Я – безродный парень из дярёвни, который вырос в лесу и пенькам богу молился. Это уже под старость я узнал, что моя родословная – не круглый ноль, а хоть маленький, но кусочек достоинства в ней был: мой прадед Сорокин Николай Иванович был самым уважаемым в округе (в 30 верстах к югу от толстовской Ясной Поляны) хлеборобом – и трудолюбивым, и талантливым.
Не, великие птицы мимо моей судьбы тоже пролетали, но оставляли лишь символические следы без малейшего реального воплощения.
До 1937-38 года мой отчим жил на одной лестничной клетке с будущим чемпионом мира по шахматам Василием Смысловым, так что с 1945 года я играл а те же самые шахматы, которыми играл с Василием мой отчим Бабухин Петр Денисович.
В конце 1930-х годов моя сводная сестра Аня Бабухина частенько была в одной компании с великим тенором Иваном Козловским на соседней даче №29 (а наша была №25) в поселке Дзержинец (совсем недавно узнал, что он был подведомтвенен МВД!), комендантом которого был в то время мой отчим (так вот откуда у отчима был пистолет с портупеей!). (Поселок располагался по южному краю Новой Деревни, в церкви которой служил впоследствии замечательный – за что и был убит, – священник Александр Мень.) В 1944 году сестра Аня после смерти своей матери-финки (в чем обвиняла отчима) из дома ушла, из-за чего впоследствии я лишился возможности соприкасаться с московским театральным бомондом...
Коснулась, всего лишь коснулась, моей жизни в раннем детстве загадочная старушенция Анна Францевна (уж не из квартиры ли №50 дома №302-бис по Садовой улице в Москве?). Сама-то она меня не коснулась, а вот ее фантастическая библиотека 19 века, которую она нам отдавала, чтобы топить печь, произвела на меня 4-5-летнего пацана впечатление волшебное: еще абсолютно не умея читать, я как в реальности переносился в Россию 19-го – начала 20-го века! Спустя десятилетия я вспомню фотографии из журнала «Нива» (номера которого я перед их сжиганием просматривал!) и моряков и адмиралов российского флота, и девушек, охранявших Зимний дворец, и университетскую публику...
Но это всё проносилось рядом – а я-то тут причем?!
Но вот, перебирая разные встречи в жизни, я заметил, что пять встреч в моей жизни были ДВОЙНЫЕ: с пятью людьми, расставшись после первой встречи с ними, казалось бы, навсегда, я через многие годы встретился вновь! Причем в четырех случаях без какой-либо связи с первой встречей. Вот эти истории.
С ВЛАДИМИРОМ КРЫЛОВЫМ мы познакомились в 1958 на заводе «Красный Пролетарий», где я работал токарем-револьверщиком в цехе нормалей, а он – токарем экстракласса во втором цехе на обработке многотонных деталей. У меня это было начало трудового пути, а Володя был там на исправительных работах после исключения из аспирантуры истфака МГУ за участие в кружке Краснопевцева (за что сам он за интерес к венгерским событиям 1956 года получил 15 лет). Однако, несмотря на одинаковый политический настрой наше общение с моим уходом с завода прекратилось за отсутствием общего дела, объединявшего нас.
И вот лет через пятнадцать вдруг выясняется, что он работает вместе с моей Соней в Институте Африки (правда, в другом секторе)! За прошедшие годы он основательно заматерел в своей антисоветчине, однако ни к какой антисоветской деятельности не приобщился – то ли стал осторожным, то ли не видел в этом смысла. Не знаю, оставил ли он какой-либо след.
...Но вот, заглянув сегодня в Википедию, я узнал, что он является крупнейшим ученым-общественником, автором книги «Теория формаций». Умер в 1989 году, прожив всего 55 лет. Да, сегодня мы могли бы найти общую точку для соприкосновений. Но... поезд ушел... Прощай, Володя!
Интересная история приключилась с моим знакомством с актёром ГЕОРГИЕМ БУРКОВЫМ. Уже во Франции, в конце 1990-х, при просмотре какой-то передачи об актерах фильма с «Лёгким паром», у меня вдруг появилось смутное ощущение, что Жора Бурков был в моей жизни! Причем был основательно, но где и когда, я припомнить не мог ни-че-го! И лишь сопоставляя какие-то мелочи, я вычислил, что мы с ним дружили осенью 1961 года, когда я жил в общежитии МГУ в высотном здании. Помню, что мы встречались раз в неделю у метро Фрунзенская и, гуляя по улице, много говорили, в том числе и весьма критически, о жизни. Он приехал из провинции и надеялся зацепиться за столицу. Но все его прожекты потерпели неудачу, и однажды он сказал, что возвращается к себе. Больше мы с ним не виделись и не переписывались. И даже после выхода фильма «С легким паром» у меня не шевельнулась мысль, что Жора из моей юности, в противном случае я его точно разыскал бы...
А вот с ПЕТЕЙ СТАРЧИКОМ мы встречались и расставлись на многие годы аж трижды. В 1961 году мы встретились на первом курсе физфака МГУ. В 1964 меня после антипожарного нарушения не восстановили после возвращения из академического отпуска, и где-то в это же врямя я узнал, что Петя Старчик сам ушел с физфака, подавшись в религию...
Встретились мы с ним в 1971 году в стройотряде на Камчатке, руководителем которого был Даниил Дубошинский, брат нашего общего друга Яши Дубошинского (сделавшего к тому времени крупнейшее открытие в физике, но пока так и не востребованное). По сути это была шабашка, ибо заработки были бешеные, но и интенсивность на порядок выше (боль в мышцах проходила лишь через три месяца по возвращении оттуда). Так что времени для общения не было. Позже я слышал о нем какие-то новости от Коли Бокова, но налаживать контакты времени не было. Да и мне они были не очень нужны – я атеист до мозга костей...
А в 1977 году, уже не помню как, мы с Соней несколько раз оказались на его домашних концертах. Отношения наши были дружественными, но по сути приятельскими, так как никакая общая деятельность нас не объединяла. У Пети мы познакомились с Валерой Абрамкиным, который и увел нас к себе – в это время назревала задача создания журнала «Поиски». Так что с Петей мы пересекались весьма редко, обычно у зданий судов над диссидентами...
Совсем неожиданной и невероятной оказалсь вторая встреча с ЮРОЙ ЯРЫМ-АГАЕВЫМ. Первый раз мы с ним познакомились в конце 1960-х в московской клинике, где лежала жена нашего друга-диссидента Виктора Чермашенцева Ева Пискарева (родом из Кишинева). Ева была гармонично развитой женщиной без особого уклона в политику. Ярым-Агаев был с двумя-тремя товарищами, и у кого с ними были наиболее близкие отношения у Евы, я не выяснял. Узнав, что Юрий выпускник МФТИ, я задал ему вопрос о причинах исключения из института одного моего знакомого. Но Юра ответил, что это столь неприличная история, что он не хотел бы ее касаться...
В последние годы перед эмиграцией, после 1979-го, редкую фамилию Ярым-Агаев я встречал в правозащитной хронике, но полагал, что это однофамилец. И лишь на Западе я узнал, что Ярым-Агаев – видный активист правозащитного движения в эмиграции (в США). Раза два мы встречались, но опять же без продолжения отношений...
Вообще-то для меня важным основанием для развития отношений является общее дело. При этом диссидентство в его первой, подпольной, стадии не очень-то способствовало развитию приятельских отношений за пределы опасной политики. И потому довольно странным получилось наше сбижениЕ с ВИКТОРОМ КУЗНЕЦОВЫМ, жителем моего родного Пушкино.
В 1965 году я работал в мастерских химфака МГУ. В то время я все еще бредил идеей создать антисоветскую ленинскую партию нового типа (а был я уже женатым и обремененным двумя детьми). И уже первая ячейка, человек пять, подобралась. И вот один из ребят мне сказал, что на физфаке прошел бурный антисталинский диспут, главный обвинителем-антисталинистом которого был некто Виктор Кузнецов из Пушкино. Информация осела где-то на задворках памяти, ибо никакой надежды разыскать Кузнецова у меня не было, а хотелось.
Но через несколько лет я набрался «смелости» и узнал его адрес в справочном бюро. С большим страхом, под покровом ночи я пошел по указанному адресу. Мне всюду мерещились тайные агенты КГБ (и не на пустом месте: в 1998 году я получил документальное подтверждение того, что агентов к нашей семье прикрепили еще в 1965 году). Но по указанному адресу в деревенном доме с садом проживала лишь тётка Виктора, а сам он жил через несколько кварталов в пятиэтажке. Пересилив свой страх, я заявился к нему на квартиру, и с тех пор мы стали дружить семьями. Дело докатилось до того, что в одном из турпоходов Кузнецовы выделили вторую палатку для своей дочери и нашего сына, ну и... НУ И.... В январе 1982 года на свет появился замечательный внук Валера...
К сожалению, поддерживать отношения в дальнейшем нам помешали несовпадающие нравственные ценности, которые незадолго до смерти Виктора после признания им оккупации Крыма переросли во враждебные...
Такие вот случаются в жизни зигзаги судьбы...