Размышления старого камина

Юлианна Орловская
-Яков Платоныч! У меня проблемка. Пока мы Наталью искали, я пропустила несколько смс-ок. Мама три дня назад улетела в Израиль, подвернулась ну очень горящая путевка. А дома Юрик голодный.
- Какой Юрик? – в голосе Штольмана прозвучало подозрение. Улыбнувшись про себя ревнивым ноткам, неизменно появлявшихся у любимого при упоминании любого мужчины, Анна поспешила успокоить его.
-Кот Юрист, сокращенно Юрик. Мне нужно поехать.
- Ну поедем. Сейчас указания дам своим. Не пропадать же коту!
- Да я и сама бы могла. За выходные успею туда- обратно. А там и мама вернется.
- Нет, Вы поедете только со мной. Это не обсуждается.
    За окном осень вступала в свои права. Моросил мелкий противный дождик, небо выкрасилось в сплошной серый цвет, без единого просвета. Да и темнеть уже стало рано. Поэтому пока Яков с Анной добрались до Затонска, вокруг стояла непроглядная тьма. Выгрузив пакеты из багажника, они вошли в дом. Анна включила свет в коридоре и позвала:
-Юрик, Юрик!
   С истошным мяуканьем Юрик бросился под ноги Анне. Она подхватила истосковавшееся животное  на руки и начала тискать.
    Яков осмотрелся. Конечно, именно так он себе и представлял дом, в котором  воспитываются хорошие девочки. Все вокруг было просто и со вкусом отделано, ничего лишнего. Единственное, что привлекало внимание и переносило в какой-то другой мир, это камин – символ домашнего уюта и тепла. Его родители собирались сложить камин на даче, но, к сожалению, так и не привелось им это сделать. Благодаря Анне, этой родительской мечте теперь суждено сбыться. Они отремонтируют дачу, будут туда выезжать на выходные, друзей приглашать на шашлыки. И малышам на свежем воздухе можно будет находиться побольше. Мальчик и… тоже мальчик с жесткими курчавыми волосами. А потом девочка с такими же, как у мамы бездонными голубыми глазами.
      Погрузившись в состояние мечтательного транса, он растопил камин и, глядя на разгорающееся пламя, подумал, что и его жизнь, как этот камин была холодна и темна. Пока не было его Ани.
      

      «Никого не хочу обидеть, но насколько мне известно, чтобы дети появились, нужно совершить определенные действия»,- задумчиво произнес Штольман II.
     Яков усмехнулся. Действительно, за проблемами он забыл, что любовь души и разума, не закрепленные любовью тела, еще не есть Любовь в полном смысле слова. «Вот-вот, а то Ваша молоденькая ведьмочка еще подумает, что ей чего-то недодают, сядет на метлу и …будете розочки раскладывать в одиночестве». Как всегда Штольман II  был прав. Яков только представил в своих объятиях чувственную, отзывчивую, такую желанную Анну, и дыхание сразу перехватило.
      Ему мучительно захотелось прямо сейчас, прямо здесь, не откладывая ни на минуту, ни на секунду залюбить свою женщину до полного изнеможения. Заставить ее стонать и просить пощады, стонать и просить не останавливаться.
     Словно прочитав его мысли, Анна появилась на пороге с подносом с приготовленным ужином. Яков забрал его, поставил на столик, и взяв любимую за руку, подвел поближе к камину. Как зачарованная, она смотрела в его лицо и отблески пламени не могли скрыть другое пламя, которое открыто читалось в глазах Якова.
     Медленно он снял с нее водолазку и ожидающе посмотрел: «Примешь вызов?» Она без слов вступила в игру, неловко освобождая его от джемпера. Он расстегнул крючки и отбросил в сторону изящную кружевную вещицу, чуть не задохнувшись от вида безупречной груди, которая просто идеально соответствовала его ладони.  Еле сдержавшись, чтобы не начать ласкать ее, предоставил Анне следующий ход.
   Майки или футболки на нем не было, поэтому ей ничего не оставалось, как расстегнуть пуговицу и снять с него джинсы, проводя руками по его мускулистым бедрам.
    Ее джинсы тоже оказались на полу. Дальше действовать должна была Анна. Она в нерешительности посмотрела на Якова. Несмотря на то, что они спали в одной постели, несмотря на близость , которая у них была, Анна еще не прикасалась к любимому руками ..там и собственно не видела. Видя ее смущение, Яков не стал провоцировать ее и сам освободил себя и Анну от последних преград.
     Чувствуя себя пещерным человеком, он, как драгоценную добычу, уложил ее на большую медвежью шкуру  у камина. Руками и губами он страстно ласкал каждый сантиметр любимого тела, наверстывая упущенное  за долгие годы холода и одиночества. Из груди Анны вырывались короткие полувздохи, полувскрики, каждый из которых все сильнее нарастающее желание делал почти болезненным, невыносимо острым.
      Его рука жарко прошлась по внутренней стороне нежных бедер и медленно, словно испытывая, скользнула между ее ног. Громкий и сладостный стон любимой женщины был ответом на все его прошлые сомнения. Созданная  для него, она так пылко отзывалась на каждое касание, что Яков почувствовал, как его крыша(то бишь мозги) уверенно съезжают. Понимая, что больше сдерживать себя не в состоянии, он накрыл ее своим телом и медленным уверенным движением вошел в нее, неосознанно стремясь раз за разом проникнуть как можно глубже. При этом он порывисто целовал уже припухшие губы, жадно впивался в шею, возможно оставляя жаркие отметины. Страсть закружила их с такой силой, что окружающая реальность перестала существовать. Они перенеслись  в другое измерение, где нет ничего вокруг, только это безумно прекрасное единение, полнейшее слияние созданных друг для друга тел и душ.
    «Ну вот, а теперь это уже называется – кота покормить»- добавил в свой словарь еще один эротический эвфемизм начинающий лингвист Штольман II.
      А в это время старый камин не знал, куда ему деться. Подсматривать за влюбленными не позволяло воспитание, так как создавали его для согревания дружеских посиделок, задушевных бесед или одиноких философских раздумий с рюмочкой коньяка или чашкой кофе. Но явно в своде правил для юных каминов был пропущен (или умышленно опущен) один важнейший момент. Жизнь можно считать прожитой зря, если хотя бы раз не пришлось поддержать своим пламенем пламя истинной любви, истинной страсти.
Ужин давно остыл, да и камин, справившись с неоднозначностью ситуации, в которую попал, потихоньку начал умеривать свой пыл, а влюбленные все еще не могли оторваться друг от друга. Только стихал последний стон, последний вскрик и они пытались начать разговор о том, о чем молчали все это время, как одно касание, один поцелуй снова отодвигали все слова на потом, зажигая новый пожар страсти.
     Наконец Яков осознал появившуюся необходимость опять растапливать камин, потому что дом, поливаемый обложными дождями, был достаточно холодным. Чтобы Анна не замерзла, он закутал ее в плед и аккуратно поцеловал  в нос, справедливо полагая, что или более чувственный поцелуй, или соблазнительный вид любимой женщины сильно отвлекут его от решения отопительного вопроса.
      - Я есть хочу! – негромкий голос Анны заставил встрепенуться обоих Штольманов. Причем, наверно, это был единственный раз, когда у них одновременно появилась одна и та же мысль. «Опять??????!!!!! Ну, Анна Викторовна, Вы и ненасытны! Или это не то, о чем я подумал?!»
     И видя изумленно взлетевшую вверх бровь Якова, Анна весело расхохоталась.
    -Яков Платоныч! Это не то, о чем Вы подумали…Пока, - добавила она лукаво.- Вы помните, когда мы ели в последний раз?
    Не желая разрушать тонкое волшебство этой ночи и отвлекаться на разогревание, они с удовольствием жевали застывшие сосиски, обиженно покрывшийся масляной корочкой картофель и по праву гордящийся своей изначальной холодностью салат.
    Глядя друг на друга, они и сейчас не могли до конца поверить, что может быть так хорошо. Анна, вспоминая их первую близость, неизменно краснела, но думала, что это должно быть лучшее чувственное переживание. Однако сегодняшняя ночь показала, что у лучшего есть другие, совершенно потрясающие грани. А Яков, никогда не бывший монахом, чувствовал себя юношей, впервые познающим счастье любить, дарить наслаждение своей женщине, единственной, без которой жизнь не имела смысла.
    Заснули они под утро, тесно прижавшись друг к другу, так и не высказав всего, что за последние месяцы переполняло их. А может, слова и не нужны были, если они и так чувствовали и понимали свою половинку на уровне взгляда, касания и даже молчания.

     Перед отъездом в Москву, они насыпали большую миску корма коту, налили в другую воды и, уже собираясь выходить, не сговариваясь, обняли друг друга. Ощущение счастья переполняло их.
- Яков Платоныч! А ведь мы ехали покормить кота! Переживали. Бедный Юрик! Бедный Юрик!
      Они дружно расхохотались невольной аллюзии с шекспировским Йориком.
«Бедный Юрик», - добавил еще одну виртуальную запись в свой словарь Штольман II.

.https://litnet.com/book/lsh-in-i-yan-b68163 - история целиком Сайт Литера