«Услышь нас, Милосердный и Всемогущий Боже, да молением нашим ниспослана будет благодать Твоя. Будь милостив, Господи, к молитве нашей, вспомни закон Твой об умножении рода человеческого и будь милостивым Покровителем, да Твоею помощью сохранится Тобою же установленное. Ты властною силою Твоею из ничего всё сотворил и положил начало всего в мире существующего – сотворил и человека по образу Своему, и высокою тайною освятил союз супружества и предсказание тайны единения Христа с Церковью. Призри, Милосердный, на рабов Твоих сих (Ивана и Марию), союзом супружеским соединённых и умоляющих о Твоей помощи, да будет на них милость Твоя, да будут плодовиты и да увидят они сына сынов своих даже до третьего и четвёртого рода, и до желаемой старости доживут, и войдут в Царство Небесное через Господа нашего Иисуса Христа, Которому всяка слава, честь и поклонение подобает со Святым Духом во веки. Аминь».
Женщина поднялась с колен, привычно поцеловала край одежды Спасителя, приложилась к иконе лбом, перекрестилась, развернулась и медленно пошла к выходу. В глазах её не было благоговения и трепета – лишь тоска безысходности и покорность судьбе. Она понимала, что с таким внутренним настроем будет трудно преодолеть то, о чём она вот уже семь лет беспрестанно, изо дня в день молит Господа Бога. Но ничего поделать с собой не могла.
- Мариша, ты уже домой собралась, солнце?
- Да, Ванечка. А ты ещё задержишься?
- Мне, буквально, нужно сказать несколько слов алтарникам по завтрашней праздничной службе. Ты меня подождёшь?
- Конечно, Ванечка. Куда же мне спешить…
Мария покорно села на лавку. Получилось не по годам грузно и, как-то, обречённо. Так садятся путники, которых покинули последние силы – без уверенности, что встанут, просто потому что дальше не могут идти. Она подняла голову. Наверное, впервые в этом году небо было по-весеннему бесконечным, без единой тучки. Но почему-то ни одна капля тёплого голубого не перелилась из небесного ковша и не разбавила холодную свинцовость её взгляда – застывшего и не излучавшего ничего, кроме равнодушия.
А ведь раньше её глаза лучились небесным светом. Особенно, когда она пела по праздникам в хоре семинарии, где её Ваня и заметил. С тех пор они неразлучны.
Отец Иван вышел из церкви, увидел сгорбившуюся свою жену, подошёл к лавочке и присел рядом.
- Не печалься, Мария… Всё наладится. Господь слышит наши молитвы, просто время ещё не пришло. Будем терпеливы…
- Да, Ванечка. Я знаю. Но прошу ещё раз отпустить меня в Н-ск, на крестный ход. Я чувствую, что мне надо именно туда. Именно сейчас. Я верю в это, понимаешь?!?
- Давай дома поговорим?
- Уже сто раз говорено-переговорено. А от тебя благословения не дождёшься…
Её слова, словно жёсткие ветки в непролазном лесу, больно хлестали Ивана по лицу и доставали до самого сердца. Потому что боль отдавалась и там. Он с теплотой посмотрел на жену.
- Благословляю тебя, раба Божия Мария.
Она кинулась ему на грудь со слезами на глазах и словами благодарности.
- Ну что ты, родная, успокойся. Пойдём домой, а то неудобно – люди кругом…
***
Отца Ивана разбудил телефонный звонок. Он с трудом нащупал на прикроватной тумбочке старенькую, видавшую виды кнопочную «Нокию» и, прислонив её к уху, прохрипел по-звериному:
- Да… слушаю…
Потом, когда настойчивая трель прозвучала, казалось, в самой голове, понял, что не включил кнопку ответа, исправил оплошность и голосом, уже похожим на человеческий, ответил:
- Доброе утро. Слушаю Вас.
- Не такое уж оно и доброе, отец Иван – у меня отец помер…
- Простите, ради Бога…
- Мне бы службу заказать и всё, что полагается в таких случаях.
- Да-да, конечно, Вы не могли бы подойти к церкви через полчаса? Я Вас там буду ждать.
- Хорошо…
Отец Иван ловко спрыгнул с кровати. Вспомнил, что Мария вчера уехала в Н-ск, на крестный ход и что ему придётся управляться с хозяйством десять дней самостоятельно и пожалел, что назначил встречу так рано – можно и не успеть.
Уже подходя к церкви он увидел возле ворот новенькую аккуратную иномарку и неясный силуэт женщины за рулём. Водительская дверь распахнулась и в голове у отца Ивана заиграли ангельские трубы.
Мир перевернулся с ног на голову.
Небо упало на землю.
Солнце жёлтым колобком прыгнуло вниз и покатилось по тверди земной...
«…К тому же говорю вам, братья, что оставшееся время сократилось. Отныне пусть имеющие жён будут как не имеющие, и плачущие – как не плачущие, и радующиеся – как не радующиеся, и покупающие – как не владеющие, и пользующиеся миром – как не пользующиеся им в полной мере, ибо сцена этого мира меняется».
Помутнение длилось недолго, но оставило непонятное ощущение: на сердце было ясно и хорошо, а в голове будто бесы засели и мешают думать и делать привычные дела. Будто туманом всё покрылось вокруг. И, вроде, видно всё, узнаваемо, но пелена перед глазами не даёт сфокусировать взгляд и мысли. Отец Иван встряхнул головой. Пелена не пропала. Скоро он к ней стал привыкать, а через некоторое время и вовсе перестал замечать.
Всё то время, что он говорил с красивой женщиной, ему было покойно и радостно, хотя говорили они о делах скорбных и невесёлых.
После её ухода, он ещё долго беззвучно перекатывал во рту, как сладкие леденцы перекатывает ребёнок, буквы имени А.Д.Е.Л.А.И.Д.А. Он никогда не встречал ещё женщин с таким именем. В его приходе, в основном, были обычные Елены, Людмилы, Светланы, Надежды и им подобные. Простые русские женщины с простыми именами. Не то что А.Д.Е.Л.А.И.Д.А. От этого имени одновременно веяло и нежностью, и изяществом, и теплом, и светом, и… чем-то ещё неуловимым и прекрасным, как сама жизнь, дарованная нам сверху.
До конца дня отца Ивана преследовал образ красивой женщины.
***
«Ванечка, иди ко мне, не бойся… Я научу тебя плавать…»
Русалка говорила тихо, и голос её звенящим ручейком лился, как будто, издалека, хотя, она была в нескольких шагах от него. Ваня видел её длинные волосы, спускающиеся сказочным водопадом по плечам аж до самого пояса и переливающиеся на солнце каким-то неземным зелёным. Поймав её взгляд, он прищурился, потому что света в нём было много, намного больше, чем нужно: до рези в глазах, до слёз. Он отвернулся в следующую секунду после того, как она громко засмеялась и встряхнула головой, потому что волосы отлетели по сторонам и открыли грудь. Ему хотелось одновременно и подойти поближе к ней, и, не поворачивая головы, броситься наутёк.
«Ванечка, иди ко мне, не бойся… Я научу тебя плавать, не хуже, чем Александр Попов…»
Ваня любил смотреть плавание по телевизору, и очень сильно страдал от того, что боится воды. А Попов был его кумиром. Чемпион чемпионов. Самый быстрый пловец в мире.
«Откуда она знает про Попова? Она же не могла его видеть по телевизору? Телевизоры под водой не работают…»
«Какой же ты дурачок… Иди ко мне, не бойся…»
Ваня услышал, как русалка стала выбираться из воды и, ни секунды больше не медля, рванул подальше от берега, в сторону леса.
«Ага, конечно, дурачок… Подойди поближе, как же… Утянет на глубину и утопит… Бабушка рассказывала про такое…»
Ваня сидел, прислонившись спиной к прохладной сосне, по лицу ручьями тёк пот, дышать было тяжело: он, как большая рыба, попавшая в сети к рыбакам, и вытянутая на берег, хватал воздух широко открытым ртом и не мог надышаться.
Вдруг, прямо перед ним, упав откуда-то с высоты, приземлилась сова. Она сложила крылья. Повернула голову в одну сторону, потом в другую – как будто проверяя, нет ли ещё кого поблизости. Убедившись, что они с Ваней здесь вдвоём, она сделала ещё несколько шажочков – неуклюжих и смешных – в его сторону. Пристально посмотрела ему в глаза и сказала: «Привет. Меня зовут Аделаида…»
Ваню охватил ужас.
Он ещё не отошёл от встречи с русалкой, а тут – говорящая сова.
«Чур меня, чур!!!»
Он начал махать руками, отгоняя от себя сову и… проснулся.
***
«Почему снятся такие сны? Естественно, от неисцелённости нашего сознания, души. Чем более душа наша засорена рассеянной в духовном отношении жизнью и блудными помыслами, тем чаще снятся такие сны».
Так думал отец Иван, подходя на следующее утро к церкви.
Возле ворот стояла знакомая иномарка.
«Скажу, что не здоровится мне и пошлю к другому священнику – от греха подальше…»
Его шаг стал твёрже, взгляд уверенней, а плечи распрямились сами собой. На лице вспыхнула еле уловимая улыбка.
«Как там моя Маришка в Н-ске?»
***
Идти было трудно. Казалось, что всё мешает. И рюкзак не лежит, как влитой на спине, а болтается из стороны в сторону при каждом шаге. И люди раздражают. Особенно вот эти – патлатые парни, всё время ржущие и мешающие сосредоточиться на пути и читать молитву. Да и старушки достали, если честно. «Ну, вот куда в таком возрасте идти? Неужели непонятно, что ты станешь обузой для других? Нет, идут, еле-еле переставляя ноги, кряхтя, пыхтя, но идут. Какая такая надобность может быть на исходе жизни, чтобы переться восемьдесят километров по грязи, под проливным дождём в Н-ск?»
Мария снова влетела с ходу в лужу обеими ногами и остановилась.
«Что же я злая-то такая? Прости, Господи! Не ведаю, что творю и думаю!
О, Святой Николай, услышь рабу Божию Марию
И моли о нас Господа Бога, чтобы был Он милостив к нам,
Не воздал по делам нашим да был снисходителен.
Избави нас от напастей да горестей в пути,
Позволь не погрязнуть в пучине греховной.
Моли о нас, Николае, за мирное житие, за спасение, за души наши!
Аминь!»
Именно к святителю Николаю обращалась она в своей молитве. Он – давний защитник путешественников и паломников.
«Именно с его иконой во главе предстоит преодолеть все тяготы и лишения в пути, преодолеть себя, свои страхи и сомнения, очиститься от тяжких мыслей и обновлённой вернуться домой, к мужу».
Мария верила, что вернувшись, она заживёт по-другому. Верила неистово, с пугающей силой, даже для себя самой неведомой и новой.
Она вспомнила незнакомую старушку, раздающую паломникам «на дорожку» гостинцы: блинчики, сахар, пряники. «Возьми, доча, обязательно пригодится».
Дорога свернула с шоссейной трассы в поля. Прошли первую деревню. Хозяева выносили паломникам вёдра с колодезной водой.
Стал накрапывать дождь. В колонне виднелись несколько колясок с младенцами. Самому маленькому паломнику не было ещё и года, у мамы и папы большущие рюкзаки за спиной. Конечно, таким семьям – с детьми, с колясками – помогают все, кто чем может.
На каждом привале служится молебен Николаю-чудотворцу, а перед выходом поются тропари. Но за время перехода паломники растягиваются настолько, что, когда идущие в конце колонны подходят к месту привала, молебен уже давно закончен и пора снова выдвигаться в путь.
Хмарь висит на очень низком небе. Но вот что удивительно: всю дорогу поют птицы. Приходится идти по лесным дорогам, раскисшим от дождя, скользким, с глубокими колеями, поросшими травой. С неба, не переставая течёт и течёт вода. Похолодало. Время от времени в особенно узких для прохода местах образуются заторы – там, где расползлись глубокие и непролазные лужи. В одном месте пришлось пробираться через настоящий бурелом – упавшие деревья преграждали путь. Каково-то пришлось тем, кто шел с младенцами, да инвалидам?!?
Продвигались очень медленно, дружно месили ногами расквашенную глину. Огромные тяжелые глиняные «лапти» налипали на сапоги, шагать становилось всё труднее. Обувь норовила остаться в грязной жиже.
Мария почти пала духом, но посмотрев на других, как они держаться, особенно на бабушек – сгорбленных, тихо и упрямо идущих, опираясь на палки-посохи – и ей стало за себя стыдно, и сил прибавилось.
Остановилась на ночлег у одного из гостеприимных хозяев, который вместе со своей супругой принимал всех – знакомых и незнакомых, со всем радушием. Они истопили баню, позаботились о просушке вещей: и горячая печка, и вся кухня были завешены мокрой одеждой.
На следующее утро Мария поняла, что такие хорошие условия были далеко не у всех паломников. Многим так и не удалось просохнуть, они шли на следующий день в хлюпающих ботинках и мокром белье. Но им на помощь приходит солнце.
Вокруг такая красота! Травы и деревья сияют оттенками зелёного, цветы коврами устилают поля – всё это на холмах, далеко-далеко видно – и над всем этим благолепием – небеса и пение птиц. Как в сказке!
… В последний день было особенно тяжело. От раскаленного асфальта пышет жаром, который опаляет лицо, душное марево висит над трассой. Свинцовые, распаренные ноги передвигаются с трудом. Изредка налетит лёгкий ветерок, но лишь на минутку. Колонна движется медленно, прижимаясь к обочине. По встречной полосе проезжают, попыхивая бензиновыми парами, автобусы и грузовики. Трудно идти… Трудно дышать…
Марии кажется, что ни плечей, ни ног у неё нет – стёрлись. Все падают на траву. И лежат. Во дворе установлены столы, и те, кто в силах, угощаются квасом, супом и винегретом.
В храме идёт Всенощное бдение, после его окончания во дворе начинают служить молебен с акафистом Николаю Чудотворцу. Паломники постепенно подходят, чтобы в последний раз за этот Крестный ход в соборной молитве обратиться к угоднику Божьему, собравшему всех вместе. Радостно и, одновременно, грустно на душе. Неужели всё закончилось?
В васильковых глазах Марии светились лучики веры в новую жизнь: с отцом Иваном, с детками, а там, даст Бог, и до внуков очередь дойдёт.
***
Всю ночь над городком чёрной птицей, пускающей огненные стрелы, кружилась первая весенняя гроза: то с одной стороны зайдёт, то с другой. И всё ей было мало. Ливень чуть отходил в сторону, потом, собравшись с новыми силами, обрушивался очередной раз на крыши домов и деревья, заливая улицы, огороды и сады.
Только под утро погода немного утихомирилась. Гром всё реже и реже напоминал о себе. Дождь перестал. А молнии чертили свои замысловатые линии у самого горизонта.
«Как там моя Мариша доберётся завтра с областного центра? Дороги, небось, затопило напрочь…» Это была последняя мысль в голове отца Ивана перед тем, как он, наконец, смог уснуть.
Через несколько часов робкое апрельское солнце показалось из-за расступающихся туч на самом краю неба. Городок просыпался…