Памяти Александра Ивановича Ергунова
(1954-2018)
Врачи или доктора испокон веков в России считаются особым сословием. Служение врача схоже со служением священника. Нельзя, или точнее сказать, недостаточно просто работать врачом. Чтобы быть хорошим доктором, как и священником или учителем, нужно иметь призвание. Ещё одним главным качеством этих трёх служений является Любовь! Ведь эти люди сталкиваются в своей деятельности с душами людей. Не любя, искусство превращается в ремесло!
В Церкви мы знаем несколько святых врачей, которых часто именуют бессребрениками. Это Косма и Дамиан, римские, безмездные врачи; Кир и Иоанн, александрийские; Фотий и Аникита, никомидийские. Они не брали плату за своё служение, помощь людям. Бескорыстие Христа ради, милосердие, любовь, а ещё крепкая вера и личная благочестивая жизнь — всё это сделало их жителями Царства Божия. Они прославлены у Бога. Народ всегда тянется к таким людям, потому что получают от них не только врачебную помощь, облегчение в недугах, но и утешение, надежду и укрепление в вере.
У меня есть знакомый доктор. Его обычно так и зовут — доктор. Ергунов Александр Иванович - хирург, коренной житель нашего села. Его мама долгие годы была директором местной школы, сейчас на пенсии. Сам он много путешествовал, работал и на Алтае, и в других местах тогда ещё бывшего СССР, но вернулся в родные края. Здесь люди ждут его помощи. Безотказный, грамотный, культурный, профессионал своего дела и просто добрый человек! Познакомились мы почти сразу после моего появления в селе в качестве настоятеля Прихода. Трудно начинать с нуля и люди, которые в тот момент оказались рядом – это самые близкие и родные люди. Познакомились мы с ним через его жену Елизавету. Она работала в Центре детского творчества и я приходил к ним на занятия и на праздники. Потом я стал обращаться к этим людям — помочь праздник приходской организовать, оформить сцену, изготовить декорации, афиши. Так и сблизились. Елизавета тянулась к храму, Александр ей не мешал. Мы иногда вместе отмечали праздники, ходили в гости друг к другу. Бывало, когда кому-то в нашей семье понадобится врачебная помощь или совет, мы знали к кому обращаться. Не взирая на поздний или ранний час, Александр Иванович приедет, послушает, посмотрит внимательным взглядом. Вот и диагноз установлен и расписано лечение, даны советы: какие сдать анализы, на что обратить внимание. Бывает и свои лекарства привезёт! Травками угостит.
Рассказывали, что когда Александр Иванович работал в санатории "Волжский Утес", ему принесли умирающего мальчика. Укусила змея, когда ребёнок гулял с родителями по территории санатория. Отец принёс умирающего сына на руках в главный корпус. Мальчик был бледен, пульс не прощупывался, вен не было видно. Необходимо везти в амбулаторию, где есть все условия для спасения, но можно не успеть доехать. И тогда Александр Иванович принимает решение спасать прямо на месте и не терять драгоценного времени. Сделал надрез в руке мальчика, вставил катетер и ввёл шприцем противоядие. Мальчик выжил.
И таких, и им подобных случаев, я могу рассказать много, да и не только я, а все жители нашего села и даже окрестностей. И таких историй наберётся не одна сотня. Кому-то он спас ногу, которую уже хотели отрезать, кого-то поднял после тяжёлой операции или инфаркта. Кому-то подсказал куда обратиться с проблемой и даже договорился с клиникой. Друзей, как вы понимаете, у такого человека огромное множество. А по-другому и быть не может.
Сегодня Александр Иванович зашёл ко мне за благословением в дальнюю дорогу. Он сам немного захандрил, ведь и доктора болеют, как и у священников есть грехи. Мы прошли ко мне в кабинет, да и разговорились. Надо сказать, он ещё только на пути воцерковления. Я в беседе, для примера, немного рассказал о себе, о своём пути к Богу, о своих шатаниях, сомнениях. Ведь я не сразу пришёл в храм. Было несколько лет пребывания в субкультуре и рок-музыке, увлечения кришнаитскими книжками, китайской философией, пока однажды не позвал меня старший брат на ночную Пасхальную службу в православный храм. Богослужение очень сильное оставило впечатление. Стал читать книги, Евангелие. Позже, где-то через полгода, я Промыслом Божиим попал на Рождество Христово в сельскую церковь, где впервые исповедовался и причастился. Было мне тогда семнадцать лет. А дальше пение на клиросе, мысли о семинарии…
— А меня воспитала система, — начал свой рассказ Александр Иванович. — Нашего руководителя курса звали Иван Иванович Стрельников. Широкоплечий, высокий, руки покрыты чёрными волосами. Здоровый был мужик. Помню, он впервые вошёл к нам в аудиторию на самое первое занятие и спросил:
— Это пятьдесят вторая группа?
— Да, — ответили мы.
— А я ваш классный папа…
Он провёл внимательным взглядом по всем рядам.
— У меня к вам только два вопроса. Первый: кто собирается учиться?
Все подняли руки.
— Второй вопрос: кто из вас будет хирургом?
Очень странный вопрос! Кто может ответить на него на первом занятии первого курса медицинского института?! Нас в группе было шестеро парней, остальные девчонки. Четверо из парней подняли руки.
— Благодарю, — сказал Иван Иванович, — теперь все свободны, кроме хирургов.
Мы остались. На клочке бумаги, вырванной из тетради, он что-то начеркал неразборчивым почерком.
— Так, ребята, сейчас отправляетесь во вновь построенную медсанчасть завода "Прогресс" на Солнечную поляну. Марии Климентьевне старшей медсестре отдадите записку.
Мы всё так и сделали.
В больнице нашли старшую медсестру. Отдали записку.
— Студентики, вот ваш инвентарь, — она указала взглядом в сторону металлических шкафов. — Вас четверо, а в здании как раз четыре этажа. Каждому по этажу.
Мы ошарашенно стояли и смотрели на вёдра с половыми тряпками на швабрах, возле серого шкафчика.
****
Я мыл свой второй этаж и заливался горькими слезами. Думал, что завтра не пойду в институт. Так меня оскорбить! Ведь я учиться пришёл, а не полы драить! Я был вне себя от гнева, но почему-то упорно продолжал елозить тряпкой по больничному кафелю, — мой собеседник сделал паузу.
— И вот продолжаю я мыть пол, как тогда считал в первый и последний раз, как вдруг открываются двери грузового лифта и оттуда выкатывается каталка, окружённая толпой медиков, держащих разные колбы с капельницами. "Срочно на рентген", — крикнул кто-то. Когда каталка проезжала мимо меня, я увидел на ней больного, у которого из головы торчала рукоять ножа. Я обомлел. Зашёл в рентген кабинет за всеми. Смотрю через спины врачей на снимок. Точно. В черепной коробке отчётливо просматривается острие ножа.
— Студент? — окликнул меня кто-то из медперсонала.
— Да.
— Бери, студент, ножницы и бритву. Брей голову.
Я побрил.
— Хочешь посмотреть операцию?
— Очень интересно, — ответил я.
— Вон ту лавочку бери и, как будут хирурги у стола, подвигай и сверху смотри.
Я быстро пролетел на своей швабре по остаткам немытого коридора, позвал друга и вдвоём пошли смотреть. С Пашкой, так звали моего сокурсника подкатили лавочку. Это такая специальная лавочка для практикантов, у неё ступеньки и перила. Медики уже у стола, больной под наркозом. Хирург сверлом обсверлил нож, вытащил его вместе с костью черепной и выбросил в таз. Потом расплавленным воском залил все отверстия и зашил кожу на голове.
Мы каждую ночь приходили в больницу мыть пол, а заодно учились профессии. Потом были ещё операции, мне стали доверять зашивать кожу. Я уже умел к тому времени. На поролоне тренировались. А на четвёртом курсе уже работал в травмпункте при больнице имени Пирогова, как доктор. Вот так и сформировала меня система. Не было времени на глупости. В это же время я ещё возглавлял хирургический кружок на кафедре сосудистой хирургии. Тогда только начиналась зарождаться в Советском Союзе сосудистая хирургия. На профессора Ратнера, человека с мировым именем, смотрели с уважением все тогда, а я возглавлял его кружок при институте. Это было очень почётно. Профессор был талантищем, гением, а на вид очень смешной. Под два метра, худой, уши огромные торчком, вылитый Дон Кихот, но умница необыкновенный. Такие операции делал!
А ещё помню Лескина. Вот это швейная машина! У других хирургов на операцию резекции желудка уходило по четыре, а то и по шесть часов. Там очень много швов и довольно длинных. А у Лескина уходило всего полтора часа. Мы даже не успевали смотреть за его руками, как он быстро всё делал, а главное, чётко. И ведь раньше операции делались вслепую. Не было эндоскопии. Разрезали, засовывали руку, на ощупь находили проблему. Вставляли инструмент, отрезали, зашивали и всё вслепую. Вот это мастера были и нам было куда стремиться, расти. Единицы хирургов в особых случаях для женщин брались за такие операции. В то время, да и сейчас бытует такая пословица о бездарных хирургах: "Большому хирургу большой разрез". Открою вам тайну: хирурги ещё в советское время не начинали операцию не перекрестившись, хотя, может, и не все верили тогда открыто. Нельзя было. В храм точно не все ходили. А я ещё в студенчестве захаживал в храм. Постою, подумаю. Меня приметила там одна пожилая работница храма.
— На, сынок, поставь вон туда свечку, — говорит она однажды. — Научила, как свечи ставить, молиться. Я в храм, который возле стадиона "Динамо" ходил.
— Это Покровский кафедральный собор, — подсказал я.
— Наверное. А иногда я и на службы попадал.
Мы немного помолчали. Матушка принесла нам чаю. Александр Иванович продолжил свои воспоминания:
— Ещё вспоминаю своего учителя в Сызрани. Мария Сергеевна Трушина — моя первая заведующая на первом месте работы в отделении детской хирургии городской больницы, женщина-хирург. Как про таких говорят, врач от Бога. Фронтовичка, в госпиталях раненых спасала. Опытнейший человек была. Как-то она сказала мне в самом начале моей практики:
— Саша, никогда не бери никаких подарков от благодарных пациентов и, тем более, заранее. Если уверен, что человек выздоровел, можешь принять небольшой подарочек, но только домой не носи.
А буквально через пару недель мне пришло подтверждение этих слов очень наглядным примером. На всю жизнь запомнил.
Был у нас хирург N. Он был очень таким… живчиком. Всё суетился, все в городе его знали, куча знакомых и какие-то дела, переговоры, встречи. Вот однажды приезжает к нему друг из "крутых" и говорит:
— Спасай, дружище. Долгожданный сын заболел. Два месяца мальчишке. Не поймём, что с ним. Температура.
— Так давай положим на обследование. Сейчас палату организуем, вместе с мамой полежит недельку, обследуем…
А положил его не по профилю. В хирургическое отделение, к себе положил. А на столе в ординаторской уже флакон, закуска. Сидят они с другом, выпивают. Через двадцать минут вбегает медсестра:
— Доктор, остановка дыхания!
Бегом, реанимация, укол, процедуры… всё бесполезно. Умер младенец.
Друг стал из друга врагом! Суды, огромные неприятности. Горе-врачу даже пришлось уехать из города. С тех пор следую завету — не брать ничего от пациентов. Бог миловал! Благословите, батюшка, в дорогу завтра. В монастырь поеду.
— Божие благословение в дорогу! Ангела Хранителя! — перекрестил я доктора.
— Спасибо. Спаси Бог!
На том мы и попрощались…
****
Поездка в монастырь послужила укреплению веры в Александре. Он успел перед смертью несколько раз исповедоваться и причаститься. В день своей кончины сподобился Таинства Соборования.
На отпевании в храме собрались сотни людей. Многие плакали. Очень больно было смотреть на престарелую мать, которая хоронит второго своего сына, на жену и двух его сыновей. Они потеряли на земле родного человека, а все мы хорошего друга! Но как верующие люди знаем, что Александр, как и все наши усопшие сродники продолжают жить бессмертной душой, а значит, есть надежда, что все мы когда-нибудь обязательно встретимся. Царствие Небесное новопреставленному Александру. Вечная память!