Тульские зарисовки - воспоминания

Яков Шафран
Отзвучал последний вальс на выпускном балу в далеком 67-м, улеглись эмоции и началась моя кропотливая подготовка к вступительным экзаменам в Тульский политехнический институт (ныне Университет). И как ни тяжела была экзаменационная пора, испытания в памяти остались, как праздник. Кроме того, в общении с абитуриентами чувствовалось, как молодая энергия вливалась в институтские мехи и, в зависимости от знаний и интеллекта ее носителя, поднимала его до определенного уровня по отношению к установленной на каждом факультете оценочной планке.
Я, поставив себе целью поступить, превысил эту планку, набрав баллов больше необходимого. До сих пор очень ярко помню тот день, когда на общем итоговом собрании абитуриентов были объявлены результаты экзаменов. Радость, счастье, открывшаяся перспектива, самоуважение, чувство победителя, любовь к жизни и к людям — все это наполняло меня изнутри и изливалось вовне на окружающих — знакомых и незнакомых людей...
В городе меня очень многое связывает с  ТулГУ. А первое знакомство с ним произошло в пятом корпусе, где в 1967 году проходили приемные экзамены. И первый из них — сочинение, которое  еще недавно вообще было исключено из школьных экзаменов, а сейчас как бы является допуском к нему (не в пример прошлому, когда его писали и на выпускных экзаменах, и при поступлении в ВУЗ, даже технический — где требовалось знание грамматики русского языка и приветствовалось знание литературы).
Передо мной открылся совершенно новый мир — фундаментальные, внушающие уже своим видом уважение корпуса, большие лектории, солид-ные преподаватели, новые предметы. Вокруг и во всем чувствовалась энергия созидания, которая, входя в резонанс с молодой энергией студенчества, обещала будущие достижения, новые победы и успех в жизни.   
И я понял, что закончилось отрочество, закончилась прошлая жизнь, и начался новый ее этап. Не случайно самой первой лекцией была лекция по начертательной геометрии. Это было очень символично, ибо, только правильно начертав, можно создать правильный проект жизни… Запомнилась поучительная история, с юмором рассказанная преподавателем: «Иду как-то по улице, вижу, на  тротуаре лежит человек. Подхожу ближе — ба, да это же мой бывший студент, выпускник вуза, пьяный валяется. Спрашиваю: «Что это с тобой? — Да вот, спроектировался на горизонтальную плоскость...» — отвечает».
Механико-технологический факультет, куда я поступил, базировался во втором корпусе. Там же проходили в основном и первые занятия. Помню, какое впечатление произвел на меня огромный лекторий, где собирался на общие предметные лекции весь курс.
От этого же корпуса мы, студенты-новобранцы, после нескольких пер-вых дней занятий, как тогда было принято, отправились в колхоз «на сено». Вот где мы все сдружились и узнали друг друга. В совместном природном труде мы получили первую жизненную закалку…
Ехали мы на грузовиках, в кузовах которых были установлены деревянные лавки. Без удобств, но зато весело. Да и что нам, юным парням и девушкам, удобства? Пели песни, немного выпили по такому случаю, и немного курили, даже те, кто до этого не увлекался этим. Я тогда впервые в жизни выкурил кубинскую сигару.
В колхозе нас поселили тогда тоже без «удобств» — спали на голых матрасах без постельного белья. У кого-то родители оказались догадливее, но таковых было мало. Вначале матрасы лежали в ряд просто на полу. Потом колхоз все же выделил нам железные кровати — по одной на каждого.
Шел сентябрь месяц. Трава вся уже была скошена, высушена, и ее нужно было скирдовать. Мы на подводах, запряженных лошадьми, собирали стожки по полю, свозили их к месту скирдования, сгружали, вилами поднимали наверх, укладывали ступенчато, аж до самой макушки скирда. Собственно, его и формировали. Работа, нужно сказать, тяжелая.
Однако и здесь мы находили элементы веселья — рассказывали анекдоты, шутили, в перерывах на обед и с обеда устраивали гонки на подводах,— кто быстрее. Садились и на лошадей. Там я впервые прокатился рысью — ощущения непередаваемые и от самой лошади — теплая, большая, дружественная и послушная,— и от самой езды — сразу генетическая память включается, и подсознание выдает что-то неосознаваемое, но приятное...
Когда я вернулся из колхоза, мать устроила встречу с профессором Серафимом Ивановичем Лашневым. Оказывается до войны семья мамы жила в одной коммунальной квартире с семьей Лашневых, и девочки-подростки любили общаться со студентом — добрым, умным и много знающим молодым человеком, от которого много переняли, так как росли без отца. Серафим относился к ним, как к равным, и это им очень нравилось.
Во время учебы в институте я еще раз встретился с Серафимом Ивановичем и имел с ним беседу. Обе эти беседы, хотя, признаться, я не во всем следовал его советам, оказали на меня, на мое формирование очень большое влияние.

Проучился я на МТ год. Летом во время трудовой практики, познако-мившись с ребятами со специальности «Двигатели летательных аппаратов» и вдохновленный ею, я перевелся на машиностроительный факультет, который  располагался в первом корпусе. На машфаке я занимался еще четыре года и семь месяцев, вплоть до получения диплома.
На первых двух курсах, наверное, в связи с переходом от школы к специальному образованию, более всего запомнились начертательная геометрия, физика и математика и преподаватели этих дисциплин. Впрочем, они были достаточно яркими личностями. Но по ночам снилась литература...
Помню какую радость испытал на последнем экзамене второго семестра
2-го курса, когда получил очередную пятерку. Все пятерки давали право на повышенную стипендию, и я добился ее. Она стала хорошей помощью родителям,  так как в семье нашей было еще двое детей моложе меня. А родители получали мало. Успех дал мне почувствовать не только радость победы, но и то, что всего можно добиться, нужно только захотеть.
На третьем курсе мы стали изучать специальные дисциплины. И первые шаги в этом нам помогали делать запомнившиеся на всю жизнь Зеленин Рэм Александрович и Марков Павм Николаевич. Мы все увидели воочию, «пощупали», как говорится, в металле.
Один полный учебный день в неделю мы занимались на военной кафедре. Не знаю, откуда это было во мне, вроде бы в семье не было военных, но мне нравилась дисциплина и строевая подготовка. А уж о ракетной технике и говорить не приходится — ведь я ради нее и перевелся на этот факультет. И именно на военной кафедре мы все — каждый клапан, каждый элерон, каждое реле увидели в действии, изучили работу этой техники и научились оперативно действовать, поняли, что любое действие обречено на успех, если есть заранее отработанный план.
У нас на специальности в двух группах учились четыре девушки среди примерно сорока ребят. Как было не воспринимать это в качестве школы уважения, внимания, такта и заботы? Помню также, каким примером во многом были для меня такие сокурсники, как умница и многознающий Борис Чигарев, кропотливый и вдумчивый Александр Кузнецов — они окончили институт с красными дипломами и получили распределение в Москву,— а также Вячеслав Морозов, Сергей Хвалин, Игорь Савин, Александр Конов, Виктор Милованов, Валерий Дунаев и другие.
Навсегда остались в памяти — вечно буду благодарен им —преподаватели института, повлиявшие на мое формирование как инженера, так и человека. Особое признание — профессорам: Толоконникову Леониду Александровичу, Юрмановой Нине Петровне, Мамонтову Михаилу Алексеевичу и Кузьмину Марселию Петровичу за высокое по своему уровню, базовое и академичное  образование, ставшее хорошей основой для работы и дальнейших специализаций в различных сферах деятельности.
Настоящий преподаватель, где бы он ни работал в школе или в ВУЗе, кроме обучения предмету, образует и душу молодого человека. До сих пор помню и ценю уроки Коркина Константина Константиновича, который, читая лекции по «Конструкции кранов и подъемных машин», рассказывал о каждой гайке и каждом болте, как о живых существах. Его лекции были поэмами и они так свежи в сердце, как будто все это было вчера. А Мамонтов М. А. постоянно перемежал «Теорию жидкостей и газов» притчами, юмором и воспоминаниями. Он всегда держал себя с нами, как с равными, был добр и снисходителен. И, тем не менее, был высоко авторитетен для нас и вызывал глубокое чувство уважения к себе. Заведующий кафедрой «Двигатели летательных аппаратов» Кузьмин М. П. никогда не создавал непреодолимой дистанции между собой и студентами и всегда был готов поделиться знаниями, жизненным опытом, всегда был добр, ровен в общении и внимателен к студентам.
Эти Преподаватели (именно с большой буквы) знали главное — вначале нужно воспитать душу студента, а потом уже в ухоженную почву сажать семена профессиональных знаний.
Но «почва» не всегда бывает плодородной, а иногда и просто не годной, как говорится, если бы молодость знала, а старость могла...

Все это неоднократно вспоминаешь, когда проходишь по территории Университетского городка или проезжаешь мимо. А городок этот большой, это город в городе. Около полутора десятков корпусов в нем, и каждый вызывает ностальгию по тому доброму студенческому времени, по тем незабываемым годам жизни. О каждом корпусе можно написать свое особое эссе, ибо они все, как и люди, разные, каждый имеет свою душу. До сих пор захожу иногда в тот или иной корпус, и испытываю чувство радости в родных стенах. Но особенно мне дорог 1-й корпус, там больше всего я занимался, там стал специалистом, там защищал дипломную работу. Поэтому он — моя «альма
матер».
Вспоминаю и первые физкультурные опыты свои на институтском ста-дионе, которые позволили мне осознать свою тогдашнюю физическую сла-бость и побудили к самостоятельным занятиям физкультурой — зарядке и гантелям, что очень помогло в дальнейшем приобщении к здоровому образу жизни.
И еще есть очень важный аспект, в котором помог родной институт. Когда я учился на первых двух курсах, часто по ночам мне снились уроки литературы в школе. Сдвиг в сторону технического образования и оторванность ото всего художественного и побудили меня обратить внимание на ту сторону моей души, которая была склонна к литературному творчеству. С 70-го года я стал писать стихи, увлекся Сергеем Есениным, часто посещал две любимые библиотеки областную и центральную городскую, где часто проводил время за чтением.
Нужно сказать, что и к Богу я пришел в институте. Однажды на первом
курсе, решив изучать историю с самого начала, зашел в общественно-политический читальный зал на 4-м этаже главного корпуса и взял первый том Всемирной истории, где рассказывалось,  как обезьяна с помощью труда стала человеком. Моего терпения хватило только на час. Я подумал «Это глупость, этого просто не может быть! Наиболее верно, разумно и логично Творение, а не эволюция». Так я начал свой путь к Богу и нравственности. И на этом пути были книги. «Библейские сказания» Зенона Косидовского дали первые представления о Библии.  «Дневники» Льва Николаевича Толстого привили мне стремление к духовному развитию и работе над собой.
Помогли приобрести навыки самовоспитания письма Антона Павловича Чехова. Произведения Константина Георгиевича Паустовского привили во мне любовь к родной земле, к природе, подарили романтику жизни, романтику путешествий по российским просторам. Книги Рэя Брэдбери,  Айзека Азимова, Станислава Лема дали первые знания в области психологии взаимоотношений, отношения к технике, преодоления препятствий, научили жить настоящим, думая о будущем. Большое впечатление и воспитующее влияние оказал на меня тогда один из первых отечественных сериалов — советская телевизионная повесть, созданная по сценарию Михаила Анчарова, «День за днем». Жаль, что сейчас нет таких сериалов, для молодежи это было бы очень полезно смотреть вместо «мыльных опер» зарубежного и отечественного производства.
Таким образом, время учебы в институте — это целый этап жизни. У одних он складывался по одному, у других — по другому. И в каждом конкретном случае, как оказывается, был промысел Божий, жизнь давала свои уроки необходимые именно данному человеку. Я благодарен Богу и жизни за институтские годы. Здесь часть моей души, мои корни. И растет человек от корней своих, кто-то прямо, кто-то, преодолевая трудности, сквозь тернии обстоятельств и преград, а кто-то и вкривь и вкось, но растет из корней. И эти корни, несмотря ни на что, питают человека всю его жизнь. Как мать любит своих, даже неправильных, детей, любит все равно, не взирая ни на что, и ждет их, и посылает им сердечное тепло и любовь, не зная порой, где они, что с ними. И эти непутевые дети, может быть, даже не зная, не понимая, откуда эта любовь, получают, благодаря ей, духовную поддержку в жизни, укрепление, и рано или поздно, но возвращаются на истинный путь, к родным местам, к родным людям, к корням.  И ничего не может быть важнее корней, ведь без них человек -  перекати-поле. Поэтому человек должен помнить и чтить свои корни, ибо они от Бога!
* * *

Тульский парк... Не представляю себя без него – настолько огромное значение он для меня приобрел. И действительно, парк тульский великолепен. Это один из крупнейших парков Европы. Многое о нем написано, но хочется сказать о другом.
Первое мое знакомство с парком состоялось, когда я четырнадцатилет-ним подростком приехал в Тулу. Все в городе для меня, сельского жителя, было ярким, необычным и каким-то особо загадочным, полным тайн. Но, в отличие от других мест, парк был ближе мне, приехавшему из поселка в Полесье — все же, хоть и окультуренный, но лес. Поэтому меня к нему так тянуло.
Второе приобщение к парку произошло в 1967 году, когда после выпускного бала в школе №61 мы пешком из Криволучья шли к нему и гуляли там. Предстоящая жизнь казалась такой же красивой, как и этот парк, это чудо растительного царства — зеленый остров в центре города, такой же полной перспектив, подобных тем, что открывались перед нами в огромном зеленом массиве в пять километров по периметру, такой же насыщенной новым, нежданно даримым, как и открывающиеся за поворотом аллеи новые красивые пейзажи. И это общение сдружившихся подростков перед открывающейся жизнью, немного опьяненных шампанским, утренним рассветом, своей, уже начинающей оформляться взрослостью и, конечно же, таинственным притяжением полов, было прекрасно. Мы гуляли, пели, шутили, смеялись и говорили о своих планах, еще не зная, что нас ждет, какие испытания и выборы готовит нам жизнь. Но тогда, тогда сам парк радовался нам, обнимая своей большой «зеленой» душой, как детей, и на выходе кивая нам ветками каштанов и лип, желая нам счастливого, светлого и радостного пути.
В третий раз мое общение  с парком оказалось тяжелым. Я был далеко не спортивного склада юношей, и когда на первом курсе института нас зарядили сдавать зачет по физкультуре — десять километров дистанции на лыжах,— то пришлось очень и очень тяжело. Дистанцию я кое-как прошел (в конце уже просто плелся), но в норматив не уложился и был назначен бегуном на три километра весной по институтскому стадиону. Так что тогда зимний парк ассоциировался у меня с горячим, сухим и частым дыханием, обильным потоотделением, легким подташниванием и неимоверной тяжестью в мышцах. Откуда я мог тогда знать, что через четырнадцать — пятнадцать лет буду запросто бегать дистанции от пяти до тридцати километров? Ну да об этом впереди.
Летом в институтские годы любил бывать на прудах, хотя плавать не умел, находиться в воде нравилась безумно. Каскад тульских прудов, который только сейчас, в эти годы, когда пишутся эти строки, стал приобретать более-менее благопристойный вид, чудесен. Романтика этих божественных капель влаги на лоне земли, какими я всегда и везде воспринимаю пруды и озера, в Туле особенна из-за практически отсутствия в этой местности водоемов в черте города, прелести парка и очарования самих прудов. Люблю эти пруды — а их три — и поныне. Первый из них — совсем лесной, изумрудный, в окружении густых зарослей, с нависающими над водой ветвями и с лагунками, где можно посидеть, порыбачить. Второй — для купания, с пляжем и полянками, приспособленными горожанами под загорание, и ныне с неплохим дном, так как его чистят. Пляж во всю ширину ближнего берега обустроен. Дальний же берег —  для романтиков остался неприкосновенным. А еще есть «склон» дороги, разделяющей второй и третий пруды. Там в сезоне обитают любители погреться на бетоне, понырять и поплавать на глубинке. Третий пруд так же широк, как второй, менее лесной и заросший, чем первый, но для купания пока не приспособлен — требует чистки. К его красоте в настоящее время добавились еще и надводные фонтаны, бьющие высоко вверх струями, искрящимися на солнце или в свете ночных фонарей.
Главная аллея парка — наиболее древняя культурная часть его. Сколько помню, она в неизменном виде радует посетителей своим тенистым отдыхом среди окутавшей город жары, красотой и неповторимой энергетикой, видимо, присущей всем центральным аллеям всех парков.
Люблю еще память о прогулках, катаниях на лыжах и аттракционах с доченькой моей Диной. Блеск глазенок, разрумянившиеся от морозца и хорошего настроения щеки, смех и неповторимые слова, льющиеся из любящего детского сердца — все это так дорого и так живо в памяти, что до сих пор питает душу.
* * *
Парк памятен и тем, что здесь был пролит обильный пот на первой дис- 
танции бега трусцой, когда стал заниматься в клубе «Движение для здоро-вья». После получасовой разминки, под личным тренерским руководством Лилии Константиновны Чигриной отправились мы в путь от южной трибуны Центрального стадиона (ныне стадион «Арсенал») через проспект Ленина в парк. Конечно, не было и речи ни о спортивном, ни даже о непрерывном беге трусцой. Дистанция проходила в чередовании легкой «трусцы» и быстрой ходьбы — по двести-триста метров того и другого. Всего, таким образом, было преодолено десять километров. Тяжело не было, и не было скучно, так как Лилия Константиновна во время занятия давала советы по подготовке к бегу, по технике оздоровительной «трусцы», последействия и отдыха, по построению системы занятий, по здоровому питанию, режиму дня, аутотренингу и многому другому, что так интересовало меня и, главное, так было необходимо ввиду начинающихся сбоев в организме. Незабвенная Лилия Константиновна, скольким обязан я вам, тогда начинающий и поныне занимающийся физкультурник. Низкий поклон вам и Льву Ефимовичу Романову — создателю клуба, к сожалению, когда я стал заниматься, уехавшему в Москву, вашему и нашему Учителю. Он изредка приезжал в Тулу и тогда давал, как потом это стало называться, мастер-классы по различным системам оздоровления. А Романов был асом во многих из них. Благодаря этим двум людям — жив до сих пор и научился и физически, и психологически преодолевать многое.
В парке у нас, физкультурников клуба, было несколько трасс. Однокилометровая — для ослабленных и детей, двух- и трехкилометровая, и, наконец, для «суперменов» — пятикилометровая, проходившая по всему периметру большого «зеленого острова». Пробегали мы, безусловно, бо;льшие дистанции, так как оздоравливающий эффект от трусцы наступал в результате длительного бега и циклически построенной системы занятий — три-четыре недели нагрузка (длительность дистанции) увеличивалась по плавно нарастающей кривой и одну-две недели — уменьшалась, что соответствовало восстановлению организма. Затем все повторялось, но с некоторым превышением нагрузок по сравнению с прошлым периодом. И так — три-четыре периода. После них один-два периода снижения, и снова вверх.
А была в парке еще лыжная база (в настоящее время — питейно-развлекательный комплекс). Один раз в неделю, по понедельникам мы собирались там и пробегали свои дистанции зимой — на лыжах, а летом — обычным ходом…
Парк, парк… Пятнадцать лет я прожил в Москве, прекрасном городе с великолепными парками: ЦПКиО им. А. М. Горького, раскинувшемся вдоль Москвы-реки от Крымского Вала до Нескучного сада и Воробьевых гор; парк Сокольники, переходящий в огромный лесной массив Лосиного Острова; Битцевский парк, парк Теплый стан и многие другие, но Тульский парк так и
остался для меня самым дорогим, родным, частью души.
И вот, когда в очередной раз я приехал в Тулу в декабре 2007 года, до боли захотелось прогуляться по зимнему парку. Долго бродил по заснеженным аллеям, тропинкам, наслаждался чистым воздухом, которого в столице, даже в парках, не хватает и летом, и несмотря на голые ветви деревьев, пронзительный ветер и полное отсутствие зелени, в душе возникло чувство, будто встретил родного, давно не виденного, любимого человека, с которым связано столько всего хорошего в жизни, и сильно-сильно защемило сердце, и не захотелось больше расставаться…
В парке много любимых тропинок и памятных местечек, где часто бро-дил, мечтал, где лились строки стихотворений и обдумывались сюжеты прозаических произведений, где хорошо отдыхалось после работы.

* * *
Не менее, чем парк, дорог мне и Центральный стадион, где собственно в один из зимних вечеров 1982-го года произошло мое знакомство с членами «Клуба движение для здоровья». Я тогда водил дочку на фигурное катание (за неимением зимнего дворца спорта — это в областном-то центре! — занятия проводились на катке, вернее пятачке льда в одном из уголков стадиона). Гуляю я во время катания дочери по окрестности и вижу небольшую группу людей, что в довольно сильный мороз в такт и синхронно машут попеременно руками и ногами. Подхожу, интересуюсь и получаю приглашение… Так я стал членом клуба, вернее, членом-то я стал после той памятной первой пробежки с Лилией Константиновной по заданию главного тренера Романова, о чем писал ранее.
Стадион имел свою двухкилометровую трассу, пролегавшую наполовину по собственно своей, стадионной, парковой зоне. Имеет эту трассу он до сих пор, только занимающихся там уже долгие годы не видно — все заменил фитнес в обустроенных помещениях для тех, кто с кошельками... А тогда мы, начинающие, поначалу бегали здесь, недалече от тренеров и медицины, а когда перешли на бо;льшие дистанции, после разминки у южной трибуны бежали через проспект Ленина в парк.
Чем еще памятен стадион? Ну, во-первых, объединением родственных физкультурных душ. А во-вторых, сопутствующими бегу занятиями: игрой в воллейбол (наигрались мы тогда, конечно, от души), аэробикой и великолепной парной баней с веничками да чаепитием. И, заметьте — все это практически бесплатно, за копейки.

* * *
Итак, когда я пришел в клуб «Движение для здоровья», главным тренером в нем (а всего тренеров было три — еще Виктория Бабаева) был Лев Ефимович Романов. Он с высшим физкультурным образованием самостоятельно освоил и проверил на себе многие методики естественного оздоровления, создал себя физически, воспитал психологически, овладел многими единоборствами и посвятил себя практической оздоровительной физкультуре. Романов разработал систему, включающую в себя циклические (см. выше) тренировки длительного бега трусцой и другие методики.
Он же и организовал клуб на Центральном стадионе под южной трибуной, «выбил» для клуба время в парной и в зале для волейбола и занятий тяжелой атлетикой, а также один раз в неделю — на лыжной базе в парке.
Лев Ефимович, обладая большой пассионарностью, организовывал, вначале под Тулой — в Щегловской засеке и в районе Ясной Поляны, а затем в Подмосковье, в частности в Яхроме, духовно-оздоровительные слеты, куда ежегодно съезжались из Москвы, Подмосковья, Ленинграда, Тулы и других городов и весей специалисты и последователи различных направлений в оздоровлении души и тела и подъема духовности для обмена опытом и взаимообогащения знаниями.
Слеты были неповторимы: в течение двух недель — свежий воздух, река, природа, босиком по земле, сон в палатках, сутками под открытым небом, чистое вегетарианское питание, занятия физкультурой, купание и незабываемое на долгое время общение. Многие знакомства потом вылились в большую дружбу и даже любовь — создавались семьи. А знания в сфере различных методик потом здорово помогали в оздоровлении. И даже если ничего не делать, то состояние очень хорошего здоровья держалось до месяца, а иногда и дольше.
Романов был душой клуба. Вокруг него собирались люди. Членами клуба были люди от четырнадцати до семидесяти лет и старше. Четырнадцатилетних подростков было несколько человек. Ребята, воспитанники Льва Ефимовича, на всю жизнь полюбили физкультуру, что здорово помогло им в жизни. Романов проводил беседы и чаепития, устраивал лекции и практические занятия. Благодаря ему меня в тридцать — сорок лет миновали многие болезни, и сейчас, когда пишутся эти строки, я выгляжу моложе своих лет, эдак годков на десять.
Но у главного тренера с директором стадиона Сандлером возник сложный конфликт — здесь и методики, и дисциплина, и требования. Сандлер был классическим чиновником: трудовая дисциплина, «как бы чего не вышло» и «подумаем, посмотрим, порешаем…». А Лев Ефимович — творческая личность, ему в Москву на семинары по нетрадиционной медицине, не государством организованные, нужно было ехать (а кто оплатит?), он готов был применить это все новое, неутвержденное свыше (а кто разрешит?) и требовал для клуба всех тех условий, которые предоставлялись спортсменам. Это все в совокупности и было основной причиной его увольнения и отъезда.
Когда Лев Ефимович уехал в Москву, клуб вначале почти обезлюдел. В свое время и я потянулся за ним. Тот период жизни в пятнадцать лет, хоть и не проходил под началом Романова, но все же и московские контакты с ним дали мне многое. В общем же, те годы дали мне неоценимый опыт и много хороших воспоминаний.
Благодаря Льву Ефимовичу люблю бег трусцой, и хотя в данное время (2018-й год) не бегаю из-за нехватки времени, хотя много хожу,— но могу за тем же автобусом, при случае, пробежать метров двести в быстром темпе и почти не сбить дыхание, не говоря уже о мышечной усталости — этого нет. Благодаря Романову привык умеренно питаться и не бояться отказа от каких-либо привычных всем продуктов или способов приготовления еды; привык обливаться холодной водой и ходить босиком по земле; заниматься дыхательными упражнениями и психологическими самотренингами, самомассажем. Благодаря ему я знаком со многими духовными знаниями, и ко Христу пришел благодаря информации полученной через него.
Дай Бог здоровья и долгих лет жизни этому человеку!

***
Лилия Константиновна Чигрина была ученицей Романова. Она старалась всегда находиться рядом и перенимала от него все — методики, информацию, знания, направления, навыки, приемы и умения,— все то, что могло пригодиться в оздоровительной работе с людьми. И впоследствии, когда Лев Ефимович уехал работать в Москву, она осталась руководителем клуба «Движение для здоровья» и применила в работе то, что посчитала нужным для достижения результата и функционирования клуба.
Лилия Константиновна не хотела конфликтовать с руководством стадиона по двум основным причинам: у нее не было физкультурного или специального медицинского образования, и она хотела во что бы то ни стало сохранить клуб. Что ей и удалось сделать. Клуб функционировал с 1982-го по начало девяностых годов. Романов на стадионе по понятным причинам не появлялся, хотя иногда в воскресенье приходил в парную. Часть его учеников, в основном женщины, ушли со стадиона в парк, где спорткомплекс «Динамо», и создали там группу. Романов рассчитывал, что и Чигрина уйдет вместе с ними, но жизнь распорядилась иначе. Образовалось два центра — клуб и группа, фактически тоже клуб. Два оздоровительных центра — лучше, чем один. И Лилия Константиновна — молодец, сохранила клуб. В том, что я до сих пор жив и здоров — большая заслуга и ее. В клубе долго занимались-работали такие физкультурники, как Николай Иванович Овчинников, Виктор Игнатьевич Васильков и Валерий Николаевич Савостьянов, владевшие многими методиками, вместе с Лилией Константиновной вдумчиво и рационально подходившие не только к себе, но и к любому человеку.
Николай Иванович Овчинников — опытный физкультурник, регулярно бегавший дистанции по тридцать километров и даже традиционный марафон. Вокруг него, неформального лидера физкультурников клуба собирались и опытные и начинающие… Он любил Высоцкого и устроил его посмертный вечер. Николай Иванович всегда обедал в столовой Дома офицеров (ныне Дворянское собрание), ибо до конца дней своих считал себя офицером на службе России.
Роза Ивановна — староста группы при Романове, ветеран клуба «Движение для здоровья». После его отъезда создала группу на стадионе «Металлург» в Криволучье и долго ею руководила. В памяти моей навсегда осталась крепкой, сильной, душевной и открытой для помощи, всегда с улыбкой на лице женщиной... А после 1991 года она не смогла даже на похороны сына полететь во Владивосток, не было денег, хотя всю жизнь проработала от звонка до звонка.
Людмила Щекутьева — физкультурница до мозга костей, из Гомельской области, моя землячка, бегала и большие дистанции, хорошо играла в волейбол, интересовалась философией.
Елена Бекчиу — заядлая физкультурница, глубоко интеллигентная молодая женщина, училась в Москве, принимала активное участие во всех мероприятиях.

На душе в тот период было хорошо и светло. В жизни было много радости и побед. Люди больше, чем ныне, пели, шутили и смеялись. Души были  полны надежд и будущих совместных свершений.


© Яков Шафран