Все совпадения случайны…
Мама похоронена далеко и в другой стране, поэтому на годовщину ее смерти иду на кладбище положить цветы на чью-нибудь могилу, постоять будто у нее, «поговорить»… Пробираюсь среди надгробий, ищу женщину примерно ее возраста. Около одной из «свежих» могил – любовно ухоженной, огороженной, с черно-белым мраморным надгробием - сидит совсем молодая еще женщина, вся в черном, с потухшим взглядом, безвольно брошенными руками. Замедлив шаг, кладу два цветка к камню и… застываю от ужаса, мельком пробежав глазами строчку: «Я больше жизни мак люблю…». В жаркий полдень леденеют руки и мороз продирает по коже. Встречаюсь взглядом с ее пустыми, холодными глазами, она кивает и говорит глухо, едва слышно:
- Его последнее стихотворение. Сделала, как он просил…
Не могу оторвать взгляда от этого проклятого камня. Годы жизни… Неполных девятнадцать… Портрет… Открытое, улыбающееся мальчишечье лицо … Роскошная челка… Да нет! Не челка, а чуб, густой, волнистый… Глаза сияют даже с могильного камня… И стихи…
Я больше жизни мак люблю.
И если умереть придется,
Не ставьте крест, поставьте шприц,
Чтоб я в могиле мог колоться…
***
Как же он мил, послушен! А уж талантлив! В шесть лет он рисовал, интуитивно чувствуя законы перспективы и сочетания красок. А если и нарушал их, то учитель в художественной школе охал от восторга: «Куинджи бы умер от зависти». Писал стихи… Как сказал руководитель литературного клуба, куда Артем пришел сам в десять лет, «тютчевский взгляд на мир, пронизанный настроениями Бодлера». Подростком, он стал временами мрачно задумчив и меланхоличен, временами неудержимо весел, но при этом его благополучно миновали другие беды подросткового периода: дерзость и непослушание, желание самоутвердиться и настоять на своем. Мать и отец тихо радовались своему родительскому везению. Еще бы! Стоит оглянуться вокруг! У одних сын начал пить, у других состоит на учете в полиции, у третьих и вовсе сел за грабеж. А Темка – он просто ангел! Одно плохо – стал покуривать, но обещал бросить. Пару лет, как он всерьез увлекся компьютерной техникой, рассказывал, что стал писать программы на заказ, у него появились собственные средства и немалые.
***
-Маам! Я гулять! К ужину не жди!
-Ты поосторожнее там. Шпаны кругом полно…
Она поцеловала сына и привычно взъерошила его волнистый каштановый чуб. Сын, как и полагается шестнадцатилетнему подростку, попытался увернуться от материнской ласки.
-Ладно, я пошел.
Она смотрела в окно кухни, как он вышел из подъезда, к нему потянулась группа ребят, окружили, стали что-то говорить. Разговор явно какой-то напряженный. Среди них она узнала одного по кличке «Башка», туповатый качок. Он иногда приходит к ним домой, запираются с Темкой в его комнате, слушают музыку, спорят о каких-то книгах и журналах. Ничего так парнишка, хоть по уму он Темке и в подметки не годится, какие там книги!
Шорох за спиной заставил ее стремительно обернуться. Опираясь о край стола, белый, как мел, стоял муж. Она бросилась к нему.
- Что? Сердце? Что?
- Идем, - хриплым, не своим голосом отозвался он.
Замирая от нехорошего предчувствия, она пошла за ним в комнату сына. Вещи были разбросаны, на столе лежали какие-то пакетики с бурым порошком.
- Это у него в процессоре спрятано было. А я просто хотел его компом воспользоваться. У меня ноут полетел. Открыл, а там на его странице… Смотри, - через силу выговаривал слова муж.
С экрана на них смотрели глаза Артема. «Отфильтрованная» автарка представляла собой жуткую посмертную маску с мучительно искривленным, окровавленным ртом. Ник - Тьма. В длинном ряду сообщений мелькали заказы, просьбы, мольбы о «дыме», стояли отзывы о «сене», вопросы о месте «клада».
- Этого не может быть! Не может быть! Этого не может… Это не он! Не смей в это верить! - шептала помертвевшими губами мать, уже понимая, что все это правда, что ее сын – наркодиллер и наркоман одновременно. Отец повернулся и, держась за сердце, медленно пошел из комнаты. На пороге, будто споткнувшись, рухнул на колени…
***
Похоронная суета отняла последние силы. Она лежала лицом к стене, сжавшись в комок, пытаясь заплакать. Слез не было. Артем подошел, стал на колени, прижался лбом к ее спине.
- Никогда больше… Слышишь - никогда. Клянусь тебе!
Она забилась в дикой истерике, плакала, кричала, обнимала и отталкивала любимого сына, чудовищного монстра, убийцу отца, разрушителя собственной судьбы.
Жизнь пошла своим чередом. Он курил, кололся, лгал ей в лицо с ясными, сияющими от эйфории глазами, обещая, что «это было в самый последний раз и больше никогда…». И снова - кололся, курил, толкал траву другим. Однажды на нее с кулаками и проклятиями бросилась женщина. Она плакала, кричала, проклинала ее и выродка-сына, который подсадил на наркотики ее дочь. Девочка не умерла, но впала в кому.
«Бежать, бежать, заткнуть уши, зажмурить глаза и бежать!» - кричал внутренний голос, когда она с трудом вырвалась из цепких рук той женщины и бежала по лестнице. Лишь захлопнув дверь, она почувствовала облегчение. Бросилась в комнату Артема. Она давно уже подобрала ключ к его двери, которую он всегда теперь запирал (дома или не дома), подобрала пароли к его страницам в соцсетях… Вот только ключ к его темной душе не удалось ей подобрать. В папке «Вирши» она наткнулась на вчерашнее его стихотворение.
Я больше жизни мак люблю…
Трель телефонного звонка прозвучала громом в ушах.
- Да, да! Да, это я. Областной наркологический… Я приеду. Я сейчас…
В приемном отделении на полу в рвотной зловонной луже лежало то, что когда-то было маминой радостью, папиным счастьем. Его били конвульсии, скручивая тело под самыми невероятными углами. Вокруг суетились врачи и медсестры. Она бросилась к сыну, но чьи-то сильные руки обхватили ее и вытолкали за дверь. Теряя человеческий облик, она колотила в дверь, выла и требовала впустить ее. Через полчаса ей открыли дверь. Она вошла, обессиленно прислонилась к стене и увидела неподвижный взгляд широко открытых глаз, мучительно искривленный окровавленный рот – маску смерти нарика по кличке «Тьма».
- Мы делали, что могли…
***
Я цепенела, глядя на скорбную фигуру, застывшую перед камнем с богохульственной надписью. В кладбищенской тишине слышался только равнодушный стрекот кузнечиков. С ее безвольно опущенных плеч сползла черная накидка, открыв тонкие, бледные руки, на которых явственно виднелись многочисленные «дорожки» от уколов. Поспешно положив все цветы на их могилу я, не оглядываясь, ушла.
P.S. Дым, трава, книги, журналы, сено, клад – слэнговое обозначение курительных смесей, содержащих синтетические каннабиноиды JWH.