Другая жизнь

Юта Витте 9
                Посвящается моей маме Марфе Даниловне

   После суровой зимы с непроглядными метелями, жестокими морозами, с тёмными днями и ночами, когда солнце забывало наши края на долгие два месяца, с разноцветными сполохами северного сияния, с огромными сугробами, остатки которых еще виднелись на склонах Монче горы,  на нашу улицу Безымянный ручей пришло долгожданное лето. Оно в Заполярье ненадёжное - день другой тепло и солнечно, а может и снежком припорошить только что оттаявшую землю. Всё зависит от хозяйки природы, она скупа на тепло в наших краях. Июнь дарит нам белые ночи на целых два месяца. Это опять крайность, когда солнце гуляет по низкому небосклону кругом, не заходя за горизонт, день - круглые сутки. Нет солнца - всё равно светло и в дождь, и в   пасмурную погоду. А может та же природа посылает нам в награду эти белые ночи за те чёрные зимние дни? Не понять эти явления. Но нам, детям, нравится, что дни такие длинные, можно бегать, играть до бесконечности насколько хватает сил.
   Родители, да и всё взрослое население нашей улицы смирились с нашими шумными играми. Терпят и не торопят загонять домой. Лето…Долгожданное лето, июнь. Пусть и не такое уж оно и теплое, но мы скинули тяжелые зимние одёжки, сменили их   на платья и сандалики. С утра тоже не спится долго, надо наведаться в лес. Он совсем рядом за нашими бараками. А там на берёзах появились клейкие душистые листочки, зацвела черника своими розовыми шариками, брусника набрала красные соцветия, иван-чай проклюнулся острыми крепкими стволиками, а морошка поверх своих крупных зелёных листьев нарядилась белыми цветами, издалека видно. И у кукушки надо ещё спросить, сколько же лет нам осталось жить, и она нам щедро считает. Ей, наверное, тоже в радость и наступившее лето и тепло: куку, куку - не переслушать. А дятел так деловито стучит своим клювиком по дереву в поисках жучков. Он даже внимания на нас не обращает, тщательно обследует кору дерева, деловито заглядывая в каждую дырочку. А вот купальницы ещё не распустили свои тугие бутоны, вероятно, им ещё недостаточно тепла, но день – другой, и они раскроют свои ярко-жёлтые шапочки. В огородах местами пробились первые кустики картошки.
   А потом бегом на улицу, которая покрыта множеством камней, и всё же около них появилась бледно-зелёная травка. Играем в лапту, в классики, висим на самодельном турнике, придумываем новые игры.  Барак на улице Безымянный ручей и его дети - мальчишки и девчонки, чьи отцы не вернулись с войны, - проживали свою жизнь, и нам казалось, что так и должно быть.
   Но событие, которое произошло позднее, показало, что есть и другая жизнь, неведомая нам. Ещё один барак был тесно связан с тем, что изменило наше детское мировоззрение. Он был расположен напротив нашего с проходным коридором, девятиметровыми комнатами, а тот был другой планировки и предназначался, вероятно, в то время для руководящих лиц: две трёхкомнатные квартиры  с отдельными входами с одного и другого конца, с просторными кухнями, коридорам, туалетами, кладовыми.
   Один подъезд был заселён полностью: и кухня, и комнаты, в нём ютились четыре семьи, а в другом была занята только одна комната. Молодой   и здоровый парень вернулся с войны, - не все же погибли, -женился, устроился на работу в одних из цехов комбината, получил эту комнату и ждал пополнение в своей счастливой семье.   Ничего особенного в его быте не было: та же железная кровать, самодельные стол и табуретки.
   И вдруг в один из летних дней произошло невероятное событие: мы, гуляющие дети, увидели движущийся через ухабы и колдобины по дороге, ведущей к нашей улице, огромный грузовик, доверху набитый вещами, коробками, ящиками, тюками. Тяжело и осторожно перекачиваясь из стороны в сторону, он остановился около того барака, где пустовали две комнаты. Оказалось, что именно в эти комнаты на этом грузовике приехала семья. Она будет здесь жить. Мы забыли о своих играх и с открытыми от удивления ртами стали наблюдать, что же это такое. Из кабины машины вышла высокая стройная женщина со светлыми, чуть рыжеватыми волосами, уложенными в высокую с локонами прическу, одетую в шелковое нарядное платье, так ладно облегавшим её стройную фигуру, с маленьким мальчиком на руках, за ней последовала девочка в очень красивом платье и с большими бантами в косичках.  Тут же появился мужчина, отец этого сказочного семейства, симпатичный, подтянутый, спортивного вида. Он приветливо улыбнулся и сразу же пояснил, что они вернулись из Германии, где он прослужил после войны ещё два года, и теперь они будут всей семьёй жить в этом доме с нами по соседству. Мы напрочь забыли о своих играх и с любопытством смотрели на этот казавшийся нам огромный грузовик. Что в нём может находиться? Мы-то вернулись с эвакуации с одним сундуком, разобранной швейной машинкой Зингер и несколькими тючками с изношенной одеждой. А тут…
   И вот мы стоим в сторонке в поношенных штопаных одёжках, со спущенными чулками в стоптанных ботинках или сандалиях. Жалкое зрелище. А напротив нас нарядно одетое семейство. Счастье и благополучие излучают их лица. Нет, во взгляде женщины не было высокомерия, она смотрела на нас дружелюбно, а, может, и сочувственно, и даже подошла и погладила нас по головкам. Из какого-то невиданного мира они явились, оттуда, где была другая жизнь.
   Вместе с шофёром мужчина откинул борт машины, и они стали снимать вещи. Их было так много: огромные деревянные ящики, аккуратно упакованные большие и маленькие коробки, тюки и чемоданы. Не фанерные, какие мы видели друг у друга, а кожаные, невиданной формы, затянутые крепкими ремнями.
   Подходившие жители нашей улицы стали им помогать выгружать   вещи и ставить их на землю. Их было много. Коробки и тюки занесли в дом. С больших вещей стали снимать упаковочный материал, и мы, дети, рожденные в военное время, увидели, что кроме железных кроватей, самодельных столов, табуреток и подвесных посудных полок существует мир чужой жизни, в которой есть такие казавшиеся нам сказочные вещи: мягкие диваны и кресла, обтянутые бархатом, стулья с такими же сиденьями, полированные тумбочки, трюмо, буфеты, кровати с затейливыми спинками и пушистыми матрасами. Мы с изумлением разглядывали всё невиданное нами это богатство, прикасаясь осторожно пальчиками к этой роскоши.
   Кому принадлежало всё это? Нам ещё раз объяснили, что эта семья приехала из Германии. Состояла она из дяди Вани, главы семейства, его жены тёти Тони, дочери Люси, нашей с Людой, моей соседкой по бараку, ровесницы, и маленького сыночка Вовы. Дядя Ваня служил после войны ещё два года в Германии, там и родился Вова. А после окончания службы вернулся в Мончегорск, где жил и работал до войны. Конечно, это была благополучная, счастливая семья, не пережившая столько бед и лишений, как мы.
   Это было какое-то чудо, какая судьба привела их на нашу улицу на окраине небольшого северного городка? Вероятно, для того, чтобы мы поняли - в этом мире существует другая жизнь, в которой есть место таким хорошим вещам, и есть люди, которые живут среди них и выглядят              по-другому. Наши мамы с измученными лицами и   потухшим взглядом выглядели по сравнению с тётей Тоней старушками, а были, по сути, ей ровесницами.
   Вот и последние вещи занесли, и мы стали расходиться по домам. Приехавшая семья быстро обустроилась и наладила свой быт.
   Дядя Ваня работал в каком-то промышленном цехе комбината в конторе. Всегда ходил в костюме и галстуке, у него, вероятно, было соответствующее должности образование. Тётя Тоня трудилась в конторе лесхоза, которая находилась неподалеку, а потому ходила на обед домой.
   Два года прожив в Германии, она стала образцовой хозяйкой, в доме был порядок, безукоризненная чистота, вкусные обеды и ужины. Была приветливой и не запрещала заходить нам в свой дом, где было так уютно и красиво с добротными вещами, привезёнными из Германии.
   Мне особенно нравилась посуда, и я могла часами рассматривать огромное количество ваз с античными фигурами вместо ручек, рюмки, фужеры, сервизы чайные с необыкновенными чашками и заварными чайниками и ещё какими-то непонятными для меня предметами; столовые сервизы с огромным количеством больших, средних, маленьких тарелок и супниц с крышками. В отдельных коробках с прозрачными крышками аккуратно расположены ложки большие и маленькие, вилки и ножи, последних было много и разных форм. Это, как пояснила тётя Тоня, для праздничных столов.  А ещё кастрюли, сковороды, миски, тазики, поварешки, фарфоровые толкушки для пюре. Всё перечислить просто невозможно. Я часами рассматривала это великолепие, не прикасаясь руками.
   И представить себе не могла в свои семь лет, что кто-то живёт            по-другому. А мы, жители этой улицы, с алюминиевыми кастрюлями, ложками и вилками, обитыми разномастными тарелками, заштопанными простынями, лоскутными одеялами без пододеяльников, цинковыми ведрами, деревянным корытом и деревянной ребристой доской для стирки белья - кто же мы? Вся эта скудная жизнь перевернулась с приездом этой семьи. На мои вопросы, почему у них так, а у нас по-другому, мама не могла мне, семилетней девочке, ответить.
   Такое тогда было время, в суждениях надо было быть осторожным. Врагов народа ещё не реабилитировали, а мы были из их числа. Я не осознавала, какими невероятными усилиями ей удалось сохранить нас, четверых детей, в те тяжёлые времена. Самое главное, что мы живы, об этом она говорила часто. После моих вопросов она сидела, глубоко задумавшись, положив руки на очередное швейное изделие. И перед её глазами, вероятно, проходила вся её жизнь. Она пыталась разобраться, почему мы так живем и как объяснить мне, почему мы, в отличие от той семьи, проживаем другую жизнь. Что надо было сделать или не так сделано?
Моя мама родилась в очень благополучной и обеспеченной семье. Когда ей исполнилось четыре года, умерла мать. Старший брат и она осиротели. Мачеха превратила её в няньку своим родившимся детям. Отцу было не до неё - подался в революционеры, скрывался от властей, уходил в подполье. Благополучие рухнуло. Когда ей исполнилось тринадцать лет, умер и отец. Но они с братом как-то выжили.
   Затем счастливое замужество, трое детей. В семье достаток, жизнь в радость. В тридцатые годы подверглись репрессиям. Статус - враги народа, одного из братьев мужа расстреляли. Всё конфисковали, удалось каким-то чудом спасти швейную машинку. А её, мужа и троих детей выслали на перевоспитание, на осознание, что богатым быть нехорошо. Так и оказались на Крайнем Севере, на лесоповале.
   Трудились день и ночь, строили вновь свое семейное гнездо. Возводившийся металлургический комбинат остро нуждался в лесоматериале и потому щедро платил лесорубам за их добросовестный труд. В семье опять появилось благополучие, хорошая еда, одежда, дети ходили в школу.
   Но в 1939 году финны развернули военные действия на севере страны. Муж был призван в первых рядах. С этой войны он вернулся в день, когда в семье родилась ещё одна дочь. Это была я. Казалось, все трудности позади. Работать и работать, и всё будет, должно же счастье поселиться в семье. Надеялись только на себя, как и всю прошлую жизнь. Нет, этого не случилось.
   Великая Отечественная война перечеркнула все надежды. Опять муж призван на защиту страны в первых рядах. Погибает в сентябре 1941 года в кровопролитных боях в посёлке Лоухи. Страшные, голодные четыре года эвакуации, борьба на выживание за четверых детей, за себя. Возвращение опять на Крайний Север с надеждой, что и муж сюда вернется, похоронку же не получили. А её вручили на второй день нашего приезда в мае 1945 года. В который раз рушились надежды на лучшую жизнь, счастье оказалось призрачным, недосягаемым.
   Кого винить в этом? А мне она только сказала, что без отца нам очень трудно, надеяться будем только на себя. А пока присматривайся к той семье, запоминай всё, на чём строится их благополучие, это может пригодиться, когда у меня будет семья, надо стремиться к лучшей жизни.  Самое главное, что мы живы.
Тётя Тоня, её семья – светлый лучик в нашей безысходности -  посеяла надежду и стремление к той лучшей жизни. Дядя Ваня был   заботливым отцом и мужем, часто приносил в дом изысканные продукты - консервы с крабами, чёрную икру, дорогие конфеты, хорошее вино и устраивал дома семейные ужины. На лето они выезжали отдыхать на море в Сочи. А потом по фотографиям они знакомили нас с этим солнечным тёплым городом с огромными клумбами цветов, пальмами и невиданными нами деревьями. Они стояли отдохнувшие, беззаботные и загорелые на фоне безбрежного синего моря. А мы смотрели и запоминали.
   А ещё одежда… Тётя Тоня была худенькой и стройной. Умопомрачительные шляпки, расклешённые длинные пальто, ботики или туфли на высоких каблуках, яркая помада на её губах - всё это великолепие так шло ей. Ну, просто принцесса в нашем детском восприятии. И у детей множество невиданных костюмчиков, комбинезонов, платьев и курточек, всего не перечесть. Нет, нет, мы не завидовали, мы запоминали.
   Люся была хорошей девочкой - незаносчивой, принимала участие во всех наших играх. В школу пошли втроём: я, Люся и ещё Люда из девятой комнаты нашего барака и проучились в одном классе все десять лет. В барачном посёлке Монча со всеми коммуникациями было три здания: детский сад, ясли и школа. В этом трёхэтажном кирпичном здание на окраине у самого леса с большими светлыми окнами просторными классами паркетными полам было так уютно и тепло.
В школьной библиотеке по тем временам было  много книг, начиная   Г. Х. Андерсена, который ввёл нас в мир сказок, где добро побеждало зло – для нас это   было      важно, а также  собрания   сочинений         М. Горького,         А. Пушкина, А. Гайдара, А. Грина, А. Куприна и других писателей, и поэтов. Читали много, с упоением, обсуждали каждое прочитанное произведение. И, конечно, сожалели о судьбе бедного негра из «Хижины дяди Тома» Г. Бичер-Стоу, нам казалось, что его жизнь намного хуже нашей.
   Школа дала нам хорошие знания благодаря педагогам, которые не только учили, но и воспитывали нас. Весёлая пора пионерских зорек с песнями и стихами о счастливом детстве, а затем комсомол с верою в дело Ленина и Сталина, с обязательным участием в демонстрациях 1 Мая, 7 ноября с портретами членов политбюро и в дождь, и в метель длинной дорогой в несколько километров от школы до проспекта Металлургов с трибуной с членами горкома компартии. Будьте готовы! Всегда готовы!
   И мы были счастливы в своём детстве, которое было согрето любовью и заботой наших матерей, прощавших наши шалости и ошибки.
   Самое главное, что эта семья посеяла в наше сознание, это то, что есть другая жизнь. Никто нам её не подарит. Как говорила мама: смотри на других, запоминай, что у них есть лучшее и стремись этого достичь, но никогда не завидуй. Чужое есть чужое, свое есть своё. Спасибо той семье, что у нас появилось стремление к красивой одежде, к изящной посуде, домашней утвари, к мебели.
   Шло время, страна понемногу отходила от послевоенной разрухи и голода. А вместе с ней росло и наше благополучие. Отменили карточки на хлеб, появились продукты, одежда. Металлургический комбинат набирал производственную мощь. Требовались специалисты, рабочие.
   И потянулись в этот северный город вместо репрессированных добровольные люди с большими семьями из Вологодской, Новгородской, Псковской и других областей и республик СССР. Они бежали целыми семьями из разоренных коллективизацией и раскулачиванием колхозов сюда, на Крайний Север.
И у них складывалась другая жизнь, обеспеченная хорошими заработками, северными льготами. За десять лет совместной жизни на улице Безымянный ручей и общения с той семьёй, прибывшей из Германии, грань различия понемногу стиралась. Город строился. Пролетели школьные годы и наши пути разошлись.
   Эпилог: а мы с мамой всё же совершили путешествие к Чёрному морю, которое рассматривали на фотографиях той семьи. Её поразило величие этого края с пальмами, кипарисами, парком Ривьера, с гуляющими по нему павлинами, безбрежным Черным морем, с проходящими по нему теплоходами. Край, где много солнца, где день есть день, ночь есть ночь. Вернувшись из этого путешествия, она в первое же раннее утро пошла к своим огородам, где роскошным белым и фиолетовым ковром цвела картошка. Обходя его, она с нежностью прикасалась к этим цветам. Одиноко стоявшая рядом берёза приветствовала её шелестом своих листьев. И я увидела, что здесь её мир, и он понятен ей, а   потому и дорог с его суровой северной красотой, с близко расположенным озером Имандра, с виднеющимися вдали каскадами гор и лесом, с изобилием по осени грибов и ягод.       Это была её жизнь, несмотря на пережитые невзгоды.