Скотный двор

Шаньга
За окнами нашей квартиры, во дворе, – небольшой сквер. Весной, когда становится тепло и распускаются листья на деревьях, я открываю форточку настежь, чтобы воздух в комнате был свеж, и ночью легче спалось. Оттого, все звуки, образующиеся снаружи, лезут ко мне особенно назойливо и явно.
 
Первыми, чуть свет, просыпаются воробьи. Тут же, всем скопом, они принимаются гоношиться и чувыркать, ведя себя разнуздано и шумно, словно колхозники на хозяйственном дворе. В грязных потрёпанных робах, собирая по углам гаечные ключи и шланги для слива солярки, гремя пустыми канистрами, переругиваясь и дёргая попеременно шнуром стартёра. Неуловимые среди свежей листвы в густых ветвях деревьев, они беспрестанно мечутся туда-сюда, словно потеряли вчерашний день. Среди воробьёв непременно имеется бригадир. Он громче всех подаёт команды и прежде других начинает скакать и гоношиться. Остальные, будто привязанные к нему невидимыми нитями, повторяют все его движения, вспархивая и перескакивая следом с ветки на ветку.
 
Наконец, вся эта постоянно чувыркающая орава, шумно взымается и уходит, коптя и сильно кренясь, на бреющем – в «поля».
На некоторое время за окном возрождается желанная тишина. Но день уже беспардонно расторкан, и начинает медленно катиться по двору, переворачивая всё на своём пути.
Разбуженные воробьями, на подоконные отливы выбираются сонные голуби. Они цепляются когтями за железо, словно нетрезвые кровельщики, и нудно бубнят, вяло перетирая что-то неважное: про погоду или про воробьёв.
Голуби никуда не торопятся, и поэтому приходится всё же встать, шугануть их, и идти на кухню – готовить завтрак.
Шесть тридцать утра.

Под окнами, среди деревьев, уже маячат собачники. Звери весело скачут, раструхивая за собой по скверу скопившийся за ночь помёт. Их хозяева – медленно курят, набираясь терпенья и сил на грядущий день.
 
Совсем скоро уж из своих нор выползут иноземные дворники, рассядутся на скамейки у подъездов и на перила детской площадки, растопырят мётлы и грабли и будут переговариваться между собой, из конца в конец, на чужом, непонятном для людей языке.