И. Н. Крамской Портрет Л. Н. Толстого

Геннадий Мартынов
    Это самый первый портрет Льва Николаевича Толстого. И, по-моему, самый удачный. Были правда ещё и фотографии. Много фотографий. Софья Андреевна сама приобрела фотоаппарат -  очень редкая штука по тем временам. Ей очень хотелось запечатлеть для истории облик своего знаменитого супруга, таким каким он был в семье, в быту. Не за работой. То есть не за своим письменным столом, ни в Ясной Поляне в комнате со сводами, ни в их московском доме в Хамовниках.

    Есть даже и фильмы. Немного. А фильм – это не приготовленная  поза человека в полном осознании того, что сейчас он застынет в неподвижности для вечности. Фильм – это не только движение, это жизнь. Это почти реальность. И, наконец, мы можем даже и услышать голос нашего литературного гения. Правда то, что он гений, этот голос никак  не передаст. Несколько минут его голоса.   Дедушка рассказывает внукам какую-то назидательную историю, и говорит им, как нужно себя вести, и  чтобы помнили то, что дед им сказал. А ещё он рассказывает сказку про волка и цыплёнка. С призывом всем нам стать вегетарианцами. Послушайте сами.

  Я думаю так,  что с этими словами он обращался не только к внукам, но и ко всем нам. И мы,конечно, это запомнили. Как запомнили и то, что в ближайший круг  нашего самого первого приобщения к чтению и вообще к литературе вошли наряду с Красной Шапочкой, трех поросят и его рассказы для детей. Писал он эти рассказы для детей школы, которую он сам же и создал для деревенских ребятишек. А получилось по сути  так, что и для всех российских детей. И для нас с вами тоже.

    Я вот помню эти рассказы. Мне было лет 6-7.  Я тогда не умел ещё читать. Но я смотрел детские диафильмы. Телевизоров тогда ещё не было. И вот  благодаря этим диафильмам я узнал волнующие истории  из его рассказов «Прыжок», «Акула», а затем историю и про  незабвенного Филиппка. О том как,  маленький деревенский мальчик хотел учиться. А это было как раз  накануне моего первого похода в школу, которая и сегодня стоит в первом Рощенском переулке в Москве.

     Я смотрел в темноте на белую простыню, на которую проецировались картинки диафильма и мне тогда и не важно было знать, кто написал эти рассказы. Да и не рассказы были это всё для меня. Это была сама жизнь, которую я постигал через нарисованные картинки диафильма. И я верил всему увиденному так, как только может верить ребёнок. А потом лет через десять я прочёл и главное произведение Толстого. "Война и мир». Читал и чувствовал, как меня уносит мощное течение реки, дна которой, как выразился один французский литератор, я не мог достать. И меня буквально снесло это течение. С тех пор вся литература для меня поделилась на двое. Он, то есть Л. Толстой, – и всё остальное.

    При этом  меня увлекали, потрясали, воспитывали, преображали душу не только его сочинения, но и сама личность Толстого, вся его жизнь, вся физическая, интеллектуальная  и духовная мощь этого человека. Всё его беспощадное стремление разобраться в самом себе и  в окружающем мире. Это особенно чувствуется в его последних произведениях, созданных после известного духовного перелома.
               
                ****
   
    Этот  портрет мы увидим  в зале художника Крамского. Он был вождём группы товарищей, именовавших себя передвижниками. Они так сами себя и называли: Товарищество передвижных художественных выставок Однажды собирателя картин русских художников Третьякова посетила замечательная идея - собрать в своей галерее портреты самых знаменитых личностей его эпохи. Показать, так сказать, лицо своего времени, в лице, простите за каламбур, самых известных её представителей. Цвет нашей культуры, создававшими то, что мы называем русский мир. И стал заказывать эти портреты самым известным художникам. Вот благодаря этой инициативе в том же зале Крамского мы увидим портреты Некрасова, Шевченко, Прахова, Антакольского, Гончарова, Васильева и др. Ну и как в этом ряду не оказаться самому Толстому, уже известному всему миру.

  Вы заходите в этот зал и упорный, пронзающий душу  взгляд Толстого   достанет вас повсюду в этом не немаленьком зале. Он притягивает к себе гипнотической силой. Он изучает вас, как объект для своей внутренней работы мысли. Вот также он изучал и художника сидящего перед ним, который также изучающее смотрел на него, держа в руке кисть. Встретились два художника. Каждый мастер в своём деле. Один художественным словом воплощает свою мысль на бумаге. Другое делает тоже самое, но только при помощи кисти и красок на холсте. Творчески развитая мысль Крамского – вот она перед нами. Гений литературы.

    А творческое воплощение Толстого, мы найдем в романе «Анна Каренина». Большой эпизод связанный с художником, который выведен под именем Михайлов. Я уверен, что этого эпизода в романе не было бы, если однажды Крамской не приехал в Ясную Поляну. А случилось это так.

                *****
     Летом 1873 года Крамской жил в деревне не далеко от Ясной Поляны - имения Толстого. Он приехал на дачу в Козловске-Засеке рядом с Тулой.  Дача была не его. Он снимал комнату в этом доме. Приехал  не один. Со своими друзьями, двумя другими известными художниками. Савицким и Шишкиным. Дача – это была такая заброшенная усадьба. Покинутое дворянское гнездо. А места вокруг были чудные, живописнейшие. Давно неухоженные аллеи, водяная мельница, заросший пруд, покрытый ряской. А ещё рядом - прямо-таки берендеевский лес, дубрава с высоченными деревьями. Сказка. Ну прямо то, о чём мечтал художник Шишкин.
 
   Крамской тоже не сидел сложа руки. Он писал акварелью  развалюхи-землянки ремонтных рабочих, которые в его глазах имели, должно быть, тоже большую живописную привлекательность.А потом Крамской стал все чаще  отправляться с Шишкиным в лес на этюды. Он говорил другу: «Боюсь, как бы не сделаться совсем пейзажистом.»

    Вот писал он так пейзажи лесные акварелью и вдруг узнает,  что всего в нескольких верстах живет Толстой. Представляете. Художнику сказали, что у этого писателя зрение пейзажиста. Рассказывали, как писатель любил в одиночестве гулять на природе, любуясь окрестными видами. Толстой всегда приносил после прогулок часть этой природы: полевой цветочек, кленовый лист, серёжки бересклета.
 
   Толстой в это время работал над романом «Анна Каренина». Работал над ним мучительно, долго, бросая и начиная вновь. Крамской знал, что Третьяков страстно мечтает иметь в своей галерее портрет знаменитого писателя. Однажды Третьяков уже сделал попытку заполучить его портрет. В своем намерении он решил действовать через Фета – одного из самых близких друзей Толстого. Но даже и Фету Толстой отказал. Решительно отказал. Вот что он ему написал:

 «Насчет портрета я прямо говорил и говорю: нет. Есть какое-то чувство, сильнее рассуждения, которое мне говорит, что это не годится». Причина отказа, выражаясь современным языком, - нежелание излишне светиться, пиариться. То есть, причина нравственная. «Быть знаменитым некрасиво». Теперь мы все это знаем благодаря Б. Пастернаку. И Толстой тоже думал так.  Он считал совершенно справедливым то, что если кто-то хочет узнать его самого, то он, Толстой,  весь в его произведениях. А этого более чем достаточно для того, чтобы знать о нём всё.
 
 А Крамской, воспользовавшись случаем, загорелся идеей всё-таки оставить для потомков такое физическое воплощение на холсте автора "Войны и мира". и удовлетворить тем самым любопытство широкой читающей публики. Толстой к тому же привлекал его не только как писатель, но и в не меньшей степени как личность.  Он сказал позже, что "сочинения Толстого делают его человеком". Да разве только его.

   И вот узнав, что Толстой так удачно и счастливо оказывается «его соседом»,  он тут же отправляется к нему. Даже и не предупредив. Толстой к этому времени уже отложил работу над романом эпохи Петра Первого. Что-то не получалось. Получилось позже  у другого Толстого. Тоже графа. Или, как его ещё называли, красного графа.
 
   А вот Льва Толстого в то время увлекла другая идея, совсем другая история.  Это был роман  «из жизни частной и современной эпохи». Это роман «о неверной жене». И у главной героини романа был свой прототип. Анна Каренина не совсем уж плод его воображения. Он сам пишет, что в этот роман вдруг «без напряжения вошло все, что кажется мне понятым мною с новой, необычной и полезной людям стороны».
                *****
 Третьяков очень обрадовался, когда получил известие от Крамского о том, что он собирается сделать портрет Толстого. Однако, пишет Крамской, что он «мало надежды имеет», и просит известного собирателя картин: «Сделайте одолжение для меня, употребите все ваше могущество, чтобы добыть этот портрет».

      Крамской, конечно, читал произведения Толстого. Прочёл он и «Войну и мир». И ему очень захотелось  создать достоверное живописное изображение человека, который так потряс его душу. И  при этом попытаться быть  на высоте, соответствующей гению нашей литературы. Со страшной силой этот труд влёк его к себе, и в не меньшей силе он боялся его. И наконец решился. Пошёл к писателю в его имение.

    И вот он пришёл во двор его дома. Весь в волнении и душевного подъема. А ведь в его глазах Толстой был не только ставшим уже знаменитым писателем, но и потомком древних родов, графом и аристократом. То есть во всех смыслах совсем не ровня ему.  Приходит он и спрашивает,  где хозяин. Ему отвечают, что тот отлучился по хозяйству. Как так? По какому хозяйству? Это его уже так слегка удивило. Ну не графское же это дело заниматься хозяйством. И вот он видит какого-то мужика у сарая, который колет дрова. Хорошо колет, сноровисто.  Ну и спросил его:

- Не знаешь ли, голубчик, где Лев Николаевич?

- Отчего не знать? Это я и есть.

    Представьте удивление художника. В его душевном настрое он должен был моментально перестроиться. Не мужик с топором перед ним стоял, а уже великий по его убеждению писатель. В страшном смущении Крамской должен был объясниться и, главное, сказать, зачем пришёл.

     Толстой так ласково не хмурясь его выслушал, но сказал, что портрет писать не нужно. При этом сказал, что картины Крамского он знает. А потом пригласил его к утреннему чаю и сказал, что охотно с ним побеседует.  И побеседовали. О живописи, о литературе.  О чём же ином они могли поговорить, художник и писатель.

    Говорили и Толстой проникался всё большим уважением к художнику, как к человеку. Почувствовал он в нем родственную творческую душу. А ещё и умение выразить себя словом. А это высокая оценка в глазах писателя. Но Крамской ведь пришел не за тем, чтобы просто попить чайку с Толстым. Портрет он его хотел написать. Только за тем и пришёл. Поэтому он время от времени возвращался к своему предложению. А тот отказывался.

                *****

    И все-таки Крамской сумел уговорить. Нашёл аргументы. Вот как он сам об этом пишет Третьякову в сентябре 1873 г. «:Разговор мой продолжался слишком два часа, четыре раза я возвращался к портрету и все безуспешно... Одним из последних аргументов с моей стороны был следующий: я слишком уважаю причины, по которым ваше сиятельство отказываете в сеансах, чтобы дальше настаивать, и, разумеется, должен буду навсегда отказаться от надежды написать портрет, но ведь портрет ваш должен быть и будет в галерее. «Как так?» - удивился писатель.  Очень просто, я, разумеется, его не напишу, и никто из моих современников, но лет через тридцать, сорок, пятьдесят он будет написан, и тогда останется только пожалеть, что портрет не был сделан своевременно.

   Лев Николаевич  задумался, но все-таки отказал, хотя нерешительно. Чтобы наконец кончить, я начал ему делать уступки и дошел до следующих условий, на которые он и согласился: во-первых, портрет будет написан, и если почему-нибудь он ему не понравится, будет уничтожен, затем, время поступления его в галерею вашу будет зависеть от воли графа, хотя и считается собственностью вашей.

 А затем оказалось из дальнейшего разговора, что он хотел бы иметь портрет и для своих детей, только не знал, как это сделать, и спрашивал о копии и о согласии наконец впоследствии сделать ее, то есть копию, которую и отдать вам; чтобы не дать ему сделать отступление, я поспешил ему доказать, что копии точной нечего и думать получить, хотя бы и от автора, а что единственный исход из того — это написать с натуры два раза совершенно самостоятельно, и уже от него будет зависеть, который оставить ему у себя и который поступит к вам. На этом мы расстались и порешили начать сеансы завтра. Не знаю, что выйдет, но постараюсь, написать его мне хочется».

   А вот как  сам Толстой описывает этот эпизод. Он пишет Страхову. «Уж давно Третьяков подсылал ко мне, но мне не хотелось, а нынче приехал этот Крамской и уговорил меня, особенно тем, что говорит: все равно ваш портрет будет, но скверный. Это бы еще меня не убедило, но убедила жена сделать не копию, а другой портрет для нее».

А вот что он пишет  о самом Крамском: «Для меня же он интересен.У меня каждый день, вот уже с неделю, живописец Крамской делает мой портрет в Третьяковскую галерею, и я сижу и болтаю с ним... Я согласился на это, потому что сам Крамской приехал, согласился сделать другой портрет очень дешево для нас, и жена уговорила».
                *****
   Как было уже сказано, в то время, когда Крамской писал этот портрет, Толстому исполнилось 45 лет. Им уже написан великий роман «Война и мир». Конечно его уже знала вся читающая Россия. Начали знакомиться с ним и в Европе. Но пока еще гением, одним из самых великих всей мировой литературы, никто не считал. Воистину большой видится на расстоянии.

   И портрет был написан. И даже не один, а два. Один сегодня находится в Третьяковке. Другой – в имении Ясной Поляны. На мой взгляд – тот, что в галерее – лучше. Толстой сидит в своей повседневной одежде. Это знаменитая толстовка, похожая на крестьянскую рубаху, которая только ещё больше указывает на его близость к народу. Ленин, как известно, охарактеризовал декабристов так: «Страшно далеки они были от народа» Да, дворяне затеяли у нас революцию. Им очень хотелось написать на обломках самовластия свои имена. Особенно после похода в Европу. При этом,мне кажется, что о судьбе простого русского мужика они озабочивались менее всего.

 А вот Толстой думал о мужике. И он был очень русским человеком. И это несмотря на блестящее знание французского языка. И он был не фальшиво близок к простому мужику. Вспомним, как в том же романе Костя Левин ищет смысл жизни. И в этих мучительных поисках едва не доходит до самоубийства. А Левин – это и есть сам Лев Толстой. В этих поисках он прочёл кучу книг. Всех мыслителей и философов европейских перечитал. И не нашёл ответа. А ответ ему дал простой крестьянин, то есть тот же мужик. И всего в нескольких слова. «Не ради брюха надо жить, а ради людей»

                *****
Вот так сидели они  напротив друг друга многие часы. И оба при полном напряжение мысли. Каждый в своем деле. Сидели и разговаривали. О чем? Вот как пишет об этом сам Толстой.

 «...И я сижу и болтаю с ним и из петербургской стараюсь обращать его в крещеную веру» «Для меня же он интересен, как чистейший тип петербургского новейшего направления, как оно могло отразиться на очень хорошей и художнической натуре. Я же во время сидений обращаю его из петербургской в христианскую веру и, кажется, успешно».

А другой, сидящий напротив,  пишет живописный портрет своего визави. И тоже в полном напряжении своего творческого труда, даже не подозревая, что он сам стал предметом для изучения для составления портрета словесного его самого. Этот словесный портрет мы увидим в описании художника Михайлова в романе «Анна Каренина».

                *****

     Вспомним. После всего пережитого, мучительного разрыва с мужем, расставанием с маленьким Сережей, рождением девочки от любовника и попытки самоубийства его, Вронский и Каренина уезжают в Италию. Подальше от всего этого кошмара. И Вронский там случайно встречает своего давнего приятеля Голенищева. И тот сводит его с художником  Михайловым. Вот его словесный портрет и сделал Толстой,то есть портрет самого Крамского,  поместив это описание в свой роман.

   Трудно сказать, насколько верным был портрет. Художник ведь имеет право на свободу творчества. Без этого никак. Без этого нет художника. А у Толстого почти все его персонажи во всех его произведениях имели прототипы. Да и самого себя он часто тоже не забывал в описаниях. Ну всё равно, как художник делает свое собственное живописное изображение. Автопортрет. Начинания с Севастопольских рассказов. Вот в « Войне и мир» - это Пьер. В «Анне Карениной» - Костя Левин. В «Воскресенье» и нескольких других произведениях - Нехлюдов.

    И здесь нельзя сказать так, как сказал о себе Флобер после написания романа «Эмма Бовари»: «Эмма – это я». Потому как Нехлюдов в «Воскресенье»  – это действительно сам Толстой. Был у него  в юности случай, когда он соблазнил одну девушку, гувернантку своей сестры Марии,  испортив тем самым всю её жизнь. Родственники выгнали бедняжку из дома, как блудницу, соблазнившую юного графа. Пройдет много времени и Толстой напишет известный роман, как запоздалое раскаяние.  В нем он  выплеснул свои переживания терзавшие его душу по этому поводу.

   Вот и у художника Михайлова  был прототип -  сам Крамской. Люди, знавшие лично Крамского, говорят, что получился он очень похожим. Хотя самому Крамскому такой его портрет мог и не понравится. Судите сами. Вот как его описывает Голенищев. То есть описывает сам Толстй.
 
   «Я его встречал. Но он чудак и без всякого образования. Знаете, один из этих  диких новых людей, которые теперь часто встречаются; знаете, из тех вольнодумцев, которые d,emblee (сразу) воспитаны в понятиях неверия, отрицания и материализма. Прежде, бывало, вольнодумец был человек, который воспитывался в понятиях религии, закона, нравственности  и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности, религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, то есть дикими»

  Вот такая характеристика. Мы конечно не знаем, насколько прав тут Толстой.   Но вот один факт из жизни Крамского заставляет думать, что кто бы это не сказал, он был прав. НО есть один эпизод в жизни Крамского, который характеризует художника, как очень большого вольнодумца. Вспомним.
 
   Я имею ввиду бунт четырнадцати. Этот бунт состоялся в стенах Императорской Академии художеств. То есть высшей школы живописи России. Был праздник -юбилей. Столетие академии. И был объявлен конкурс для выпускников этой Академии на золотую медаль. А эта медаль давала возможность на безбедное пансионство за границей, дабы там выпускник мог продолжить свое обучение. А почти все выпускники отказались от этого конкурса с такими манящими перспективами.

    Отчего же они взбунтовались? Эти выпускники Академии решили отринуть дух академизма, которые они должны были впитать в себя за долгие годы ученичества. Им захотелось материализма, им захотелось отображать жизнь такой, какой она была во всей своей реалистичности. Это было неслыханно. Это был громкий скандал. А кто же был зачинщиком и «настоящим буйным», вставшим во главе бунта. А вот им был как раз выпускник Крамской. А это значит в описание характера художника Толстой не был так уж неправ, и критика его не была такой уж беспочвенной.

   Бунтари ушли из академии без дипломов. Они организовали артель художников, такую своеобразную коммуну. И жили таким большим общежитием, похожим на коммунальную квартиру. Всё общее. А душой этого общежития был тот же Крамской. А потом появилось Товарищество передвижных выставок. И здесь главным идеологом этого невиданного мероприятия тоже стал Крамской. Вот таким он был художником, пришедшим к великому писателю, благодаря чему попал в  его роман.

 Есть в этой связи  два любопытных факта из его жизни. Мастерство ведь никуда не ушло после их ухода. Академия научила их всех крепко держать кисть в руке. И отражать на полотне красками задуманное. И восемь участников из 14 получили впоследствии почетные звания академика всё в той же Императорской Академии художеств. В том числе, конечно, и Крамской.

А ещё именно Крамской получил почетнейший заказ на роспись главного купола храма Христа Спасителя. Того самого, который недавно вновь отстроили. Понятно, такой заказ мог быть даден только одному из лучших художников России.
                *****
  Но это не всё. Вот как далее сам Толстой описывает художника Михайлова в романе и то впечатление, которое он произвел на посетителей  мастерской художника:
 
  «Среднего роста, плотный, с вертлявой походкой, Михайлов в своей коричневой шляпе, оливковом пальто и узких панталонах, тогда как уже давно носили широкие, в особенности обыкновенностью своего широкого лица и соединением выражения робости и желания соблюсти своё достоинство, произвёл неприятное впечатление»

  Можно было бы и обидится на такое описание, но  сам Толстой дал этому такое  объяснение. Очень оригинальное: «Впечатление всякая вещь, всякий рассказ, производит только тогда, когда нельзя разобрать, кому сочувствует автор.» И как это верно. Высший класс, если удаётся такое художнику слова.
 
                *****

   Да и посетители, то есть Вронский и Каренина,  на художника Михайлова тоже  произвели не лучшее впечатление во всем их аристократическим снобизме.
 
     Сам Вронский тоже баловался живописью. И даже писал портреты Карениной И ему никак не удавалось передать на холсте  возвышенно-чувственное отношение, которое он питал к своей модели. Не получалось. А вот у художника профессионала Михайлова получился портрет Карениной:

   «Портрет с пятого сеанса поразил всех, в особенности Вронского, не только сходством, но и особенной красотой. Странно было, как мог Михайлов найти ту особенную красоту. «Надо было знать и любить её, как я любил, чтобы найти это самое милое её душевное выражение, думал Вронский, хотя он по этому портрету только узнал это самое милое её душевное выражение. Но выражение это было так правдиво, что ему и другим казалось, что они знали его."
   
    И вот, что удивительно. Толстой вроде бы не искусствовед от живописи. А ведь как верно он разбирается в этом предмете. Как верно он определяет то, что должно составлять суть работы человека, взявшего в руки кисть. Вот давайте прочтём это вместе :

  «Если бы маленькому ребёнку или кухарке также открылось то, что он (Вронский)  видел, то и она сумела бы вылущить то, что он видит. А самый опытный живописец- техник одной механической способностью не мог бы написать ничего, если бы ему не открылись прежде границы  содержание".
 
     И здесь  не понятно, какого художника имел ввиду Толстой, Михайлова или Крамского. Скорее всего вообще художника. И главная его мысль приведенного отрывка состоит в том, что Толстой  ставит выше содержание произведения его техническому  исполнению. Наверное эта мысль верна не только в определении живописного произведения, а вообще любого рода искусства.
 
    Но техника тоже, конечно, нужна. Мне при этом вспоминается вот что. Художник Шилов блестяще владеет главным инструментом живописца - кистью. Я поражаюсь его мастерству, его технике. Да и не только я. Не даром его прижизненный музей находится прямо напротив Боровицкой башни Кремля. То есть ближе к власти уже и нельзя находиться. Так вот однажды я услышал от него, что Ван Гог и Гоген вовсе даже и не художники. Совсем даже не художники. Сказано было со снисходительной улыбкой.  Нет техники у обоих. Самоучки. Не умели они этот самый инструмент держать в руке. Никакого представления о перспективе и композиции. Да и подбор красок какой-то аляповатый. Не художники, говорит метр. Вот такое его суждение и Бог ему судья.

   При этом я невольно думаю вот о чём. Сам Шилов построил себе при жизни вполне материальный памятник. Свою собственную художественную галерею. И картины его хорошо продаются. И высоко ценятся. И он очень не бедный человек. Как впрочем и другие новомодные художники, не буду называть их имен.

А вот художник Винсент Ван Гог прозябал всю свою жизнь в нищете и весь в страстной власти сводящей его с ума искусства живописи. Он сам кончил счёт своим дням, застрелившись, находясь на излечении в доме для душевнобольных. А при жизни его почти и не было продано картин. Какая там слава! Слава пришла потом. После смерти художника. И он о ней уже никогда не узнает.

 Лечил Ван Гога  его доктор Рей. Сельский доктор. Добрый человек. Вот больной художник и сделал его портрет. И подарил ему его в знак признательности. А тот, не зная, что с ним делать, заткнул им дыру в своем курятнике. Сегодня этот портрет доктора находится в нашем музее Изобразительных искусств им. Пушкина. Сколько он стоил бы на художественном  аукционе сегодня, мне неведомо. Наверное многие миллионы евро. Вот одна из картин Ван Гога продана была недавно на этом аукционе за 40 миллионов  европейской валюты.

      А кто знает в мире успешного и процветающего художника Шилова. Да, пожалуй, и никто. Почему, я не знаю и не берусь объяснять. Можно предположить, что «содержание» наполненное не столько мастерством, сколько душой и измученным сердцем голландского художника, много выше, чем на картинах, вывешенных в залах галереи Шилова. Не мне судить.

                *****
    Что касается Крамского, то и у него техника была отменная. Он её осваивал с младых ногтей. Он окончил Санкт –петербургскую Академию художеств. А там умели учить совершенной технике живописи. Но в портрете мы видим не только руку большого мастера живописи. Мы видим, как художник своим оком профессионала обозначил «границы содержания» и сумел воплотить это содержание на холсте с подрамником. Да так, что все родные и близкие, да и дальние тоже, сказали, что портрет получился отменный. И не только в смысле похожести. Нет,и содержания тоже. А для нас это так важно. Поскольку мы уже никогда не увидим нашего гения в живую. Таким, каким он был в нашем личном восприятии.