Шелдон спустился к столу последний. Он вошёл в просторную столовую, и увидел, что за длинным обеденным столом, уже собралось всё семейство.
Во главе стола сидел отец, не снимающий бейсболку даже в доме. Он хмурил брови и пожёвывал нижнюю губу.
Справа от него находилась Кларисса, мать Шелдона, моложавая брюнетка сорока восьми лет. Мать семейства Кларисса Кларк представляла собой хорошо сохранившуюся зрелую женщину. Которая неустанно следит и ухаживает за собой, посещает салоны красоты и оздоровительные центры, регулярно пользуется подтяжками лица. Однако как не крути, возраст ей не всегда удавалось скрыть, дряблая шея, сеточка морщин у глаз и потускневший взгляд выдавали её, особенно когда женщина смеялась, что выходило чаще всего довольно фальшиво. Кларисса до сих пор выглядела привлекательно и могла нравиться. Но в её игривом смехе читался инфантилизм, а в непроизвольных жадных взглядах, которые она бросала на молоденьких девушек, зависть и злоба. Она чем дальше, тем больше не способна была адекватно принимать свои возрастные изменения. Даже сейчас мать недоброжелательно поглядывала на сидящую напротив дочь, чьё естество бурлило живостью и цветением молодости.
Лолита сидела слева от отца, скучающе скользя взглядом по комнате, периодически просматривая свою страничку в инстаграме на гаджете последней модели с надкушенным яблоком. Иногда она замечала взгляды матери, тётки и бабки, и на её устах появлялась наглая ухмылка.
Возле Клариссы расположилась её сестра, тётка Шелдона и Лолы, Хезер Джонс. Тётка Хезер была пятью годами младше сестры, однако вид имела слегка потрёпанный. К тому же она пошла в отца, а не в мать, как её сестра, и ей досталось папашино лошадиное выражение лица, выдающаяся вперёд челюсть и длинный нос с горбинкой. Поверх носа восседали очки, за которыми прятались маленькие беспокойные глаза. Возле неё сидел предмет её вечных беспокойств, страхов и переживаний, причина её ранних возрастных перемен и недоспанных ночей, девятилетний мальчуган по имени Калем.
Сын тётки Хезер являл собой загорелого полноватого парнишку хулиганской наружности, с вечно шмыгающим носом, бегающими узкими глазками и не сходящей с физиономии глуповатой улыбкой. Развлекался мальчуган Калем на досуге тем, что отрывал пойманным птицам крылья и головы, соседским котам поджигал хвосты, а бездомных собак кормил котлетами, в которых прятал булавки и иголки, и беззаботно хохотал, когда бедная животина, несясь по улице, визжала от боли, отведав его угощения. На людях мальчуган гримасничал, показывал язык, а иногда, разжимал средний палец. Прилично он вёл себя только рядом с матерью, к которой питал привязанность дикого зверёныша, видя в ней руку, что кормит и ласкает его. При хозяине дома большом Джиме, резвый не по годам ребёнок обычно был настороже, всегда как-то подозрительно всматривался в его жёсткие черты, как будто что-то в них выискивая. В этой настороженности присутствовало смешение чувств и инстинктов, словно этот зверёныш уже ощущал и понимал от кого зависит его жизнь в этом доме, кого он должен бояться и уважать.
Последней за обеденным столом находилась старушка семидесяти шести лет по имени Джорджина Солсбери. Миссис Солсбери, которую большой Джим в шутку называл “нафталиновым барахлом” и “старой вешалкой”, произвела на свет двух дочерей – Клариссу и Хезер. Супруг её, Викарий Солсбери, умер пятью годами ранее. Старуха Солсбери и при нём не отличалась мягкостью характера, а после смерти мужа впала в старческое озлобленное брюзжание, разбавленное обжорством в одиночестве. Жизнь постепенно уходила из неё, и любое проявление жизнерадостности в других людях её раздражало и выводило из себя. Особенно она не любила детей и молодёжь. Так что не трудно представить на кого она посматривала косо за столом.
В девичестве Джорджина Крушницкая, дочь польского еврея, была хороша собой и пользовалась вниманием у мужчин. Когда в браке у неё подросли дочери, то старшая Кларисса миловидностью пошла в неё, а младшая же Хезер, унаследовала неприглядную внешность отца. Со временем красота Джорджины увядала, но её старшая дочь расцветала день ото дня. Поначалу мать радовалась, глядя на дочь, но потом всё дальше и глубже в ней проявлялось чувство зависти. В конце концов, она стала ненавидеть дочь за тот успех, который та имела у противоположного пола. Появление каждого нового ухажёра Клариссы, Джорджина воспринимала как личное оскорбление в свой адрес, и иногда намерено распускала сплетни о дочери, пытаясь ей отомстить.
И вот, словно в наказание обоим женщинам, перед старухой и её зрелой дочерью, сидела молодая цветущая внучка. В который раз старуха Солсбери пожирала глазами нахальную белоснежную улыбку Лолиты, морщила своё, и без того сморщенное, лицо, слушая небрежный скучающий тон голоса девушки. Мальчишка Калем старухе совершенно не нравился, но внучку она не любила гораздо сильнее. Непослушного мальчишку она недолюбливала, так как он передразнивал её и корчил ей рожи. Но прыткий парнишка нечасто показывался ей на глаза. Подрастая в семье эгоистов, Калем умел быть ненавязчивым. А вот красавицу-блондинку Лолу, старуха Солсбери не любила настолько, насколько сморщенная подгнившая зловонная груша может не любить свежий спелый ароматный персик.
Присутствующие осмотрели Шелдона, одарив его каждый по-своему неповторимым взглядом, суть которого читатель волен трактовать сам, опираясь на описания выше. Молодой человек поздоровался, и занял свободное место возле сестры, приготовленное для него.
- Ну что ж, вся семейка в сборе. – Проговорил большой Джим. – От лица присутствующих, я рад снова приветствовать моего сына за общим столом.
Родственники вновь обратили свои кислые мины в сторону молодого человека, сделав это не по своему желанию, а единственно в угоду главе семейства.
- Консуэла, подавай горячее. – Рявкнул здоровяк.
Толстая мексиканка засуетилась, вынося парующие блюда и миски за стол. В считанные минуты умелая домработница заполнила длинный стол тарелками с ароматной едой, и семейство Кларков приступило к трапезе. Не обращая внимания на Шелдона, каждый сидящий за столом был занят своей тарелкой, и всегдашней нехитрой болтовнёй. Тётка и мать перекидывались сплетнями о знакомых и соседях. Отец и сестра говорили о покупке нового автомобиля. Мальчуган Калем без особого энтузиазма ковырял в тарелке, и украдкой, чтобы не увидел большой Джим, от скуки корчил рожи старухе Солсбери. Старая перечница недовольно поглядывала на всех, но ела с завидным аппетитом, что-то иногда бормоча себе под нос. Шелдон был голоден, но ел медленно, время от времени, обводя взглядом своих многоуважаемых домочадцев.
В таком размеренном темпе прошло минут пятнадцать-двадцать, пока тётка Хезер, намеренно возвысив голос, не обратилась к Шелдону:
- Дорогой мой мальчик, как твоё самочувствие?
- Спасибо тётя, я чувствую себя хорошо. – Ответил парень.
- Лечение доктора Брауна оказалось успешным? – приторным тоном продолжала Хезер.
- Ну, во всяком случае, он честно старался помочь мне…
- Ой, он такой вежливый и тактичный. Но нам с твоей матерью кажется, что он немного странноватый, или это в силу возраста. Хотя он слывёт лучшим специалистом в округе по душевным недугам. У него такой большой опыт, сорок лет это не шутки! Говорят, что он возвращал в социум даже законченных сумасшедших, которые лаяли словно собаки, и измазывались собственными фекалиями… - продолжала сыпать бестактным словоблудием женщина в очках.
Большой Джим строго на неё посмотрел.
- Моя болезнь не настолько запущена, тётя. – Отвечал, смутившись, молодой человек.
- Многие так думают, а потом вдруг начинают потихоньку слетать с катушек. Ну, там, начинают говорить сами с собой, или под машину бросаются… а потом вдруг ненароком зарежут кого-то из близких людей… - кудахтала Хезер.
- Тётя, я вменяем…
- А ведь твой несчастный отец верит в тебя. Он столько возлагает на тебя надежд! Он не жалеет денег на клинику доктора Брауна. Иногда, мне кажется, что он ни о ком столько не думает, сколько о тебе! Ни кому так не пытается помочь, как тебе!.. – причитала миссис Джонс.
- Хезер, закрой рот. – Резко проговорил хозяин дома.
Болтливая женщина вздрогнула, нахмурилась, и, опустив глаза, с ожесточением стала поглощать пищу.
- Тётя, вы вся в предвкушении некоего будущего злодеяния? Какая у вас, однако, бурная фантазия. – Засмеялась Лолита, переглядываясь с отцом.
- Я просто обеспокоена состоянием твоего брата. – Сухо бросила тётка Хезер.
- Какая вы у нас сердобольная! – иронично произнесла блондинка, - Вот, берите пример с моей мамаши. Она себе сидит и спокойно ест, не забивая голову всякими глупостями, и уж точно не думает о помешательстве Шелдона.
- Лолита, я обеспокоена состоянием Шелдона, не меньше отца. – Нехотя проговорила Кларисса.
- Я знаю, тётя, что вас угнетает и не даёт покоя, - продолжала подшучивать Лола, не обращая внимания на слова матери, - подобные мысли всё лезут в вашу голову от недотраха. Давно никто не наведывался в вашу скромную мохнатую пещерку. Лучше фантазируйте на досуге о загорелых накаченных жеребцах и их длинных приборах.
- Лолита, прекрати паясничать. – Сделал замечание дочери большой Джим.
- Как скажешь, папа.
Блондинка сделала вид что послушалась, а когда отец отвернулся, показала тётке неприличный жест ртом, заложив язык за щеку. Хезер метнула взгляд ядовитой кобры на наглую племянницу, но молча, проглотила обиду, продолжая интенсивно работать челюстями.
Кларисса невольно улыбнулась уголком рта, мысленно злорадствуя над сестрой. Мальчишка Калем скорчил рожу старухе Солсбери. Та, уставившись на него, бормотала про себя проклятия. Обед шёл своим чередом.
Шелдон ел с аппетитом, однако часто задумывался, периодически отлаживая столовые приборы в сторону. В один из таких моментов большой Джим обратился к нему:
- Сын, какие у тебя планы на ближайшее время?
Парень не сразу понял, что к нему обращаются, поэтому отцу пришлось повторить вопрос. Этот момент каждый из присутствующих отметил про себя.
- Я бы хотел вернуться к переводу поэмы. Ну, и если получиться, подыскать работу в редакции или издательстве. – Ответил молодой человек, смотря в глаза отцу.
Здоровяку не пришёлся по душе ответ сына, но он ожидал что-то в таком роде, так как подобный ход мыслей был волне логичен для его отпрыска. Однако Джимми Кларк невольно нахмурился, и спросил:
- Ты всё также не ешь мяса?
- Да, всё также.
Шелдон съел почти всё овощное рагу, но не притронулся к отбивной. Консуэла знала, что молодой человек не ест мясо, рыбу и молочные продукты, и готова была приготовить ему что-то отдельно. Но отец семейства всегда настаивал на том, дабы домработница готовила Шелдону, как и всем остальным домочадцам. А ослушаться хозяина дома преданная толстушка не могла.
- Доктор Браун настаивает на том, чтобы ты провёл несколько месяцев дома, дабы отследить стабильность ситуации. – Проговорил большой Джим.
- Я… я понимаю. – Отвечал парень.
- И я бы хотел, чтобы ты во время пребывания дома, наведывался ко мне в контору.
- Я постараюсь.
- Хорошо. – Кивнул Джимми Кларк, повелительно осматривая сидящую за столом родню.
Консуэла принесла десерт. Заботливая мексиканка приготовила любимое в детстве лакомство для брата и сестры – вишнёвый пирог. Укладывая в тарелку большой кусок пирога для молодого человека, она проговаривала:
- Этот кусочек для вас, мистер Шелдон. Вас надо откормить, а то вы совсем исхудали на отвратительной больничной еде.
- Спасибо, Консуэла. – Отвечал парень, принимая тарелку из пухлых рук домработницы.
- А это вам, мисс Лолита, кусочек поменьше, чтобы ваша фигура и далее оставалась стройной.
- Спасибо, моя толстушечка. – Дружелюбно произнесла Лола, взяв тарелку из трудолюбивых рук мексиканки.
Консуэла жила в доме Кларков уже почти двадцать пять лет. Брат и сестра выросли у неё на глазах, и в детстве проводили много времени со своей заботливой домработницей. Сейчас дети выросли, но добрая мексиканка по-прежнему была сильно привязана к ним. Она искренне переживала, когда у Шелдона проявился душевный недуг. Особенным ударом для неё стала смерть младшей дочери семьи – Тери.
Разложив десерт всем сидящим за столом, Консуэла стала позади и с умилением наблюдала как семья, которой она уже столько лет служила, с аппетитом ела её стряпню. Даже мальчишка Калем, который до этого без интереса ковырялся в отбивной и овощном рагу, уплетал вишнёвый пирог за обе щеки. Минут пять-семь прошло в дружном молчании, которое нарушало лишь чавканье человеческих существ.
Глава семейства доел, отложил вилку в сторону, сыто отрыгнул, вытер губы, и, улыбнувшись, произнёс:
- Пирог сегодня особенно хорош, Консуэла.
- Спасибо, мистер Кларк. – Просияла домработница. – Мне в удовольствие готовить для вашей семьи. Жаль, что малышки Тери нет с нами, она тоже очень любила вишнёвый пирог.
Кларисса и Хезер вздрогнули, переглянувшись. Лола недовольно прикусила губу. Шелдон печально посмотрел на простодушную мексиканку. Старуха Солсбери хмуро закидывала последний кусок пирога в рот, делая вид, что не расслышала слов домработницы. Только мальчишка Калем никак не отреагировал на её неосторожные слова, занимаясь воровством пирога с тарелки матери.
- Я же просил, чтобы ты никогда больше не упоминала о ней, Консуэла! – стукнув по столу своим большим кулаком, так что зазвенела посуда, прорычал Джимми Кларк.
Толстая мексиканка испугано икнула, а затем, опустив глаза, принесла извинения, и стала быстро убирать со стола. Трапеза была окончена. Родственники с хмурыми лицами разошлись кто по своим комнатам, кто по делам.
Шелдон поднялся в себе в комнату. Заперев дверь, он взволновано прошёлся от стены к стене, потирая виски. Затем он распахнул окно, июльский воздух проник в его покои, принося тепло и свежесть. Молодой человек вдохнул полной грудью, и, ободрившись, сел на кровать. Уста его чуть заметно зашевелились, с них сорвалось лишь одно слово – Иштар.