Календари, конечно, врут – Хлестова из "Горя от ума" абсолютно права. Врут и другие справочные издания.
Я очень люблю читать комментарии к разным текстам – расширяет кругозор. Так ведь и при этом полезном занятии следует держать ухо востро: не факт, что комментатор отнесся к своему делу добросовестно.
Взять, к примеру, четырехтомное издание стихов и прозы Эдгара Аллана По (М.: Пресса, 1993). Том третий, страница 348, комментарий к рассказу «Низвержение в Мальстрем». Автор пояснения, некто А. Николюкин, полагает, что «Вербное воскресенье – по церковному календарю, за две недели перед [В]еликим постом». Представьте себе, так и написано. Когда всем время от времени заглядывающим в церковь, а это сейчас изрядная часть населения России, прекрасно известно, что Вербное воскресенье, иначе Вход Господень в Иерусалим, – это последнее воскресенье перед Пасхой.
И мне, в очередной раз приступая к изучению топографической карты одной из частей Псковской области, надлежало непременно оглядываться на то, что «всё врут календари», и постоянно помнить, что карты тоже могут следовать примеру справочников грибоедовского (и не только) времени.
Предметом же моего жгучего интереса была река Синяя и мосты на ней, поскольку летом 2017-го я собиралась в новое путешествие на лодке. Великая уже была пройдена мною от турбазы «Алоль» в Пустошкинском районе до Острова, Исса – от опочецкого Гаврова до устья, так что из ближайших более или менее крупных рек оставалась одна Синяя. Проблема состояла в том, как до неё – вместе с лодкой – добраться, поскольку Синяя – река, большей частью, соседнего Красногородского района. Кстати, у соседей Красногородска есть ехидная поговорка, уж и не знаю, чему обязанная своим рождением: «Город Красный, река Синяя, люди серые (вариант – темные) – раков боятся…» Впрочем, зубоскалы не обошли вниманием и опочан. Потешаясь над старым опочецким произношением, говорили что-то вроде: «А, Опочка?.. Ну как же! От Опоцки – три верстоцки, а то и вси цатыри...»
Вопрос с местом стапеля на Синей и предстояло решить с помощью карты.
Конечно, можно было стартовать в самом Красногородске. От Опочки всего 28 километров, и автобус регулярно ходит. Но мне хотелось поплавать подольше и увидеть побольше. И потому я стала приглядывать точку стапеля выше по реке.
Карта мне сообщила, что есть мост через Синюю в Мозулях; есть таковой и в Ширяеве. Но Мозули отпадали по той причине, что это теперь пограничная зона. И знакомые красногородцы меня запугали: мол, пропуск туда нужен, а не то жди неприятностей от пограничников…
Ну что ж, тогда – Ширяево. От поворота на опочецкую деревню Кренёво – всего километров пять. В Кренёво тоже ходит автобус. Можно съездить на разведку, посмотреть, какова-то дорога до ширяевского моста?.. Потому что я намеревалась добираться до точки стапеля, естественно, на колесах – не тащить же все эти километры до реки на себе лодку и всё остальное!
Дорога на Ширяево – и далее через Синюю на Мозули – от развилки изображалась на карте широкой и благоустроенной. Но, как написано давно и не мною, – гладко было на бумаге… В реальности эта дорога оказалась совсем иной. Едва свернув на неё, я сразу поняла: здесь легковушке делать нечего. Здесь нужен трактор. Можно – «Беларусь». Какой-нибудь гусеничный – тоже неплохо. На протяжении нескольких сотен метров дорога была просто зверски изувечена лесовозами.
А когда я миновала поворот на вырубку, откуда огромные и тяжелые звери-машины вывозили безжалостно вырезаемые в наших лесах сосны, дорога стала обычной лесной – узкая песчаная колея, местами заросшая свежей зеленой травкой…
Не похоже, чтобы здесь регулярно кто-то ездил, сказала я себе. Но идти по этой дороге было приятно, и еще приятнее было бы прогуляться тут в сумерках, дыша сладкими запахами, потому что на обочинах как раз цвела любка двулистная (ночная фиалка). Компанию любке составлял лиловый, в пятнышках, ятрышник, еще одна наша северная орхидея, и у самой земли нежно белели цветочки грушанки круглолистной – из семейства вересковых.
Неподалеку от Ширяева по сторонам дороги вдруг встала роща старых ольховых деревьев, высоких и непривычно могучих, производивших впечатление искусственно насаженного парка.
А ведь красивое дерево ольха, подумала я тогда, хоть и считается сорным… Её серые гладкие стволы, мрачноватая зелень листьев создают своё особое настроение. Иное, естественно, чем сосновый бор или березняк. Говорят же: в березовом лесу – веселиться, в сосновом – Богу молиться, в еловом – удавиться…
К Синей я подошла неожиданно для себя, хотя и часы, и навигатор в телефоне говорили мне, что конец пути близок. Впереди, прямо по курсу, показалось какое-то непонятное строение. Я, подгоняемая любопытством, ускорила шаг…
Так вот он какой, ширяевский мост через Синюю! Так вот почему дорога к нему почти заброшена!
Забраться на мост можно было только по хрупкой лесенке – настолько осело и осыпалось полотно подходящей к нему дороги. Середина моста обрушилась в реку; та его часть, что примыкает к левому берегу, – сильно накренилась.
Естественно, ездить по этому мосту нельзя. Но местные пешеходы перебираются с одного берега на другой по колеблющимся трапам и узеньким лестницам, соединяющим фрагменты рухнувшей железобетонной переправы.
Да, железобетонной.
Эти руины, должна сказать, впечатляют сильно.
И я сначала решила, что этот мост – не такой уж давней постройки, примерно 1960-х – 1970-х годов… Но, постояв на его уцелевшей части у правого берега, поглядев на странноватые остатки железобетонных перил, подумала, что в те годы так не строили. Значит, мост другого времени.
Вернувшись домой, в Опочку, я принялась собирать сведения о ширяевском мосте.
И вот что в итоге я узнала.
Мост через Синюю в Ширяеве был построен до Великой Отечественной войны. Так утверждали местные жители.
Но меня грызли сомнения: как же так? В такой глуши, в медвежьем, фигурально выражаясь, углу – и такой серьезный железобетонный мост? А ведь в Опочке, в районном центре, даже после войны главный городской мост через Великую ещё долго был деревянным. А в Красногородске, тоже райцентре, железобетонный мост через Синюю построен только в 1981 году.
Наверно, ответ на вопрос о точном времени строительства ширяевского моста можно было бы найти в архивах. А пока остается только высказывать версии. Например, такую: это был военный стратегический объект в пограничной зоне, потому что открывал прямой путь из Опочки, где стояли воинские части РККА, на Лудзу. И тогда этот мост мог быть построен – одновременно с другими железобетонными объектами «линии Сталина» – еще до осени 1939 года, т.е. до присоединения Латвии к СССР. Так сказать, в чаянии новой войны – на чужой территории и малой кровью, согласно советской военной доктрине того времени.
Мост в Ширяеве благополучно пережил три года немецкой оккупации. По словам красногородских краеведов, подорван он был партизаном Николаем Алексеевичем Даниловым уже в июле 1944-го – чтобы затруднить отступление немцев. Однако после войны мост всё-таки действовал. И люди по нему ходили, и коров, купленных в Латвии, водили.
Видимо, именно об этом мосте писала красногородская районная газета «Знамя труда» 28 августа 1953 года, № 70 (3620). Правда, называется мост в публикации мозулевским. Но ведь до Мозулей от Ширяева – чуть больше двух километров, если карта не врет. Автор язвительной заметки информировал читателей районки, что уже восемь лет (т.е. с 1945 года. – Прим. М.Я.) ведутся пустые разговоры о строительстве нового моста через Синюю. А старому грозит обвал. Но его не ремонтируют, поскольку дорожный отдел решил, по всей вероятности, оставить его памятником отгремевшим боям. Единственное, что сделано, – это поставлены указатели, запрещающие автомашинам проезд по мосту. И это запрещение отрицательно скажется на многих организациях Красногородска и Опочки, которые лишатся делового леса и дров.
Критическая публикация возымела действие, о чём «Знамя труда» написало 11 ноября 1953 года, № 83 (3633). Исполком райсовета обязал дорожный отдел произвести необходимый ремонт. Строительный материал, как сообщила районка, уже завезен.
Известно, что в ремонте ширяевского моста принимали участие местные жители, в том числе – и из близлежащих деревень Опочецкого района. После восстановления им пользовался местный колхоз. А рухнул мост окончательно, как утверждают красногородские краеведы, уже в 1990-е годы, когда один из местных механизаторов заехал на него на тяжелом тракторе.
Итак, стапель возле ширяевского моста отменялся. Мне надо было определяться с новой точкой старта лодочного похода.
По карте ближайший к Ширяеву мост ниже по течению Синей – в Покровском. Отлично. Вот туда и поеду. Через Красногородск, само собой.
Утро дня, назначенного мною для выступления в поход, выдалось, сколько помнится, солнечным. Что для лета 2017-го в наших краях было дивом. На территории Красногородского района о себе напомнила погранзона. Путь преградил полосатый шлагбаум, охраняемый пограничниками, которого полгода назад, в ноябре 2016-го, здесь еще не было. Но нашему такси – с псковскими номерами – стражи границы препятствий чинить не стали.
Еще километров двадцать – и я уже у моста в Покровском.
Переправив багаж вниз, к реке, осмотрелась. Рядом из воды поднимались быки когда-то здесь стоявшего старого моста. Не бетонные, а из обтесанных гранитных валунов. Сфотографировала их на память.
Накачала лодку ножной помпой, погрузила имущество… И – в путь.
Вопреки ожиданиям, травы на Синей – т.е. жутких зарослей камыша, через которые на широкой надувной лодке продираться очень нелегко, – было немного. Камыш растет преимущественно там, где по берегам живут люди. Он кормится жидкой органикой, стекающей в реку в деревнях.
В продолжение темы мостов на Синей: интересное сооружение я увидела вскоре в красногородской деревне Золотово. Здесь на бетонные быки настелены могучие, очень длинные и толстые, бревна, поверх которых лежит деревянное покрытие – бревенчатое и дощатое.
Когда я уже миновала золотовский мост, впереди из высоких травяных зарослей у левого берега Синей поднялась большая белая птица. Далеко она не полетела – опустилась на огород у обложенного кирпичом дома, смотрящего своими окнами на реку. И я сделала несколько неплохих снимков белой цапли, широко шагавшей своими длинными зеленоватыми ногами по вскопанной рыхлой земле, – вдоль бревенчатых хозяйственных построек, посеревших и покосившихся от времени.
Забегая вперед, скажу: месяца через полтора фотография белой цапли в Золотове и информация о ней были опубликованы в «Русском орнитологическом журнале».
Вспугнутая мной цапля явно ловила рыбу. Есть она в Синей. Потому что, когда я, к сожалению, уже отложила фотокамеру, из воды на несколько мгновений вдруг показалась крупная треугольная и толстогубая голова еще одного ловца мелкой рыбешки – жереха. Ах, какой снимок был упущен!
Добавлю, что вторую белую цаплю, пролетевшую от меня метрах в двадцати-тридцати над Синей, я потом увидела перед островской деревней Решеты, уже в самом конце своего похода…
А Красногородск вечером того июльского дня собирался праздновать очередную годовщину своего освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Готовилась инсценировка-реконструкция боевых действий лета 1944-го. У подножия вала-городища были построены укрепления, которые предстояло штурмовать освободителям. Одетая в камуфляж «группа товарищей» на лодке тянула через реку какие-то провода.
День был субботним. По городу с банками пива в руках слонялась праздная молодежь. Когда я проплывала под пешеходным мостиком, меня заметили проходившие по нему юнцы. Конечно же, спросили: что это я на реке делаю? Рыбу ловлю или так, катаюсь?..
После того, как позади остались последние дома Красногородска, Синяя вдруг неожиданно и резко расширилась. Карта в бумажном атласе мне ничего не пояснила, но навигатор сообщил, что впереди меня ждет некий сюрприз, о котором извещал всё более усиливавшийся шум воды.
Неужели плотина? Откуда бы ей здесь взяться?
Да, она самая…
Пришлось приставать к берегу и делать обнос – куда деваться…
На солнце вода Синей, бурливо стекавшая по плотине вниз, светилась оранжевым. Красиво.
У левого берега реки невысокая аккуратная плотина заканчивалась кирпичным небольшим полуразрушенным зданием. Уже потом мне рассказали, что в прошлом это была колхозная гидроэлектростанция. И председатель колхоза будто бы отпускал электроэнергию как хотел, особо заботясь, конечно, о своих личных нуждах.
Вечером свой первый лагерь на Синей я разбила на правом берегу реки, примерно в километре от деревни Кожуры. В высокой траве, окружавшей палатку, топорщились прямые жесткие стебельки шпажника черепитчатого – дикого гладиолуса, редкого растения. Поэтому я ходила по полянке осторожно, чтоб не помять цветы. Кстати, на карте, найденной мной потом в Сети, на территории Красногородского района этот краснокнижный шпажник отмечен еще не был. Не находили пока его здесь псковские ботаники.
Когда стемнело, я, уже забравшись в палатке в спальный мешок, услышала какие-то странные далекие хлопки. Что бы это значило? Часы показывали полночь. Всё ясно: в Красногородске – праздничный салют…
А потом с реки послышался могучий всплеск – как если бы в воду с берега, со всего размаху, шлепнулся человек… Конечно же, я выглянула из палатки. Никого. Значит, рыба играет. Самое для неё время. Причем – очень крупная. Вроде золотовского жереха. Какая-нибудь жалкая плотичка такого шума не наделает.
Осталось от первого лагеря на Синей еще воспоминание о нескольких высоких старых соснах, стоявших на поляне сразу за прибрежными кустами. Ранним утром, в лучах низкого солнца, на фоне безмятежного синего неба, при полном безветрии они были невозмутимо величественны.
Однако следует сказать, что настоящих лесов по берегам Синей от красногородского Покровского до островских Решет нет. И виды реки, текущей по равнине, довольно однообразны. Но, тем не менее, известной прелестью всё же не обделены. Яркая, отмытая до блеска дождями зелень берегов Синей в дни моего путешествия была густо расшита цветами – малиновыми, желтыми, голубыми, белыми, лиловыми. И теплый дневной ветер доносил до меня их чудное дыхание.
Второй лагерь, вечером второго дня сплава, можно было бы назвать «Под вязом». Я остановилась на самом краю былого поля или пастбища, под одиноким молодым деревцем, шершавые листья которого едва заметно шевелил ветерок с реки.
Вообще используемых сельхозугодий мне почти и не встретилось. Небольшое стало коров паслось только в Блясине. Я миновала эту деревню около полудня, и буренки, влажно и шумно вздыхая, прятались тогда в светлой тени прибрежных деревьев.
Для опочан Блясино может быть интересно ещё и тем, что здесь до революции располагались имения Яновичей. Эта фамилия нередко встречается на страницах дореволюционной истории Опочецкого уезда. Яновичи – достаточно разветвленный род, поскольку у первого его представителя на опочецкой земле, выходца из дворян Каменец-Подольской губернии Александра Карповича Яновича и его жены Надежды Александровны, урождённой Плен, было десять детей. Многие потомки Александра Карповича владели землями в Опочецком уезде, на территории которого находилось и Блясино. Как значится в Памятной книжке Псковской губернии на 1913–1914 годы, то есть перед Первой мировой войной, Виктории Янович с детьми в Блясине принадлежало 1600 десятин, Владимиру Александровичу Яновичу – 353 десятины, Николаю и Петру Александровичам Яновичам – 706 десятин.
Из увиденного на реке на второй и третий день путешествия стоило бы упомянуть еще один мост – новый, железобетонный, повисший над Синей там, где его на карте не отмечено… На дороге, соединяющей две деревни – правобережное Дятлово и левобережное Посинье. И утром третьего дня – остатки странных сооружений на высоком берегу Синей: примерно метрового диаметра труба, уходящая в глубь холма, чернеющая полузасыпанным жерлом и неизвестно для чего предназначенная, и рядом, ниже её, кусок явно – и давно – заброшенной дороги.
В описании Синей сказано: в нижнем течении река очень извилиста. Изучая карту перед походом, я этому утверждению не очень-то поверила: уж не извилистее Иссы, которая до опочецкого Барсанова петляет так, что большей частью течет не вперед, а назад. Но когда показавшаяся впереди – и близко – линия электропередачи вдруг словно стала перемещаться с одного берега Синей на другой и мне всё никак не удавалось её достичь, я осознала: река здесь, в Островском районе, действительно извилиста. И страшно заросла камышом в Решетах.
От Решет до устья Синей, до места впадения её в Великую, около километра. И само устье тоже заросло камышом. Потому что когда я летом 2015 года сплавлялась по Великой от Опочки до Острова, его, устья Синей, я воочию так и не увидела. Оно совсем потерялось в высоких и густых травяных зарослях.
Продираться в конце маршрута сквозь камыш и тростник, уже проделав около девяноста километров пути на веслах, желания у меня не возникло, и я в Решетах решительно подогнала лодку к реконструируемому мосту…
Через час за мной приехала из Опочки на своем «Рено» приятельница.
И хотя мои руки – и ноги тоже, хотя не пешком шла – едва шевелились от усталости, по пути домой, в Опочку, я думала: а не повторить ли мне следующим летом путешествие по Синей? Не проплыть ли – уже от Мозулей – до Красногородска? Под руинами ширяевского моста? Вдруг там, где-нибудь снизу, обозначена дата его постройки? Может быть, пограничники всё-таки не будут возражать?..