В газете «городские новости» прочитала статейку: «и счастье было общим» за 14.11.2017 год. Воспоминания Елены Данцер.
И это навело меня тоже на мои детские воспоминания…
Жили мы в посёлке Первого Августа ул Манская 56. Мама по случаю купила за копейки насыпушку рядом с бабушкой, матерью отца. Одна комната и сени. Мама разделила комнату на кухню и спальню занавеской. В сенях, в кладовке коза Дунька. В кухне под столом куры. Пять штук. На печке всегда стояло что-то тёплое.
Наш посёлок на берегу, насыпушка с дырявой крышей.
Столько лет! А забыть не могу. Бабы Кати я голос слышу.
Наша улица, и поворот. Пыльный шлях мимо школы, в гору,
А с горы мой отец идёт. Деловито и смело, и скоро…
Траур в доме, но для детей сытость радостная, беспечность.
На столе просто всё, без затей. Жизни, кажется, бесконечность.
… Осень. В сенках упал потолок. Много тётей и дядей. Ахают.
Мама. Садит нас в уголок. Гром с дождём на улице бахает.
Зимний день, всё бело кругом, будто скатертью речка покрыта,
А мы с мамой по льду идём – на узлах я, а мама с молитвой.
Из посёлка мы в город едем. Дали комнату нам в подвале.
Я больна. Сырой воздух вреден, но родители рады, что дали.
И не раз потом переезжали, обживались и снова меняли,
Но посёлок всегда обожали. Насыпушка. Там стены сияли.
Там безоблачным было детство. Там коза – Дунька и козлята.
Жулька – пёс там знал своё место, на заборе из досок заплаты.
Там колодец с ведром на цепочке, в огороде малина медовая
И вода для купания в бочке, и там я – девчонка бедовая.
Износилась да измочалилась, и посёлка «первого августа» нет,
И беда потихоньку причалилась, а в душе насыпушки свет!
Мама работала. Отец слепой и ездил по электричкам. Зарабатывал гармошкой, книгой белой магии, по Браилю. Была свинка морская за пазухой, она таскала из ящичка записочки.
Я ездила с ним, как только встала на ножки. С ребёнком подавали больше. Пела, плясала и просто говорила со всеми.
Как-то так выходило, что мама одного рожала ребёнка, другого хоронила. И самый лучший праздник – похороны. Поминки. На столе всё – ешь, пузо развяжи! И все родственники съезжались.
В один из приездов отца из поездки обвалились сенки. На улице снег. Кое-как мама прокопала лаз, забрала отца и поехали в город. В исполком. Нас оставили дома.
Потом комиссия была. Много мужчин и женщин. После, вскоре после комиссии, нам дали жильё на ул. Сталина. Теперь пр. Мира 25, рядом кондитерско – макаронная фабрика. Дали комнатку в подвале. Ну, или полуподвал. Окно выходило во двор. Оно за подъездом и в него даже неба не видно было. Но мама и этому была рада. Печное отопление, вода и туалет на улице, на заднем дворе. 12 кв. м и четверо детей.
Сестра старшая училась в школе и я часто прибегала к ней. И в этот раз я тоже к ней прибежала. А по всей школе дети бегают и кричат:
Берия, Берия, потерял доверие, а товарищ Маленков надавал ему пинков.
Это значит 1953 год. Потом, когда переехали, сестра училась в школе №18. Это угол Сталина и Парижской Коммуны.
Помню радость мамы от переезда… она стол перевернула кухонный, положила на санки и набила его нашим семейным скарбом. Потом меня посадила сверху на эти узлы и так везла через Енисей. Да ещё и песни пела! Здесь же родилась младшая сестра. Черноглазая малышка! Такая шустрая.
Мы прожили три года в этой секционке. Потом родителям дали другое жильё – 2 комнаты, кухня, шикарная прихожая и… опять в подвале. Бывшая библиотека и вода по стенам. Мама вешала вместо ковра (откуда они?) тряпку, а утром выжимала и сушила её. Мама, как могла украшала квартиру и было всегда чисто и уютно. Особенно на Пасху! Из бумаги вырежет салфетки, постелет скатёрку, напечёт вкусняшек. Ах, какие были праздники! А если собирались родные и знакомые, то песни и пляски до поздней ночи. Гармонист-то свой. А отец любую песню на слух схватывал. Он потом, в ВОС, ещё и на баритоне играл. Там клуб был хороший для слепых. Это тоже угол ул. Сталина и 9 го Января.
Там, на ул. Сталина, я заболела сильно. Крупозное воспаление лёгких. Врачи говорили маме – готовьтесь. Не жилец. Не было пенициллина. Бабушка на смерть рубашку сшила. Трое суток без сознания. Потом очнулась и попросила ягоды. Красной. Зима. Где её брать?
Мама руки в ноги и бегом на старый базар! Там маму папу можно было купить. Вот оно и вспомнилось – старый базар… а мама принесла ягоды да чуть меня на второй бок не уложила. Хорошо врач помешала, заставила ягоду оттаять. А мама от радости, что я очнулась и заговорила.
Вот после этой болезни, когда я лежала в больнице на ул. Парижской Комунны, мы переехали на ул. Карла Маркса 64. Теперь там огромный серый дом.
Кстати, я умерла тогда, в больнице, но врачи не занесли этого в медицинскую карту. Побоялись.
Перед нашей квартирой, перед входом, стояли столбы и папка много раз пробовал их крепость лбом. Много раз падал в подвальные окна. Теперь-то их закрыли решётками.
Три года прожили на Маркса и снова вернулись на ул. Сталина 25 (Мира) так что Лена возможно и моего отца видела с гармошкой на старом базаре. Слепой человек и надо было семью кормить. Пенсии ещё не давали и работы не было.
И здесь, уже на втором этаже, в двух комнатах с кухней, мы прожили три года.
Я училась, участвовала в школьных концертах, ходили на парады майские и ноябрьские.
Отец уже работал. То в картонажном цехе, то в тарном. Плёл сетки авоськи. Потом открыли матрасный цех и он пошёл туда работать.
А в праздники (обычно на Пасху или родительский день)садился на кладбище, возле церкви или здесь, в городе, возле церкви и люди подавали, кто что может... И деньги и еду. Мы трудно жили, если не сказать, что были почти нищими.
А потом переехали в Зелёную рощу. Наконец-то отец получил жильё! Нормальное. Достойное. Первый этаж и три комнаты. Дворец!
Недолго отец царствовал в этом дворце. Он ушёл от нас в 49 лет. Сильно заболел.
Я росла маленькой, худенькой, болезненной девочкой. Но настырная! Папка звал – сапурат. Всё молча, но сама.
С мальчишками ходили стенка на стенку… Кронштадские, Николаевские, Качинские. Босиком весь город, до ж/д вокзала, где-то и по заборам. Просто так, выясняли отношения и за территорию. Мальчишки своих в обиду не давали.
Босиком, по крышам, до голодного переулка,
Вытряхнув мелочь у всех из карманов…
В газетный кошель «Правды». По три штуки!
В удовольствие пирожки и по плану.
А они горячие! С ливером, масляные.
И на весь переулок этот запах!
И мы – при делёжке, возбуждённые, красные,
Забывшие о доме, мамах и папах.
И если бы ещё у нас деньги были,
Ещё столько же, чтоб купить можно…
В момент, горячие! Снова бы проглотили
И не было мысли – жевать осторожно…
Беззаботное детство,
Есть одно только средство,
Оказаться вновь там –
Лишь довериться снам…
С этой арки ворот на ул. Сталина я прыгала с зонтиком на спор. Зонтик вывернулся и, по-моему, сломался. Ох и попало потом от мамы!
Бабушки во дворе сидели всегда, да наверно, и приглядывали за детворой между своими разговорами.
Лёня Бучацкий, Валя Ланг, Сергей Тяпкин, Таня и Гена Сорокины, Валька Арефьев, Володя Банаковский…
А на Маркса одна всего подружка. Наташа Кусаинова. Самая мальчишистая из девчонок.
А ещё школьная подруга Нелли Яматина. ЯНКа.
Найти бы… жила она на о. Молокова в гостинице с матерью т. Марусей. Катер ходил, вот и ездила к ней. Это тоже (причал) в районе Каратанова. Там теперь огромное здание. Стрелка.
Хочется писать и писать, столько воспоминаний… но кто читать будет? Кому это надо? У Тани Сорокиной мама работала в театре Пушкина. Скрипачка. Красивая! Моя мама бухгалтер. У Серёги Тяпкина отец лётчик. Вообще, все разъехались. У всех семьи и уже внуки. Встретиться бы.
Мост ещё разводной был и мы с этих понтонов ныряли. ГЭС по-моему в 1966 году пустили или в 67 ом… Сын у меня 1966 года, а я с его отцом Енисей переплывала накануне. Туда и обратно уже беременная, 5 мес. Он на спор, а я не отстала. Правда, назад он уже меня за руку держал. Это 6 мая. Енисей сильно разлился и мы выплыли уже возле Песчанки. Мужики нам бутылку водки разлили и заставили выпить. Но мы даже не опьянели. Сильно замёрзли.
И здесь, в роще, тоже столы накрывали спонтанно и отмечали все праздники и дни рождения. Потом милиция стала гонять. Типа – пример детям какой…
Мне всегда нравилось дома, но это не от меня зависело. Отец брал с собой, а в школу я пошла в интернат №1. На Ломоносова. Ночевать бегала домой. Это с ул. Робеспьера и до Парижской. Мама давала на троллейбус, но соблазнов в магазинах было много. Когда копила, когда тратила. Мороженые ронетки, брикетики фруктового чая, какао, конфеты. А мы же всегда голодные были. Дети. Бегали много.
Стихи начала писать с третьего класса, но все детские уничтожила – не могла найти реализацию.
Самые чистые, радужные – про котят, про луну, про траву, небо. Наверно, когда умерла, боженька поцеловал. Я и сейчас пишу, как будто мне их кто говорит, а я только записываю.
Уже учителей моих нет. Елена Константиновна Шалаева - заслуженный учитель РСФСР, математик. Даже сыну моему младшему помогала. Они очень нравились друг другу.
Нину Дмитриевну Лиходед я ещё видела, ходила в интернат и говорила с ней. 50 лет спустя. Она вспомнила меня. Очень красивая была и такая старенькая стала. У меня даже фото есть семьи Нины Дмитриевны. Не помню по какому случаю мне попало это фото, но подписано её рукой. А Елена Константиновна подарила мне книгу, свою биографию, своей семьи. Танюшка, внучка Елены Константиновны, сделала бабушке такой подарок. И мне досталось. А ещё Елена Константиновна рассказывала (рассказывала и плакала, почему раньше не знала? Ей недавно стало это известно…) в Абакане есть стела погибших в гражданскую войну. Первые две фамилии её родители. А у неё уже сил и здоровья не хватило съездить и посмотреть, хоть веночек положить.
Всего не расскажешь.
Много чего было.
На Маркса к нам приезжали журналисты с радио. У нас двоешки родились. Получилось шесть детей. У мамы даже чековая книжка была. Записывали плач этих малявок и маму. Мама после кесарева слабая была-
Я шагнула домой, где когда-то жила
Где отец был со мной, была мама жива.
За порог, и к окну!
На ладони весь двор,
Где с мальчишками игры, с бабушкой разговор…
Изменилось как всё. Совершенно не так…
И соседей тех нет, и знакомых собак,
И в подъезде ступеньки поистёрлись совсем,
Даже двор, вроде, меньше и как-то просел…
Не пойму –
постарела или выросла так?
А когда-то ведь счастье, коль в ладошке пятак…
Погулять разрешили. Всего на часок
И звенел на весь двор тогда мой голосок!
В детство дверцу открыла и сестру привела…
Плакать хочется как… вот такие дела.