ПОСЛЕДНИЙ ДЮЙМ - 2
О СЧАСТЬЕ, О НЕСЧАСТЬЕ, И НАОБОРОТ
- 1 –
Осмелюсь повторить за Булгаковым: не планируйте себе ничего, ибо сами не знаете, что запланировано по вашу душу.
- 2 -
Знакомо ли тебе чувство счастья?
То есть, вечером в пятницу?
Даже если ты начальник и хозяин жизни, ты понимаешь, о чём я говорю. Даже начальники и хозяева жизни знают, что это такое.
А если ты - работник наёмного труда, то - тем более.
В пятницу вечером словно открывается небо, душа отпускается из плена, и ты начинаешь понимать – что такое блаженная вечность. Святой простор и воля длинною в два предстоящих выходных дня. Только теперь, в эти часы, вечером, и только в этот день недели, в пятницу, кровь начинает играть как шампанское. Ты – победитель, ты - дожил! Ты полон чувств, прилив сил переполняет тебя, и ты мог бы сдвинуть Землю, если б знал, где найти точку опоры!
Вот, что такое – волшебный вечер пятницы! Вот, кто такие – мы, пьющие это вино свободы!
- 3 -
Итак, если мы с вами поняли друг друга, то вы легко представите тех двоих.
Те двое благополучно дожили до пятницы, до самого её вечера.
Коренастые такие дети своего народа, на крепких таких, кривоватых ногах, с короткими такими, красными шеями. Почти неразличимые в темноте, они вышли в круг света от скупого уличного фонаря, и про них многое стало понятно.
Кто они, по виду?
Может, барыги-компаньоны, содержащие торговый ларёк на пару. А может, рабочие трамвайного депо. Грань, отделяющая эти два сословия друг от друга, ещё очень прозрачна, ещё плохо различима, особенно, когда на улице темно.
Главное – в руках у них кульки с бухлом и снедью. Что свойственно в такую пору дня и недели кому угодно, даже лектору Общества «Трезвость и Катарсис».
Эти двое шли себе впотьмах, о чём-то беседуя, и было слишком очевидно - что их сейчас ожидает, и что они себе удумали. Ведь они, скорее всего, идут в гости к Наташе. Или к другой бабе. Она – их коллега по трамвайному депо, или по обочине дороги, где у них ларёк, им уже не надо знакомиться. Можно сесть и выпить уже не выясняя имён, уже без пиетета, и вообще без заклинаний хорошего тона, а так, по-простому.
Кайф, переходящий из вечера в ночь, и насквозь до утра – вот, что у них на уме. Это – логично, это - неотвратимо. Они это заслужили. Мир принадлежит им.
- 4 –
Когда они вышли под освещение фонаря – оставался буквально шаг до дверей подъезда. Пятиэтажная хрущёвка готова была уже распахнуться им и принять к себе за пазуху.
Но тут некто окликнул их.
Пустячок, вроде...
Однако, то был детонатор фатума (говорил же Булгаков!), и волшебный вечер пятницы окрасился иначе, нежели ожидалось.
Детонатором был я, ваш покорный слуга, писатель на заборе.
Я окликнул их с вопросом.
Звук моего голоса едва только успел прозвучать, а смысл вопроса ещё не успел коснуться мозга вопрошаемых, но Галактика уже обрушилась.
Оборачиваясь на звук моего оклика, оба они продолжали движение, влекомые силой инерции. Тот, что покрупнее, шёл первым, и на пути его лежал фундамент парадного - бетонная плита, как основание крыльца. Стандартная, привычная, форматом два на два, она скромно выступала из окружающего асфальта сантиметров на пять, не более. Как это везде в наших старых дворах и бывает. Подыхающий таракан – и тот с лёгкостью берёт такой барьер, шутя переползает эти жалкие пару дюймов отвесной вертикали.
Ясно, что в другое время, при стандартных обстоятельствах, человек перешагивает эту случайную шершавость рельефа на своём пути и даже не замечает её.
Теперь же иное дело. Вечерний человек обернулся на оклик из темноты, и ботинок на его ноге, улучив миг самостоятельности, легонечко так запнулся носком об это жалкое возвышение, о самый последний дюйм и...
... И отправил вечернего человека в полёт...
- 5 –
Мужик со всего маху грянулся лицом о плоскость бетонной плиты, будто о взлётно-посадочную полосу!
Лицо, конечно, жаль.
Но ещё больше трагизму в том, что об то же самое грянулись, будто ласты, его конечности.
Естественное дело, что он, падая, рефлекторно пытался выставить руки перед собой. И оно бы вышло, но ...! В каждой руке было по пакету с бухлом! Так что, пытаясь выставить руки перед собой, он лишь хватил кульками о планету, с размаху, с учётом инерции падающего туловища, с ускорением! То есть, содержимое обоих пакетов жахнулось о каменную твердь с таким усердием и с такою силою, что не просто разбилось. Оно рассыпалось, наверное, в крошку, аннигилировалось до атомов стекла и молекул водки!
Таким образом, не сумев подставить руки, упавший не спас и лица. Его «облико-морале» встретилось с серым квадратом тупо и бессмысленно, будто налетев на встречный поезд.
Ещё миг тому назад был томный мир, пятница-развратница с волшебными огнями и добрый вечер с бухлом и Наташей.
А спустя мгновенье уже разбито всё – лицо, бухло, мечты и планы...
Какой теперь смысл идти к условной Наташе? Ведь больно же смотреть на её неземное сияние без ликёро-водочного светофильтра...
Я бежал!
Я не ждал следующей серии. Мне надо было выжить.
- 6 –
А ведь я появился там не вдруг!
Нелёгкая меня туда притащила...
Случилось так, что у меня сгорел монитор от ПК. Классный такой, широченный. Мне было до слёз жаль денег на ремонт в сервисной конторе, и я решил сэкономить.
Я обернул монитор кульками и скотчем, и припёр его в отдалённый район города, где никогда ещё не был. Где-то здесь обитал коллега мой по прежней работе – золотой, отзывчивый альтруист, изумительный мастер в области всех видов офисного оборудования.
Я начал искать его жилище, тут, в лабиринте старой, пятиэтажной застройки, и мне никак не удавалось найти искомый адрес. Ни один дом не пронумерован, и фонарей – поискать ещё, будто черти покрали. Окна в домах и те – мало какие светятся.
Что за леший? Где люди, где цивилизация? Куда я попал?
Вокруг мрак ноября, голые ветки деревьев, мёрзнущая слякоть под ногами, какие-то дворы с детскими площадками – и ни души.
Собрался тыкать пальцами в мобильник, дабы уточнить себя, дабы осознать свои координаты на Млечном Пути.
Но тут, вижу – в отдалении замаячили эти двое...
Вот я, обрадованный, и поспешил к ним со своим невинным вопросом – типа, где я, братцы?
- 7 –
А секунду спустя я уже бежал. У меня отличная реакция, и я моментально соображаю – когда нужно смываться.
Сложнее вопрос – куда именно текать?
Понятия об этом нет, и вот я улепётываю наугад, по прямой, сквозь мрак и какие-то ветки, с тоской обнимая свой дорогущий плоский монитор, ожидая погони и расправы. В голове ёжится мысль: «Эх, блин, жаль! Он мог бы ещё поработать!». Ясное дело – догонят, разобьют не только морду...
Но – чу! – слышится мне где-то за спиной далёкое:
«Эй, земляк!»
Удивившись, я как мог притормозил экстренную свою эвакуацию и замер в ожидании.
Они, наверное, заметили мои глаза, лихорадочно поблёскивающие во тьме, и поняли, что я ещё тут. Поэтому крикнули мне примерно так:
«Дык, что ж ты, сука, хотел спросить-то, падла?»
Не выходя к ним поближе под софиты драматической сцены, я издалёка объяснил - чего мне было от них надо.
В ответ получил, от сердца:
«Да вот же, сука, дом этот, вот!!! И нам сюда же! Пошли!»
- 8 –
Нет, не пошёл я с ними.
Я терпеливо дождался, пока они исчезнут из поля зрения и вообще из моей жизни. Потом лунною походкой Майкла Джексона продолжил путь в обнимку с широким своим монитором...
До нужного порога я в тот вечер всё-таки добрался.
Пока мой добрый коллега-альтруист тестировал монитор на предмет выявления повреждённых узлов и цепей, я, держась за животик, рассказывал ему о постигшем меня приключении. Я рассуждал о счастье и несчастье, о последнем дюйме и о теории вероятности, о диктатуре чёрного юмора и о роли личности в Истории. Он слушал меня с вежливым сочувствием, он был кристально серьёзен.
Я сообразил, что он не врубился (понятно – занят работой!), и пересказал ему ещё раз, пропуская философскую часть, просто о фактах. Коллега-бессребреник кивнул головой, опять выражая немое сострадание.
Набрав в лёгкие воздуха дабы сделать третий заход, я вдруг осёкся. И заткнулся.
Меня посетила мысль: чего-то в этой истории я не понял и не заметил!
Видишь, умному человеку-то не смешно...