Сила притяжения

Сила притяжения.
(повесть)
Глава 1. Встреча.

     - Антонина Максимовна, здравствуйте! – услышала Тоня приятный тенорок и оторвалась от чтения.
     Перед ней стоял рослый курсант лётного училища и улыбался широкой, чуть застенчивой улыбкой. Она сняла очки, прищурилась, всматриваясь в смуглое зардевшееся лицо. Тёмные глаза-вишни, над ними густые, как смоль, чёрные брови, полноватые губы. Стройный, подтянутый, он продолжал улыбаться, а она пыталась вспомнить. Ей так знакомы были эти глаза, этот взгляд из-под бровей. Сколько их прошло через её руки, маленьких, растерянных, плачущих за мамой и боевых, серьёзных, способных отвоевать любую игрушку!
- Пряник, Саша Пряник, - вывел её из задумчивости курсант.
     Как она могла не вспомнить! Ведь он так похож на своего отца! Они уже вышли из троллейбуса и медленно брели по аллее парка. Была середина июня.   Не подчиняясь никаким правилам, дурманя людям голову, цвели липы. Саша живо рассказывал о курсантской жизни, а она… она погрузилась в свои думы.

* * *
- Пряник укакался, Пряник укакался, Антонина Максимовна! – кричали дети и показывали на черноглазого мальчика, отступая от  него подальше.
     Тоня глянула на мальчишку и растерялась. «Что делать? Как довести до сада?»
     В детсаде от химкомбината она работала первый год. Закончив педучилище, получила сюда распределение. Родители группы трёхлеток встретили её настороженно. Девятнадцатилетняя девчонка, что она знает о воспитании? Не замужем, своих детей пока нет.
     Она очень старалась. Искала подход к каждому, а «оружием» выбрала нежность и внимание. Вскоре слышала по утрам, принимая детей, голос какой-нибудь мамочки, уговаривающей плачущего ребёнка:
- Что ты, маленькая моя, посмотри, сегодня - Антонина Максимовна.
     Тоня выходила из группы, приветливо улыбалась, брала девочку на руки, и та, доверчиво прижавшись к воспитательнице, махала маме ручкой. Постепенно росло доверие родителей, авторитет в коллективе. И вот сегодня она допустила серьёзную ошибку: впервые вывела ребят в парк. Нет, в парк детей водили часто, тем более, летом, но это среднюю и старшую группы вместе. Два воспитателя: одна - впереди, другая – сзади. А она вывела малышей  одна, без помощников. Правда, детки шли парами и держались за верёвочку, а у неё в руках красный флажок: сигнал водителям при переходе через дорогу. А там – зелёное раздолье, сочная мягкая травка, тень клёнов и вековых дубов, такая спасительная в летний зной. Не то, что площадка в садике, не защищённая от солнца. Сумка с игрушками, бидончик с водой и пластиковыми стаканчиками – всё предусмотрено. Вот только Пряник с его полными штанами…
     Дети сбились в кучку, пришлось строить заново. Пересчитала. Тринадцать, все на месте. Она и повела в парк, потому что сегодня, в субботу, их было мало. Каждая четвёртая суббота месяца – рабочая. Конечно, неполный день, до обеда, но всё же.
     Он сидел на лавочке с другом. Сняв солнцезащитные очки, улыбался и во все глаза смотрел на неё. Тоня заметила парня, смутилась. «Только этого не хватало», - подумала она, а сердце забилось часто-часто. Она постаралась спрятать Пряника в середину строя. Но переход через дорогу пугал. А он уже откровенно смеялся. И Тоня неожиданно для себя крикнула:
- Чем смеяться, лучше бы помогли перевести детей через дорогу!
    Парни не заставили себя ждать.
- Иди впереди, я сзади на подстраховке, - сказал он. – Ребятки, все держимся за верёвочку.
     Его друг вышел на середину проезжей части и поднял руку. Машины притормозили, и маленький отряд благополучно перебрался на другую сторону. Вместе дошли до забора детсада. Тоня поблагодарила. А он, уходя, подмигнул своему маленькому соседу и сказал:
- Пока, Санька, не раскисай. Сегодня буду забирать тебя я.
     Тоня улыбнулась про себя. «Не раскисай» о Сашке Прянике с полными штанами прозвучало кстати. Но он, кажется, не заметил столь щекотливого положения.
      «Почему люди не любят число 13?» - удивлялась Тоня. Для неё оно было удачным. Тринадцатого она родилась, жила в квартире №13. В двух комнатках ютились сразу две семьи: она с родителями в одной, в другой -старший брат с женой. А главное, его впервые увидела тоже тринадцатого. В свой девичий дневник записала: «Сегодня, 13 апреля, я увидела Его. Как зовут – не знаю. Может, Артур. Нет, Геннадий. Лучше Максим. Но таких чёрных глаз никогда не встречала! Пришёл забирать из группы Сашу Пряника, принёс записку от Сашиной мамы. Оказывается, они соседи. Живут в малосемейном общежитии от комбината. Две комнаты занимают Пряники, а он - отдельно в третьей. Об этом рассказала всезнающая Жанна. Увижу ли Его ещё?»
     Теперь увидела. А что дальше? Сказал, что придёт забирать мальчика.
Он действительно пришёл. В белой футболке и джинсах, загорелый, темноволосый, в руках журнал, которым постукивал себя по плечу.
- Самец! – сказала Жанна, воспитатель средней группы.
     После обеда они вместе вывели детей на площадку, где тех разбирали родители.
- И не вздумай! – добавила она, заметив волнение Тони.
     Жанне было 25. Она считала всех мужиков козлами. Обжёгшись один раз, никому из них не доверяла. Правда, в Киеве у неё был любовник, к которому она периодически наезжала. «Так, ничего особенного. Только секс, - любила повторять она. – Ни один не дождётся, чтоб я страдала». Но Тоня замечала, подруга с отцами детей приветливее, чем с мамами. Шутки острее, глазки игривее.
     Он остановился на приличном расстоянии и приветливо кивнул головой.
- Можно Сашу забрать?
- Саша, - позвала Тоня мальчика, катавшегося  на качелях, - за тобой пришли.
     Тот бросился к парню и радостно закричал:
- Виталик! А ты купишь мне мороженое?
     «Значит, Виталик, Виталий. Да именно это имя и никакое другое ему не подходит» - решила Тоня.
     Они ушли, а Жанна тут же выдала всю информацию.
- Будь осторожна. Мальчик гуляет по полной. Причём заметь - с медичками, продавщицами и воспитательницами. Как думаешь, почему?
- Почему? – вызывающе спросила Тоня.
- Потому что у нас санитарная книжка, проверяют раз в год. Безопасно для интима.
- Откуда ты знаешь? Люди сплетничают.
- Ко мне подкатывал – отшила.
     Но Тоня не хотела верить. «Злобствует, потому что у самой ничего не вышло», - сделала вывод она.
     Дома семья на кухне живо обсуждала квартирный вопрос.
- Начальник цеха сказал, что первый на очереди Избицкий, а он в списках после меня. Это как? – услыхала Тоня взволнованный голос отца.
- Кто ему дал право переставлять людей в очереди? – возмущалась мама.
- Избицкий - молодой специалист. По приказу директора им в первую очередь. К тому же, ребёнок у него, - объяснил отец.
- А ты не специалист! А у тебя нет детей! У нас две семьи в двух комнатушках. Ольга скоро родит. Тоня взрослая, не сегодня-завтра замуж выйдет. Нашли специалиста, Эдика! Специалист по выпивке!
- Нет, постой! Всё в одну кучу не лепи! Эдик – парень хороший. Может, попивает от неустроенности. В общаге несладко.
- А ты, отец, ветеран. Это не в счёт? – заметил Артём.
     Тоня глянула на брата. Глаза грустные. Видно было, расстроился больше всех. Планы на скорое отселение её и родителей рушились на глазах. Из комнаты выплыла располневшая Ольга. Прения на кухне не ушли от её ушей. «Теперь и вовсе запилит Артёмку», - стало жалко брата.
- Ветеран – не ветеран, а очередь одна, - подвёл итог отец.
- Я, батя, пойду рожать в кабинет нашего директора! – с ехидцей сказала Ольга, и все засмеялись.
     Тоне не хотелось сейчас участвовать в семейной дискуссии, она прошмыгнула в свой уголок. Комнату, где девушка жила с родителями, перегораживал шкаф. За ним стояла Тонина кровать и тумбочка, в которой хранилась заветная тетрадка. Она забралась на кровать с ногами и зажгла настольную лампу, раскрыла свой дневник.
    «Итак, его зовут Виталий, - записала Тоня и подчеркнула имя двумя линиями. – Виталий… Так приятно повторять. Как будто волны ходят по озеру. Нет. Будто тает снег и бегут ручьи. Что со мной? Я, кажется, теряю голову…»
     Она долго водила ручкой по страничкам, изливая на бумаге всё, что накопилось, не заметила, как уснула. Во сне почувствовала прикосновение ласковых рук, уложивших её на подушку.
- Мама, его зовут Виталий… - прошептали непослушные губы.


Глава 2. Саша заболел.

     Прошло несколько месяцев. В город шагнула осень, брызнула на деревья багрянца, принарядила янтарём и золотом.
     Каждый раз, работая во вторую смену, Тоня ждала прихода Виталия, но Сашу забирали родители. Правда, дважды он всё-таки появлялся, останавливаясь поодаль (дети гуляли после вечерних занятий во дворе), кивал головой в знак приветствия и, взяв мальчика за руку, удалялся медленной походкой вразвалочку. И Тоня снова ждала.
     По вечерам она рисовала в своём воображении их случайную встречу. Места были разные: библиотека, парк, кинотеатр. Она представляла, о чём они станут говорить, как он возьмёт её за руку. Мечты придавали сил, которых не хватало, чтобы пережить ожидание. Тоня скучала. Её тянуло к парню, и ничего с этим поделать было невозможно.
     Что у Саши Пряника температура, она заметила ещё за обедом. Ребёнок
плохо ел, был вялым. Пока медсестра ставила градусник, Тоня уложила детей спать.
- Ну, как?
- 37,5, но к вечеру будет больше, - сказала медсестра. – Вызывай родителей.
     В журнале посещений номера телефона Пряников не оказалось. Квартира была указана двадцать первая.
- Зоя, посиди с детьми, я сбегаю к ним. Вон дом, напротив садика. Вдруг кто-нибудь во вторую смену, - говорила она, набрасывая плащ, и, забыв о зонтике, выскочила под дождь, надоедливо барабанивший с ночи.
     Тоня бежала со всех ног, струи холодной воды стекали по волосам. Она обманывала себя, что делает это ради Саши, и рада была этому обману. Не покидала мысль: есть вероятность встречи. По крайней мере, предлог - Саша заболел.
     Нажав на кнопку звонка, подождала. Сердце колотилось, как сумасшедшее. За дверью тишина.
- Кто дома? – в полголоса спросила Тоня, войдя в прихожую.
     В квартире тишина. Пахнет дрожжевым тестом. В кухне на тарелке куски пирога. Дверь слева на замке. Ясно, Сашиных родителей дома нет. Можно уходить. Придётся звонить в цех, где работает Шура, Сашина мама. Но Тоню притягивала дверь справа. Словно под гипнозом, толкнула, оказалась незапертой,  и она вошла.
     Узкая длинная комната, окно без занавески. У кровати на полу пепельница с окурками. Прямо на вбитом в стену гвозде на плечиках - чёрный костюм, из-под которого выглядывала светлая рубашка в узкую полоску. Рядом -полка с книгами. У окна небольшой журнальный столик и кресло. «Вот она, холостяцкая берлога, - мелькнуло в голове. – Что я тут делаю? Чужая квартира. Хорошо, что никого». Рука потянулась к полке, сняла томик Блока.
- Под насыпью, во рву некошеном,
  Лежит и смотрит, как живая,
  В цветном платке, на косы брошенном,
  Красивая и молодая, - услышала Тоня за спиной и оглянулась.
     Он стоял и улыбался своей открытой улыбкой.
- Вот так сюрприз! Тонечка!
- Откуда Вы знаете, как меня зовут? – глупо спросила она.
- Что за вопрос. Это первое, что я о Вас узнал. Сашка все уши прожужжал.
- Ах да, Саша! Так вот я пришла… - Тоня замолчала и заворожено смотрела в его чёрные глаза.
- Давай на «ты», - пришёл он ей на помощь. – Хочешь чаю? Есть пирог. Шура  - мастерица. Вот бегал за сахаром, - показал он пакет.
- Какой чай! – очнулась девушка. – Сашка заболел. Высокая температура. Нужно срочно сообщить родителям и, конечно, забрать домой, вызвать врача.
- Понял. Сейчас от соседей позвоню Шуре на работу. Собери мальчонку, через пять минут приду, посижу с ним. Всё равно сегодня в ночь.
- Побежала. У меня дети с няней.
     Минут через пятнадцать Виталий пришёл. Они завернули мальчика в байковое одеяло. Держа его на руках, уже с порога он сказал:
- Тонечка, послезавтра у меня выходной. Приглашаю погулять по городу. Буду ждать в семь у театра. Придёшь?
- Идите уже, Виталий. Саше нужен покой и тепло. Напоите его чаем.
- Ты не ответила.
- У мальчика температура.
     Тоня боялась сказать «да», а душа пела от радости: он назначил ей свидание!
- Я не уйду, пока не согласишься.
- Да-да-да! Неси его быстрей домой! – неожиданно для себя она тоже перешла на «ты» и почувствовала, как тёплая волна захлестнула сердце.

* * *
 
     Тихий час в саду – золотое время для воспитателя. Дети посапывают. Можно планы написать наперёд, книжку почитать. Но это, если вторая смена, а если первая и тебе пора домой, а сменщица опаздывает? Тоне не терпелось обо всём рассказать Жанне.
- Ты скоро? – в который раз заглядывала подруга в группу.
     Ей тоже не терпелось узнать подробности (Тоня забежала на минутку и наспех рассказала о случившемся).
     Наконец пришла Тонина напарница, и девушки заспешили домой.
- Люблю первую смену. Оттрубила, и ещё весь день впереди, - говорила Жанна, подкрашивая губы перламутровой помадой. – Хочешь? – протянула она тюбик Тоне.
- Нет, я губы не крашу. Мама говорит, они от помады синеют. Потом всё время придётся красить.
- Ну и что! Женщина должна краситься. Самцов притягивает яркое. А мужик - кто? В первую очередь – самец. Вот ты какую конфету в вазочке возьмёшь? В блёклой, бледной обёртке или в яркой?
- Я название прочитаю, - сказала Тоня.
- Название она прочитает, - протянула слова подружки Жанна. – Скука! Яркую возьмёшь, самую что ни на есть красивую. Так и мужик.
- По-твоему, мужчин только обёртка привлекает? А душа?
- Ой, держите меня четверо! О душе поговорим лет через тридцать. Мужику, конечно, обёртка до одного места. Ему подай то, что под ней. Но глаз положит сначала на обёртку. А уж потом распробует и конфетку. Тебя уже распробовали?
- Ты дура, Жанка! – покраснела Тоня.
- Вижу, что не… Да ладно. Вот пойдёшь к Виталику, он тебя и распечатает.
- Хватит говорить пошлости. Больше ничего не расскажу!
- Закроем тему, - согласилась Жанна. – Пошли ко мне. Я тебя так накрашу – мама не узнает! Ты ж у меня ни разу не была.

* * *
     Жанна жила в малосемейном общежитии от комбината. В подъезде пахло кошками до такой степени, что Тоню замутило, и ей пришлось прикрыть нос ладошкой.
- Какой этаж? – задержав дыхание, спросила она.
- Третий.
     Только войдя в квартиру, гостья разжала нос и вздохнула полной грудью.
- Проходи. Здесь я живу.
     Комната оказалась светлой,  заставлена же была не только старенькой мебелью, но и коробками, ящиками и чемоданами.
- Сосед готовится к переезду, - объяснила хозяйка комнаты. – Располагайся, я сейчас, - и она убежала в ванную.
     Тоня огляделась: справа у стены - диван-кровать, слева - шкаф, посреди комнаты - круглый стол со стульями, под окном на тумбе - телевизор. Жанна вернулась с полным «боекомплектом» косметики.
- Эдик, ты дома? – крикнула она, и тут же из смежной комнаты вышел парень в майке и трусах.
- Ой, извините! У нас гости? – он скрылся снова за дверью.
- Кто это? – прошептала Тоня.
- Сосед. Эдик Избицкий. Он с женой и ребёнком во второй комнате обитает. А в этой, - Жанна указала ещё на одну дверь, которую из-за коробок, поставленных одна на одну, почти не было видно, - в этой маленькой Васька Гусев с женой. Они ждут ребёнка. Эдик скоро свалит со своими – Васька в его комнату переедет, а в Васькину кого-то подселят. Здесь моя территория, - обвела она руками комнату.
- Вы живёте вместе? – Тоня смотрела ошарашено.
- Что значит вместе? Парни, между прочим, спят со своими жёнами. А я - здесь. У каждого свой угол. Не мне же ходить мимо них.
- А когда у тебя появится отдельная комната?
- Пока не выйду замуж, не появится. А выйду, тоже рассчитывать особо не на что. Очереди знаешь какие?
- Знаю. Мы тоже ждём квартиру, но теперь, я понимаю, не скоро.
     Тоне вспомнился разговор семьи на кухне. «Мы хоть родные люди, - думала она, - а тут чужие живут в одной квартире в смежных комнатах», - сделала она вывод, а вслух добавила: - Нет, это ужас! Я думала, малосемейка - значит, комнаты раздельно.
- Не всем так везёт, - резонно заявила подруга.
- Эдик, - протянул парень руку Тоне.
     Он успел натянуть спортивный костюм и вышел познакомиться.
- Тоня, - подала руку гостья.
- А я знаю Вас. Вы дочка Максима Егоровича. Мы с ним работаем в одном цеху. Он Вашу фотографию с собой носит, показывал.
- Да? – удивилась Тоня.
- Он вас очень любит. Жанна, я в магазин. Купить тебе чего?
- Нет, Эдик. Спасибо. Ты только бутылку не бери. Люба расстроится.
- Ну, ты даёшь! Какая бутылка! Я за хлебом.
     Он ушёл, а Жанна по-деловому разложила всё необходимое для создания образа.
- Переживает, чтоб не сорвалось, - щебетала она. – Квартирка-то по очереди старпёру полагается. Только Эдик, не будь дураком, взял да и сводил начальника цеха в ресторан. Ещё там, то да сё. Толком не знаю. Главное -результат. Правильно?
     Тоня промолчала. Она поняла: речь шла об отце, именно его Жанка назвала старпёром. Встать, возмутиться, оскорбить Жанку, разоблачить обман? Тоня подавила рвавшиеся эмоции.
- Садись. Будем мастерить лицо. Только без зеркала, - распоряжалась подруга.
   Жанна принялась за дело. Тоне были приятны прикосновения её лёгких рук. Она расслабилась и стала рассуждать: «Эдику и его семье квартира действительно нужнее. Артём с Ольгой всё-таки в отдельной комнате, всё необходимое есть, мама рядом на случай помощи. Ольга родит – все будем помогать. А я? Посплю ещё годик за шкафом. Всё правильно. И никому ничего рассказывать не надо». Тоне вдруг стало легко, будто решила сложное уравнение.
- В чём пойдёшь на свидание? – услышала она голос подруги.
- Должна забрать в ателье обновку.
- Классно. Что шьём?
- Белое пальто с беретом. Фасон из «Силуэта». Рукав - реглан, спинка летящая,  завышенная талия, хлястик, воротник-стойка, берет с помпоном.
- Обалдеть. А ткань?
- Сукно двустороннее, с одной стороны - белое, с другой - голубое. Я выбрала белое. Нарядней.
- А сапоги?
- Чёрные замшевые. Надеваю их по праздникам.
- Красота. Значит, у нас праздник. Всё! Виталька наш! Только предупреждаю: полезет под юбку. Так что сразу решай - будешь с ним это самое или нет. Ему - 26, тебе -19. Оба в свободном полёте. Решай.
- Не говори гадости. Не то поссоримся. Он не такой!
- Ладно. Моё дело предупредить. А где шьёшь?
- В Индпошиве на Коцюбинского у Лидии Ивановны.
- Классная тётка.
- Сегодня забирать.
- Так что мы сидим? Сейчас дорисуем мордашку и вперёд.
     Тоня разглядывала себя в зеркале. На неё смотрела женщина. Да, красивая, да, яркая, но взрослая. Куда подевалась девчонка? Из всего, что изобразила фантазия подруги, она оставит только стрелки у глаз.
- Ну, как? – торжествуя, спросила Жанна.
- Отпад.
     Дома, обняв отца, сидевшего на кухне в ожидании, пока закипит чайник, Тоня рассказала о Жанне и её соседях. Посмотрев ему в глаза, спросила:
- Ты же не будешь ссориться из-за очереди?
- Не буду, - сказал он и пожал её руку чуть выше локтя. – Я тебя понял.
     Лидия Ивановна не успевала. Отсидев длинную очередь на примерку, Тоня услышала неутешительные слова:
- Сегодня, деточка, не готово. Зашиваемся!
- Лидия Ивановна, хотя бы на завтра. Пожалуйста! У меня свидание, - уговаривала Тоня.
- Свидание. А парень хороший? – улыбнулась мастер.
- Очень! – выпалила девушка, не теряя надежды.
- Будет тебе завтра. Приходи к часу.


Глава 3. Свидание.

     Она не шла, а летела по улице, время от времени разглядывая своё отражение в витринах магазинов, и то, что видела, ей нравилось. Чистые, блестящие стёкла отражали высокую, стройную девушку в белом нарядном пальто до колен, с летящей спинкой-трапецией; берет чуть-чуть сдвинут на бок, из-под него выглядывали тёмные завитые локоны; чёрные замшевые сапожки почти до колен; на плече на длинном ремешке коричневая сумочка; на руках кожаные перчатки. Нет, безусловно, она хороша!
      Тоне очень хотелось подойти незаметно и понаблюдать за Виталием со стороны. Он, конечно же, будет с цветами. Так показывают в кинофильмах. Она остановилась у гостиницы «Десна» и через площадь пыталась рассмотреть его фигуру. Постоянно мелькающие люди мешали, и Тоня в нетерпении поспешила к театру. Спектакль уже начался, у входа почти никого. Виталия тоже не было. Девушка остановилась в нерешительности. Это он должен был ждать, а не она. Стало обидно. Развернувшись, Тоня решительно двинулась назад к площади.
- Тоня! – из-за колонны выступил Виталий.
     Рядом с ним оказался его друг. Она сразу узнала его. Это он сидел с Виталием на лавочке в парке, а потом помогал перевести детей через дорогу.
- Добрый вечер, Тонечка! Не обижайся. Мы давно здесь, тебя заметили ещё у «Десны», - спешил всё объяснить Виталий.
- Виктор, - протянул руку парень.
- Тоня.
- Вот и познакомились. Мой лучший друг. Будут проблемы с зубами – это к нему. Витя – стоматолог.
- Тонечке это не грозит, по-моему, лет двадцать, - сказал Виктор. – Вам сколько лет, Тонечка? Впрочем, дамам такой вопрос не задают. Был не прав.
- Почему же. Я свой возраст не скрываю. Мне девятнадцать.
- Девятнадцать? Ой-ой-ой! Самые юные и красивые, как всегда, достаются моему другу. Се ля ви, как говорят французы, - развёл руками Виктор. – Прошу прощения, мне пора. Ждёт дама постарше. Желаю приятной прогулки.
- Болтун. А впрочем, хороший парень, - глядя вслед удаляющемуся другу, сказал Виталий. – Куда пойдём?
- На Вал, - предложила Тоня. – Я люблю этот парк. Пушки, вид на Десну. По-моему, самое красивое место в городе.
- У меня другое предложение, - улыбнулся Виталий. – Возьмём вина, закатим ко мне, посидим, потанцуем. Поближе познакомимся, ты мне расскажешь о себе.
     Тоня испугалась. Видимо, он понял свою ошибку, глядя в её перепуганные глаза, и быстро добавил, стараясь исправить ситуацию:
- Я пошутил. Идём на Вал.
     Они бродили по аллеям парка. Янтарные и багряные клёны уже сбрасывали свой яркий наряд, бесстыдно обнажая корявые ветви. Тоня сгребла охапку листьев и подбросила вверх.
- Салют, госпожа осень! – радостно воскликнула она.
      Настроение девушки передалось и Виталию. Он тоже захватил ладонями
побольше листьев и осыпал Тоню с головы до ног. Они дождём посыпались на землю, некоторые аппликацией остались на белом пальто.
- Ты сама - осеннее чудо! – восхищённо произнёс он и спохватился: - У тебя такое шикарное светлое пальто! Погоди, - и стал осторожно снимать прилипшие к ткани листья.
     Его руки нежно прикасались к плечам, спине, груди. Сняв последний листок, он порывисто наклонился и хотел её поцеловать, но Тоня ловким движением вырвала листок из рук и поднесла к его губам. Виталий ощутил влажное прикосновение. Лист пах дождём и грибами. А Тоня побежала по аллее, и ему пришлось ускорить шаги.
     «Девочка с характером, - подумалось ему, - что ж, тем слаще будет победа, - в нём проснулся азарт охотника. – Главное, поцеловать. Сразу станет ясно, с кем имею дело».
     Накануне вечером они сидели с соседом Гришкой Пряником на кухне, пили пиво и трепались.
- Тут тебе, дорогой, ничего не обломится, - подсмеивался Гришка. – Девочка честная.
- Говорю тебе, завтра же будет в моей постельке.
- Не надейся, братишка! Правда, можешь помечтать.
- Спорим?
- На что? – загорелся Григорий.
- На ящик пива.
- Идёт. Шурка, разбей!
- Да ну вас! – неодобрительно сказала Шура. – Не трогал бы, Виталька, девчонку. Грех это. Играйся с бабами, гулящими девахами. Вон их сколько по городу бродит. Так и зыркают глазищами по мужикам. Девочка любви ждёт.
- А грешная любовь, она слаще, - Виталий по-особому посмотрел на Шуру.
     Женщина зарделась и быстро вышла из кухни, мельком глянув на мужа, но тот тянул в себя пиво, жмуря глаза.
     Теперь Виталий решил идти в атаку.
- И каждый вечер, в час назначенный
  (Иль это только снится мне?),
  Девичий стан, шелками схваченный,
  В туманном движется окне, - процитировал он.
- Я вижу, Блок – твой любимый поэт? – спросила Тоня.
- Не только. Я вообще взращён на классике. Мамуля постаралась. Она у меня работник культуры. Я её обожаю. Одна меня растила.
- А почему ты не с ней живёшь?
- Она в Новгород-Северском, а я сюда приехал учиться и работать. Дядька помог, устроил на комбинат. На вечернем учился в политехе. В этом году закончил.
- А мне Джек Лондон нравится, - сказала Тоня.
- Хороший мужик. Толковый. Но я Хэма люблю больше.
- Кого?
- Эрнеста Хемингуэя. Читала «Прощай, оружие»?
- Нет.
- А «По ком звонит колокол»?
- Нет. А ты всё это читал? – она восхищённо глядела ему в глаза.
     «А, рыбка, попалась, - торжествовал Виталий. – Теперь не спрыгнешь с крючка. Подсекаем…»
- Конечно, читал, и ты прочтёшь. Какие твои годы.
       Молодые люди присели на лавочку. В стороне тускло поблескивал неон фонаря. Лёгкий ветерок, набегая, путался в листьях, тихо сплетничавших между собой.
- Представь, мы с тобой сидим у камина. Ты вяжешь мне шарф, а я читаю вслух «Мартина Идена».
- Мы вместе? – она подняла на него глаза.
- Да, вместе. Ведь ты хочешь быть со мной?
     Он обнял девушку и, не дав опомниться, поцеловал. Поцелуй был долгим. Он растягивал удовольствие, наслаждаясь лёгким трепетом тёплых не целованных губ. Что они не целованные, он понял сразу и не мог уже оторваться. Она как-то обмякла в его объятиях, и он сообразил, что одержал маленькую победу. «Ей понравилось, теперь главное – не торопиться».
     «Он не спросил, хочу ли я, чтоб меня целовали, - мелькнуло в сознании Тони. – По правилам, я должна дать ему пощёчину. Но так не хочется. Хочется, чтоб он не выпускал меня из объятий».
     Они оторвались на какое-то мгновение, и снова припали друг к другу. Целовались долго, Тоне казалось, вечность. И каждый раз она словно парила в воздухе. Хотелось, чтоб полёт не заканчивался. Наконец он сказал:
- Пойдём. Становится холодно. Ты озябнешь.
- Куда пойдём? – робко спросила она.
- Ко мне.
     Туман рассеялся. Тоня вмиг отрезвела.
- Я не пойду к тебе. Это неприлично.
- Ты что, боишься меня?
- Нет.
- Тогда почему?
- Мне не холодно, погуляем ещё.
- Хорошо, - он не настаивал, а искал другой вариант.
     Они уже миновали площадь и спускались вниз по центральной улице.
- Зайдём в подъезд, погреемся, - предложил Виталий.
      Здесь, в центре, в больших домах, подъезды были чистые и тёплые. Они зашли в один из таких и тоже стали целоваться. И вдруг Тоня ощутила, как его рука обхватила её ногу и поползла вверх по бедру. Она резко выпрямилась и оттолкнула парня от себя.
- Мне пора, уже поздно, - глянула на часы. – Ого, первый час. Влетит от мамы.
     Девушка выбежала из  подъезда. Где-то неподалёку залаяла собака, ей ответила другая. Подбежав близко, обе остановились рядом, но Тоня не обратила на них никакого внимания, выскочила за калитку и ускорила шаги. Повиляв хвостом и постояв в недоумении несколько секунд,  ночные «сторожа» побежали в другую сторону. В ушах Тони стояли слова Жанны: «Только предупреждаю! Полезет под юбку. Так что сразу решай…». Виталий догнал её у перекрёстка.
- У тебя дома комендантский час?
- У меня дома любят порядок и волнуются друг за друга.
- Похвально. Но ты уже взрослая. Имеешь право на личную жизнь.
- А я не хочу, чтобы самое красивое начиналось с подворотни, с чужого подъезда!
     Голос Тони дрожал. Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
- Я звал тебя к себе. Хотел подарить много любви и ласки, - оправдывался Виталий.
- Я где-то читала, что любовь должна начинаться не с тела, а с души.
     «О, девочка! Да ты не такая простая, как мне казалось», - подумал он.
     Они подошли к Тониному дому. Это был старый двухэтажный особняк дореволюционного образца, сохранившийся и не пострадавший даже в военное время. Высокая арка вела вглубь двора. Стены дома, обшарпанные, с подтёками от дождей, ждали ремонта. В ветхих рамах темнели глазницы окон, и только одно отбрасывало приглушённый свет торшера.
- Тебя ждут, - сказал Виталий и попытался её обнять. – Давай мириться.
     Тоня оттолкнула его и выкрикнула с досадой:
- Ты такой, как мне говорили! А я не верила.
- Так-так. Значит, ты собирала обо мне сведения. И что тебе нашептали осведомители?
- Что ты бабник. Поиграешь с девушкой и бросишь. А я не хочу быть одной из них. Не приходи больше.
     Тоня побежала во двор, а гулкая арка повторяла дробь её каблучков.
   
     Виталий брёл по пустынной улице. На душе было гадко. «Дурочка. Начиталась романов. Любви захотелось. Какая любовь! – он вспомнил свою первую девушку. – Я верил Алке, а она с моим лучшим другом… да что говорить! Все они одинаковы! Лишь бы замуж поскорей. А эта чем-то зацепила. Чем? Было бы на что глянуть! Худая, длинная и ноги кривоваты. Душу ей подавай. Вас, баб, только допусти к душе – влезете, всю выедите, - он остановился, закурил. – По-моему, она уже туда влезла. Стоп! С этим надо что-то делать. Зайти что ли к Соньке?» Он вспомнил полные руки, продавщицы колбасного отдела, к которой изредка захаживал, терпкий запах её подмышек, чертыхнулся и зашагал домой, делая большие затяжки и стараясь дымом загасить непривычное раздражение.
     Тоня не пошла в дом, а села на лавочку у песочницы и тихонько плакала. Надо было успокоиться, избежать лишних расспросов. «Всё кончилось, не начавшись, - думала она. – Он больше не придёт. Ему нужна  женщина и всё. Одна физиология. А я? Нарисовала воздушные замки.  Как это пережить? Захотела любви? Получай!»
     Постепенно она успокоилась, вскочила и побежала на улицу. Вдруг он ещё там! Но вокруг ни души, только промелькнуло запоздалое такси.
 

Глава 4. Прощание.

     Прошла неделя, другая. Новое пальто Тоня спрятала в шкаф. Оно напоминало ей о свидании. Сидя за столом и наблюдая, как дети рисуют, она вела с собой дискуссию: «Почему он больше не приходит за Сашей? А зачем? Я же запретила ему.  Если бы хотел, пришёл». Тоня встала и, желая отвлечься от назойливых мыслей, подошла к Саше, погладила его густые вихры. Он поднял на неё свои глазищи. Ей показалось, что на неё глянул Виталий. «У меня уже глюки», - подумала она и сказала:
- Рисуй-рисуй. У тебя хорошо получается.
- Тоня, тебя спрашивают! – крикнула вернувшаяся с кухни нянечка.
     Девушка вышла в раздевалку, и лицо её предательски вспыхнуло. Виталий приветливо улыбался, постукивая свёрнутым журналом о руку.
- Здравствуй, Тоня!
- Привет.
- Меня забирают в армию.
- Как в армию? - удивилась она. – Тебе же…
- Хотела сказать, много лет?
     Тоне стало неловко, она опустила глаза.
- Пока учился – не брали. Теперь год должен оттрубить.
     Тоня молчала, не зная, что сказать.
- Пришёл пригласить тебя сегодня на проводы. Придут друзья. Будь хозяйкой вечера.
- Ты хочешь, чтобы я…
- Да, хочу, чтобы ты пришла, познакомилась с моими друзьями. Завтра нас увезут.
     Сердечко Тони сильно билось. Так хотелось согласиться. Снова оказаться рядом, сидеть за одним столом, видеть его глаза, держаться за руки, чувствовать тепло, идущее от его крепкого мужского тела. Но она понимала: после вечеринки из его комнаты  выйдет другая Тоня.
- Извини, но я не приду, - выдавила она из себя.
- Почему, Тоня? Очень прошу.
- В прошлый раз я тебе всё сказала.
      Лицо Виталия переменилось. Угасла улыбка. Он снова стал нервно постукивать журналом.
- Для кого себя бережёшь?
- Для человека, который будет меня уважать.
- Хорошо подумала?
- Да.
- Не пожалеешь?
- Нет.
- Ты же хочешь быть со мной, я знаю! Зачем мучить себя и меня?
- Я всё сказала. Прощай! – она поспешила в группу, чтобы не разрыдаться у него на глазах.
     Виталий вышел, громко хлопнув дверью.
- Зоя, побудь с детьми. Я скоро, - крикнула она на ходу и побежала в спальню.
- Я итак с ними, - удивилась нянечка.
      Тоня бросилась на дальнюю детскую кроватку и дала волю слезам. Она плакала, а перед глазами стоял он, Виталий. Вспоминалось свидание: ворох листьев, падающих на плечи, лавочка, на которой целовались, гулкие шаги по тихим ночным улицам, подъезд…
- Тоня, не плачь! Не стоит он твоих слёз, - услышала она голос Жанны.
     Подруга обняла её за плечи.
- Ты как здесь? – вытирая слёзы, спросила девушка.
- Зоя прибежала, рассказала о приходе высокого гостя.
- Понятно. Я сейчас. Я успокоюсь. Его забирают в армию. Мы больше не увидимся, - Тоня снова  расплакалась.
- Скажи спасибо, что забирают, и перекрестись. Ты хотела, чтобы он жизнь тебе испортил? – возмущалась Жанна. – Пусть катит в армию. Там ему мозги прочистят.
- А я? Я, кажется, люблю его.
- Это не любовь. Просто тебе хочется любви.
- Как ты можешь знать, где любовь, а где нелюбовь?
- Шут его знает. Чувствую. Отпусти и забудь. У тебя ещё всё впереди.
     Тоня вдруг ощутила усталость. Не хотелось спорить, доказывать. Хотелось спать, спать, ни о чём не думая. Но её ждали дети, надо было доработать смену.

***
 
    Было раннее утро. Тоня спешила на работу. Подходя к садику, привычно глянула на светлое здание знакомого дома напротив. На втором этаже, в комнате Виталия, светилось окно. Она замедлила шаг и взглядом впилась в светящийся квадрат без штор. По комнате ходила женщина, расчёсывая длинные волосы. Слишком большое расстояние не позволяло рассмотреть её лицо. Невысокого роста, худощавая, движения порывистые – всё, что смогла  увидеть Тоня. Вот Виталий подошёл к ней, и она, обняв его, стала осыпать лицо поцелуями.
    У Тони перехватило дыхание. Она опустила глаза и ускорила шаг. «Надо же, и в последнюю ночь перед отъездом привёл женщину, - подумала она. – Нашёл хозяйку на вечер».
    Смену отработала автоматически. Перед глазами неотвязно стояла женщина, расчёсывающая длинные волосы.
     Выпорхнув за калитку детсада и торопясь домой через площадь, она увидела хвост колонны новобранцев. Их вели на вокзал. Тоня подумала, что где-то там, среди них, идёт и Виталий. За колонной спешили матери, девушки, провожающие. Не отдавая отчёта в том, что делает, она влилась в их поток и пошла следом.
     Вот и вокзал. Тоня не задавалась вопросом, как отыскать Виталия. Ей просто хотелось быть здесь, рядом, зная, что и он где-то неподалёку. Колонна распалась на группки. Провожающие окружили новобранцев. Девушка торопливо шла по перрону, поглядывая по сторонам. Раздалась команда: «По вагонам!» Поток молодых людей хлынул к составу. Подобно звонким ручейкам, вливались они в вагоны со смехом, шутками, песнями.
    Тоня остановилась, понимая, что Виталия не нашла. Она стояла и смотрела, как пустеет перрон, как гаснут лица женщин, словно невидимая рука выключила радость. Состав медленно поплыл, набирая ход. Грянула «Славянка». Женщины загалдели и стали расходиться. Неожиданно для себя  она отважилась и спросила у стоявшей рядом девушки:
- Куда их повезли?
- В Литву, - ответила та.
     Ничто теперь не радовало Тоню: ни премия, которую она получила к
Октябрьским праздникам, ни приглашение Жанны съездить в Киев (подруга обещала показать город).
     Началась новая неделя, она работала во вторую смену. Домой Тоня не спешила, а возвращаясь с работы, сворачивала в парк и бродила по аллеям Вала, вспоминая своё первое и последнее свидание с Виталием.

***               

     Сегодня за Сашей никто не пришёл. Тоня прождала целый час. Зоя давно ушла, разбежались и другие воспитатели и нянечки. По коридору первого этажа деловито вышагивал Николаевич, сторож, остававшийся на ночь. Все знали, он болельщик киевского «Динамо». Предвкушая, как включит маленький транзистор и будет слушать спортивного комментатора  с трансляции матча любимой команды, Николаевич довольно покручивал свои усы.
- Чего сидишь? – заглянул он в группу, делая обход учреждения.
- Сашу не забрали.
- Так сведи его домой, и дело с концом.
     Тоня и сама подумывала об этом, но идти снова в квартиру Виталия не хотелось. И всё же, одев мальчика, она поспешила к знакомому подъезду. Позвонив в дверь, напряжённо ждала, ей казалось, что пришла зря. Дома явно никого, иначе Шура или Гриша давно забрали бы сына. Она стояла и раздумывала, что делать. Назад в садик? Объясняться с Николаевичем? Не хотелось. Гулять по двору – холодно. Уже направившись к лестнице, услыхала, как щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге стояла заспанная и лохматая Шура.
- А, это ты. Заходи, - растягивая слова, сказала она и, заметив сына, всплеснула руками. – Сашок, сыночек мой, прости глупую мать! Забыла, забыла, - она упала на колени.
   Сообразив, что женщина пьяна, Тоня пыталась поднять её и уговаривала:
- Шура, пойдёмте, пойдёмте. Саша замёрз.
       Пока она торопливо раздевала мальчика, Шура поплелась на кухню и оттуда крикнула:
- Санька, поиграй с машинками! Мы с Антониной Максимовной хряпнем водочки.
     Тоня усадила Сашу на стульчик, придвинула коробку с игрушками. Видя его настороженные глазёнки, шепнула:
- Не бойся. Играй. Мы с мамой поговорим.
- Тонька, иди сюда, - бесцеремонно взывала Шура, подогретая алкоголем. – Поддержи мой бабский протест против одиночества и одиноких одиночек! – видимо, сказанное ей понравилось, и она добавила: - Красиво сказала, красиво!
- Вы не одиноки, Шура. У Вас сын, муж. Семья.
- Муж, семья…  Да что ты знаешь о моей семье! – женщина икнула и, набрав воздуха, задержав дыхание, залпом выпила содержимое рюмки.
     Тоня увидела пустую бутылку и початую новую. «Неужели она выдула пол-литра»? – поразилась девушка.
- Где мой муж? Где Виталька? Я тебя спрашиваю. Где? – Шура выпучила и без того круглые шары тёмных глаз. – В Караганде! – засмеялась она. – Гришка - во вторую, а Виталька тю-тю…
- Пишет? – спросила Тоня, чтоб хоть что-то узнать о парне.
- Написал. Как не написать! Не чужие ведь. Вон вещички к нам перетащил. В его комнату девку поселили. Ничего так, хозяйственная. Сегодня тоже во вторую. Ты прости меня, что с Сашкой так вышло.
- А где Виталий служит? – решилась снова спросить Тоня.
- Город Каунас. Слыхала?
- Нет.
- Есть такой в Латвии или Литве. По географии тройка. Да тебе зачем? Твой поезд ушёл. На проводы не пришла. И правильно сделала.
- Он мне быстро замену нашёл, - вырвалось у Тони.
- Какую замену? Весь вечер как на иголках был. Дружок его, Виктор, с дамой пожаловал, ещё пару хлопцев было и всё. Тебя ждал. Да, забыла. Матушка его приехала. Переночевала, проводила и уехала. Красивая такая. Фигурка, как у девчонки. Волосы шикарные. Причёску навертела, целая башня получилась. Утром вышла, расчесалась, косы по пояс. Красота!
     «Выходит, это была его мама. А я подумала…» Сердце Тони заколотилось сильнее.
- А твой поезд, Тонечка, тю-тю, - повторила Шура. – Может, к лучшему, что не пришла. Несерьёзно у него всё. Поспорил с Гришкой моим, что уложит тебя в койку.
     Тоня не верила своим ушам.
- Как поспорил?
- Обыкновенно. На ящик пива. Давай дёрнем, - она грязно выругалась и по-деловому, как заядлый мужик, знающий толк в таких делах, разлила водку по рюмкам.    
     «Пьяная, не знает, что болтает, - решила Тоня. – А ведь в народе говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Зачем ей врать?»
     Тоня вспомнила, как ласково Виталий глядел на неё, и кровь бросилась в голову. «Как он мог! Ведь говорил такие красивые слова, читал стихи!»
- Дёрнем! – протянула Шура рюмку.
     Тоня взяла её машинально, чуть пригубила, а потом заставила себя выпить до дна. Ей вдруг захотелось оглушить себя, чтобы ни о чём не думать.
- Молодец, - одобрила хозяйка. – Это по-нашему. Ещё?
    Тоня протянула рюмку. Шура поспешно наполнила её.
- Ого, девка! Хорошо тебя зацепило! Меня тоже когда-то, - она вдруг расплакалась.
     Тоня сидела, уставившись в одну точку. В голове что-то стучало маленьким молоточком. А Шура выплёскивала всё, что накопилась за долгие годы.
- Вот ты говоришь: «Семья», - начала Шура. – Я тоже в девках мечтала о любви, о принце, о детях – о разном. И любовь у меня была.
     Она закрыла лицо руками и сидела, словно призывая в помощь память.
- В десятом тогда училась, Гришка тоже, но в другой школе. Однажды с другом пришёл к нам на вечер. Познакомились, стали встречаться, уроки прогуливали. Потом ушёл в армию. Загремел в подводники. Представляешь, четыре года, четыре! Ждала, честно ждала. Вернулся. Я на крыльях летала, счастливая была. Поженились. Первые месяцы друг от друга оторваться не могли. Потом поутихло.
     Шура встала, покачиваясь, подошла к крану, набрала кружку воды и разом осушила её.
- Год живём, второй живём – не беременею. Третий, четвёртый – никак. Пошла и проверилась, всё в норме.
- И что же? Григорий что говорил? – спросила Тоня.
- Гриша попивать стал, глаза прятать. Спрашиваю: «Что с тобой?» Отмалчивается. Потом подружка просветила: «Он у тебя подводник, а у них такое случается. Проверь мужа». Предложила провериться – психанул. «Я мужик, - говорит, - у меня всё в порядке. Подождём ещё». Живём пятый год. Тут общежитие дают. Я обрадовалась. Наконец свой угол, а то мыкались по съёмным. Переехали, с соседом познакомились, с Виталькой, значит. А у него драма. Девчонка его, Алка, с другом загуляла и замуж выскочила. Виталька сильно переживал.  Вечерами лежит на диване и курит. Худющий стал, не ел почти. Заставлю – поест, а то и так уйдёт на работу.
     Шура снова замолчала, потом потянулась к бутылке и громко рявкнула:
- Запьём рассказ! Продолжение следует!
- Нет-нет, я не буду, - отказалась Тоня. – И Вам хватит.
- Сама знаю, когда хватит! – раздражённо сказала Шура. – Так вот. Прихожу однажды домой, слышу рыдания. Ты слышала когда-нибудь, как рыдает мужик? Нет? А я слышала. Зашла к нему. Темно, лежит без света. Присела на край, глажу его по голове, самой в пору разрыдаться. Он словно очнулся. Сел, потом как схватит меня и тискать стал. Шепчет так быстро: «Алка моя, Аленькая моя, ты вернулась». Я молчу, не знаю, что сказать. А он за грудь меня и опрокинул на кровать. Я и не сопротивлялась. В башке стрельнуло: «Будь что будет».
- Вы с ним переспали? – растерялась Тоня.
- А то! Ещё как переспали! Пожалела его и себя пожалела. Не знаю, кого больше.
- Хороша жалость. И Вы считаете, это правильным?
- Да, считаю. Баба по-бабьи и пожалеет. Ты не баба ещё, тебе не понять… Меня всё именем её называл. Да я сама как чумная была. Среди ночи, когда сном забылся, ушла к себе. Утром Гришка с ночной, а мне на работу. Смылась, пока не пришёл. Боялась выдать себя. К вечеру ничего, отпустило. Виталька на кухне шепнул: «Извини, Шура, не сдержался. Больше не повторится». А я хотела, чтоб повторилось, да больше не позвал…
     Голова женщины склонилась к столу. Рассказчица задремала. Тоня встала, чтоб глянуть на Сашу. Но Шура вдруг неприлично хрюкнула и проснулась.
- Куда! Назад! Я ещё не всё сказала.
- Идёмте, я Вас уложу, - предложила Тоня.
- Успеется. Так о чём я? Ага… Гулять стал. Заматерел. Тела набрал, в плечах раздался. Бабы с ума сходили, на шею вешались. А он… да что о нём! Я вскоре поняла, что беременна. Вот Сашка от него.
- Что Вы врёте, Шура! – воскликнула поражённая новостью Тоня.
- Я вру? Я вру? Глянь на него, на Сашку. Вроде на меня смахивает, такой же чернявый, а глаза, брови Виталькины.
     Тоня посмотрела на игравшего мальчика и с ужасом обнаружила явное сходство. Не сдерживаясь больше, выкрикнула:
- А Виталий знает, что Саша его сын?
- Ты что! Нет, конечно! И Гришка не знает. Такой гордый ходил, когда сын родился. В мою честь  Александром назвал. Я Александра Сергеевна, сынок -Александр Григорьевич, а на деле-то Витальевич. Вот такая у нас семья. А ты говоришь…
- Я ничего не говорю, - тихо сказала Тоня.
- Вот почему тебе рассказала? Пьяная потому что, - Шура подняла вверх указательный палец. – Жалко мне тебя. Вижу, тоже страдаешь по нему, кобелю проклятому. Забудь и живи себе. Давай выпьем!
     Шура поднялась и, пошатываясь, стала разливать водку. Тоня брезгливо смотрела, как жадно она пьёт, как водка льётся мимо рта, стекая на грудь.
Женщина вытерла рот рукавом и грузно осела на стул, голова упала на сложенные руки. Она захрапела.
     Тоне пришлось попотеть, перетаскивая обмякшее, тяжёлое тело на кровать. Затем девушка набросала на блокнотном листочке записку и положила её на видное место.
- Сашенька, одевайся, милый. Пойдём ко мне в гости, переночуешь, а завтра отведу тебя в садик.
- А мама? – спросил мальчик.
- Мама спит. У неё болит голова. Не будем ей мешать.
- У тебя есть кошка?
- Нет кошки. Зато мы с тобой покатаемся на автобусе, - пообещала Тоня.
     Ей хотелось быстрее уйти отсюда. Там, на улице, на свежем воздухе, она подумает обо всём, что услышала.


Глава 5. Ночное приключение.

- Антонина Максимовна, как Вы здесь оказались? – вернул её из прошлого голос Саши. – Я слышал, Вас в Киев звали. Интервью читал в газете.
- Не поехала. Люблю наш город. Садик доверили, заведую. А как ты меня узнал? Столько лет прошло! Помню, после утренника, когда в первый класс вас провожали, плакал и говорил, что ни в какую школу не пойдёшь и останешься в садике. Сколько тебе было, семь?
- Да, тринадцать лет пробежало. Узнал сразу. Кто ж не знает чемпионку мира по парашютному спорту Леваду Антонину Максимовну!
- За комплимент - спасибо.
- А помните, год назад Вы у нас в училище лекцию читали «Любовь к небу»?
- Было такое.
- Тогда не осмелился подойти, но друзьям похвастался: «Моя воспитательница». Удивились. А сейчас в троллейбусе увидел - глазам не поверил.
- Да, годы, годы. У меня встреча деловая здесь, в парке, неподалёку. Так говоришь, сколько у тебя прыжков? – она глянула на часы, время ещё есть.
     И Саша вдохновенно стал рассказывать о полётах, прыжках и прочих занятиях курсантов.

***

     … Незаметно подошла весна. Предложение Жанны съездить в Киев Тоня приняла с удовольствием. Киев она любила, хотя хорошо не знала. В детстве мама раза два привозила к своей сестре. Тётя Настя жила на Соломенке в небольшом доме с мужем-инвалидом и двумя котами.
      Мама  показала ей Печерскую Лавру, прогулялись по Владимирской горке. Потом катались на катере по Днепру, ели мороженое. Вечером женщины щелкали семечки, сидя на лавочке у дома, и плели разговор. Тоня пеленала в свою косынку котов. Ночью она проснулась от суеты в доме. Тётя Настя и мама возились с дядей Васей, который стонал и тяжело дышал. В память врезались слова: «Война проклятущая! До сих пор аукается!» Девочка лежала с открытыми глазами и думала: «Почему тёте Насте война аукается? Ведь у неё нет языка. И потом, аукают в лесу, чтоб не заблудиться». Вскоре дяди Васи не стало, а тётя Настя всё так и живёт в своём уютном домике.
     Детство вспомнилось Тоне, пока они с Жанкой мчались по Киевскому шоссе в автобусе. На автовокзале их встречал мужчина лет тридцати пяти. Он помахал розовыми гвоздиками и терпеливо ждал в сторонке, пока девушки выйдут из автобуса. Тоня успела его рассмотреть. Среднего роста, широкий в плечах, от чего казался ниже, большие залысины удлиняли и без того высокий лоб. Цвет глубоко посаженных глаз нельзя было рассмотреть, а сверлящий, казалось бы, просвечивающий тебя насквозь взгляд утомлял. Но полноватые губы и (о, неожиданность!) ямочки на щеках придавали неотразимого шарма.
- Здравствуй, любимый, - Жанка прильнула к нему и поцеловала в щёку.
- Рад, очень рад, - ответил он и протянул цветы. – Вениамин.
- Антонина, - ответно улыбнулась Тоня.
- Вот и ладненько. С церемониями покончено. Куда двинем? – не терпелось Жанне.
     Вениамин взял её ладонь и прижал к губам.
- Куда пожелаешь, радость моя.
- Ты учти, мы с ночёвкой. Где заляжем? В гостинице или у Лёвки, как всегда?
- Я думаю, раз мы не одни, то у Лёвки. Ты не против?
- У Лёвки даже лучше. Есть где развернуться. А он где сейчас?
- В Японии, солнце моё. Поехали.
     Тоню удивляло всё:  и машина, в которую Жанна плюхнулась, как в собственную, и запах сигареты, дым которой щекотал ноздри (оказывается, Жанка  курит!), и цветущие каштаны, празднично подмигивающие нарядными свечками, и дивная архитектура древнего города.
     День пролетел быстро. Хмельные от шампанского и весеннего воздуха, подстрекающего к бесшабашности, они вернулись домой. Тоня была полна впечатлений, и только одно доставляло неудобство: неприятное ощущение в правом боку. Изредка появлялась боль, будто кто-то невидимой рукой вонзал иголки. Потом боль отступала, и на какое-то время она забывала о ней. Слишком щепетильная, девушка не хотела обращать на себя внимание. Ей казалось это неудобным. Она знала, как Жанна дорожит встречами с Веней, рассчитывая, что тот когда-нибудь отважится уйти от жены и сделает ей предложение. Перед поездкой Жанка сказала: «Буду решительной. Пойду в атаку». Тоня понимала, что вся решительность подруги проявится ночью, когда любовники останутся наедине. И теперь, чувствуя себя всё хуже, боялась им помешать.
     Первым заметил неладное Вениамин.
- Тонечка, у Вас что-то болит?
- Нет-нет, - попыталась отказаться она, но улыбка вышла кривой и неестественной.
- Я выйду, а вы пошепчитесь без меня.
     Тоня оценила его тактичность и на вопрошающий взгляд подруги сказала:
- Справа бок болит, разрывается.
- Терпеть можешь?
- Да, потерплю, - неуверенно сказала Тоня, понимая  настрой Жанны.
- Всё в порядке, милый, - пропела сладким голосом Жанка. – У Тони немного побаливает живот, наверное, что-то не то съела.
     Вениамин внимательно посмотрел на перепуганную Тоню. Лицо её сильно побледнело, выступила испарина. Она сидела, согнувшись, опираясь руками в колени. Не раздумывая долго, мужчина подошёл к телефону и набрал номер.
     Скорая приехала минут через двадцать. Врач, предположив аппендицит, предложил ехать в больницу.
- Возражения не принимаются, - сказал Вениамин. – Мы поедем следом за скорой. Не бойтесь, всё будет хорошо.
    Его спокойный, ровный, без суеты голос вселял уверенность, и Тоня старалась отогнать дурные мысли.
    Дежурный врач осмотрел девушку, затем у неё взяли анализ крови и велели ждать.
- Можете ехать домой. Вашу подругу мы оставляем, анализ показал, скорее всего, острый аппендицит, будем резать, - сказал появившийся вскоре врач. – Завтра  навестите.
- Ничего не бойся, подруга, мы с тобой! – торжественно сказала Жанна.
- Завтра обязательно подъедем, - заверил Вениамин.
- У меня уже всё прошло, не болит, - задрожал голос Тони, но друзья спешно направились к выходу.
     Медсестра удалилась вслед за врачом. Оставшись одна, девушка стала рисовать картины предстоящей операции…  Раздетая она лежит на операционном столе, её привязывают, делают укол, хирург берёт в руки скальпель, быстрым движением проводит по животу, кровь фонтаном вырывается наружу, заливает ей лицо. Она размазывает её по щекам. Глаза тоже залиты кровью. Ей хочется рассмотреть приближающегося человека, но кровь не даёт. Наконец, нащупав рядом салфетку, она протирает глаза и видит стоящего перед ней Виталия. Он склоняется над ней, тормошит за плечо и  зовёт: «Идём за мной».
     Медсестричка Оленька, не стала регистрировать поступающую, а поспешила в ординаторскую за Вадимом Михайловичем. Сегодня им выпало ночное дежурство. Уже несколько месяцев она охотилась за этим разборчивым самовлюблённым индюком. Привлекала не смазливая внешность холостяка и не столько руки мастера, которому пациенты вверяли своё бренное тело. Манила двухкомнатная уютная квартирка в центре Киева, где ей посчастливилось побывать однажды после шумного юбилея завотделением. С той памятной ночи Оленька взяла уверенный старт. Помог ещё один случай. Ей повезло подслушать фривольную беседу хирургов за чаем в ординаторской. Мужчины говорили о женщинах.
- Длинные волосы – это так женственно, - говорил Николай Иванович (про себя Оля его окрестила «селюком»), - я просто балдею.
     Она вся превратилась в слух, но что сказал второй, не расслышала. Мужчины громко рассмеялись. Оля отпрянула от двери, показалось, что кто-то подошёл близко,  не хотелось себя обнаружить, но любопытство, как на верёвочке, потянуло её обратно. И тут до ушей сестрички долетела фраза Вадима Михайловича:
- Каблучок, ножка, натянутая, как струна, юбчонка, открывающая колено с выпуклой чашечкой, и обязательно ямочки сзади под коленкой – вот настоящий балдёж. Я беру ножку, глажу от ступни до колена, нащупываю ямочки, чуть придавливаю их пальцами, и всё.
 - Да ты романтик, Вадик. Не думал, - Оля узнала тенорок Максима Захаровича.
- Не романтик, он гурман. Так вкусно рассказывает – самому захотелось, - подхватил Николай Иванович.
- Для меня женщина без каблука – клуша. Не мой формат.
- Наш Вадик – эстет.
- Нет, он поэт.
«Бабник», - мысленно вынесла приговор Оля и  наметила чёткий план.
     С этого дня она стала бегать по отделению только на каблучках. Медсестрички, суетившиеся рядом, не были конкурентками. Грузные особы, обе замужем и всегда в тапочках. План сработал. Вадим стал её любовником,но домой к себе пока не водил. Ольге приходилось довольствоваться салоном машины и ночными дежурствами.
     Сегодня у неё были далеко идущие планы. Если ночь выпадет спокойной, она добьётся, чтобы Вадим пригласил её позавтракать к себе домой, а уж там она доведёт дело до конца. Но вот незадача, только полночь, а уже привезли эту девку с аппендиксом. Она решительно шагнула в ординаторскую.
- Вадик, отправь деваху домой. Охота связываться с иногородней!
- Не вмешивайся. Это быстро. Чик – и я весь твой.
- Да, весь…  А там ещё кого-то привезут. Что, у неё острый?
- Судя по анализу крови, нет. Но мало ли что. Потом отвечай.
- Ничего не будет. Дам ей обезболивающее и пусть валит. А мы… - она поставила ногу на диванчик, где сидел Вадим, положила его руку себе на колено, приподняла халатик, показав розовые трусики, и заметила, как загорелся глаз Вадима.
- Шут с тобой. Делай, как знаешь. Только возьми расписку об отказе.
- Так я её не регистрировала.
- Зарегистрируй, она же по скорой. Отказалась госпитализироваться, и всё. Расписку обязательно, не забудь.
     Ольга мигом выпорхнула из кабинета, и её каблучки отбили победную дробь по гулкому ночному коридору.
- Идём за мной, - тормошила она задремавшую девушку.
     Тоня проснулась.
- Уже на операцию? – испугалась она.
- Оно тебе надо? Порежут, шрам останется. Как сейчас? Болит живот? – участливо спросила медсестра.
     Тоня прислушалась к себе. Боль ушла. Может, всё обойдётся?
- Не болит вроде, - неуверенно сказала она.
- Так не болит или вроде? – допытывалась медсестра.
- Не болит, -  подтвердила Тоня.
     Они пришли в манипуляционный кабинет.
- Вот тебе таблетка на всякий случай, вот вода, запей. Теперь идём, запишу твои данные, а ты черкни расписку.
     Оля положила перед пациенткой лист бумаги и ручку.
- Что писать?
- Я, такая-то и такая-то, отказываюсь от операции, потому что…  Причину придумай сама. Число и подпись.  Тоня написала расписку и протянула медсестре.
- А теперь что?
- Теперь свободна. Можешь топать, - Оля указала на дверь.
     Обрадованная Тоня поспешила к выходу.
     Выйдя на широкое крыльцо больницы, она глянула на звёздное небо, вдохнула полной грудью: - Ура! Свобода! – и только тут сообразила: идти ей некуда. Адреса, где остановились, не знает, телефона тоже. Как быть? Чужой город! Жанка с Веней обещали приехать, но это будет только завтра. Впереди ночь! Да и завтра они могут заявиться только к обеду.
     Тоню охватил ужас. Усталость упала на плечи и давила, давила, давила…   Девушка вернулась к двери, дёрнула на себя, та не поддавалась. Видимо, уже заперли. Рука потянулась к звонку и тут же опустилась. Что сказать? Пустите переночевать? Глупо.
     Тоня поплелась по улице. Навстречу из темноты выплыла влюблённая парочка.
- Ребята, это какой район? – спросила она.
- Соломенка, - удивлённо ответил парень.
- Соломенка? – переспросила Тоня.
     Молодые люди ускорили шаг, и Тоня, оглянувшись, увидела, как девушка покрутила пальцем у виска. «Да, сейчас я, наверное, похожа на сумасшедшую, - подумала она. – Надо что-то решать». Пришла мысль: доехать до вокзала, переночевать и дождаться Жанку. Должен ведь кавалер привезти её туда! Да, но вернуться они собирались в воскресенье, а впереди ещё вся суббота!
    И вдруг Тоню осенило: тётя Настя, можно переночевать у неё! Она пошла быстрее. Надо было найти остановку троллейбуса. Тоня помнила, что до Соломенки они с мамой добирались третьим маршрутом. Но прошло столько лет, всё могло измениться. Главное – она на Соломенке, значит, тётя Настя где-то рядом.
     Увидав длинную скамейку под навесом, девушка обрадовалась. На обочине дороги столб с указателем номеров троллейбусов, обслуживающих маршрут. Всё говорило о том, что она на правильном пути. Вот только в какую сторону ехать? Присев на лавочку, Тоня растерянно оглядывалась. Кругом никого. Лишь неподалёку у подъезда трёхэтажки горела какая-то точка. Она то поднималась и замирала вверху, то опускалась и застывала на какой-то миг внизу и снова ползла вверх. «Кто-то курит», - догадалась Тоня.
     Девушка зябко поёжилась, прохлада ночи давала о себе знать. Она встала, подошла к фонарю и посмотрела на часики. Стрелки показывали четверть первого. Тоню охватила паника. Транспорт ходит до часа ночи.
     Подошёл троллейбус, приветливо распахнул двери, но из них никто не вышел, да и в салоне сидело всего несколько человек. Двери замерли, разинув пасть, дожидаясь, войдёт ли пассажирка, и, не дождавшись, лязгнули
своими челюстями. Троллейбус убежал в ночь. Ночную путешественницу
охватил новый прилив страха. У неё не было ни копейки. Сумочка с кошельком спокойно дремала на кресле в доме, куда привёз их Веня.
     «Положим, четыре копейки – не бог весть какие деньги, но как я поеду без билета? Что скажу водителю? Сказать правду о скорой, о больнице – бред, не поверит, - размышляла Тоня. – Ехать зайцем в пустом вагоне – ещё больший бред». Она понимала: сейчас всё решают эти чёртовы четыре копейки, но заставить себя сесть, не оплатив проезд, не могла.
     Девушка оглянулась на огонёк сигареты. Их теперь было два.  «Наверное, подошёл ещё кто-то, - лениво отметило сознание. – Может, попросить на проезд у этих людей? Да. А ещё рассказать сказочку о забытом кошельке в чужом доме и пропеть: «Мы люди не местные. Подайте четыре копейки». Глупость. А вдруг они пристанут ко мне? Кто знает, что у них на уме!»
     Летели минуты, а Тоня всё продолжала сидеть. Она встала, прошлась вдоль тротуара, отметила про себя, что огонёк остался один, и вернулась к остановке.  Вдали показались два ярких глаза троллейбуса. Надо было решаться. Вот призывно лязгнули двери, и два парня спрыгнули со ступеньки, споря, идти к Зинке или в кабак.
- О, птичка! Давно нас ждёшь? – расплылся в улыбке патлатый парень в расстёгнутом пиджаке и схватил Тоню за руку, но она с силой вырвала её и, толкнув нахала, крикнула:
- Отвали!
- Да это не птичка, а ромашка, - протянул другой, стриженный под бокс в полосатом свитере. – Давай погадаем: даст – не даст.
     Он потянулся к Тоне, но она ловко увернулась.
- Пошёл вон, пьянь! – закричала девушка, чтобы привлечь хоть чьё-нибудь внимание.
     Заорать «помогите!» не давала гордость. Да и кого звать? На улице ни души. Парни окружили её. Патлатый зашёл сзади, полосатый наступал, зазывая:
- Цыпа, цыпа, цып-цып…
     Тоня внутренне собралась и решила драться до конца. И тут сзади послышался оглушительный свист.
- Отошли от девушки! – голос незнакомца звучал уверенно. – Быстро, я сказал!
- Кто ты такой! – загундосил полосатый. – Это наш район! Понял! – и он пошёл на незнакомца. - Смойся, пока не врезали! А хочешь – присоединяйся, пощиплем курочку, мы не жадные, верно, братуха? – кивнул он  полосатому.
- Да по харе читаю – фрайер, - откликнулся тот.
- Всё, парни, мне надоело, - сказал незнакомец и, выбросив руку вперёд,
уложил на землю оказавшегося ближе полосатого.
     Схватив Тоню за руку, дёрнул к себе. Патлатый рванулся вперёд, но подножка незнакомца подсекла его, он растянулся на асфальте. Незнакомец наступил ему ногой на грудь, лишая возможности подняться, и оглянулся, ожидая нападения полосатого. И вовремя. Полосатый успел надеть на правую ладонь кастет и занёс руку над головой парня, но тот, перехватив и заломив её за спину, сильно дёрнул на себя.
- Больно, падла! – заорал полосатый.
- Вы чего это, придурки! – выскочил из темноты светловолосый парень.
- Тут такое дело, Славка, - заныл полосатый, - на нас с Петрухой фраер наехал. Поучить бы.
- Это мой друг, пацаны.
- Неувязочка вышла. Считай,  нас уже нет.
      Полосатый потянул за рукав приятеля.  Оба скрылись в темноте.
- Местные босяки, не обращай внимания, - сказал Славик. – Что, собственно, произошло?
- Девушка, Вы в порядке? – обернулся к Тоне парень, заступившийся за неё.
- Да, - сказала Тоня, приходя в себя и понимая, самое страшное позади.
- Неудачное время для прогулок в одиночку, - сказал парень – Может, проводить?
- Ладно. Вы тут разбирайтесь, а я домой, - Славик тактично удалился.
- Мне ехать надо, а денег нет, - краснея, призналась Тоня.
- Куда ехать?
     Девушка назвала адрес.
- Это в другую сторону, - сказал парень, пошарил в карманах и достал две двушки. – Держите. Для таксофона таскаю. Идём.
    Они перешли через дорогу и остановились. Тоня лихорадочно соображала: надо объясниться.
- Как я смогу вернуть деньги? – спросила она.
- Деньги? Какие деньги? А, четыре копейки. Да…  Большие деньги. А вот и троллейбус. Наверное, последний.
- Возьмите взамен, - Тоня отстегнула значок, украшавший лацкан синего пиджачка.
- Ого! Ценный подарок! Буду беречь, - сказал парень, и значок утонул в его широкой ладони. – Спасибо.
- Спасибо Вам! – крикнула Тоня, прыгая в троллейбус.
- Больше не гуляйте так  поздно!
     Троллейбус покатил своей дорогой, а парень подошёл к фонарю и разжал ладонь. Это был обычный значок из серии «Города Украины».
- Чернигов, - прочитал он. – Вот это да! – удивился он и направился к подъезду.


Глава 6. Собрание.

     Тоня вернулась из Киева домой в субботу к вечеру. Когда она среди ночи позвонила у порога тёти Настиного дома, та долго не открывала. Жучок, бегавший по двору на цепи, заливался лаем. Наконец тётушка прошлёпала к калитке и долго через неё вела переговоры, соображая, кто её потревожил. Потом были оханья и аханья, чай и тёплая постель. День ушёл на разговоры и генеральную уборку. Тётя Настя восседала на диване и, поглаживая больные колени, похваливала племянницу за расторопность и аккуратность.
- Вот кому-то повезёт с хозяйкой! Парень-то у тебя есть?
- Так, был один курсант. Ничего особенного. Расстались.
- Почему? – любопытничала тётя Настя.
- Не хочу вспоминать. Неинтересно.
- Тебе неинтересно, а мне очень даже. Посиди тут с моё, как сыч, в одиночестве. Я и с курами разговариваю, и с Жучком. А тут родная кровь! Давай рассказывай!
- Встречались месяца два-три, не помню. Познакомила моя напарница. Живёт возле лётного училища. Сдаёт комнату приезжающим родителям курсантиков. Вот они там и околачиваются. Парень собой хорош, учился старательно. Ухаживал красиво. Первые в жизни цветы получила от него.
- Чего ж не хватало? - не выдержала тётя Настя.
- Стала я замечать: как приду на свидание, он не один, а с другом. Причём каждый раз друзья меняются: то Миша, то Вася, то Кирилл. Познакомит. Потопчемся немного, и друг уходит, а мы идём гулять. Потом всё прояснилось. Напарница, что познакомила нас, раскрыла секрет. Оказывается, ребята поспорили, у кого девчонка красивее.
- Надо же, - вздохнула тётя Настя.
- Ходили друг к другу на свидание, а потом оценивали. Я, как узнала, с ним порвала. Нечего меня оценивать, как товар. Выходит, не я ему важна, а мнение друзей. Сразу как-то отвернуло.
- Ишь, какая гордая! Прямо, как мамка твоя. Валюшка тоже с гонором.
- Гонор не при чём. Чувств настоящих не было, а я так не хочу.
- Другого что ж не нашла?
- Понравился один, да в армию забрали, - вспомнила Виталия Тоня.
- Малолетка? – разочарованно спросила тётя Настя.
- Почему малолетка! Ему 26, после института. Только женщин сильно любит, тётя Настя. Красивый.
- Красивый муж – чужой муж, - поучительно сказала женщина. – Выходит, бабник?
- Бабник, - вздохнула Тоня.
- Вижу, засел он в сердечке твоём. Да больно разборчива. Гляди – одна останешься. Жизнь привередливых наказывает.
- Не накаркай, тётя. Сама же сказала, красивый – значит чужой. Итак пытаюсь забыть его.
- Получается?
- Не очень. Ты только маме не проговорись, что я у тебя была. Не хочу волновать.
- Как чувствуешь себя?
- Хорошо.
     В понедельник Тоня объяснилась с Жанной.
- Я была в шоке. В больнице сказали, что ты ушла. Думаю, куда ушла? Ночью, одна, без денег. Я им там устроила весёлую жизнь. Долго будут помнить. Жаль - выходные, не было главврача. Они не имели права выставлять тебя на улицу ночью после приступа. Зачем написала эту дурацкую расписку?
- Ладно, Жанка, не кипятись. Всё же обошлось.
- А если бы нет? Веня позвонил по своим каналам. Он знаешь, где служит? - она закатила глаза под лоб, показывая пальцем вверх. - Впрочем, просил держать язык за зубами. Дура, проболталась.
- Мне это неинтересно. Собственно, ты ничего не сказала. А зачем звонил?
- Узнавал о несчастных случаях, нападениях и прочем. Даже в морг звонил.
- Спасибо за заботу.
- Не злись. Кто же знал, что так выйдет! Ты, между прочим, весь план мне поломала, - упрекнула Жанна. – Теперь не знаю, когда увидимся.
- Извини. Выходит, мы обе пострадавшие стороны.
     А дома Тоню ждал сюрприз. На обочине перед аркой, ведущей во двор, стоял грузовик, на котором возвышалась её китайская стена - трёхстворчатый шкаф. Дверь в квартиру нараспашку. Мама увязывала в узел постельное бельё. Ольга упаковывала в картонный ящик посуду. Отец с Артёмом таскали мебель.
- Наконец-то явилась. Дальше пусть Тонька горбатится, я к ребёнку, -обрадовалась Ольга.
- Переезжаем, Тоня, подключайся. Папе машину дали на три часа. Транспорт
 нарасхват, - сообщила мама.
     Теперь у Тони появилась собственная комнатка, которую она обустроила на свой вкус. Вечерами, сидя на диванчике при свете настольной лампы, она перечитывала дневник, но записей больше не вела.

***

     С некоторых пор Тоня стала замечать, порции детям уменьшились. Думая, что Зоя оставляет первое и второе на добавку, заглянула несколько раз в кастрюли, но те были пусты. Она уточнила на кухне раскладку, поинтересовалась, не менялись ли  порции и получила дерзкий ответ: не твоё дело, это не входит в твои обязанности. Девушка решила поговорить с Зоей. Кому, как ни ей, это должно было броситься в глаза!
- Ты, Тонька, как с луны свалилась. Кухня никогда себя не обидит, - заявила Зоя..
- Надо идти к Маргарите Васильевне, - твёрдо сказала Тоня.
- Ну и зря. Думаешь, Васильевна не в доле? Лопает она где, заведующая наша? На кухне. То-то и оно.
     Тоня не спешила, следовало хорошо во всём разобраться. Случай сам подтолкнул её к решительным действиям.
     Как-то утром одна из мам, смущаясь, спросила:
- Антонина Максимовна! Как кушает мой Владик?
- Хорошо, всё съедает.
- Но когда приходит домой, всегда просит кушать. Раньше этого не было.
- Я прослежу, понаблюдаю, - пообещала Тоня.
     Уложив детей спать, дождавшись, когда Зоя вышла мыть полы в раздевалке, она направилась к буфету. Распахнула верхний ящик, затем посмотрела в нижней тумбе. Там стояла чисто вымытая посуда. Заглянула под все кровати в спальне, но и под ними ничего не обнаружила. Тоня подошла к столу, стала листать тетрадь с планами: надо было подготовиться к вечернему занятию.
     Вернулась Зоя. Присела передохнуть и затянула свою извечную песню.
- Ты замуж, Антонина, собираешься выходить? Я в 19 Серёжку родила, а в 21 Игорька.
- Куда спешить? – ответила Тоня.
- А надо, надо. Девки, как грибы, растут. Дождёшься, что никто не глянет. Замуж всегда спешить надо.
- Это кто ж так определил?
- Природа, девонька, она, родная. Наш бабий век короток. Пока цветёшь, мужик идёт на твой цвет, а отцветёшь, кому нужна?
- У тебя старорежимные взгляды. Ты же комсомолка, Зоя!
- Причём здесь комсомол? Личное счастье никто не отменял.
- Ну и как, ты счастлива? – посмотрела Тоня в упор.
- Спрашиваешь! – задумалась Зоя.
     Тоня стала расставлять игрушки на стеллажах. Зоя тяжело вздохнула и неожиданно призналась:
- Раз в месяц, может, и счастлива, когда трезвый придёт, конфету какую детям принесёт. А то больше пьяный заявится, обматерит, на кровать бросит, ногу задерёт и пошёл работать. Лежу, терплю, противно. Ни обнимет, ни помнёт, ни слова ласкового!
- А ты мне ещё о замужестве говоришь, - напомнила Тоня.
- Верно, девка, гуляй, пока гуляется. А штаны с двумя ногами всегда найдёшь.
     Зоя встала и пошла мыть туалет. Тоня решила довести дело до конца. Она направилась в раздевалку. Смотреть в шкафчиках, где раздевались дети, не стала. Три ячейки оставались свободными. Девушка распахнула первую – ничего, пусто оказалось и во второй. В третьей что-то стояло, завёрнутое в полотенце. Она достала свёрток, размотала…  В руках оказались две литровые банки с супом и пловом, в целлофановом пакете ломтики хлеба.
- Нашла, ищейка хренова. И что теперь? – услыхала Тоня за спиной.
     У распахнутой в группу двери стояла Зоя, вытирая руки о полотенце.
- Идём к Маргарите. Расскажешь, как детишек объедаешь, - тихо сказала Тоня, глядя в глаза Зое.
- А ещё расскажу, как считаю копейки до зарплаты, - подхватила нянечка, - как половину денег отдаю за комнату, которую снимаем, как на лекарства детям бегаю занимать.
- А другим, думаешь, легко? – вставила Тоня.
- Что мне другие! Своих бы прокормить!
- Не ври! Они в садике не голодные!
- А мужика накормить! Ему мясо подавай!
- Так бы и сказала – для мужика, а то детьми прикрываешься. Пусть меньше пьёт – и на мясо хватит.
- Правильная какая выискалась! - отбивалась Зоя. – Заложишь – без работы останусь. Что с детьми будет?
- Об этом раньше надо было думать! Закладывать не собираюсь. Сама пойдёшь и всё расскажешь.
- Тонька, да пойми ты меня как баба бабу.
- Я не баба. Как человек человека – понимаю, как комсомолка комсомолку – нет!
- Далась тебе эта комсомолия! Что проку в ней! Одна болтовня! Правильно сказала, человеком надо быть, - не унималась Зоя.
- О каком человеке ты говоришь? О том, что у детей еду таскает или о том, кто воровство остановить хочет?
- Признаю, бес попутал. Промолчи. Прошу.
- Не верю тебе. Лживая ты. И натура у тебя гнилая.
- Что здесь происходит? Чего шумим в тихий час? – строго звучал голос заведующей.
     В порыве спора девушки не заметили её появления. Маргарита Васильевна выжидающе смотрела на банки с едой и, указывая на них пальцем, повысила голос:
- Чья работа? Мало того, что питаетесь в саду, вздумали таскать домой! Спрашиваю, чьих рук дело? Ты, Зоя, отличилась?
     Зоя закрыла лицо руками и отрицательно мотала головой.
- Забыла, как год назад рыдала в моём кабинете? Я тогда тебя пожалела, видимо, зря. Вспомни, что пела тогда? Не буду! Простите! За старое взялась?
- Я.. я… -  порывалась что-то сказать Зоя, но заведующая оборвала её:
- Назначай, Антонина, комсомольское собрание. Будем увольнять к чёртовой матери! 
     Она вышла, не закрыв за собой дверь, и каждый её шаг отдавался в мозгу плачущей Зойки, словно припечатывая совесть подкованными каблучками.
     У Тони на душе стало гадко. «Почему? Ведь я ничего постыдного не сделала, - думала она. – Почему должны страдать дети, вся группа, из-за того, что у Зойки не сложилась личная жизнь? Придётся звонить в первый деткомбинат Суровой».
     Нина Сурова, комсорг, отвечающий за работу первичных комсомольских ячеек детских садов большого предприятия, отличалась принципиальностью и прямотой. Собрание провела на едином дыхании. Как всегда, она была очень убедительна и логична. Коллектив осудил, как выразилась Сурова, нетипичное для комсомолки поведение Кравцун Зои Ивановны и поддержал предложение исключить её из комсомола. Присутствовавшая на собрании заведующая, Маргарита Васильевна, выступила с обличительной речью, в которой фраза: «Как член партии и руководитель детского учреждения считаю своим долгом уволить Зою Ивановну, позорящую коллектив, борющийся за звание…» - стала ключевой и, как оказалось, поворотной и в поведении Зои. Неожиданно из овечки, поджавшей хвост, она резко перешла в состояние «я вам сейчас устрою».
- Что, чистенькие все? А как Елена Степановна, которая детей за ухо таскает? А Жанка чужого мужа отбивает, это как? А Ольга Петровна из средней группы новое садиковое ведро обменяла на старое из дому! Это как называется?
     И если кто-то до Зойкиных обличительных слов сомневался, то после них
все проголосовали единогласно за исключение из комсомола.
- А пошли вы все…  - крикнула в сердцах Зоя и выбежала, хлопнув дверью.
- Культурка явно хромает, - сказала ей вдогонку Сурова. – А к тебе,
Антонина, есть разговор. Всё, товарищи, все свободны, - и комсомольская ячейка детского комбината № 2 мигом исчезла за дверью методического кабинета, где проходило собрание. – Не переживай, - похлопала комсорг Тоню по плечу, - таких не переделаешь. Позорят комсомол.
- Она просто задавлена бытом. Дети, муж-пьяница, безденежье, - старалась быть объективной Тоня.
- Сама такого выбрала.
- Не поторопилась ли мы? Поговорить бы с ней как следует.
- Маргарита уже воспитывала, и что? Да выбрось из головы. Пусть бы сидела у себя в селе и не рыпалась в город. Алкаша и там нашла бы. А приехала – живи по средствам, иди учиться!  Все дороги открыты. А она в кастрюли детские полезла.
- Так какой разговор ко мне? – решила прервать неприятную тему Тоня.
- Да, разговор. А точнее, задание. Из горкома комсомола прислали бумагу. Обращение к нам, комсомольцам. Просят пополнить ряды ДОСААФа. У тебя в ячейке 7 человек?
- Теперь уже 6.
- Пускай 6. Кружковой работой все охвачены?
- Нет, не все. Две воспитательницы танцевальную студию посещают.
- А сама?
- Закончила курсы машинописи и делопроизводства.
- Это хорошо, что закончила. Значит, времени теперь больше. Давай сходи, приглядись. Потом и девчат  за собой потянешь.
- А чем в ДОСААФе занимаются? – спросила Тоня.
- В основном вождение автомобилей.
- Это больше мужчинам подходит. У девчат моих машин нет.
- Узко мыслишь, Тоня. Сегодня нет – завтра будут. И потом я имела в виду парашютный спорт. Вот куда вас приглашают.
- Парашютный? И прыгают по-настоящему? – встрепенулась девушка.
- Есть мастера спорта, даже чемпионы. Да что ты у меня спрашиваешь! Сходишь, всё узнаешь. Замётано?
- Схожу, раз надо.
- Точно?
- Точно.
- Значит, я рапортую наверх, - уточнила Сурова.
- Как знаешь. Если необходимо – рапортуй.
     Настроение, в котором Тоня вернулась домой, трудно было назвать
хорошим.
- Что случилось? – встревожилась мама.
- Да так, - неопределённо ответила она.
- Не  хочешь – не говори. Только легче от этого не станет. По себе знаю. Лучше выговориться.
- Ма, почему люди жизнь себе портят?
- О! Это уже серьёзно, - присела на табурет мама.
     И Тоню будто прорвало. Она рассказала всё: и о Зое, и о собрании, и о поручении комсорга Суровой  Нины.
- Да. История, - сказала мама, выслушав Тоню. – С совестью на сделку пошла. Конечно, её понять можно, жизнь несладкая. Тянуть семью… врагу не пожелаешь. Но чтобы из-за нескольких черпаков супа и ложек каши совесть проесть!
- Как точно ты сказала: «Совесть проесть».
- Знаешь, в войну хуже приходилось, и ничего, выстояли. В 30-е годы вашей Зойке лагеря светили бы. Я вон всю жизнь при деньгах, а ни в жизнь чужой копейки не взяла.
     Тонина мама работала кассиром в торговом центре «Полесье». Будучи школьницей, Тоня любила забегать сюда после занятий, пройтись вдоль любимой витрины с пирожными и, подойдя к кассе, сказать:
- Ма, у тебя найдётся мелочь? Выбей мне картошку, - и, схватив заветный чек, бежать в отдел за любимым пирожным «Картошкой», а мама (она знала) бросала в кассу десять копеек.
        Не раз она слышала, как мама напоминала покупателям, оставлявшим мелочь в блюдечке на кассе: «Возьмите сдачу, пожалуйста».

***
 
       После ужина Тоня взялась за журнал «Крылья родины», купленный в киоске. С обложки ей улыбалась девушка в шлеме и с волнами алого и жёлтого парашютного шёлка в руках, белые стропы свисали к земле. Под фотографией было крупно выведено: «Чемпионка мира Альбина Шахова».  Найдя страницу со статьёй о чемпионке, она начала читать, но услышала крики матери:
- Тоня, Тоня, Тоня! Беда!
     Девушка бросилась к двери.
- Какая беда?
- Смотри.
     В руках мама держала пачку денег и плотную коричневую почтовую бумагу, в которую они, видимо, были завёрнуты.
- Что это? – спросила Тоня.
- Выручка. Забыла отдать Александре Гавриловне.
- Как забыла? А она тоже забыла?
- Нет, не так. Я деньги сдала. Разложила по купюрам, пересчитала, проверила
чековую ленту. И сдала. Гавриловна перепроверила, всё сошлось. Записала. Помню, мешочек с мелочью отдала, а эти…
- Припомни, припомни, мама.
- Наверное, машинально сунула в сумку. Сейчас полезла за рецептом, и вот вам - здрасьте! Там, небось, уже милицию вызвали, - запричитала мама.
- Спокойно. Без паники. Ничего страшного. Собирайся. Поехали. Отвезём.
- Страшно. Ещё кто отнимет. Подождём отца с работы.
- Сама говоришь, милицию уже вызвали. Спешить надо.
- Как же одни, без охраны!
- Мама, подумай! Кто знает, что мы везём! Домой одна ехала, деньги везла, и ничего, не боялась.
- И то правда. Поехали. Я сейчас. Только переоденусь.
- Дай хоть подержать. В жизни таких деньжищ не держала.
         Тоня взвесила на руке увесистую пачку. Здесь были и зелёные трёшки, и синие пятёрки, красные десятки и нарядные фиолетовые двадцатьпятки. Больше всего, конечно, светлых рубликов. Солидные сотни лежали особняком.
        Поднимаясь на второй этаж, где находился кабинет заведующей, они услышали голоса спорящих.
- Чего тут решать! В милицию звонить, и дело с концом! – требовала старший продавец.
- Такие деньги! - подхватила кассир соседнего отдела.
- Не хочется с милицией связываться, - с досадой сказала Гавриловна. – Не верю, что Валентина…
- Постойте, Гавриловна, не звоните! – кричала мама и трусцой, держась за сердце, бежала по коридору. – Вот они, деньги! Вот проклятые! – она брякнула на стол свёрток.
- Слава Богу! – выдохнула Гавриловна. – Ну и напугала ты нас, Валентина.
- Сама ещё больше испугалась. Пока ехали сюда с дочкой, натряслись.
- Так ты с охраной! – сменила гнев на милость старший продавец. – Дочка – совсем невеста. Когда пропивать будем? Жених имеется?
- Женихов мы через сито пропускаем, - глянув на Тоню, сказала мама. – У нас характер.
- Оно и правильно. Спешка сама знаешь, где нужна, - и Гавриловна, сев на своего любимого конька, пустилась в пересказы любовных историй.
        Тоня с улыбкой снисходительно глядела на этих добрых, замотанных
жизнью тружениц. В их пересудах о чужой судьбе угадывалось что-то не прожитое самими.
       

Глава 7. Небо зовёт.

       В субботу, одевшись по-спортивному, Тоня спешила в ДОСААФ. Перед зданием на большой клумбе пестрели маргаритки и анютины глазки. Каменный бордюрчик вдоль дорожки, ведущей к входной двери, сиял белизной. Видно было, что недавно побелили. Слева, у самого забора, взгляд задержался на интересном приспособлении. Вкопанные в землю металлические столбы отгораживали часть двора. На столбах были укреплены тросы с противовесами. Лесенка, ведущая наверх, упиралась в просторную площадку, огороженную бортиком. По центру бортик обрывался, и в этом месте с площадки свисало сидение-трапеция. Это был тренажёр для отработки прыжков на земле. У Тони часто забилось сердце. Она попыталась определить высоту: «Метров 5-6».
        В помещении царил особый устойчивый запах учреждения: смесь мастики, которой натирали полы, и табачного дыма, пропитавшего стены. После душной пыльной улицы её окружила приятная прохлада коридоров.
        Тоня толкнула дверь с надписью «Парашютный класс № 1». Два узких стола протянулись во всю длину огромной комнаты. Парни и девушки занимались укладкой парашюта. Занятие вела бойкая блондинка лет двадцати восьми. Тоня сразу узнала её – девушку с обложки.
- Вы ко мне, - услышала она приятный баритон и оглянулась.
         Перед ней стоял киевский незнакомец. На лице широкая улыбка, как в ту злополучную ночь, когда к ней приставали соломенские хулиганы.
- Вот так встреча! – воскликнул парень. – Какими судьбами? – было заметно, как сильно он поражён, Тоня была удивлена не меньше.
- Пришла заниматься парашютным спортом. Возьмёте? – она склонила голову на бок и ждала.
- Пора познакомиться. Никита, - парень протянул Тоне руку.
- Антонина, - ответила девушка, пожимая горячую ладонь.
- А я знал, что мы ещё встретимся, - сказал Никита.
- Откуда такая уверенность?
-Вот этот маячок подсказал, - и молодой человек указал на значок, красовавшийся на футболке.
         Это был герб города, под которым золотыми буквами было выведено – Чернигов.
- Мой значок! – воскликнула Тоня.
- Храню как память о приятной встрече.
- Скажете тоже, приятной! А драка?
- Разве это драка! Лёгкая разминка. По-моему, нам пора перейти на «ты», -
предложил Никита.
- Согласна.
- Альбина! – позвал он девушку-инструктора. – Принимай пополнение.
          Занятия поглотили Тоню целиком. Вечера были заняты подготовкой к первому прыжку. Не удалось уговорить девчонок-сотрудниц последовать примеру, у них был готов ответ:
- Ты что, ку-ку?
- Вдруг разобьёшься! Ради чего риск? – удивлялась Жанна.
-Ты не представляешь, как там интересно. Нас возили на аэродром. Был пробный полёт на «Аннушке», так называют «Ан-2». Как здорово увидеть землю с высоты! Десна извивается голубой ленточкой. Домики, словно кубики, и квадраты огородов. Классно!
         Была ещё причина, о которой Тоня умолчала. Глаза Никиты, на которые она натыкалась всякий раз, поднимая свои, будь то укладка парашюта или запись конспекта, работа на тренажёре или беседа с кем-то из ребят. Девушка поймала себя на мысли, что ждёт этого взгляда, знает, что он будет, и каждый раз, краснея, чувствовала, что-то обрывается внутри, словно она мчится во весь опор с горы.
        Увлечённая игрой взглядов, Тоня не обратила внимания, как тревожно и подозрительно вспыхивают ещё одни глаза, зорко следящие за всем происходящим. С некоторых пор Альбине было не по себе. С появлением этой клячи (так про себя окрестила она новенькую) Никита стал другим. Отвечал невпопад, реже приходил к ним с дочкой, перестал обнимать её при всех, как раньше. Чуткое женское сердце кричало: «Отношения под угрозой!» По опыту неудачного первого брака знала, что следует быть осторожной: мужики не любят, когда на них давят. Что делать, пока не решила.
          Тренажёр во дворе ребята прозвали «козой». Никто не смог бы объяснить почему. «Коза» и «коза». Скоро и Тоне предстояло познакомиться с этой штукой. Захватывало дух от одной мысли, что придётся шагнуть с площадки в пустоту.
- Не думай об этом заранее, не накручивай себя, - учил Никита. – Но самое главное, когда будешь прыгать, - не закрывай глаза. Закроешь – всегда закрывать будешь.
- Какая разница, - недоумевала Тоня.
- Закрытые глаза – признак страха, а страх надо побороть. Смотри.
Представь, ты стоишь перед распахнутой дверью самолёта. Внизу земля. Дают сигнал: «Пошёл!» Делаешь поворот влево, нога вперёд и, держа руку на кольце, считаешь: 301, 302, 303. И только потом дёргаешь за кольцо.
- Зачем считать?
- Чтобы купол не раскрылся раньше и не зацепился, ну скажем, за крыло.   
- Почему именно 301, 302, 303?      
- Это условно. Просто пока говоришь, проходит три секунды. Их достаточно, чтобы парашютист ушёл от самолёта.
- Никита, - позвала парня Альбина. – Спасибо за помощь, но это моя курсантка. Справлюсь сама, или сомневаешься?
         Парень смутился и отошёл, повторив:
- Помни, глаза не закрывать!
         На «козу» взбирались по три человека. Выпускала Альбина, внизу принимал Никита. Тоня старалась угадать настроение ребят. Вот прыгает Женька, занимается давно, «коза» для него – семечки. Парень собирается поступать в лётное. Улыбается Антон. С ним тоже всё ясно. У Ирки глаза испуганные.
         Подошла очередь Тони, она направилась к лесенке, ведущей наверх, и услышала вдогонку:
- Глаза не закрывай!
         «Причём здесь глаза, когда я, честно говоря, боюсь прыгать, - призналась Тоня. – Не думать о прыжке, думать о глазах!» - приказала она себе. Альбина карабинами зафиксировала её в подвесной системе.
- Готова? – дошёл до сознания голос инструктора.
- Готова, - как во сне ответила Тоня и почувствовала толчок в спину.
          Она не успела испугаться. Всё закончилось быстро. В ушах стоял лязг подвесной систему, скользившей по тросу. Ступни ударились о землю. Петли, обхватившие бёдра, больно вонзились в тело. Явно будут синяки.  Тоню повело в сторону, но Никита вовремя подхватил её и поставил на ноги.
- Снимай! – крикнула Альбина.
          Никита продолжал держать девушку за плечи.
- Ну как? Жива?
- Жива.
- А глаза закрыла?
- Не помню. Альбина толкнула меня, -  по-детски пожаловалась Тоня.
- И правильно сделала. У новичков иначе не бывает.
          Она всё ещё стояла пристёгнутая.
- Чего там возитесь! – недовольно крикнула Альбина.

***
          Родители с опаской отнеслись к увлечению дочери.
- Зачем тебе это, - вздыхала мать.
- В кого такая отчаянная! – удивлялся отец.
         Артём с Ольгой, поглощённые заботами о ребёнке, редко навещали родителей, но были в курсе событий.
- Когда первый прыжок? – спрашивал брат. – Смотри, не отступай! Горжусь тобой.
          Ей не давали покоя глаза Никиты. А теперь его руки тоже. Как нежно он держал её за плечи! Невольно вспомнились руки Виталия, его объятия и поцелуи. Она гнала эти мысли. Всё равно ставила их рядом, Виталия и Никиту. Такие разные: брюнет и блондин. Но что-то незримое объединяло их. Тоня никак не могла понять – что?
          Однажды за Сашей Пряником пришёл Григорий.
- Слыхала про Витальку?
- Он мне не пишет, - сухо ответила Тоня.
- Нет больше Витальки. Погиб при выполнении интернационального долга, - Григорий шмыгнул носом.
- Какого долга? - вырвалось у Тони.
- Газеты читаешь? Наши танки в Праге. Виталик и танк! С ума сойти!
- Кто сказал, что погиб?
- Мать приезжала. Вещи забрала.
       После работы Тоня пошла в парк. Скамейка, где когда-то целовалась с Виталием, была занята. Стоя у края обрыва, она долго смотрела на реку, катившую воды в таинственную даль. Плакала душа, а слёзы предательски застыли в глазах.
          Всю ночь Тоня крутилась, припоминала свидание с парнем, светящееся окно с женским силуэтом, вокзал с «Прощанием славянки».
          Утром за завтраком, когда мама вышла из кухни, Тоня сказала отцу:
- Папка, вы с мамой столько лет. Она у нас командир. Во всём ей уступаешь. Тебе не надоело?
- А ты хлеб каждый день кушаешь? Он тебе надоедает?
- Какой ты мудрый, папка, - Тоня чмокнула его в щёку. – Хочется встретить человека, чтоб тоже был необходим, как хлеб.

***

        И вот он настал, день первого прыжка. Солнышко радовало с утра. Оно смело заигрывало с перистыми облаками, то купаясь в них, то плавно выныривая и снова радуя глаз.
        Ехали с песней. Всех перекрикивал Антон. Сегодня он шёл на затяжной прыжок и не мог скрыть радости от предвкушения.
- Мы выходим на рассвете, вылезаем на крыло
  И хотим, хотим, чтобы сегодня нам немного повезло.
  Смелее вниз на карачках, вниз на карачках, вниз… - сливались воедино голоса.
      Курсанты разобрали парашюты и построились для переклички. Новички прыгали с ПД-8. Надев парашют, Тоня сразу ощутила, как почти 20 кг
надавили на девичьи плечи. Она выпрямилась и чуть задержалась на месте, привыкая к ноше на спине.
        Сосредоточенно серьёзные лица ребят развлекали Альбину. Она,
снисходительно улыбаясь, говорила тому или иному курсанту: «Не боись! Земля встретит! Сила притяжения. Закон физики». Подойдя к Тоне, вызывающе глянула ей в глаза и громко сказала:
- Может, передумаешь, красавица? Пока не поздно, иди вышивать крестиком.
           Тоня поняла: Альбина хочет задеть её, но не могла взять в толк – почему.
- Я прыгну, - спокойно сказала она. – А крестиком вышивала ещё в первом классе. Хочешь – научу.
- Ну-ну, - улыбнулась инструктор.
          Самолёт, набирая высоту, делал круги над аэродромом. Тусклая лампочка в фонаре освещала лица ребят, сидевших в два ряда друг против друга. Выпускающим стоял Никита. Замигал сигнал, и первой в воздух вышла Альбина. За ней один за другим пошли старожилы. Они должны были показать пример новичкам, которых оставили на закуску. Тоню вдруг охватила паника. «Неужели струшу? Неужели не прыгну? Как сделать шаг в воздух и знать, что под ногами нет опоры? Раскроется ли парашют? – она видела, другим ребятам тоже было страшно. – Надо отвлечь себя чем-то. Почитать стихи, может быть?»
          Вот уже Ирка пошла к проёму двери. «Не позволяй душе лениться, чтоб воду в ступе не толочь…» За Ирой шагнул Генка. Потом ещё один парень (у неё вылетело из головы его имя). «… Душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь…»  - продолжала бормотать девушка.
- Пошёл! – послышалась команда, и Тоня шагнула вперёд со словами:
- Душа обязана трудиться…
           На мгновение перехватило дыхание. Невероятная сила дёрнула вверх, ремни больно вонзились в плечи. Тело застыло в воздухе. Распахнутый купол  белел на фоне голубого безоблачного неба. Эти два нарядных цвета победно сияли в лучах солнца, набиравшего силу золота.
- Я лечу! Я птица, – радостно закричала Тоня. – Ура! Я это сделала!
             Тоня огляделась. И ниже, и выше, и по бокам – всюду висели такие же белые груши.
- Ребята! Родные! Как здорово! – пела душа.
             Девушка не ощущала полёта. Ей казалось, она зависла в невесомости, и так будет вечно. Земля напоминала карту, будто прилежная рука отличника
нанесла контуры объектов условными знаками. Серый и зеленоватый дымок выплывал из труб химкомбината, в центре города тянулась вверх клетчатая башня телевышки, синей лентой извивалась Десна, кудрявые тёмные пятна указывали на разлёгшийся вдоль поля лес. И домики, игрушечные домики!
        Тоня искала глазами крест, на который надо было приземлиться. Вот он, позади, а её относит к реке. «Нужно развернуться и потянуть стропы на сорок пять градусов на себя, тогда движение воздуха потянет купол вперёд, к месту приземления», - приняла решение парашютистка. Она старалась делать так, как  учила Альбина.
        Вдруг Тоня ощутила, как квадратики огородов и зеленеющие участки колхозных полей стали стремительно надвигаться и расти. Она поняла: пора готовиться к приземлению. «Руками закрываем лицо крест-накрест, ноги полусогнуты и полунапряжены», - вспомнила она и быстро сгруппировалась, краем глаза заметив, что до креста недотягивает.
         Сильный удар о землю, и Тоня, не устояв, завалилась на бок. Её протянуло прилично по траве. Придя в себя, она вспомнила, что надо стропами погасить купол.
         К ней уже бежал Никита, а она всё сидела на земле, опьянев от радости. «Я жива. Жизнь продолжается, и вот человек, который мне не безразличен».
- Цела? – подбежав, спросил он и, подхватив, поставил девушку на ноги.
- Это было…  я не знаю, как сказать, - спешила объяснить Тоня и вдруг поняла, что парень держит её в своих объятиях.
         Невольно потянувшись к нему, почувствовала, как его губы припали к её губам. Тоня зажмурилась и замерла. Когда она пришла в себя, Никита деловито собирал парашют.
- Давай сегодня вечером погуляем, отметим твой первый прыжок, - предложил он.
        Они условились встретиться у почтамта под часами.
        Шёл разбор прыжков. Ручейком журчал голос Альбины, но Тоня ничего не слышала. Покусывая стебелёк ромашки, она чувствовала сладковато-горьковатый вкус сока. «Вот так и в жизни: сладкое и горькое идут вместе», - думала она. Только что рядом сидящая Ира шепнула: «Глупая, что ты делаешь! Никита спит с Альбиной. Это все знают. Они собираются пожениться. Она тебе его не отдаст».
        «Так вот что означали вызывающие взгляды и задевающие слова чемпионки!» Тоня ни о чём другом теперь не могла думать.

***

        Она шла на свидание с твёрдой мыслью объяснить Никите, что не станет 
разлучницей, что уважает чувства Альбины, и он не должен ради неё бросать девушку.
        Никита топтался на широком крыльце почтамта, заложив руки в карманы. Заметив Тоню, быстро сбежал вниз.
- Думал – не придёшь, - он взял её за руку.
- Я же обещала.
         Они перебежали через дорогу и направились к парку.
- Расскажи о себе, - попросила Тоня.
- Что рассказывать? Всё, как у всех. Школа, армия, институт, ДОСААФ. Служил в ВДВ, полюбил небо.
- На стенде твоя фотография. Ты мастер спорта.
- Есть такое дело.
- А чемпионство не манит?
- Пока не готов. Это Аля у нас чемпионка. У неё талант. Занимается давно.
- Никита, я хотела спросить, какие у вас с Альбиной отношения?
- Дружеские.
- А если…
- Скажу всё, как есть. Представь себе лето, долгожданное лето после продолжительного холода. Как ему радуешься! Наконец-то тепло! Но в какой-то момент становится жарко, потом душно, потом это уже невыносимый зной. И вдруг ветерок, обещающий прохладу, которого теперь, после зноя, ждёшь как спасения.
- Красиво. Образно. А в чём суть?
- Суть в том, что Альбина – зной. Она всё во мне выжгла. Подробности опустим. Не в моих правилах обсуждать человека в его отсутствие. А ты - тот самый ветерок. И я готов дышать глубоко и часто.
- А не захочется тебе после ветерка снова зноя?
- Нет. Ветер тоже бывает тёплым, приятным. Главное – всё должно быть в меру.
- От чего это зависит?
- Доверься мне. Будем вместе управлять силой ветра, - Никита остановился и взял Тоню за руки.
- А как же Альбина? – глянула ему в глаза девушка.
- Поговорю с ней. Знаешь, ещё там, в Киеве, я почувствовал, что наши дороги сойдутся.
- Да ты фаталист.
- Судьба – красивое слово, не более. Я верю в себя, знаю, чего хочу.
- Чего же ты хочешь?
- Чтобы ты была рядом.
- Но я не хочу, чтобы из-за меня кто-то страдал!
- Давай сегодня больше не будем об этом. Лучше покатаемся на качелях. Любишь качели?
- Люблю, - сказала Тоня, а про себя подумала: «Любишь кататься – люби и саночки возить. Права народная мудрость. В любви всегда кто-то страдает. Не мешает подумать о саночках. Тьфу… рассуждаю по-старушечьи».
       Они выбрали аттракцион «Лодочки». Правда, пришлось подождать, пока
освободится место. Зато Никита успел сбегать за мороженым. Парочка болтала о том о сём. Парень кормил Тоню из своего стаканчика, она его – из своего. Это их забавляло.
        В лодочке катались стоя. Каждый раз, взлетая вверх, Тоня восхищённо вскрикивала и ловила себя на мысли, что хочется отпустить руки и полететь. Уходя вниз, снова и снова ждала упоительного взлёта. Неожиданно в голову закралась шальная мысль покататься на прямых, не согнутых ногах. Забыв о законах физики, поддавшись сееминутному порыву, когда её сторона качелей опустилась вниз, выпрямила ноги. Не пружиня в изгибе колен, ушла вверх. Страшная сила подбросила Тоню. Она едва удержалась за поручни, чувствуя, как ступни оторвались от сидения, на котором  стояла.
- Ой, мамочки! – вырвалось у неё, а лодочка уже пошла вниз, и следующий взлёт сулил новый, не менее сильный толчок.
       До Тони дошло, что на следующем взлёте её реально выбросит за борт. Руки немели, но судорожно сжимали поручни всё сильнее.
       Никита не понял, что произошло, а после Тониного возгласа ощутил грозящую ей опасность.
- Сползай вниз! – крикнул он. – Держись крепче и быстро сползай на сидение!
       Он пытался погасить скорость. Безуспешно. Тоня сползла на дно лодочки. Никита рванулся к ней и прижал к днищу. Молодые люди дождались, пока угаснет движение, и буквально выползли с аттракциона, пошатываясь, как пьяные. Они не замечали перепуганных взглядов окружающих, не слышали брани работника аттракциона. Они смотрели, не отрываясь, в глаза и, прильнув друг к другу, стояли, оглушённые пережитой опасностью и возможностью потерять друг друга. Выйдя из оцепенения, Никита стал лихорадочно покрывать лицо Тони поцелуями.
- Родная моя, любимая! Никому тебя не отдам!
       Страх ещё жил в каждой Тониной клеточке. Так вот она, опасность! Вот её запах! Минута – и она могла погибнуть. Не в небе, на земле. Сила притяжения – великая сила. Как можно было забыть?! «Надо радоваться каждому мгновению! Судьба подарила мне это счастье – любить. Я люблю Никиту, а остальное не важно!» - пронеслось в голове, и Тоня, обхватив парня за шею, прижалась к его груди.


                Глава 9. Жизнь бурлит.

       У Жанны наметились перемены в жизни. Свершилось великое и ожидаемое, к чему она долго шла. «Вы беременны», - сообщил врач.
Разговор с Веней по телефону был коротким: «Понял. Жди. Буду через пару дней». Сердце девушки прыгало. «Ждать осталось недолго. Собери, Жанка, волю в кулак и дай свой последний бой», - призывала она себя.
       Но бой пришлось дать раньше, до приезда Вениамина.
- Жанна, тебя спрашивает родительница, - входя в группу, сказала нянечка.
- Посиди с детьми, я быстро, - попросила её Жанна и, на ходу взбивая причёску, заготовив любезную улыбку, выпорхнула в раздевалку.
       Перед ней стояла женщина лет 40, эффектная брюнетка, обладательница роскошной фигуры. Взгляд воспитательницы задержался на пышных чёрных, как воронье крыло, волосах, отливающих блеском.
- Ты Жанна? – бесцеремонно спросила женщина.
- Я, - успела ответить девушка.
       Дама ринулась на неё, схватила за волосы и стала таскать из стороны в сторону, выкрикивая:
- Я покажу тебе, как уводить чужих мужей, потаскуха! Я проучу тебя раз и навсегда!
       В первые секунды Жанна растерялась, но, ощутив реальную опасность и боль, стала защищаться. Попыталась оттолкнуть разъярённую женщину, но масса тела незнакомки была значительнее. Тогда Жанна принялась бить её кулаками в грудь. Даме удалось пройтись маникюром по щеке соперницы, на лице жертвы выступила кровь. И тут девушка взбесилась. Со всей силы схватила брюнетку за руки и, оторвав от себя, потянулась к её роскошным волосам. Ухватив прядь побольше, рванула как следует. Волосы съехали с головы и остались у Жанны в руках. Дама замерла, схватилась за оголённую голову с короткой стрижкой белёсых волос. Раздался хохот. Соперницы в пылу поединка не заметили, как собрался персонал, с любопытством созерцающий колоритную сцену. Громче всех хохотала Жанка. Женщина выхватила парик и поспешно натянула его на голову. Погрозив всем пальцем, на котором сидел громоздкий перстень с ярко-красным камнем, выкрикнула:
- Я камня на камне не оставлю от вашего борделя! А ещё детей воспитывают!
- Катись побыстрее, пока мы добрые! – неслось ей вслед.
- Лучше за мужем надо было приглядывать! Он меня любит, а не тебя, старая кошёлка! – вдогонку отправила Жанна, чувствуя себя победительницей.

***

     Вечером, когда Тоня разлила чай, расстроенная мама сообщила:
- Опять недостача. Отдуваться придётся всему отделу. Кто-то тащит, это ясно. Но как поймать?
- Надо подумать, - сказал отец.
- Все друг дружку подозревают, следят. Взяла сто граммов колбасы на обед,  Гречухина уже кричит: «Валя, ты чек пробила?»
- Так у вас, пожалуй, коллектив развалится. Возненавидите друг друга.
       Тоня из своей комнаты слышала разговор родителей, но в суть не вникала, думая о Никите и новом прыжке. На счету было пять, а на днях предстояло задание – раскрытие «запаски».
        Шла серьёзная подготовка.
- Когда раскроется запасной парашют, потяни сильнее передние стропы и только потом открывай основной, - советовал Никита.
- Зачем? – интересовалась Тоня.
- А разве Аля не говорила?
- Нет.
- Чтобы купола не схлестнулись. Это важно. Запомни!
        Тоню трогала его забота. Она брала на заметку любую мелочь. При ребятах влюблённые держались на расстоянии, но их выдавали взгляды. Альбина последнее время ходила раздражённая.
- Ну, кто так складывает купол! – говорила она одному и тут же поучала другого, отрабатывающего выход из самолёта: - Резче делай доворот, резче! Бестолковый!
       Ребята с пониманием относились к её болезненному состоянию. Видно было, как уязвлено женское самолюбие. Никите не удалось объясниться с Альбиной. Она посмотрела на него с вызовом и сказала:
- Ты не по адресу. Я грехи не отпускаю. Обратись к священнику.
       После занятий разошлись быстро.
       Спустя несколько дней отец, вставая из-за стола после ужина, объявил:
- Валя, я знаю, как выловить вора, - и стал подробно делиться своими соображениями. – Я долго думал. Вряд ли кто-то из продавцов станет прятать товар в сумке. Сама говорила, Гавриловна не церемонится и потихоньку заглядывает в них. Значит, что?
- Что? – эхом повторила мама.
- Существует сговор. Кто-то приходит и забирает продукты из рук продавца. Надо вычислить, у кого и в каком отделе.
- Чего вычислять. Недостача в гастрономическом отделе, а там работают Петровна и Дуся.
- Это облегчает задачу, - отец налил себе ещё чаю,  снова присел к столу. – Как думаешь, дочка, будет ли воришка таскать по килограмму? Сегодня
килограмм, завтра килограмм.
- Думаю, нет, - включилась в разговор Тоня. – Нужен размах.
- Вот. Правильно мыслишь. Надо отследить тех, кто берёт большой вес или разные продукты, но много. Понимаете? А продавец…
- Погоди, пап, а чек? Продавец без чека не может отдать товар. Очередь заметит. А если есть чек – значит, товар оплачен, тогда это не воровство, - резонно заметила Тоня.
- В этом вся загвоздка. Сам понимаю.
- Все понимают, а толку! -  сказала мама.
- Ладно. Похожу, присмотрюсь. Там видно будет, - подытожил отец.
      Максим Егорович расхаживал по торговому залу, наблюдая приливы и отливы людей. Снова очередь в гастрономический. Старушка взяла двести граммов колбасы-варёнки. Женщина с ребёнком – сырки и кефир. За нею солидная пара заказала сыр и ещё что-то, чего Максим Егорович не разглядел. А вот этого молодого человека он заприметил вчера. Тот без цели крутился по залу, ничего не покупал, шепнул несколько слов продавцу, а потом вдруг испарился. Так, кто у нас  продавец? Петровна. Значит, её неделя во вторую, а Дуся с утра, потом наоборот. Он глянул на Петровну, та приветливо улыбалась очередному покупателю. «Умеет, шельма, ладить с народом. Вот что значит опыт, - подумал наш наблюдатель. – А парень снова здесь. Берёт масло. Судя по весу, килограмм, не меньше. Запомним».
Молодой человек отошёл от прилавка и как ни в чём не бывало отправился в соседний отдел. «Было бы что-то нечисто – ушёл бы сразу, - мелькнуло у «сыщика» в голове. -  Одет прилично. Серый костюмчик, галстучек. Что же в нём привлекло моё внимание? Внешность обычная: вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, нос курносый. Взгляд. Да, бегающие прищуренные глаза. Мало ли. Может, у парня проблема со зрением?»
      Внимание Максима Егоровича переключилось на другую пару. «Эти голубки тоже частые гости. Э!  Так можно подозревать всех постоянных покупателей», - придержал свои эмоции наблюдатель и отправился в соседний торговый зал, чтобы слишком не примелькаться.
    
***
- Тётя Груня, задрал меня этот хрен в кепке. Ходит, вынюхивает. Может, вырубить его? – говорил Грош, расхаживая по комнате в трусах и майке и пуская в потолок кольца дыма.
- Что ты, Тимоша, и не думай, - заволновалась Аграфена Петровна. – Это муж нашей Валюхи. Ходит себе и ходит, ожидает супружницу с работы.
- Задом чую: неспроста глазеет.
     Племянничек свалился на Аграфену как снег на голову. В армию парня не взяли по зрению. Институтов в посёлке, где он жил с матерью, сестрой
Аграфены, не было, да и учиться Тимоха был не мастак. Работы тоже не нашлось. И вспомнил он о тётке, жившей в областном центре.
     Грошем Тимофея прозвали ещё в школе за то, что любил повторять фразу: «Я это ни в грош не ставлю». И действительно, ни в грош не ставил ни
учёбу, ни ребят-одноклассников, ни учителей, ни девчонок, заглядывавшихся на него. Зато центром Вселенной оставалась мать, растившая сына без отца, которого, судя по свидетельству о рождении, никогда и не было.
     Проболтавшись пару лет без дела, пробавляясь случайными заработками, Грош прибыл к тёте Груне в надежде зацепиться покрепче за жизнь. Но зацепиться без профессии не удавалось.
- Не прокормить мне тебя, - сокрушалась Аграфена Петровна. – Ищи работу.
- Есть у меня одна мыслишка, - загадочно сказал Тимофей. – Обдумаю всё хорошенько, посоветуюсь с Денисом и расскажу.
     Прихватив на кухне пирожок, Грош отправился к новому дружку, жившему этажом выше. Если бы тогда Аграфена Петровна знала, к чему приведёт задуманный план племянничка!

***
     Сегодня прыжки закончили раньше обычного из-за погодных условий. И всё же Тоня успела прыгнуть, так как по плану шла в первом заходе, второй же пришлось отменить. Она сделала так, как советовал Никита: раскрыв запасной парашют (это было основное задание), сильно наклонила его вперёд, а потом дёрнула кольцо основного.
       Закрывая парашютную сумку, Тоня увидела подходившего к ней Никиту. Он наклонился к её уху и быстро сказал:
- Прогуляемся по лесу? Задержись под любым предлогом. Жду в конце тропинки под сосной.
      Сердце Тони подпрыгнуло от радости. Бродить по лесу с любимым человеком, что может быть прекраснее! Девчонкам она сказала, что пойдёт на остановку: надо заехать к бабушке в село за документами на дом. Это она лихо придумала про документы и мысленно поблагодарила себя за изобретательность.
       Когда автобус с курсантами отъехал, Тоня быстро зашагала по тропинке, ведущей к лесу. Если бы она хоть раз оглянулась, то заметила бы ещё одного человека, спешившего в том же направлении. Разгадав манёвр заговорщиков, не поехавших со всеми, Альбина решила проследить за парочкой и вывести Никиту на чистую воду.
      Спрятавшись за толстым деревом, она жадным взглядом поедала парня, поймавшего Тоньку в свои объятия и страстно целовавшего девушку, не её, Альбину, а эту соплячку. Как она ненавидела её в эту минуту! Наконец влюблённые оторвались друг от друга и углубились в лес. Альбина
двинулась следом. Она не давала себе отчёта, зачем это делает и что будет дальше. Ревность, дикая ревность захватила её с головой.
      Не прошло и получаса, как в лесу потемнело. Налетевший порыв ветра гулко пробежал по верхушкам деревьев, и они в ответ затрепетали, зашелестели, поддаваясь его неуёмной силе.  Где-то впереди сильный разряд разорвал сгустившийся сумрак, осветив на несколько мгновений поляну и сторожку, приютившуюся на ней.  Крупная капля упала Альбине на нос, потом ещё и ещё. И, в конце концов, прорвав небесную пелену, так долго сопротивлявшуюся желанию природы, хлынул долгожданный дождь, орошая свежими струями иссохшую землю, щедро отдавая живительную влагу так долго ждавшим растениям.
      Никита и Тоня бросились к сторожке. Парень толкнул плечом дверь, но она оказалась закрытой. Новая вспышка молнии осветила засов,  который и был основным запором (видимо, давненько никто не наведывался сюда). Пока Никита возился с дверью, Тоня сняла хлюпающие кеды, достала из сумки косынку, вытерла лицо, руки и принялась за волосы.
      Промокшая до нитки Альбина смотрела во все глаза, как парочка исчезла в пасти сторожки. Идти было некуда: дождь позади, дождь впереди – вокруг. Змеёй закралась предательская мысль: зайти бы сейчас к ним и сказать: «Картина Репина «Не ждали». Посмотреть на их рожи. И тем самым унизить себя? Ни за что на свете! Не дождётся, Никита! Много чести! Она постоит немного под навесом на крылечке, отдышится – и домой.  Светульку пора забирать из садика.   
       Но Альбина так и не двинулась с места. Уже с полчаса стояла, как прикованная, прислушиваясь к происходящему внутри. Сначала доносились обрывки разговора, смех. Потом влюблённые перешли на шёпот. Наступило напряжённое молчание, будоражившее воображение.  Затем вскрик Тони и торопливый шёпот Никиты. Вмиг догадавшись о происходящем, она не стала ждать продолжения и бросилась бежать, не разбирая дороги, интуитивно направляясь к стоянке самолёта. «Ты мне заплатишь за всё, Тонечка, – тешила себя молодая женщина. – Я уничтожу тебя! Никита – мой! Моим и останется!»

***

      Максим Егорович сразу заметил его. Тот же примелькавшийся серый костюмчик, тот же прищуренный взгляд. Войдя в торговый зал, парень не подошёл к прилавку, не стал выбирать товар и рассматривать цены, а без колебаний направился к кассе.
      Максим Егорович облюбовал пункт наблюдения: он стоял за колонной (их несколько возвышалось в центре зала), откуда просматривалась и касса, и прилавок, интересующий «сыщика». Накануне он разработал небольшую систему условных знаков, познакомил супругу и проверил, усвоила ли.
      Как только серый костюм подошёл к кассе, Максим Егорович снял кепку, что означало – меня интересует данный субъект. Парень отошёл от кассы, и Валентина на косо поставленных счётах отложила 25 копеек. Значит, чек выбит на эту сумму. «Сыщик» подождал, пока за подозреваемым пристроились две покупательницы, и тоже занял очередь. Стоять вплотную было неразумно.
- Два килограмма сырокопчёной, молочных сосисок два кило, - заказывал Грош, – килограмм ветчины и банку тушёнки.
     Аграфена Петровна, забрав чек, ловко обслуживала племянника. У Максима Егоровича чесались руки. Усилием воли он сдерживал свой порыв: надо было дождаться, когда вся покупка окажется в руках мошенника. «Вот в чём фокус: чек на 25 копеек, а продуктов на кучу рублей», - сообразил он.
     Грош успел отойти от прилавка на несколько шагов и вдруг почувствовал дикую боль в правой руке, левая была занята сумкой с продуктами. Максим Егорович крепко держал его руку, заломленную назад. И чем выше поднимал её, тем громче орал парень. Покупатели испуганно шарахнулись от прилавка. Петровна схватилась за сердце.
- Попался, прохвост, - шипел в ухо задержанному окрылённый успехом Максим Егорович. – От меня не уйдёшь! Не таких на фронте крутил!
     Неожиданный удар сзади по голове подкосил его. Перед глазами поплыли люди, тележка с коробками, которую катил грузчик, островок с кассой, где сидела его Валя. В голове загудел колокол и замер. Больше он ничего не видел. Не видел откуда-то появившихся людей в штатском. Не видел, как быстро, без суеты они взяли под руки парня в сером костюме, его дружка-верзилу и повели к выходу.
- Вызывайте скорую, - бросил, подбежав, серьёзный коренастый майор.
- Девчата уже побежали к телефону, - голос Валентины дрожал, она поспешила внести ясность: - Это мой муж.
- Да мы поняли, что не Джеймс Бонд. Всю операцию чуть не завалил.
- Он мошенников ловил, - защищала Максима Егоровича супруга, вытирая носовым платком кровь, сочившуюся из раны. – Макс, Максик, ты меня слышишь?
- Говорил я тебе, капитан, придержи инициативного товарища, - обратился  майор к оперативнику, рассматривавшему голову раненого.
- Не думал, Вениамин Петрович, что он такой шустрый. Вычислил всё-таки нашего клиента.
- А второго взяли? – приоткрыв глаза, спросил Максим Егорович.
- О! Ты, батя, вижу, уже оклемался? – с интересом глянул на «сыщика» Вениамин, руководивший операцией.
- Нас, фронтовиков, так просто не сломаешь, - форсил Максим Егорович.
- Молчи, вояка, - ввернула Валентина. – Скорая уже едет.
- Взяли и второго. Бугай – будь здоров.
- Чем он меня?
- Кастетом.
- Что с Петровной?
- Забрали красавицу, будем разбираться. А в целом, батя, ты молодец! Вон уже медики топают. Поправляйся. Вызовем. Твои показания ценные.


Глава 10. Роковой прыжок.

     Альбина сто раз успела прокрутить события того злополучного дня, когда, стоя на крыльце сторожки, поняла, что окончательно потеряла Никиту. Обида и ревность, чувства ранее неведомые, разъедали душу, выжигали всё изнутри. Страшная мысль закралась в сознание: проучить разлучницу, заставить страдать, увидеть поверженной. «Надо отвадить её от клуба. Пусть забудет туда дорогу. Заставить пережить страх смерти», - подсказывало воспалённое воображение. О том, что придётся отвечать, не думалось.  Альбина задержала взгляд  на дочурке, игравшей с куклами, но тут же  отвела, возвращаясь к спасительному, в последнее время болезненному состоянию, приносившему и страдание, и упоение местью. «Зафиксирую тросик так, чтобы не вышел, парашют не раскроется. Она идёт на затяжку в десять секунд – значит, десять секунд свободного падения, высота потеряна. А там страх плюс паника – долой ещё высоту. Останется метров 300-400. Опомнится и сядет на запаске. Захочет жить – сообразит», - рассуждала женщина. Совесть инструктора уступала натиску оскорблённого самолюбия.

***

        Последнее время Тоня погрузилась в новое чувство, ворвавшееся проливным дождём и смывшее её девичество. Она подходила к зеркалу и вглядывалась в отражение. Вроде бы та же и всё-таки другая Тоня глядела на неё. Новым был взгляд, счастливый и тревожный. «Правильно ли я поступила, поддавшись чувствам? Чем сторожка отличается от комнаты в
семейном общежитии, куда приглашал Виталий?» - мучили вопросы. Ответ был один: «Я люблю Никиту, всё остальное – ерунда, условности».
      Альбина теперь не глядела в её сторону вообще. Во время занятий обращалась ко всем, кроме Тони. Это настораживало и пугало.
       Утро выдалось прохладным, и Тоня поверх футболки набросила лёгкую ветровку. Свой первый затяжной прыжок она сотый раз прокручивала в голове. Старалась запомнить временной отрезок, равный десяти секундам, и дёргала за воображаемое кольцо. И хотя с ней будет секундомер, она продолжала тренировать способность точно рассчитывать время.
        Проверка парашютов инструкторами закончилась, но Альбина несколько раз подходила к ним и, покрутившись, возвращалась к курсантам, устроившимся на траве в ожидании команды «К самолёту!» На всякий случай под разными предлогами она отправляла ребят по очереди к парашютам, выложенным в два длинных ряда. У присутствующих должно было остаться в памяти, что не она одна подходила к ним. А чтобы память надёжно сработала, несколько раз крикнула:
- Ирина, что ты возишься!
- Антон, на пятом пристёгнута запаска?
        Имена назывались отчётливо. Их тоже должны запомнить. Задуманное Альбине удалось: куском проволоки она стянула среднюю и нижнюю шпильки вытяжного троса и закрутила концы.
        Первая группа – все разрядники и мастера спорта – выполняла фигурные прыжки. Ребята готовили показательное выступление ко Дню авиации. Альбина была ведущей в этой группе из шести человек.
       Пока «Аннушка» набирала высоту, курсанты, оставшиеся на земле, пели свою любимую:
- Над горами высокими, над реками глубокими
Летит «Ан-2», моторами гудя.
Сирена надрывается, и дверца открывается.
Ох, жизнь ты парашютная моя…
        Тоня из-под ладони глядела на, казалось, зависший в небе самолёт. Вот шесть цветных точек одна за одной оторвались от «Аннушки», затем догнали друг друга, сошлись, взялись за руки и начали выделывать фигуры. Змейкой нырнули вниз, разбились на пары и образовали лесенку – пара над парой. Как в калейдоскопе сменялись картинки, и Тоня не в силах оторваться, затаив дыхание, решила: «Когда-нибудь и я так смогу».
        И вот она, изюминка выступления: спортсмены разошлись в разные стороны и зажгли цветные дымовые шашки. Разноцветные фонтанчики ударили вверх. А ещё через пару секунд расцвели на голубом небосводе яркие купола.
       «Аннушка»-труженица, пофыркав мотором, затихла в ожидании новой порции парашютистов. Прозвучала команда на построение группы, и ребята стали разбирать парашюты.
- Прыгаешь с «ПДшкой», - подошёл Никита к Тоне.
- Да.
- Хочешь, дам тебе свой, спортивный? Он лёгкий. А я потаскаю твои
килограммы, - предложил парень.
- А можно?
- Кому какая разница.
- Конечно, хочется попробовать, - воодушевилась Тоня. – Он такой классный. И управлять, мне кажется, легко.
- Попробуешь – узнаешь, сравнишь, - Никита обнулил секундомеры и установил заново, Тоне на 10 секунд, себе на 40, помог девушке надеть парашют. – Готово. Шагай к ребятам. Я сейчас.
      После инструктажа группа направилась к самолёту. Альбина глазами провожала её. Тонька топает четвёртой. Не догадывается, какой сюрприз её ожидает. Взгляд привычно прошёлся по спинам курсантов. «Что это? На Тоньке парашют Никиты? Откуда? – она быстро перевела глаза на спину парня. – Поменялись. Господи! Что будет! Надо бежать, задержать… Поздно». Дверь захлопнулась, и «Аннушка» взяла разбег. Альбина стояла не в силах сдвинуться с места, белая, как полотно. Не хотелось ни соображать, ни говорить. Она превратилась в сплошное ожидание.
      Задание выполнялось в два этапа. Часть ребят – это были новички, и среди них Тоня – шли на затяжной в десять секунд с высоты 1200 м. Выбросив первую «порцию» курсантов, самолёт пошёл на новый виток, набирая высоту. Никите и его группе предстояло более сложное задание.
      Альбина считала «маковые зёрна», посыпавшиеся из самолёта. Первый, второй, третий, четвёртый… Ещё несколько секунд, и купола забелели на ярко-синем фоне, и только один из них был жёлто-малинового цвета.
      Тоня глянула на стрелку секундомера, та приближалась к цифре 10. Падение не ощущалось, но девушка знала: с каждой секундой тают сотни метров, а значит, земля стремительно приближается. Дёрнув за кольцо, она ощутила, как легко вышел тросик. Динамический удар, и неведомая сила подбросила её вверх.
      В какой-то момент Тоня вспомнила, что надо оглядеться и найти крест, место приземления. Она развернулась к нему лицом и увидела, что перемахнула,  крест остался позади. Усилившийся воздушный поток нёс её к лесу. Потянув стропы, девушка старалась затормозить. Главное – не уйти в глубину леса и приземлиться на опушке.
      «Аннушка» набрала нужную высоту, пилот сбавил скорость, и мотор
словно захлебнулся. «Скорей бы земля. Так хочется посмотреть, как прыгнет Никита», - подумала Тоня, готовясь к приземлению. Сквозь скрещенные руки, закрывающие лицо, мелькнула тоненькая берёзка. Деревце податливо наклонилось, и парашютистка, съехав по нему, приземлилась в мягкие высокие травы. Берёзка пружинисто выпрямилась, нацепив на макушку жёлто-малиновый шёлк купола. Через лётное поле  спешил на выручку дежурный «ГАЗик».
      Пока ребята «раздевали» берёзку, Тоня, не отрываясь, смотрела, как одна за одной чёрные точки падали и росли, а затем, лопаясь, превращались в купола. Девушка пересчитала: их оказалось семь. Никита шёл восьмым, Тоня точно это помнила. Где же восьмой купол? Наконец, она глазами отыскала всё ещё падающую точку. О, ужас! Та стремительно неслась вниз. Земля ушла из-под Тониных ног.

***

      Перед прыжком Никита по неписаному закону произнёс фразу-оберег: «Иду на крест». На сороковой секунде снижения дёрнул кольцо. Оно не поддавалось. Удивление сменилось раздражением, придавшим сил, и он дёрнул повторно, но уже сильнее. Результат тот же. Было ясно: тросик зафиксирован неправильно. Надо было срочно принимать решение. Почему-то всплыло лицо мамы. Невольно подумалось: «Ей будет больно, очень больно. А Тоня? Не время цедить сироп! – рассердился он на себя. – Дурак, надо было ещё раз всё проверить! Соберись и думай!» Никита глянул на землю, бегущую ему навстречу. Слева победно трепетал рукав метеовышки. Да, он падал на крест. Но какое значение это имело теперь!  Никита ещё раз изо всех сил дёрнул  кольцо. На этот раз оно осталось у него в руке.

***

- …понял, что классная девчонка, - опять вернул её к реальности голос Саши Пряника.
- Девчонка… Извини, задумалась. Какая девчонка? – переспросила Антонина Максимовна.
- Моя. Зимой на катке познакомились.
- На катке?
- Да. Был в  увольнении. Решил размяться. Столкнулись и оба растянулись на льду. С тех пор встречаемся. Моя Светка – классная девчонка.
      «Светка. Светка»… - повторяла про себя Антонина Максимовна.

***

- Светочка, дай ручку, идём домой. Мама уехала надолго, а мы пока поживём вместе, - Тоня погладила девочку по голове и взяла на руки.
      Ребёнок доверчиво прижался к ней и неожиданно спросил:
- А ты где будешь спать? На диване?
- На диване.
- А можно к тебе под крылышко? – ясные глазёнки трёхлетней девочки доставали до самого Тониного сердца.
- Конечно, можно, - поспешно заверила она, отметив фразу, придуманную Альбиной для дочери. (Под крылышком – значит, подмышкой, под маминой защитой, ощущая её рядом). Как правильно, как точно сказано!
      События рокового дня потрясли Тоню, перевернули всё в душе: лежащий на земле Никита, скорая, санитары с носилками, истерика Альбины, взволнованные и строгие лица ребят, опрос свидетелей.

***

       Собрав всю волю в кулак, Альбина ответила на  вопросы следователя. - Да, укладку проверила. Всё было в норме. Да, подходила к парашютам перед стартом. Да, ребят посылала. Кого? Ирину, кажется, Антона. Впрочем, спросите их. Могу ошибаться. Да, нарушила инструкцию. Готова отвечать.
        Она старалась быть немногословной, чтобы запомнить свои ответы. Её раздражала въедливость лысоватого майора с проницательным взглядом.
        Вениамин не верил заносчивой чемпионке, которая старалась смотреть ему в глаза. Он видел: это стоило ей громадных усилий. Важно понять - почему.
- В каких отношениях Вы были с Никитой Леоновым?
- Мы дружили.
- И только? – не унимался майор.
- Увы, - уклончиво ответила она.
- Ладно. Разберёмся, - пообещал следователь.
       Альбина ни секунды не сомневалась в этом и очень удивилась, когда её отпустили. «Конечно, потребуется время на экспертизу. Осмотрят парашют, обнаружат проволочку. Останется доказать, кто её закрутил, - лихорадочно соображала она. – Может, кто-то покажет на меня? Уже неважно. Не удалось проучить Тоньку. Жаль… А Никита… - сердце ныло при воспоминании о нём. – Нет, без Никиты жить не смогу».
       Приехавшие  арестовать Альбину опера увидели её, стоящую на балконе пятого этажа, но помешать не успели. Она крикнула: «Последний прыжок чемпионки» - и прыгнула вниз.
      Из садика чужая тётя-милиционер отвезла Светочку в детский дом.
Девочка тихонько плакала и постоянно спрашивала, когда за ней придёт мама. Узнав, куда определили девочку, Тоня обо всём рассказала родителям.
- Жалко малышку. Жизнь сироты несладкая. По себе знаю, - пригорюнилась мама.
- Пропадёт там, бедняга, - согласился отец.
- А ведь несчастье с Никитой произошло из-за меня. Мой парашют был на нём. Альбина мне смерть готовила. Видно, с ревностью не сладила, - поделилась Тоня догадкой.
- О ребёнке, о Светочке она подумала? – возмущалась мама. – Ревность…  У матери ребёнок всегда на первом месте должен быть!
- Когда вы, женщины, мужика поделить не можете, мозги отключаете.
- Зачем я послушалась его и поменялась парашютами?! – в который раз мучила себя вопросом Тоня.
- Хватит. Слушайте, что скажу я. Мы с тобой, Валя, оформим опеку над Светой. Тоне не разрешат: больно молода, не замужем, да и зарплата – слёзы. Мы – другое дело. Не старые ещё.
- Верно, папка, здорово придумал. Я буду хорошей матерью.
- Какой матерью! Сама ещё дитя! И потом. Кто тебя замуж с дитём возьмёт!
- Замуж, мама, не собираюсь.
- Знаешь, дочка, кому полюбишься, и с дитём возьмёт. Много примеров известно, - сказал Максим Егорович. – Значит, решено!

***

- Света, Светлана. Красивое имя. Мою дочку тоже Светой зовут, - задумчиво сказала Антонина Максимовна. – Быстро выросла. Я и не заметила. С мальчиком дружит – мне не показывает. Шифруется. Так, кажется, молодёжь нынче говорит?
     Они свернули в боковую аллею.
- А нам по пути, - обрадовался Саша.
      Репродуктор, чуть шипя, выплёвывал модный мотивчик сезона. Не сговариваясь, оба направились к открытой веранде летнего кафе…               


Глава 11. Крутой поворот.


- Антонина Максимовна, Вы очень торопитесь? – спросил Саша.
- Вообще-то меня в кафе ждёт дочка.
- Постойте здесь. Я быстро. Может, больше не увидимся. Хочу познакомить Вас со своей девушкой.
- Беги, беги. Подожду, - пообещала она и, достав зеркальце, стала подкрашивать губы.
- Мама! Ты давно ждёшь? Извини, не рассчитала время, - пред Тоней стояла запыхавшаяся Светлана.
- Собственно, только подошла. А что это за тайны мадридского двора? Могли поговорить и дома. Звонишь, срываешь с работы. Что за срочность?
- Мамочка, я хочу представить тебе одного человека, он завтра уезжает. У них учения. А вот и он. Знакомься. Саша.
       Антонина Максимовна оглянулась и увидела счастливые глаза Саши Пряника, держащего два букета. Видно было, он тоже растерялся и топтался на месте, забыв о цветах.
- Выходит, Света – Ваша дочь? – выдавил из себя смущённый парень.
- Я что-то пропустила? – удивилась девушка.
- А ты, получается…
- А я люблю Светлану и прошу у Вас её руки, - выпалил Саша на одном дыхании.
      Антонина Максимовна глянула на дочку: кулачки прижаты к груди, умоляющий взгляд.
- Надо с отцом посоветоваться, - дипломатично сказала она.
- Я ему тоже позвонила. Обещал подъехать, - радостно сообщила Света. – Сашка, ты будешь дарить цветы или пустишь на гербарий?
- Ой! Это Вам, - он протянул букет будущей тёще. - А тебе – твои любимые, - парень обнял Свету, и она положила голову ему на плечо.
      «Хорошо смотрятся, - отметила Тоня. – Надо же, как всё сошлось! Его Сашка и моя Светка!»
- У меня для вас, милые дамы, сюрприз, - загадочно улыбнулся Саша. – Идёмте! – он потащил их на открытую веранду.
       Мужчина, сидевший за крайним столиком слева и с самого начала наблюдавший за ними, встал, прихрамывая на правую ногу, пошёл навстречу. Тоня остановилась, казалось, остановилось и сердце. «Здравствуй, Тонечка!» – кричал взгляд мужчины. – «Виталий! Ты жив?» - изумились её глаза. – «Я тогда поторопился. Прости!» - «Я тебе не поверила, не поверила», - продолжала она молчаливый разговор.
- Антонина Максимовна, - протянула Тоня руку.
- Виталий Фёдорович, - он сжал её ладонь.
- Мой отец, - гордо сказал Саша. – А это Светлана, моя невеста.
     Церемония знакомства была закончена, и Света воспользовалась ситуацией:
- Мама, Виталий Фёдорович, вы не обидитесь, если мы с Сашей немного
пройдёмся, заодно встретим папу?
- Пока поближе познакомьтесь, - подхватил парень.
       Они смотрели друг на друга и не могли наглядеться. Тонина рука покоилась в широких ладонях Виталия, и он время от времени подносил её к губам. Уже было выпито вино, уже она услышала сбивчивый, но трогательный рассказ о событиях 68-го года в Чехословакии.
- Да, жизнь моя разделилась на две части: до армии и после. Мы, простые солдаты, оказались втянутыми в большую политику. Командиры отдавали приказы – мы их выполняли. Но всё-таки главный приказ диктовало сердце: всегда оставаться Человеком.
       В тот роковой день командира нашего экипажа старшину Алексеева задержали в штабе. Мы спешили: надо было догнать своих. Танк въехал на мост, а там местное население, да ещё с детьми. Алексеев кричит: «Виталька, открой люки!» и механику-водителю: «Сверни вправо, не то всех передавим». Танк проломил парапет и грохнулся в реку. Люки я всё-таки успел открыть. А дальше знаю со слов Хонзы, парня-чеха, что спас меня. Сломанная нога застряла в люке, так он вытащил, приютил у себя, привёл врача, и тот сделал операцию. Сестра Хонзы, Власта (спасибо ей) выходила.
       Память мою, как на зло, отшибло. Когда восстановилась, было поздно, чтоб объявиться дома, в Союзе. Ты знаешь, как у нас относятся к тем, кто остаётся за границей. Попробуй, докажи, что не верблюд! Хонза выхлопотал документы, а Власта… Власта стала мне женой.
       Виталий Фёдорович сделал пару глотков, помолчал и продолжил:
 - Учил язык, много учился. Работаю инженером на химзаводе в Нератовице, недалеко от Праги. Вот приехал в командировку по обмену опытом.
- А дети у тебя есть?
- Дочка Злата, - Виталий достал фотографию. – Это они с женой на море.
      На Тоню смотрела женщина лет тридцати пяти с голубыми глазами и красивой причёской. К ней прижалась черноглазая девочка с тёмными кудряшками.
- И сын, - добавил Виталий и протянул ещё одно фото.
      На ней в курсантской форме улыбался Саша.
- Шура и Гришей развелась, Сашке рассказала обо мне. Признал отцом.
Жаль, фамилии своей дать не могу. Я теперь не Виталий Самохвалов, а Йожеф Гаврашек. Дочка у тебя красивая, - сказал Виталий и, немного помолчав, признался: - Домой всё равно тянет какая-то сила. Сила притяжения, что ли. А как ты? Счастлива?
     По аллее в сторону кафе шли трое: Саша и Света держались за руки, рядом шагал высокий статный мужчина. Он приветливо махнул рукой жене. Заметив Никиту, Тоня ответила:
- Да, счастлива. Судьба сберегла дорогих мне людей, и я ей благодарна.