Неухоженный

 

Стоял конец июня. А я не мог согреться. Хотя жарился на песке под ярким солнцем. Резкий сильный ветер с моря охлаждал меня.  Не заметил, как обгорел. Мое тело сделалось огненно-красным.
Чтобы окончательно не обгореть, побежал к пенной, бурлящей пучине. Хотел окунуться. Но не мог зайти в воду выше колен. Сразу остановился. Море бушевало. Бросалось пенными брызгами. Однако, не это было главное. Главное, что эта вода была, точно из холодильника.
Вот уже третий день  отдыхаю на этом пляже маленького городка возле Одессы. И еще ни разу не скупался. Захожу в разбушевавшуюся стихию, мочу ноги и возвращаюсь на берег. Не хватает мне силы воли,  чтобы покачаться на ледяных  волнах штормящего моря.
А помнится в далекой юности, в голодные студенческие годы мы уже в мае купались с однокурсником в штормовом море. Мы не чувствовали, что вода еще не прогрелась, не боялись, как бы чего не случилось. Качались на огромных волнах: то опускались гораздо ниже берега, то поднимались над ним.
Больше того. Мы состязались, кто из нас смелее, опытнее и сильнее. Кто может подплыть ближе к волнорезу: бетонной полосе, которая то исчезала из поля зрения, то опять возвышалась над пенной стихией.
Приблизился к бетонной громадине почти вплотную, когда почувствовал, что меня непреодолимо тянет с собой уходящая за волнорез  волна. Уже попрощался с жизнью, чувствуя, как меня затягивает на бетон.
Но меня, наверное, пожалел Всевышний. Он решил спасти бедного и глупого студента. Я думал, что не разминусь с бетоном. Что озверевшая волна бросит меня на него. От меня ничего не останется.
Но мои ноги уперлись во что-то твердое. Собрал все свои силы. И, как Атлант, выдержал на своих плечах всю мощь уходящей волны. Потом меня отбросило на несколько метров. Я погрузился в водную пучину, где не было волн, но где меня все равно крутило,  как щепку.
Когда моя голова показалась над водой, что есть силы заработал руками и ногами. Благополучно выбрался на берег.
С тех пор в шторм никогда не позволял себе даже близко подплывать к волнорезу.
На этом пляже нет волнореза.  Стоит вторая половина июня. И волны поменьше, чем были когда-то в мае. Все же,  никто, даже под дулом пистолета, не заставит меня окунуться. Да и мало таких смельчаков. На пенных волнах ловят кайф лишь несколько любителей острых ощущений.
 Собираю вещи и иду на квартиру.  Хватит на сегодня. Так можно окончательно обгореть. Бреду по песку, как по вспаханному полю. Он простирается на сотню метров перед постройками первой линии. Почти сразу подхожу к дому, где снимаю квартиру. Подворье находится за широкими металлическими воротами, которые венчают прутики в виде пик с заостренными концами. Нажимаю кнопку звонка. Выходит хозяйка Наташа. Женщина лет сорока.
Открывает калитку, проводит меня возле немецкой овчарки Розы, которая не агрессивна. Даже звука не подала при моем появлении. Я сразу протоптал дорожку к ее собачьему сердцу: подкармливал ее куриными косточками.
– Что-то вы рано сегодня? – спрашивает меня Наташа.
– Надо спасаться: уже почти обгорел.
Окидываю взглядом двор. В его самой дальней части возвышается двухэтажный особняк. Насколько я знаю: Наташа в нем не живет и даже не заходит в помещение. Она постоянно находится в летней кухне, которая служит для нее и кухней и спальней. По правой и левой сторонах полностью бетонированного двора тянутся небольшие домики. С левой стороны – терраса, где под большими зонтиками стоят пластмассовые столы с такими же пластмассовыми стульями.
За одним из них сидит с папиросой во рту Кузьма из Полтавы. Он приехал на курорт всей семьей на машине.
– Садись, поговорим, – предлагает.
Присаживаюсь рядом с ним.
– Море и сегодня неистовствует? – спрашивает меня.
– Озверело совсем.
– Поэтому и на пляж не пошел. Мои все там.
– Я убежал, потому что кожа горит.
Кузьма достал из-под стола пластиковую бутылку домашнего вина.
– Вовремя тебя Бог послал. А то и выпить не с кем, – сказал.
Видя мое замешательство, с чего пить и чем закусывать, почти приказал:
– Пойди пригласи Наташу и попроси у нее стаканы.
Когда  передал слова Кузьмы хозяйке, она сразу подала стаканы, а сама подсела к нам позже, поставив тарелки с фруктами и еще горячими блинами.
С удовольствием отведав блинов, Кузьма принялся расхваливать полтавские галушки и вареники, а Наташа жаловаться на свою нелегкую женскую судьбу. Около двух лет назад у нее умер муж, дети уехали. Теперь ей приходится одной тянуть лямку: принимать отдыхающих, ремонтировать помещения, выполнять другую, отнюдь не женскую, работу.
– Ушел. Все мне оставил, – всхлипывала она, когда мы немного выпили. – Не подумал, что я со всем этим делать буду.
Вечером  решил развеяться. Сходить в центр городка, где проводились какие-то      торжества. Там было много света, мигали разноцветные гирлянды, звучала музыка, раздавались песни  и веселые голоса. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы насытиться этим бесшабашным карнавалом. Мне сразу надоела эта праздничная суета. Меня тянуло на окраину города, в тишину и покой, где, как когда–то  в далекие времена,  отдыхал и телом, и душой.
Вышел на берег моря. Ветер утих. Стоял полный штиль. Надо мной висела круглая луна. Серебряная линия от нее тянулась от самого горизонта и до берега моря.
Снял босоножки, подвернул легкие спортивные  брюки. Босиком пошел по воде точно в те далекие студенческие времена. Тогда горизонт мне казался бесконечным. Мне казалось, что море будет всегда со мной. А мне пришлось всю жизнь лишь изредка наезжать на его берега.
Центр удалялся от меня. Вместе с ним удалялась веселая, беззаботная жизнь. Я возвращался в свое тихое прошлое. В свою давно ушедшую жизнь. Как и тогда, в те далекие студенческие годы, мне попадались на пути одинокие пары. Слышались томные вздохи.
Незаметно  дошел до того места, где загорал.  На первой линии стояло серое кафе «Ассоль». Оно было сделано из серых, потемневших  материалов. Мне не хотелось идти спать. Мне хотелось продлить эту чудную ночь. Зашел в помещение. На меня пахнуло моим давно забытым прошлым. Когда за кружкой пива мы подолгу просиживали в кафе «Шаланда», которое выходило на берег моря.
Сел за один из немногочисленных столиков. Был поздний час. Только несколько романтиков, вроде меня, сидели в помещении и вели негромкие разговоры.
Заказал кружку пива и тихонько тянул его,  с удовольствием посматривая по сторонам.  На стене висела развернутая рыбацкая сеть. Поверх нее  штурвал. В углу стоял почерневший якорь.
Когда у меня начали слипаться веки, побрел к себе на квартиру. Боялся, что Роза поднимет лай. Проснется хозяйка, постояльцы и многие соседи по улице. Забрался на металлический забор. С трудом удерживаясь на нем. Уже почти перелез на другую сторону, когда не удержался и полетел вниз головой  на бетон. Зацепился брюками за пику забора. Разорвал их.
С ужасом подумал, что сейчас немецкая овчарка искусает меня. Но случилось то, чего  я никак не ожидал. Она лизнула меня  в нос  влажным, шершавым языком. Превозмогая боль, поднялся с бетона, погладил четвероногую  подругу. Она благодарно заскулила и принялась лизать мои руки.
Зашел в свой домик, взял кусочек колбасы, который  приготовил на завтрак. Целиком бросил его овчарке. А сам уселся под большой зонтик, за круглый пластмассовый столик. Наблюдал, как Роза  тщательно, с расстановкой  расправляется с моим угощением.
Светло-синий купол  южного неба подмигивал мне яркими звездами. Большая круглолицая луна, точно  упитанная хозяйка, посылала мне с высоты приветы. И эту ночную идиллию порушила рычанием вдруг насторожившаяся овчарка.
Услышал  шарканье босоножек, возню и бормотание. Затем чьи-то крепкие руки  так затрясли ворота, что  испугался: как бы они не слетели с петель. Роза бросилась к незнакомцу. Мне казалось, что она сейчас сорвется с цепи.
Понял: если не принять мер, то в эту глубокую ночь проснется не только хозяйка. Сбежится  вся улица.
Поспешил успокоить овчарку. Она перестала лаять. Только злобно рычала.
За «пиками» ворот  увидел худое небритое лицо. Все в синяках и царапинах. Темные горящие глаза мужчины в сером поношенном пиджаке.
– Тише! – пытался успокоить незнакомца, – разбудишь людей. Ты не видишь, что на дворе глубокая ночь?!
Он, точно Высоцкий в монологе Хлопуши, продолжал  расшатывать ворота  и приговаривал:
– Пропустите меня к натуральной блондинке!
«Где он  увидел здесь натуральную блондинку?! – удивился я. – Совсем свихнулся мужик».
Мои уговоры не оказывали на него никакого воздействия. С трудом поворачивая языком, он повторял:
– Пропустите меня к ней.
– Натуральные блондинки не любят пьяных мужиков, – наконец, нашелся  я, чтобы отвязаться от   незнакомца
– Не любят?! – перестал рваться во двор он.
– В несколько раз больше, чем брюнетки, – заметил я.
– Серьезно?!
– Абсолютно.
Мои слова подействовали на него. Он развернулся и, пошатываясь, побрел восвояси.  Проводил взглядом его  поджарую фигуру в потрепанном сером пиджаке и ушел спать.
Утром меня разбудил Кузьма. Вышел к столикам с широкими зонтами, где мы обычно собирались по утрам. Кроме хозяйки и Кузьмы там толпилось несколько соседок, таких же, как Наташа, молодых женщин.
– Кто ночью приходил сюда, разбудил всю улицу? – спросил Кузьма.
– Пьяный. Наверное, заблудился. Просил пропустить его к какой-то натуральной блондинке.
Внимательно взглянул на Наташу. И вдруг обнаружил, что это она и есть.
– Почему  вы меня не разбудили?! – встрепенулась она.
Не нашелся, что  ответить. Только пожал плечами.
Соседки, перебивая друг друга,  заговорили.
–– Это, наверное, тот учитель из Чернигова. Работает в бригаде, которая строит кемпинг, – предположила Надя, сверкая белыми зубами.
– Кто же еще?! В сером  пиджаке. Что приставал к Наташе. Его жена выгнала из дома. В школе не стали держать. За пьянку. Вот он и нанялся в бригаду к строителям, – добавила  русоволосая Нина.
– Выходит,  он к тебе не равнодушен, Наташа?! – сделала предположение Надя.
– На тебе, Боже, что мне негоже, –  произнесла хозяйка.
– Где ж ты в наши годы   найдешь нормального?!  Трезвых  всех размели, – возразила ей Нина.
–Он еще ничего. Можно к бабке сводить или ампулку вшить, – посоветовала Надя.
Женщины посудачили  и разошлись.
Как и вчера, дул сильный ветер. Море бесилось. Накатывалось пенными волнами на ровный песчаный берег.
Ни о каком купании не могло быть и речи. И загорать нельзя. Тогда  точно облезу. Решил начать день с кафе «Ассоль», чтобы как-то скоротать время.
Взял кружку пива и уселся за столик, любуясь сетью, штурвалом и якорем и все той обстановкой, которая царила в этом заведении.
Радовался, что на улице свирепствовал ветер. А здесь было тихо,  спокойно и уютно.
В окно увидел Наташу, которая медленно прохаживалась вдоль берега. Она была одета в легкое платье с короткими рукавами. Босиком шла по песку, держа в левой загорелой руке босоножки.
Она несколько раз прошла мимо моего окна, не замечая, что  наблюдаю за нею.
Мелкими глотками тянул пиво и вспоминал. Как моя первая жена устраивала мне скандалы, запрещая выпивать с друзьями. Я ее не послушал. Тогда она написала заявление, чтобы вместо меня получать мою зарплату. И это не помогло. Тогда она выбросила меня из моей же квартиры, не сомневаясь, что  пополню ряды бомжей.
Они сидели  в нашем подъезде. Тихие, поникшие, с красными, заросшими  лицами. Для них каждый день жизнь  начиналась сначала   с первой выпитой стопки.
Но меня заметила другая женщина. Привела в свою квартиру. Никогда не спрашивала, сколько я получаю. Довольствовалась тем, что  оставлял ей на столе  после зарплаты. И ничего не случилось.
Наверное, в жизни каждого из нас есть свой волнорез. Надо найти в себе силы, чтобы не затянуло за него. И ты не пропал.
От мыслей меня отвлек вчерашний знакомый в сером пиджаке. Он, шатаясь, подошел к Наташе. Снял свой потрепанный пиджак и набросил ей на плечи. Затем, чтобы его не сорвал ветер, положил сверху него свою руку.
Хозяйка не сопротивлялась ему. Они шли навстречу ветру к штормящему морю. Бывшего учителя водило вправо, влево, но он крепко держался за Наташу. Вот его сильно повело. Он оторвался от женщины, засеменил по песку босыми ногами, рискуя свалиться на землю.
Она  резким движением удержала его. А затем свободной правой рукой крепко взялась за его талию.
Бушевало море, ветер нес по пляжу все, что плохо лежало. Но они продолжали двигаться навстречу стихии, как единое целое, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Я сделал большой глоток пенного пива и твердым голосом сказал:
– Пусть им повезет!