Всё фигня кроме импотенции - Жития Жоры

Юрий Тарасов-Тим Пэ
        – Первым делом хотелось убить тебя. Или морду набить для начала,– сообщил мне Жора, придя из процедурной, завалился на скрипучую кровать. – Хотя... Сам дойдёшь!–  Жора сверкнул на меня оценивающим взглядом
      – Мда, – промычал я ему в ответ, не определив линию дальнейшего своего поведения и защиты.
      – Мда! – передразнил Жора. – Такую гадость про меня сочинить!? На весь ваш мухосранск  меня ославил!  Меня там каждая собака ещё помнит. Скажешь, что писал про Баянщикова, не про меня? «Жора Баянщиков»!… Для отвода глаз хотя бы фамилию поставил  подальше от баяна. Если уж на музыкальный инструмент вштырило…  Роялев, например,  Скрипкин, Фортепьянин, наконец… Витей бы обозвал... Хотя... Анекдот с высадкой в  Печорах вся ваша деревня знает, знают, что это я проспал свою станцию. Проспал с проводницей... Я!  «Витя Иванов»  напиши – всё равно догадаются, о ком ты пасквиль сочинил. Морду набить…
      Так вот мило мы беседовали с Жорой, валяясь на соседних койках в палате общей терапии.
      Беседу нашу мирную прервала медсестра Вероника. Принесла она штатив для капельницы, поставила у койки нашего третьего соседа. Наклонилась, над больным, что-то ему сказала.
      Жора уставился на её зад – халатик был не длинный, обнажилось много интересного, что бывает выше колен,  ещё бы чуть повыше, и…
      Жора смотрел с лукавым прищуром, не отрываясь от видения.
       – Знаешь, это прекрасно, когда халатик на голое тело.. У меня был знакомый на первом курсе. Работал он год после школы на ткацкой фабрике. На упаковке. Метр у него был деревянный. Там было жарко, ткачихи в халатах –  все без нижнего… Склонившись к станку стояли, потом больше  наклонялись к ящику, так  что попа была выше всего, когда бабину из ящика брали. Витя подходил в это чудное мгновение сзади и задирал подол… Метром деревянным… Девушки не слишком обижались… Я Вите завидовал, потому что ничего волшебного в те годы ещё не видал.
      Жора рассказывал громко, не стесняясь, что Вероника услышит.
      Она всё слышала, хмыкнула,  не меняя прекрасной позы. Закрепила иглу на руке больного и вышла.
      – Да. Без нижнего белья, без трусиков, – констатировал Жора мечтательно. – Белый халатик на голых молодых сиськах – это… Да-а! Это просто сказка. Кожа молодая, тело упругое, всё сладкое. И на ощупь… Один халатик отделяет от рая, – Жора вздохнул...
      – Представляешь, Тимоха, – Жора внезапно упал на минор, –  сегодня вечером сделают нам с тобой клизму, утром погонят на колоноскопию... И найдут! Отправят в онкологию. Прооперируют. Толстую кишку выведут на бок – вот сюда  ниже пупка. Потом когда-нибудь пойдёшь ты на свидание. С калоприёмником на боку… Ужас! Есть одна только болезнь, Тимоха. Это рак! Остальное…
      Жора даже закрыл глаза и перестал дышать.
       – Нет! – сказал он твёрдо. – Нет! Надо жить сейчас… Пока без калоприёмника... Да, кстати, что меня больше всего обидело в твоём сочинении – много Жориных соплей там развешено… Дескать, не надо мне и секса даже, а вот просто бы я сидел рядом у её ног, как собака, в нежностях млея, и … Мечтал бы? О чём!? Чтобы всё-таки  трахнуть.
      Не так, Тимоха, всё было. Прозаично, без поэзии. Она молодая. А я? В магазине кассирша, зараза, спросила у меня пенсионное удостоверение… Скидка, дескать,  пенсионерам полагается… А мне до пенсии ещё три года, и, как я  считал, выгляжу я лет на сорок. Если не смотреть в зеркало… Ей тридцать семь. Маринке-то. Каринке твоей… А мне – «пенсионное удостоверение»!
        Жора помолчал. Не долго.
        – Кукушка. Зараза, тоже… Один год вчера накуковала со своего дуба. С работы газпромовской, как ты её назвал, в дополнение к прочему плохому, меня  выперли. Под настроение стал я там заедаться с директором по производству. Слово за слово, членом по столу… И пошло говно по трубам… Пригрозили повесить на меня пол-лимона за бракованную продукцию. Предложили, пока не поздно, уволиться по-хорошему. Куда деваться? Он, этот директор,  ещё и учредитель там главный. Гавкал я на своего кормильца, а это плохо… Пришлось уйти… Тимоха, вот мой совет. Не писай против ветра. Истина известная. Старая. Но её надо обязательно повторять утром каждый день, как зубы чистишь, и когда приходишь на работу.
      Деньги, брат, великое дело… Без денег – какой ты любовник? Скупердяй серый, старый пердун.  А я, и работая,  в последнее время зажимался. Подарки не дарил. Она как бы в шутку мне иногда говорила: «У Жанки есть любовник, мужик женатый, так Жанка с него берёт по двадцать тысяч в месяц». Раз она сказала про тощую Жанку, потом второй, потом третий – но к нам, дескать,  это отношения никакого не имеет.  Шутка о Жанке… В каждой шутке, как говорили классики, есть доля шутки. Я жался. Да. Мне хотелось собрать миллиона два-три и построить дом где-нибудь на берегу озера у леса… И жить там с ней… Опять сопли.. От тебя, Тимоха , наверно заразился. Ты на меня не дыши…
      Я промолчал. Повернулся на спину, скрипнул пружинами.
      Жора кинул на меня строгий  взгляд, продолжил:
      –  Маринка на тебя обиделась.
      – Читала?
      – Да, читала. Добрые люди из вашего мухосранска в соцсети ей в личку  написали, посоветовали прочитать рассказ на твоей странице в инете. Про Жору...
      – Не понравилось?
      – Понравилось! Ещё как! Проняло до глубины души. Написано гениально. Кастрировать собиралась автора. И меня... Посчитала, что про неё написано. Посчитала, что это я по пьянке  кому-то растрезвонил.  А не поэт Тимоха сам сочинил. Больной на голову! Сплетни собрал, своих постельных приключений добавил. В подробностях... Мудак! Понятно, отношениям нашим –  каюк. После  шедевра! Показал ты , как она считает, именно её и во всей красе... Как она  ложится, с кем, когда... Каким способом… Оральный секс. И прочее
      – Орального секса не было, –  буркнул я, глядя в потолок.
      – Да? – Жора примолк что-то припоминая, –  в книжке твоей, наверно, и не было… Да, наверно. И вообще такого никогда у нас  не было.
      – Ты сам-то читал?
      – Маринка читала. Все впечатления от неё…  Да, орального секса не было. Я бы не позволил. Не люблю. И ей не нравится. И себя целовать не во все места разрешала... В последнее время… В последнее время вообще с ней было трудно.
      Предложила  пожениться. А как пожениться? Надо сперва развестись… Машка где-то в штатах ошивается. Десять лет мы с нею не общаемся. Надо разыскивать. Через «Жди меня»?  Для развода!  Ну я в общем-то хвостом вилял… А она, Каринка-Маринка: «Я хочу замуж. Мне уже тридцать семь! И вообще...Надоело прятаться».
      От кого?!
      Перестала со мной общаться. Она и раньше-то, видимо, что-то такое давно задумывала. Любви с её стороны особой давно  не чувствовал. Обманывался... Сначала было. Так с полгода… А в основном, грубо выражаясь, давала… Иногда. А тут вдруг всё оборвалось.
      Звонит: «Как дела?» –  и прочее. И спрашивает: останемся ли мы друзьями.
      Я ни бе-ни-мэ, потому что не знаю, к чему клонит, или не хочу знать, к чему… Что-то бормочу. Отвечает: мужчина у неё  нарисовался. Так вот просто и сообщила…
      Был я за рулём, чуть трубкой не подавился, чуть  в столб не заехал.
      Месяца два не общались вообще. Потом вдруг позвонила: кран ей нужно починить. И кровать у неё сломалась.
      Поехал.
      «Здрасьти» сказала, почти ласково. Я потянулся было поцеловать. «Не надо»! – и села за стол ногти обрабатывать. И всё шипела…
      Настроение упало, и в штанах – тоже.  Кран я не починил. Кольца уплотнительные не влезли в свои места… Она попутно фырчала, затачивая ногти.  Боялся, что лицо расцарапает. Не расцарапала. Сказала только, что у неё  от меня изжога…
      Я понял правильно:  стало быть, дала нарисовавшемуся  принцу от ворот  поворот, и потому такая вот у неё случилась «изжога» на меня  как на виновника отказа. Там, с «принцем», было бы желанное замужество, но здесь чувства все ещё не подохли – мешают... Принцем пожертвовала… Из-за меня!. И теперь жалеет.
      
      Прошло какое-то время. Зачем-то я послал ей  эсэмэску. Встретились у неё дома. Просто как друзья бывшие. Без нежностей.
      Посмотрел сломанную кровать. Маринке понадобилось срочно к деду ехать, попросила отвезти. Переоделась в соседней комнате, посмотреть на стриптиз, как раньше мне разрешалось, и как это ей самой нравилось, не пустила. Я огорчился, чувствуя, что это всё-таки не к добру, и где-то возможно, в её сознании «принц»  маячит. И хорошо, если в одном сознании, а не в спальне вечером является...
      Поехали к деду – за город. Она молчала.  Я в горячем желании лёд растопить предложил купить ей новую кровать – подарок такой вот предложил.
      Промолчала. Пробовал погладить её между ног повыше колен, как бывало раньше во время езды. Она мою руку отвела, сказала холодно, что делать этого не надо. «Жора, мне неудобно, что я тебя вот так эксплуатирую. Я не смогу тебе дать то, чего ты хочешь»
      Я сделал вид, что ничего не услышал…
      Придумал себе объяснение: «Играет со мной, как бы кошелёк на верёвочке  таскает»… Одно слово ласковое, даже мур-мур в эсэмэске написала, и – вдруг ушат холодный сверху выливает. Разжигает меня на решительный поступок – хотелось так думать.
      Но сомнения  в голове зашевелились больше. О принце… Или  всё-таки меня дрессирует?
      Ещё пару раз встречались. Звонил. Предложил ей поездку в Павловск. В любимую аллею, а потом – в кафе… В субботу. Ответила, что она будет занята в выходные. Оба дня. И чтоб я в эти дни ей не звонил.
      Такого раньше не бывало. Чтобы запрещала звонить!
      Спросил: « Куда-то сваливаешь? За бугор»? – «Нет. Буду здесь, в городе. Буду занята». –  «С мужиком»? – рубанул напрямую. – «Да». – «Серьёзно»? – «Серьёзно». И –  молчание! «Ну, пока», – сказал я, ставя точку.
      Потом часто вспоминал  про сломанную кровать…
      
      Как  представлю…. Как она ложится раздвинув ноги... Как этот кобель на неё залезает... Кровать ломает... Ужас! Это похуже, чем калоприёмник на боку… Фээсбэшник драный... Всё правильно. У него хорошая зарплата. Пенсия достойная.
      
      Жору прервали.
      Нас  позвали на клизму. Первым шёл я, следом –  Жора.
      Моя водная процедура длилась минут пятнадцать не больше. Жора не возвращался. Увидал я его только утром, когда проснулся. Он мирно посапывал в подушку...
      На утреннем обходе  зав отделением, женщина лет сорока, присела к Жоре на краешек кровати. Живот не потрогала – занесла было чуткие пальчики над оголённым Жориным пузом и отвела, в карман халата – о температуре не справилась. Осмотрела  как-то  невнимательно, не вдаваясь в подробности, потом встала и сказала почти шёпотом:
      – К урологу идти  не советую. У вас... Всем бы  в вашем-то возрасте, и в сорокалетнем тоже, – заведующая смутилась, взяла паузу, вспоминая забытые точные слова, и закончила,– УЗИ показывают. Боли у вас фантомные, мнительность...
      Жора гордо посмотрел на стоящую рядом медсестру Веронику –  она была одета по форме  – с нижним бельём. Вероника хмыкнула.
      Рак у Жоры не нашли. У меня что-то там обнаружилось. Я валялся в нехороших предчувствиях. Жору выписывали.
      – Не переживай, – успокоил он меня. – Рак – фигня. Есть одна страшная болезнь. Это импотенция.