиков.
- Серёга, козёл! – вглядываясь в утыканный дротиками и расчерченный на секторы круг, кричал, побагровев, худой и вихрасто-белобрысый Сенюшка Скурлыгин. – На фиг ты так стрелы набрасываешь? Они ж мне не дают очки набрать.
Смелости Сенюшке придавало то, что игра велась в его дворе, да и мать с отцом с утра уехали на нынешний воскресный рынок. Гневливость же свою он выкрикивал крепенькому, чернявенькому Сергею (по-дачному – Сергуне) Крестникову.
- Хорошо! – стеснённо улыбнулся тот, - в другой раз ты будешь первым бросать.
Но когда он отвернулся от мишени и двинулся было на исходную для метания позицию, Сенюшка, взвизгнув:
- Получай! – метнул в него раз за разом два дротика.
Один повис вниз оперением на рукаве Сергуниной куртки, другой отскочил от металлической пряжки на поясе. Чуть помрачнев, Сергуня быстро приблизился к обидчику, легонько подтолкнул его в спину:
- Теперь твоя, Сеня, очередь! Становись перед мишенью, а я пущу в тебя пару стрелок… Что, слабо?
- Па-а-адумаешь, испугал! – принял Сенюшка вызов, но тут же смалодушничал:
- Чур, в лицо не целить!
- Не трусь. Не буду. И быстро – к барьеру!
Первый дротик, как подметил Демьян Евлампиевич, Сергей пустил, не целясь: для острастки. Однако уловив взмах его руки, Сенюшка моментально схватил прислонённый рядом с мишенью кусок фанеры и трусливо закрылся им.
Подростки, а их было пятеро, включая рыжую и зеленоглазую «модницу» Лизоньку Ветрову, дружно загоготали. Не сдержавшись, басовито гоготнул из окна и Демьян Евлампиевич. Услышав его смех, подростки враз обернулись и весело, по-свойски замахали руками:
- Привет, Демьян Евлампиевич!
Помахал и он, зная: молодёжь, впрочем, как и остальные дачники, за глаза шутливо прозывают его «Лампычем». Намекая, что в дачном посёлке за ним закрепилась слава умелого и безотказного электрика.
- Кота своего, Тумана, нашли? – сочувствующе крикнул ему Сергуня Крестников.
- Не-э! – крутнул головой Демьян Евлампиевич, сразу потускнев.
Вскоре, оставив Сенюшку, с его расчерченным на разноцветные секторы кругом-мишенью и пучком пластиковых, с игольчатыми наконечниками дротиков, компания, смеясь, громко переговариваясь, отчалила по дороге к речке. Глядя ей вслед, Евлампыч (будем называть его так) после упоминания пропавшего кота, смолкнувших во дворе голосов, ещё больше погрустнел. Беззаботность ребят всколыхнула в нём тихую зависть. Правда, она, зависть, тут же сменилась то ли стариковской жалостью, то ли сочувствием к ребятне. Подумал: только старый, как он, человек может, к примеру, так ненасытно радоваться этому тёплому апрельскому дню, с его божественно добрым, ласковым солнцем и этой лёгкой, умягчающей душу дымчатостью в лазурном небе. А как не умилиться перед бархатисто-синим цветом вот той фиалки, на которую, гудя, уселся первый по весне, мохнато-полосатый шмель. И как трогает душу этот задорный звук:
- Ци-и-рль! – птицы-трясогуски и её стремительный, ныряющий полёт, над грядками, с ярко-зелёными всходами.
Но нет, не очень замечает природных чудес приехавшая сюда поразвлечься в празднично-выходные дни нынешняя молодёжь. Да и развлечения у неё какие-то… Не то что дурацкие, а странные. Точнее, непривычные, для него. «Хотя, - зажёгшись снова морщинами своего сухощавого, несерьёзно курносого лица и особенно – глубоко посаженными у переносицы серыми глазами, - признал Евлампыч, - в подростковом возрасте его поколения тоже всякого хватало: и умного, и дурного, и никчёмного».
(Продолжение следует)