В нашей маленькой деревянной, но двухэтажной школе училось очень много детей городской окраины, поэтому она была всего восмилетней. Была ещё одна начальная школа, но против обучения в ней был мой отец, потому, что он знал директора этой школы, отъявленного пьяницу, нашей окраины.
Сама городская окраина тоже была не однородна: Ключевская и Пролетарская, - это одна часть, и всё остальное, - Черемошники. Целый район, деревянных домов, вдоль трамвайной линии, протяжённостью в четыре остановки. Жители тоже отличались друг от друга, как взрослые, так и дети.
Очень редко попадались дети интеллигентных родителей, в основном дети рабочих и бывших колхозников, которые не блистали культурой и тягой к знаниям. Культурных и всезнающих детей нам показывали, как какую-то редкость, всем на удивление. Как сейчас помню, привели к нам в класс, красивую девочку, которая рассказала нам о строении нашей солнечной системы, и её планетах.
То о чём она рассказывала, лично я знал давно, но многие не знали вообще, а ещё большее количество учеников и знать не хотели. Эта девочка Лена училась в параллельном классе и была круглой отличницей. Красивое лицо девочки, украшали большие очки, а все движения её тела были мягкими и аккуратными, таких девочек в нашем классе не было.
Потом наш класс объединили с параллельным классом, и мы стали учиться вместе. Кроме того, что девочка Лена была отличница и красавица, она оказалась ещё, и задавакой. Как сейчас помню, собирали мы макулатуру, - старые газеты, журналы и даже книги без начала и конца. В основном приносили из своего дома, а так же от соседей, знакомых и родственников, родители некоторых учеников, даже умудрялись принести с работы.
Набрали мы большую кучу бумаги и от усталости свалились прямо на собранную макулатуру. Девочка Лена наша отличница, была ещё, мечтательной романтической особой, лёжа на этой куче бумаг, она представляла, что нас тоже переработают вместе с макулатурой. Потом она стала представлять себе, что из неё получатся обязательно ноты, она училась, кроме нашей, ещё и в музыкальной школе.
Каждому хотелось узнать, что получится из него в результате переработки нас вместе с бумагой, но все молчали, боясь спросить об этом Лену. Возможно, каждый представлял по-своему сочетания своего организма с бумажной продукцией. Один только я не побоялся спросить: «Как ты думаешь, Лена, а что может получиться из меня?». Я был чист душой и не боялся любого ответа, да он мне и не нужен был, мне хотелось узнать её мнение обо мне, по моему предположению не очень лестное.
Так оно и вышло, на мой вопрос Лена ответила: «Из тебя, не получится ничего лучшего, чем трамвайные билеты». Её слова можно было отнести к любому из нас, лежащим на этой куче бумаги. Поэтому, они не вызвали смех или сожаление моих одноклассников, вместо этого её слова, как лакмусовая бумажка, проявили отношение к окружающим, этой высокомерной девочке.
Дальнейшая её судьба мне не известна, потому, что она перевилась в специализированную школу с музыкальным уклоном. Говорят, повзрослев, она стала распутной девицей, но я в это не верю, разве может высокомерная с детства особа, так низко пасть. Думаю, что это злые языки, мстят ей за причинённые им обиды, я не такой, мне почему-то кажется, что из неё получились листы нотной бумаги, возможно не исписанные разными знаками, благодаря которым извлекают музыку.
Вот что-то говорит мне о том, что не может она стать композитором или прекрасным исполнителем музыки, для этого надо обладать душой, большой и благородной. Только человек с прекрасной душой, может своим искусством радовать людей, даже тех, которые продают трамвайные билеты. Наша творческая элита высоко поднялась над остальными людьми, иной раз они кажутся сами себе, почти небожителями, одарёнными от рождения, но даже им нельзя ездить в транспорте без обыкновенных билетов.