Память Прадеда...

Эмануил Бланк
                Мой прадед Аврум Вайнзоф, дед моей мамы Клары, был  управляющим у помещика Поповского в соседних Раскопанцах. То есть, он был и главным агрономом, определявшим сроки уборки урожая культур, от зерновых до редкого для Буковины, мелкого, но сладкого винограда,  а также затейщиком разных интересных выгодных предприятий. Затем прадед стал арендатором немалых земельных участков.

                Разъезжал он по полям, по нашему городку Сокиряны на легкой бричке, запряженной парой лошадей. Прадед всегда старался за день успеть  сотворить как можно больше дел, возвращаясь, зачастую , поздним-препоздним  вечером.

                В большом десятикомнатном каменном доме , построенном им в начале двадцатого века, я провёл своё счастливое раннее детство. В чудном палисаднике с кустами пахучих роз, я бережно собирал  нежные лепестки. Из них получалось удивительно вкусное душистое варенье.  Бабушки Ривка и Роза подолгу варили его на стареньком керогазе.

                Редкое чаепитие обходилось без этого лакомства. Варенье из роз  придавало особый вкус и разнообразным печеньям в богатейшем меню наших семейных выпечек. Лэйкех, штрудель, умынташ, флудн с этим волшебным наполнителем поражали своим вкусом и ароматом.

                По длинному коридору я учился кататься на велосипеде. Он  разделял половины моей бабушки и ее сестры. Там можно было пройти с нашей улицы Горького на соседнюю, где жил Вовка Ткачук - мой старший дружок.

                Улица Горького в Сокирянах была , как и в Москве, одной из самых значимых. Здесь находилась единственная в городке церковь, украинская школа, наш дом да пара небольших соседских строений.

                Все синагоги в Сокирянах, как и многотысячное еврейское население, были уничтожены во время войны. Погибли в гетто и Аврум с моей прабабушкой Цирл, и дед Мендель, и Залман - муж Розы, и их двухлетняя дочь Ревуся, и ещё многие-многие другие.

                Одним из важнейших дел моего прадеда, помимо воспитания своих детей - моей бабушки, трёх  ее сестёр и двоих братьев, было разведение тутового шелкопряда. Производство натурального шелка стало в те годы довольно прибыльным. Для этого Аврум рассадил множество сортов шелковицы, потрясавших своей величиной и разнообразием ягод.

                Все  детство, до переезда нашей семьи из Украины в приднестровский Тирасполь, я провёл , как мне кажется, не слезая с тех удивительных деревьев.

                Тогда они казались громадными. Сначала, на шелковицах  созревали сладкие, очень вкусные чёрные ягоды с удивительно тонким ароматом. Затем, приходила очередь белых, ну просто громадных ягод. Они были особо вкусны только прохладным летним утром. Когда же поспевала розовая длинная ягода с волшебной кислинкой, можно было наслаждаться полным букетом, выбирая каждую шелковицу по собственному капризу.

                Прекрасной особенностью тех сортов было их постепенное созревание, продолжавшееся все лето,  до самой осени. Поедая спелые ягоды, я одновременно приглядывал на ветках достойных кандидатов на завтрашнее угощение. Сегодня, они были ещё недостаточно зрелыми. А завтра - завтра, вот эта , темно-розовая, станет совсем черной, а белая великанша с соседнего дерева - она слегка , чуть-чуть, приобретёт немного желтоватого оттенка. Вот тогда - тогда все будет в самый раз.

                На память от прадеда остался ещё один деликатес - лавровишня или горькая черешня, которую  в своей жизни я видел только в Сокирянах.

                Аврум привёз саженцы из самой Румынии и высадил около нашего дома. Крупная чёрная блестящая черешня была очень горькой на вкус. Потреблять ее в таком виде было, просто, невозможно.

                Однако при нагреве, когда высокая температура нейтрализовывала действие фермента, вызывавшего горечь, у варенья рождался неповторимый волшебный вкус и потрясающий аромат.

                Как-то, уже в Израиле, мне попалось в магазине Суперсаль варенье, импортированное из Румынии "Дувдеван Мар" (горькая черешня). Я смаковал его очень медленно, по одной ягодке, вспоминая своего Прадеда Аврума, которого, впрочем, как и Деда Менделя, я никогда не видел...