Работница районного отдела соцзащиты, направляясь по адресу новой своей подопечной, в уме подсчитывала, какова будет прибавка от этого обслуживания. Главное, чтобы старуха не была требовательна, капризна, как некоторые ее ровесники, нахально считающие себя чуть ли не пупами Земли, а ее - чем-то им обязанной, и вечно полные претензий: купила, видите ли, не то, что просили, срок годности на принесенном продукте невелик... «За три дня я это не съем! Как прикажете быть, выбрасывать?» - только и слышишь от занудливых старушек.
А вот и этот дом. Ишь ты, везет же людям! Не только центр, но и особняк какой: старой, дореволюционной постройки, с венецианскими окнами! И где справедливость на белом свете? Эта старая кляча занимает, как сказали, квартиру из двух комнат, а вот она, Галина, должна ютиться вместе с дочкой, зятем, пьяницей и бездельником, и двумя внуками в однокомнатной конуре на окраине в фабричном районе города и спать на кухне, уже пятый год все ожидая, когда их хрущоба пойдет под снос...
А ведь этот особняк, наверно, стоит куда более века. А вид у него - будто вчера соорудили... Да, заиметь такую квартирку - несбыточная мечта... Их, если расселят, то ее обязательно заткнут в какую-нибудь дыру на задворках, не иначе. В новых домах, говорят, одиночек не селят. И светит ей тогда лишь комнатка в старой коммуналке. Семья же дочери, по-видимому, получит новостройку. Но, когда это еще будет — вот вопрос...
Так, размышляя, Галина Ивановна Квашнина, быстро, несмотря на свой предпенсионный возраст, одолев два пролета, остановилась у крепкой дубовой, красиво сработанной двери на втором этаже, и нажала кнопку звонка.
Дверь открыла опирающаяся на палку сгорбленная, интеллигентного вида весьма пожилая женщина, в голосе которой проскальзывали начальственные нотки, что безошибочно указало Галине на непростой характер ее клиентки.
Изобразив на лице давно отработанную при знакомстве с этим малоприятным контингентом льстивую улыбочку, Галина представилась, не забыв подчеркнуть, что отрадно увидеть такую симпатичную и в полном здравии, женщину, которой, она уверена, приятно будет помогать.
Старуха спокойно выслушала дежурные высказывания явившейся помощницы, и ни один мускул на ее лице не указал на положительную реакцию от знакомства и услышанных слов.
- Ясно. Проходите. Честно сказать, ожидала увидеть сотрудницу и помоложе... Вы, надеюсь, на здоровье не жалуетесь?
- Что вы, дай Бог всем мое здоровье! Да и возраст мой не так уж и велик, пять лет еще до пенсии шагать! - поспешила похвастаться и успокоить клиентку Галина. - - Бегаю, как савраска! Поверьте, есть еще порох у нас в пороховницах!
Это замечание понравилось даме, и она расплылась в улыбке, отчего ее лицо преобразилось и уже не казалось Галине таким надменным, как ранее.
- Итак, будем знакомиться. Зовут меня по паспорту, как вам известно, Евфимия Митрофановна. Но я свое имя не люблю и, еще будучи пионеркой, сто лет тому назад, — она снова улыбнулась, - объявила, что впредь буду не Фимкой, а Майей. Так что зовите меня Майя Митрофановна, как я с тех пор привыкла.
- Ну, а я, как вам уже сказала, Галина. Но лучше — Лина. Также, как и вы, я когда-то решила, что так намного лучше, чем Галка, какая-то глупая птица.
- Значит, мы обе с вами, обладательницы двух имен. А, как вас, Лина, по батюшке?
- Ой, уж этого не надо! Не люблю официальность. Да и отчество у меня оригинальностью не блещет — Ивановна.
- Ну, что ж, Лина так Лина. Это не главное. Основное, чтобы мы сработались, и на это я надеюсь. А если будете мне помогать сверх того, что обязывает ваша должность, то есть еще делать уборку в квартире, я вам буду платить дополнительно. Как вам мое предложение?
- О, конечно, согласна! Мне приработок необходим как воздух. На мне сидит семья дочери, включая пропойцу зятька.
- Сочувствую и счастлива, что лишена подобной «прелести», - заметила Майя Митрофановна, и тут же мысленно одернула себя — чего разоткровенничалась?
Она вообще была очень скрытным и жестким человеком, не любила и не разрешала себе сантиментов, и не терпела мягкотелости у других. Строгая, требовательная во всем, ветеран труда и старый член партии, Майя Митрофановна всю жизнь проработала на одном месте, пройдя путь от мастера ОТК до начальника того же отдела на машиностроительном заводе. Овдовев в сорок четыре года, больше замуж не вышла, хотя в поклонниках недостатка не испытывала, особенно среди лимитчиков, по ее мнению, увлекавшихся не столько ею, сколько квадратными метрами в центре Москвы.
Еще со студенческой скамьи Майя Митрофановна вместе с будущим супругом занималась альпинизмом. Но в дальнейшем, после полученных переломов, с этим прекрасным увлечением пришлось расстаться. Ее же муж, Левушка, даже став начальником отдела кадров одного из военных НИИ, не изменял своему пристрастию, и из одного похода в горы Тянь-Шаня, куда особенно стремился, не вернулся...
Трагическую гибель мужа, сорвавшегося в пропасть, Майя Митрофановна перенесла внешне стойко, но внутренне тяжело, со жгучей обидой на судьбу, не давшую ей детей и оставившую в одиночестве.
С той поры она все свое нерастраченное тепло обратила на племянницу, дочь, так же как и она, рано овдовевшего брата, который и не помышлял вторично жениться, как он говорил, не желая причинять ребенку страдания из-за мачехи.
Годы шли. Тетя Майя шефствовала над племянницей: водила ту по театрам, музеям, возила по Золотому кольцу, брала с собой на курорты, одевала в дорогие наряды, ничего для Катюши не жалея. А девочка отвечала тете искренней любовью, с благодарностью принимала ее заботу, и, будучи уже в подростковом возрасте, делилась с ней сокровенным.
А когда в девятнадцать лет у племянницы появился жених, брат Майи Митрофановны, наконец, отважился жениться, и, неожиданно для сестры, принял решение эмигрировать. Воспользовавшись тем, что бабушка его новой жены оказалась еврейкой, он укатил в Израиль, оставив дочери однокомнатную квартиру.
Возмущенная решением брата покинуть отечество, родную дочь, да и сестру, Майя Митрофановна решительно порвала с ним отношения, даже отказалась попрощаться.
После смерти родителей связь с дальними родственниками, живущими в разных уголках страны, прервалась. Теперь, после отъезда брата, у нее, кроме Катюши, никого из близких не осталось, и это обстоятельство еще более сблизило Майю Митрофановну с племянницей, судьба которой стала очень волновать, так как избранник Катюши совсем не нравился ее тете...
Сергей, недоучившийся студент медицинского вуза, не то самостоятельно бросивший третий курс института, не то исключенный из него, отслужив действительную службу, вернуться в родной Томск не пожелал и устроился в Москве медбратом на скорой помощи. Как виделось Катиной тете, не имея собственной жилплощади и живя, что называется, на птичьих правах у какого-то бывшего однокурсника, он скорее полюбил квартиру племянницы, чем ее саму.
- Хищник! - так окрестила Сергея Майя Митрофановна и предупредила Катю:
- Не смей его прописывать! Не верю я ему! Уж больно мягко он, девочка, стелет. Поверь, жестко будет спать! Смотри, не ошибись... Слишком льстивый!
Но, влюбленная и неопытная Катя не только не вняла советам тети и прописала мужа, но и имела глупость во время начавшейся приватизации оформить свою недвижимую собственность на троих — ее, мужа и их сына. Об этом она в будущем пожалела, когда, как и предсказывала дальновидная тетя, жизнь с Сергеем не сложилась, и супруги разошлись.
Катя осталась с шестилетним сыном и с решением суда, по которому бывший супруг отхватил себе треть квартиры. Правда, он предложил бывшей жене выкупить у него эту часть. Денег и возможностей взять кредит у Катерины, работавшей в детском саду музработником, и получавшей гроши, естественно, не было и она обратилась за помощью к тете, зная, что у той осталась немалая сумма после продажи автомашины.
Майя Митрофановна поначалу приветствовала решение племянницы вернуть себе всю квартиру и обещала помочь ей с деньгами. Но, когда дело дошло до исполнения обещанного, она вдруг засомневалась: остаться на старости лет с одной пенсией, имея подорванное переломами здоровье, без заначки на черный день, глупо и опасно. Конечно, у нее всегда «в запасе» чудесная двухкомнатная квартира в центре Москвы. Но Майя Митрофановна даже в самом страшном сне не могла представить себя, сдвинувшейся с родных квадратных метров...
И она отказала любимой племяннице, выложив все доводы, и добавив напоследок:
Не переживай, жить с вами твой проходимец не будет! Он же нашел себе другую дуру, а продать эти метры ему не удастся — кто их купит без права проживания?
Но все успокаивающие словеса на Катю не подействовали. Она, крепко обидевшись на тетю, перестала к ней приходить. А ведь ранее не только ежедневно звонила и часто навещала со своим Кирюшкой, но и считала своим долгом помогать тете делать генеральную уборку, а с того времени, как та расхворалась (гипертония, артрит) и вышла окончательно на пенсию, Катюша вообще взяла все заботы о тете на себя: убирала, делала покупки в магазине и на базаре, в общем, стала ее помощницей и опорой.
И вот, когда после жгучей обиды племянницы Майя Митрофановна всего этого лишилась, она, по совету приятельницы, была вынуждена обратиться в отдел соцзащиты. С прикрепленной работницей, приятной, внимательной и старательной Линой она в дальнейшем подружилась, почувствовав в той доброжелательность, и даже какую-то, ни к чему не обязывающую, преданность.
...Внук русского золотопромышленника, эмигрировавшего после революции во Францию, и при этом растерявшего все свои богатства, не мог успокоиться с тех пор, как узнал о существовании семейной тайны, которую открыла ему мать. Как оказалось, бабушка Поля Леруа еще до замужества была фрейлиной русской императрицы и любовницей одного из членов царской семьи. Убегая из России, она оставила в будуаре своей московской квартиры, в тайнике, замурованном в стене, самое дорогое из того, что у нее было, и очень страдала все годы от этой потери... Об этом бабушка перед кончиной поведала дочери.
Поль был сравнительно обеспечен, но не богат, и этот «русский» клад запал ему в душу, не давая покоя и будоража воображение. Им овладела идея фикс поехать в Россию, разыскать нужный особняк в центре Москвы, выкупить квартиру, где была когда-то комната бабушки, и... Мечта о скрываемых в стенах бывшего будуара сокровищах была так заманчива, так сладка, что пересилила все возможные трудности при осуществлении этого дела, и он начал действовать.
Найти адрес особняка было не так трудно, как разыскать план расположения комнат в доме. Благо здание оказалось построенным одним из известных французских архитекторов, и эта преграда, на преодоление которой ушло немало времени, наконец, была преодолена.
Оставалась еще одна задача: найти изыскать средства, и немалые, на всю операцию. На задуманную покупку следовало раздобыть солидную сумму, и даже при жесткой экономии потребовалось бы еще два-три года, а за это время мало ли что может произойти... Мысль о том, что, клад вполне мог быть уже обнаружен жильцами или кем-либо еще, ведь с тех пор, как покойная оставила свою резиденцию в Москве, прошла целая эпоха, порой приходила в голову и страшила упорного искателя семейных сокровищ, но остановить уже не могла... Он даже постарался подтянуть свои знания русского языка, которым неплохо владел с детства, но с годами, без практики, утратил многое.
Настойчивость и твердость характера Поля Леруа помогли ему, наконец, сотворить поистине казавшееся ранее невозможным: собрать нужную, по его мнению, сумму, - как он выразился, «только черту не заложив душу!», и он отправился на родину предков.
А вот и Москва... Даже не осмотрев ее достопримечательностей, француз направился по известному адресу. Квартира бабушки занимала второй этаж, на котором теперь значилось пять квартир. По плану будуар располагался в одном из торцов, с которого и начал свои поиски Поль.
Месье Леруа еле удалось преодолеть сопротивление не желавшей его впускать консьержки, но французские сувениры (дешевые побрякушки), сыграли свою роль, и вот он стоит перед дверью нужной квартиры, еле сдерживая нетерпение от долгого ожидания отклика на настойчивые трели звонка. Наконец, послышались шаркающие шаги и стук палки...
Майя Митрофановна долго не желала впускать незнакомого иностранца. И лишь после ознакомления с документами (приоткрыв дверь на цепочке) и бдительного осмотра самого визитера, утверждавшего, что желает воочию лицезреть апартаменты, где некогда находился будуар его любимой бабушки, строгая хозяйка квартиры смилостивилась и пригласила войти, хотя и предупредила, что от бывших, роскошных, по-видимому, палат, здесь совершенно ничего, кроме лепного потолка и весьма изношенного паркета, по большей части замененного линолеумом, не осталось.
С превеликим любопытством оглядев квартиру, француз неожиданно сделал Майе Митрофановне удивительное предложение - продать ему ее жилье.
В ответ хозяйка квартиры рассмеялась.
Любезный месье Леруа, я ни за какие коврижки со своей квартиры не сдвинусь. Да и с чего вы взяли, что я ее решу продать?
- Но я дам хорошую и очень высокую цену!
- Нет, нет и нет! А, кстати, я даже не слыхала, чтобы кто-нибудь из нашего дома намеревался продавать. Но вы, все же, если у вас возникла такая острая потребность, попытайте счастья у соседей — может, кто-нибудь и клюнет на большие деньги... Но только не я!
- Нет, мне другие квартиры не нужны, а только та, где была спальня бабушки!
- Но, почему вы уверены, что именно эта комната была ее будуаром? И не все ли вам равно?
- О, нет, не все!
И видя, что старуху не умолить и несолоно хлебавши придется возвращаться домой, Поль, полный отчаяния, ничего другого придумать не смог, как открыть причину своей настойчивости и, поведав о кладе, предложить найденные сокровища разделить пополам. Но и тут его ждало фиаско.
Внимательно выслушав гостя, эта упрямая старуха совсем не загорелась предложенной выгодой, а, по-видимому, будучи более здравомыслящей, постаралась его охладить, полным ушатом воды вылив свои аргументы на бедную голову Поля.
Милейший господин Леруа, рассудите сами трезво, взглянув на время, отделяющее нас от дня бегства вашей родни. Если и был этот замурованный клад в стене, то при реконструкции особняка его уже изъяли. Ведь из шестнадцати комнат, бывших на этом этаже, сделали пять отдельных квартир. К тому же за прошедшие годы в самих этих квартирах не раз делался капитальный ремонт. Так что ваших сокровищ и в помине тут нет, уж поверьте мне! К тому же, не знаю, известно ли вам, что у нас по закону найденные богатства принадлежат государству, а нашедший получает вознаграждение. Каково оно, я не в курсе, но думаю, не очень щедрое... Но, это я так, для сведения, - сказала она, с сочувствием глядя на француза, сидевшего с совершенно потерянным видом.
И опечаленный Поль Леруа так ни с чем и отправился восвояси...
...Вот уже два года как Галина опекает свою клиентку, сначала показавшуюся своенравной, суровой старухой. Конечно, Майя Митрофановна оказалась вовсе не сахар, довольно требовательной и с непростым характером. Но на это старательная работница соцзащиты закрывала глаза, стремясь во что бы то ни стало угодить и прийтись по душе своей привередливой подопечной. А с тех пор, как Галине стало известно, что у бабули кроме племянницы, на которую старуха смертельно обижена, и с которой уже давно не общается, более никаких наследников нет, сама собой замаячила перед нею идея завладеть чудесной квартирой в самом центре столицы...
И Галина стала изо всех сил сердечно сопереживать и потворствовать хозяйке этих соблазнительных апартаментов. А чтобы быть ближе и заслужить не только симпатию, но и другие благодарные чувства, она часто заводила доверительные беседы, раскрывая перед Майей Митрофановной свою душу, просила совета, как поступать с хамом и пьяницей зятем, издевающимся над ее глупой дочкой, которая его неизвестно за что обожает и не только терпит, но и ищет оправдания его гадкому поведению, и уверяет ее, свою мать, у которой сердце за дочь болит, что она пристрастна к нему.
И как эта молодежь бывает к нам несправедлива! Ведь я к дочери всей душой, болею за нее, а она, неблагодарная, мне часто грубит. Но это ничто в сравнении с тем, что недавно бросила мне в лицо. «Ты, - говорит, - мама, что, хочешь, чтобы я из-за твоей неприязни к зятю рассталась с мужем? Тебе тогда будет приятно, если мои дети останутся без отца, а я без мужа и кормильца?» Сейчас она не работает, и сидит с детьми. Ну, дорогая Майя Митрофановна, что вы на это скажете? Что посоветуете, как мне быть? Тут ваш умный совет очень нужен!
И Майя Митрофановна, как-то прослушав очередные Галинины стенания о выходках ее неблагодарной дочери, в свою очередь поделилась переживаниями из-за норовистой племянницы с теперь единственной своей собеседницей (с двумя приятельницами, говорящими, как ей казалось, все наперекор, она давно уже порвала).
Вообще, чем старше становилась Майя Митрофановна, тем больше портился ее характер. А Галина, не забывая ни на минуту о поставленной цели, изо всех сил старалась стать старухе необходимой и поддакивала ей во всем, даже в несуразностях.
Неожиданно пришла Катя, решившая сообщить тете о смерти отца. Кончина брата, которому непоколебимая коммунистка не могла простить отъезда на чужбину, не так взволновала, как растрогала ее племянница, тем, что, наконец, явилась. А ведь могла бы эту скорбную весть сообщить по телефону... Но она предпочла прийти, по-видимому, поняв всю глупость своей обиды.
На радостях от примирения, Майя Митрофановна не знала куда посадить и как принять дорогую гостью. Оказалось, что Катя все же добилась своего: теперь вся квартира принадлежит ей и сыну, хотя для этого пришлось договориться с ее бессовестным бывшим супругом об отказе от алиментов, взамен чего он отдал свою долю в приватизированном жилье сыну. Тут тетя обеспокоенно спросила:
- Катюша, а как же ты ухитряешься жить на одну свою зарплату? Или перешла куда-либо из садика?
- Нет, тетя, я все там же, но еще подрабатываю.
- Что, даешь частные уроки?
- Да нет, к сожалению...
- Так где и кем? - полюбопытствовала Майя Митрофановна, заметив, что племянница явно не желает на эту тему распространяться.
- Мама моет лестницы! - вмешался в разговор ее восьмилетний сынок.
- Что? Какие лестницы? - вскричала неприятно удивленная тетя. - А ну, выкладывай, - грозно уставилась она на бесспорно недовольную поворотом беседы Катерину.
- Я устроилась в нашем ЖЭКе, мою три подъезда по утрам, до работы. Это дает нам с Кирюшей возможность нормально существовать, получается куда больше тех жалких алиментов.
- Но, как твои руки, ты ведь пианистка? Их ведь надо беречь!
- Ой, тетя, ничего с ними не будет. Давайте поменяем тему...
Когда гости ушли, Майя Митрофановна потеряла покой. Как могло случиться, что ее племянница, с детства подававшая надежды своей одаренностью и загубившая талант и дальнейшую карьеру из-за своего бездумного замужества, связав жизнь с этим проходимцем, теперь, из-за материальных трудностей дошла до мытья подъездов?.. Интереснейшее совмещение профессий! И чем теперь Катюше может она помочь, когда сама пенсионерка... Если бы не скромные сбережения, где бы она теперь была? Нет, отдать племяннице последнее нельзя. Но, что-то надо придумать...
В таких раздумьях хозяйку застала Галина. Обрадовавшись ее приходу, — хоть есть с кем поделиться - Майя Митрофановна сообщила помощнице, что у нее, хотя и омраченная, но радость:
- Представляете, Линочка, кто у меня сегодня был! Не поверите — моя гордая Катерина со своим сынишкой!
- Ишь, ты, явилась - не запылилась! Значит, вспомнила наконец-то о родной тетушке...
- Ну, да, надеюсь, многое она поняла, эта строптивая девчонка!
Полученное известие неприятно озадачило Галину. Возобновление родственных отношений Майи с племянницей совсем не входило в ее планы.
- Ой, Майя Митрофановна, какая она девчонка! Сынок-то поди большой. Сколько ему?
- Да, школьник уже. Ох, время как спешит... Но она, Катюша моя, для меня, несмотря на это, все девчонкой кажется...
- Девчонка не девчонка, а голова-то должна варить, да и сердцу нужно быть помягче. Бросить на произвол судьбы пожилую больную тетю, надо же такое неслыханное дело сотворить! Да, они, современные все такие!
- Ну, что вы, Лина. Что значит, бросила больную? Я что, по-вашему, немощная рухлядь? Конечно, уже немолодая, да и кости болят, но я еще ого-го! - отчего-то вдруг попыталась «поднять себе цену» Майя Митрофановна.
- Конечно, вы молодцом выглядите! Да и материально независимы. Но, не так, Майя Митрофановна вы поняли меня. Я имела ввиду, что вы остались одиноки. Брат где-то далеко, а она...
- Да, ты права. Мой братец, царство ему небесное, теперь далеко, и сердце от этого еще как болит...
- Ой, что вы, я даже не знала, что его уже нет. Простите...
- Да чего, вы, Лина? Что прощать? Я сама лишь сегодня об этом узнала. Катя пришла с печальной вестью. Но, если признаться, для меня он умер уже тогда, когда мотанул за рубеж. В то время я очень переживала. Больно было сознавать, что покинул ради этой своей зазнобы дочь, я уж не говорю о себе, единственной сестре, бросил Родину, которая учила его, в люди вывела, а он на все и на всех наплевал, неблагодарный! Ну да вечный покой ему, я прощаю все!.. А вот дочь его, моя племянница, продолжает делать глупости!
Эта фраза приятно прозвучала для уха Галины.
- А что еще учудила? Что-то серьезное?
- Серьезней не бывает! Ну да об этом долгий разговор... - решила прервать показавшуюся слишком откровенной беседу Майя Митрофановна.
Она не любила раскрывать душу, особенно перед теми, кто явно стремился, как ей казалось, выпытать поболее. Хватит и сказанного.
- Господи, как я рада за вас и за нее, что, наконец, помирились! А вот у меня нет житья от зятя и всего, что творится в семье дочери... Даже дети, глядя на отца, ее, дуру, ни во что не ставят! А у меня, как и у вас, душа болит за наших, так называемых, девочек...
...И опять, как и раньше, Катя ежедневно звонила тете узнавать, как она, и делилась своими делами, хвасталась успехами сына и смешила Майю Митрофановну рассказами о замечательных маленьких озорниках и умниках в детском саду. А ее тетя все терзалась думами — как помочь любимой племяннице, своей единственной родной душе? И, повинуясь душевному порыву, она как-то обратилась к Галине:
- Завтра, Лина, я попрошу вас, если, конечно, сумеете выкроить время, уделить мне пару часов. Я записалась на прием к нотариусу. Поедем, я хочу сделать завещание Катюше, чтобы у нее потом не было никаких проблем.
- Какой разговор, постараюсь не подвести! Но, не рано ли вы озаботились этим? Милая Майя Митрофановна, Господи, вам ли думать о завещании? У вас еще столько впереди!
- Нет, Лина, не кривите душой, мне уже пора обо всем подумать. Годы большие и здоровья нет. Короче, речь не обо мне. Завтра к одиннадцати жду вас, и поедем!
Она оформила завещание и решила преподнести племяннице в день ее рождения в виде подарка.
Галине произошедшее принесло большое огорчение. Все ее старания стать необходимой этой своенравной старухе пошли насмарку, и надежда на осуществление задуманного рассыпалась в прах. Хотя... У этой Майи бывает семь пятниц на неделе, и все возможно. Подождем...
Однажды, прочитав в газете, что некоторые москвичи переезжают в ближайшее Подмосковье, а свои квартиры сдают, выручая при этом солидные суммы, Майя Митрофановна решила предложить Катюше, чтобы та переехала с сыном жить к ней.
- Будем обитать одной семьей, - сказала она племяннице, - а ты свою квартиру будешь сдавать внаем, и тогда тебе не понадобится трудиться через силу с этим мытьем лестниц, а мне будет не так одиноко.
Но Катерина, зная непростой характер тети, с годами еще более испортившийся, от предложения наотрез отказалась, ссылаясь на то, что школа сына и детский сад, в котором работает, находятся почти рядом с домом. Да и стеснять тетю, привыкшую к тишине и порядку, она считает невозможным, так как соседство с не всегда послушным и шумным мальчишкой, каким является ее Кирюшка, внесет в жизнь любимой тетушки много неудобств, а огорчать ту ей не хочется.
Но своим отказом Катя не огорчила, а оскорбила свою самолюбивую тетю.
- Я к ней со всей душой, желая облегчить жизнь, а она в ответ всякую околесицу несет, мол, не уживемся, внук мешать будет, да дорога в его школу длиннее станет. Как будто школу нельзя сменить! - жаловалась Галине на неблагодарную племянницу Майя Митрофановна, полная обиды за свое неоцененное, бескорыстное предложение.
Помощница, слушая хозяйку, торжествовала. Бог внял ее молитвам и старуха, похоже, готова, разобидевшись, вновь порвать со своей родственницей всякую связь. Надо ей в этом помочь и добавить масла в огонь — поставила перед собой задачу Галина, изо всех сил стараясь распалить гнев Майи на Катю.
- Вы к ней со всей душой потянулись, и что получили? Это же надо — вместо благодарности, чуть ли не плевком ответить! Все они такие, нынешние! От подобного поступка я, честно говоря, не нахожу слов. Подумать только, отвергнуть такое предложение, - готовность доброй тети уплотнить себя! Где такое видано?! - множество раз на все лады повторяла Галина, стараясь изо всех сил своим возмущением и сочувствием разжечь злобу, закипавшую в душе старухи.
А, уже уходя, на прощание, помощница сказала:
- И что, после всего этого вы опять будете перед этой хамкой рассыпаться: Катюша моя, девочка моя? Я знаю вас, вы отходчивая и добрая. Вот за это с вами так и поступают. Ну, пока, я пошла! Но, прошу, милая Майя Митрофановна, не переживайте, поберегите себя и свое сердце!
«Какая она хорошая, и как меня понимает!» - подумала Майя, когда за Галиной закрылась дверь. А когда Катерина, позвонив, спросила, как себя чувствует тетя (зная, что в непогоду ноют суставы, а сегодня целый день лил дождь), та ей бросила в ответ:
- Не суставы болят, а, по твоей милости, сердце! - и выключила мобильник.
Катя позвонила снова:
- Чего-то прервали. А что с сердцем? - взволнованно спросила она.
- Ты, наглая, еще спрашиваешь? Избавь меня от своего участия!
Теперь уже Катерина отключила телефон. Так вновь была порвана их связь...
А на следующий день утром Галина, принесшая хлеб и кефир, удивила Майю Митрофановну своим изменившимся видом.
- Вы что, Лина, заболели? На вас жалко смотреть!
- Ой, если бы заболела, было бы легче. У меня вчера случилось, как в детской сказке, которую читала внуку. Из моего же дома меня и вытолкали! - пожаловалась она, чуть не плача. - Любезный мой, распрекрасный зятек, напился и меня из квартиры чуть ли не за шиворот вышвырнул на лестницу. Там я, пока не угомонился и не уснул, и просидела. Нет у меня уже сил терпеть! Наверно, надо будет снять где-нибудь угол, другого выхода нет.
- Почему в милицию не обратились? Чего терпите?
- Да как я могу идти на него жаловаться, если дочь умоляет не трогать? Любит она его, этого зверюгу. Так что, другого у меня выхода нет...
И тут Майя Митрофановна, сопереживая и жалеючи бедную женщину, предложила:
Ну так живите у меня!
С этого дня Галина поселилась у Майи Митрофановны, которая все более привязывалась к ней, - от одиночества ли, или оттого, что та потворствовала ей во всем, а особенно тем, что на все лады чернила Катю, когда Майя Митрофановна начинала жаловаться на гордую племянницу, переставшую интересоваться тетей.
- А зачем ей звонить вам, приходить? Что от вас было надо, она получила...
- А что я дала ей, о чем вы, Лина?
- Как о чем? А завещание! Вы что, об этом забыли? Она теперь только и ждет вашей кончины...
Частые напоминания о том, что неблагодарная родственница, для которой было сделано столько хорошего, ждет ее смерти, делали свое дело в душе по-старушечьи обидчивой и обозленной Майи, а Галина стала для нее единственной опорой в жизни. И однажды, после очередного обсуждения этой ужасной, черствой и подлой племянницы, совершенно забывшей свою добрую, простодушную тетю, Майя Митрофановна объявила:
- Завтра же заберу у чертовки завещание, а квартиру дам тому, кто заслужил!
- А кому же? - с трепетом в душе спросила Галина.
- Завещаю тебе!
- Что вы!.. - только и смогла вымолвить собеседница дрогнувшим голосом, и прослезилась. - Майя Митрофановна, не делайте этого, не отбирайте у нее! Бог с ней, она все же ваша, родная, а я совсем чужая...
- Ну и что, что чужая! Ты для меня делаешь больше, чем эта негодяйка! Завтра же поедем к нотариусу, и пусть он то завещание ликвидирует и составит новое на тебя.
- Вы наивная, Маюшка! Она родня вам, вот по суду ей все и отойдет.
- Ну, тогда, давай, я тебе квартиру подарю! Разузнай завтра же, как это делается, и оформим этой гадине назло.
Но на следующий день Майя Митрофановна, как видно, позабыв вчерашний разговор, о своем обещании не вспоминала... Галина воздержалась напомнить ей, боясь себе навредить, но решила все же пойти, посоветоваться с юристом, как осуществляется оформление дарения, и каким образом можно ликвидировать узаконенное ранее завещание.
А через пару дней вечером, после просмотра детективного сериала, Майя Митрофановна, смеясь, вспомнила и поведала Галине о визите к ней несколько лет тому назад французика, который, по его словам, мечтал найти в ее квартире где-то в стене замурованный клад.
Сообщение о том, что якобы в стене угловой комнаты спрятан клад, взбудоражило воображение Галины, она просто потеряла покой. Желание заполучить даром эту квартиру, нашпигованную сокровищами, было настолько велико, что Галина теперь все ночи напролет лежала, не смыкая глаз, и обдумывала, как ускорить дело, боясь, как бы идущее в руки богатство, вдруг, не дай Бог, не ускользнуло, если бабка внезапно окочурится. А ведь в последнее время старуха стала совсем плоха... Да и с памятью у нее дела пошли неважно: через мгновение уже не помнит, что говорила или делала только что...
От юриста Галина узнала, что последующее завещание сводит на нет предыдущее. Это, конечно, великолепно, понимала она, но, зная характер и состояние хозяйки, от нее можно ожидать всего, и ежели эта Катя снова объявится, как в прошлый раз, обещанная квартира может тут же «уплыть»... Зато, по словам юриста, подаренная квартира возврату не подлежит. Как говорили в детстве, «подарок - не отдарок». Квартира сразу же становится твоей собственностью, и это не потребует ожидания смерти бывшей владелицы, как бывает при получении завещания. Правда, и тут имеется серьезная загвоздка... Как предупредил юрист, при получении квартиры по дарению, потребуются в дальнейшем немалые деньги в уплату налога. А где их взять, вот вопрос...
Галина обдумывала варианты, как форсировать дело, но на ум ничего подходящего не приходило. Здесь главное — не навредить, не сказануть или предпринять лишнего, ведь неизвестно, как взбалмошная бабулька воспримет это. Галина терзалась от дум...
...Несколько ранее хозяйка вожделенной квартиры стала страдать от бессонницы, и по совету Галины, Майя Митрофановна попросила врача выписать ей снотворное. В результате, наконец-то выспавшись, она не могла нарадоваться этому обстоятельству. Однако со временем наступило привыкание к лекарству, и опять, с новой силой, бессонница стала мучить бедную Майю Митрофановну.
- Лина, что делать? Я опять провожу ночи, не смыкая глаз! Придумай, что предпринять. Может, снова вызвать врача? Пусть что-нибудь другое посоветует, - повторяла без конца страдалица.
- Но ведь у вас самое действенное лекарство от этой напасти, - уверяла новоявленная лекарша. - А, может, немного увеличить дозу? - обмолвилась Галина. - Вы на ночь примите не одну таблетку, а полторы.
На следующее утро Галина услышала:
- Линочка, ты моя спасительница! Я так сладко сегодня спала, что теперь чувствую себя, будто родилась заново! Даже не знаю, чем тебя отблагодарить, что бы такое подарить...
- А более того, что уже обещали, и быть не может.
- А что я тебе обещала, не припомню?.. Подскажи, и сразу дам! Ведь память подводит, ты уж извини...
- Да квартиру, которую вы мне обещали, но которую я принять ни за что не могу!
«Какая эта Лина хорошая! Совсем бескорыстная!» - подумала Майя Митрофановна, и тут же поинтересовалась:
- А почему ты отказываешься? Тебе же негде жить. Ты ее заслужила! Не то, что моя хамка, о которой и вспоминать тошно! Зови нотариуса, или я не знаю, кого надо, и оформим тебе мой подарок! Пока про обещанное опять не забыла.
- Нет! - с трепетом в душе пошла ва-банк Галина. - Я не могу взять этот дар, он мне не по зубам.
Но почему, не скромничай, я этого не люблю. Зови сегодня же кого надо!
- Дорогая Майя Митрофановна, за подарок надо государству уплатить налог...
- Ну и уплатишь, раз положено.
- Но налог этот очень большой, у меня таких денег нет и никогда не будет... Так что об этом всем надо нам забыть, и пусть все достанется вашей, хотя и не ценящей такую тетю, племяннице.
- Чтоб все досталось этой мерзавке? Ни! За! Что! - ты слышишь?! Зови, я сказала, адвокатов, нотариусов и Бог знает кого, и мы оформим все положенные документы. А денег, что у меня хранятся в банке, тебе с лихвой хватит и на мои похороны, и на этот, забыла, черт знает что творится с памятью...
- Налог... - подсказала Галина, ликующая в душе, но все еще боящаяся сглазить удачу. - Милая Майя Митрофановна, у вас чудесная память, дай Бог каждому! А слова и я часто забываю. Не переживайте из-за этого, вам нельзя волноваться!
- Ну, вот еще что сказала — нельзя волноваться! А как не волноваться, когда стала совсем немощная... А была я... ого-го, и покоряла не только крымские и кавказские горы, а восходила на Памир, где...
- Ой, Майечка, не надо вспоминать о грустном! Ну, так я звоню юристам?
Звони, звони!
И мечта Галины осуществилась! Она стала не только обладательницей квартиры, но и, по завещанию, всего имущества Майи Митрофановны. А по совету тертого адвоката, Галина заодно обзавелась заключением медиков о психическом здоровье и вменяемости дарительницы.
Она недаром торопилась. Через месяц Майе Митрофановне исполнялось восемьдесят, и Галина опасалась, что племянница может объявиться, и как в воду глядела. Та явилась с букетом цветов, с любимыми тетей заварными пирожными и красивой теплой спальной пижамой.
Майя Митрофановна была счастлива: ее девочка не забыла, пришла! А еще порадовала тем, что сообщила — больше лестниц она не моет. У Катерины появились несколько частных уроков, что дало возможность покончить с работой в ЖЭКе. Правда, к большому сожалению юбилярши, Катюша пришла одна - ее сынок, Кирюша, был занят на какой-то тренировке.
Когда Катя, прощаясь, поцеловала тетю, то спохватилась, что забыла сообщить: вечером они с сыном уезжают на две недели к подруге детства, живущей на Урале и пригласившей к себе в гости. Тут Майя Митрофановна с ужасом подумала: «Господи, что я натворила?! Подарила все, что имела, хотя и хорошей, преданной работнице, но лишила наследства свою же племянницу, единственную родную кровинку...»
Когда ушла Катя, у Майи Митрофановны поднялось давление. Нервы так разыгрались, что не помогали обычные таблетки. Ей было так плохо, что всегда выдержанная хозяйка попросила Галину вызвать скорую помощь.
Врач все же уговорил упирающуюся старуху поехать в больницу. Галина отправилась с ней и старалась вовсю успокоить свою благодетельницу:
- Майечка, милая, все обойдется! Стоит ли так переживать от того, что Катя с Кириллом уехали? Они же вернутся через две недели. Я так рада, что вы помирились! Хотя это она могла сделать гораздо раньше, не дожидаясь юбилея... Но они разве думают о нас, выросшие эгоистами, наши детишки? Вот и моя дочь, как и ваша племянница, такова...
- Да брось ты, Лина. Помолчи! Мне и так плохо!
- Молчу, молчу! И абсолютно постараюсь забыть, как советую и вам, что они нам преподносят своим наплевательским отношением...
Майя Митрофановна лежала под капельницей и старалась не слушать Галину. В голове было одно: «Боже, что я совершила?!»
И в ту же ночь она навеки уснула.
...Когда Катерина вернулась в Москву и позвонила, Галина скорбным тоном сообщила ей о кончине тети, не забыв добавить, что просит извинения, что не сумела это сделать ранее, так как не знала номера мобильника.
- Но он же записан у тети! Хотя это уже не имеет значения... А вы что, по-прежнему там живете? - спросила Катя, и отчего-то, даже не дождавшись ответа, оборвала разговор.
Галина думала, что та позвонит снова, но Катерина не позвонила. Однако на следующий день она появилась на пороге квартиры.
Катерина попросила работницу обо всем подробно рассказать: когда и как это произошло. Галина ей подробно поведала, не забыв добавить, что толчком ко всему случившемуся был приход племянницы на юбилей, растрогавший старую, больную женщину.
- Так вы, Галина, хотите сказать, как я понимаю, что виновницей смерти тети являюсь я? Что за чушь! Да, кстати, дайте мне свидетельство о смерти. И еще, вам хватило наличных денег на похороны тети? Ежели нет — я с вами немного позже рассчитаюсь. Сейчас, к сожалению, после отпуска у меня средств нет. Но после получения наследства, уверяю вас, я достойно за все отблагодарю!
Это заявление рассмешило Галину. А когда наивная Катерина задала вопрос: «А почему вы до сих пор здесь?», бывшая помощница ее тети преподнесла «сюрприз»:
- Ставлю вас, Екатерина, в известность, что квартира эта уже моя, так как уважаемая покойная Майя Митрофановна мне ее подарила. Вот документы! — и она издали продемонстрировала бумаги. - Да к тому же она завещала мне и все свое имущество. Причем, учтите, — все законно, при полнейшем здравомыслии вашей тети, что засвидетельствовали медики.
Ошарашенная Катерина тут же, без комментариев, даже не попрощавшись, ушла, удивив Галину — уж она бы на месте племянницы так это дело не оставила. Галина была готова услышать в свой адрес поток оскорблений и проклятий, но, как будто, все обошлось на редкость спокойно...
- Ну и люди... - произнесла она, не то одобрительно, не то осуждающе, в недоумении пожав плечами.
...Отметив сорок дней после кончины бывшей хозяйки квартиры, и проводив гостей, - свою задушевную подругу Зою и консьержку Лизу, - Галина еле дождалась возможности начать поиски где-то хранящегося клада, о котором Майе поведал простофиля-француз. До этого срока, из-за какого-то суеверного страха, она делать этого не решалась.
Простучав все стены, Галина в отчаянии присела на подоконник, чтобы перевести дух, - стало трудно стоять. А дело в том, что, как положено на сороковины, она выпила, и это чувствовалось. Рука, на которую Галина оперлась, вдруг соскользнула и нечаянно надорвала под подоконником обои. Желая посмотреть, как можно поправить оплошность, она обнаружила отвалившийся вслед за обоями кусок штукатурки, на месте которого выпирал кирпич. Отчего-то громко забилось сердце: неужели?
Галина попробовала постучать по кирпичу, и ей показалось, что тот чуть сдвинулся с места. Вскочив, она бросилась на кухню за ножом и попробовала его острием подковырнуть кирпич. Но тот почему-то полез не вперед, а, наоборот, подался назад.
Любопытство и азарт были так велики, что Галина, чуть ли не до крови исцарапав пальцы и поломав несколько ногтей, все старалась и старалась вытащить этот упрямый кирпич, но, как ни напрягалась, он не поддавался.
Нож явно не помогал, и, отбросив его в сторону, Галина взялась за работу, орудуя уже тесаком. Она нажала на него изо всех сил, и, наконец, каменная преграда сдвинулась с места. С последними усилиями, несмотря на свои израненные руки, Галина сумела таки вытащить злосчастный кирпич, при этом чуть не опрокинувшись с колен, и...
О, счастье! Все ее старания вознаграждены! В открывшейся дыре сбоку красовался предмет, указывающий на то, что усилия были не напрасны. Это явно угол чего-то, похожего на деревянный с медной окантовкой ларец. До него можно уже дотронуться рукой...
Галина не верила своим глазам. Богатство, так неожиданно свалившееся на нее, вот оно, рядом. Еще немного стараний и... Галина даже зажмурила глаза, представляя себе то, что привалило. Но... надо еще хорошо поработать и вытащить загораживающий путь, к счастью, еще только один кирпич, правда, крепко зацементированный.
Галине показалось, что у нее поднялось давление, а сердце так колотилось, словно пыталось выскочить из груди. Все это было не так от тяжести работы, как от охватившего волнения. И, взяв опять тесак, она с остервенением принялась выковыривать последнюю преграду.
Вся взмокшая, не обращающая на это внимания, засунув тесак под кирпич, она все же сумела камень приподнять, и, ухватив двумя руками, вытащить. Наконец, вожделенный, потемневший от времени, но все же изящный ларец у нее в руках.
Радость переполняла душу Галины. Но отчего-то стала подозрительна непонятная легкость шкатулки. Руки дрожали, когда она открывала. Неужели пуст, и ее ожидания и старания напрасны? Неужели кто-то опередил ее, взяв драгоценности, а в насмешку оставил опорожненный сундучок? Галина приоткрыла крышку...
Увидав содержимое клада, Галина испытала настоящий шок. Вместо вожделенных бриллиантов в изящном ящичке лежали какие-то письма, перевязанные лентой. Эту розовую ленту, а особенно пышный бант, она восприняла как изощренную издевку. Было обидно до слез. Очевидно, этот французик решил поизмываться над новыми хозяевами некогда принадлежавшего его родным особняка. Хотя... Быть может в этих письмах есть нечто, указывающее на где-то припрятанные сокровища...
И кладоискательница стала трясущимися руками развязывать ленту. Противный бант, как назло, не поддавался. На Галину вдруг накатила такая злость, что она в исступлении стала рвать бант зубами. Наконец, лента отброшена в сторону. В руках вконец измученной поисками и муками разочарования, жаждущей наживы Галины, оказались три письма, написанных на роскошной бумаге с тиснением и вензелями.
Обращение, написанное по-французски, она, разумеется, пропустила и углубилась в чтение послания, написанного ровным каллиграфическим почерком. Но, кроме уверений в любви и сетований на судьбу, их разлучившую, письмо ничего интересного не содержало...
Последнее, третье письмо, кончалось так: «Порой я готов отказаться от всего, данного мне Высшими силами, лишь бы быть рядом с тобою, дышать одним воздухом, наслаждаясь общением, созерцанием необыкновенного небесного создания, носящего твое Имя, дорогая...» Затем следовало несколько фраз на французском, и опять: «Но, увы, здравый смысл, а, быть может, мое предназначение, останавливает от этого безумства. Знаю, что ты, любовь моя, из предосторожности и благоразумия, уничтожишь все мои письма, но хоть одно сохрани, чтобы тогда, когда меня не будет (ведь я намного старше, и уйду раньше), оно смогло бы напомнить тебе обо мне и нашей Любви...»
Это письмо, как и два предыдущих, были подписаны: «Вечно твой, Я».
Галина, разразилась громкой площадной бранью в адрес презренного француза и автора писем. Ни единого имени, как и адреса, ни в одном письме нет. Вряд ли из-за паршивых любовных посланий этот авантюрист был готов заплатить уйму денег за квартиру, да к тому же поделиться половиной выручки от найденного клада... Конечно, иностранец, как и она, Галина, считал, что там запрятаны драгоценности. А, может, все это написано для конспирации, а на французском языке выложен маршрут к сокровищам? Но, она французского не знает... Где найти переводчика, которому можно было бы довериться?..
Внезапно охватившее Галину отчаяние было так велико, что у нее закружилась голова, и в глазах потемнело. Виной ли тому послужило напряжение работы, выпитое алкогольное зелье, или, быть может, сознание полнейшего краха надежд на скорое обогащение, но Галине стало плохо. Перед глазами поплыли круги, ноги стали ватными, на лбу выступил холодный пот. Она выпустила из рук письмо и потянулась за мобильником, но, не успев взять его, вдруг рухнула рядом с разбросанными листками...