Там, на Мясоедовской...

Эмануил Бланк
       
                В детстве Одессу я немного недолюбливал. Может быть потому, что каждое лето отец , будучи фанатом бесконечного загара, привозил нас с мамой на обязательную солнечную каторгу.

                Полный июльско-августовский изнурительный день на переполненных пляжах Аркадии,Лузановки или Ланжерона продолжался до девяти вечера, пока солнце не садилось напрочь. Папа, при этом, в отличии от нас, наслаждался и не уставал повторять, что мы должны как следует зарядиться здоровьем на весь грядущий год.

                После вкусного, но тяжелого поздне-вечернего разносола в семье  у дорогой тети Чарны , предстояла липкая душная ночь, наполненная жадным комариным писком.

                В результате такого недельного укрепления сил и оздоровления я, как правило, заболевал. Боль в горле, температура и поспешная эвакуация в родной Тирасполь - чистый уютный городок в ста километрах от раскалённой Одессы, стали традиционными.

                Как-то, уже в студенческую пору , дворовой товарищ Володя, решив в корне развеять мой одесский негатив , пригласил отдохнуть на пару деньков без плотного родительского надзора. Действительно, может все дело было в постоянном и бдительном контроле?

                - Жить будем одни, без всяких там родственников и хозяев,- азартно вращал глазами Вовчик,- Может, подцепим кого-нибудь ? - энергично-неприличным жестом он живописно подкрепил свои решительные намерения

                - Спать предстоит не где-нибудь, а на самой настоящей Мясоедовской, в сердце знаменитой  Молдаванки.

                После любимых «Одесских рассказов»  Бабеля , зачитанных до дыр, это место слыло легендарным. Призраки  Бени Крика, Фроима Грача и Мишки Япончика, здесь, представлялись существующими одновременно.

                Вместе с романтическим коктейлем из Бубы Касторского, атамана Бурнаша и штабс-капитана Овечкина,  в заинтригованном юношеском сознании , составлялись неповторимые экзотические композиции.

                Лукавая физиономия Михаила Водяного           ( Вассермана), украшавшая стенд на Дерибасовской - «Лучшие граждане города»,  успешно довершала полное ощущение сюра, возникавшего от южно-украинского города  с сильно выраженным еврейским акцентом.

                Дизель-поезд Кишинёв-Одесса, заполненный под завязку, выплюнул меня на перрон в начале двенадцатого ночи. Когда таксист спросил адрес, я бодро воспроизвёл инструкцию Вовчика,-

                - Поехать на Мясоедовскую, уверенно сказал он, - там спросить Илю

                - Илью ?,- переспросил я

                - Илю, Илю, Илю , с ударением на первую букву! ,- проорал Вовчик, отключаясь
 
                Таксист выгрузил меня в полной темноте. На часах было уже  около полуночи.

                Несколько одиноких прохожих, у которых я хотел спросить направление, нервно дернули от меня в разные стороны.

                Обнаружив на табличке, у ближайшего дома, название «Улица Шолом Алейхема« , вместо искомой Мясоедовской, я панически заметался.

                - Свет! Вот правильное направление!, - появилась спасительная мысль

                Как всякая ночная живность, я мотыльком порхнул к лампочке, одиноко и тускло светившей на доме, всего в паре кварталов.

                На ступеньках хлипкого одноэтажного строения , в начале первого ночи, под неверным освещением, сидела  седая жирная бабка. Она продавала семечки. Ощущение нереальности происходящего усилилось.

                Возле неё, на старом патефоне с заводной ручкой крутилась голубая прозрачная пластиночка. Сиплый голос Утёсова просвещал,

                - Багрицкий Эдуад был одессит, и здесь же он слагал стихотворенья. А Саша Пушкин тем и знаменит, Шо здесь он вспомнил Чудного мгновенья

                - Горячие семечки! Всего двадцать копеек Стакан!-, внезапно и громко рявкнула бабка

                - Так это ж две цены!,- возмутился я

                - А я шо, молодой человек, должна Вас бесплатно ночью обслуживать?! Тем паче, шо семечки не мои, а Софкины. Она продает днем, а мне целая темная ночь остается. Все равно, бессонница - зараза, спать не дает

                Зовут меня Валя, торгую, здесь, вместо Розы. У неё аппендицит. Говорила ей, не жрать арбузы с косточками. Так она ж разве кого-то слушает?

                Вышла, вот, замуж за одного фраера и осталась с двумя момзерами( незаконнорождёнными , идиш, одесский слэнг)

                Я насыпал себе в карман стакан горячих семечек. Сквозь тонкую материю они почти обжигали. Стало намного уютнее и веселее.

                - А Вы, случаем, не знаете, где улица Мясоедовская? - решился я, наконец,  взять быка за рога

                - Так Вы ж, молодой человек, на ней и стоите!,- воскликнула Валя

                - А как же Шолом Алейхем?,- удивился я

                - Раньше, когда было мясо, она называлась Мясоедовская. А теперь, все научились только читать, а мясо исчезло
 
                А кто вам нужен? Номер дома знаете? Одесса ж  город большой ,- заявила она свысока

                - Мне бы Илю, - мужественно заявил я с ударением на первую букву имени

                - А это мужчина или женщина?,- издевательски поинтересовалась Валя

                - Не знаю, - честно сознался я

                - И фамилию тоже не знаете? Где работает?,- добивала меня Валя

                - Кажется товарищ говорил о скорой помощи,-внезапно  вспомнил это факт, вскользь брошенный по телефону моим товарищем

                - Так это ж меняет все дело! Иля со скорой живёт рядом,  таки, через один двор. Но сейчас, он в другом месте. Перед ночной сменой танцует Олю с продуктового магазина. Они в той пятиэтажке, в первой квартире

                Через минуту, я уже ворвался в обычный одесский дворовой колодец с водопроводной колонкой в самом его центре. Он был плотно окружён старыми пятиэтажками и традиционным скопищем уличных туалетов.

                На квартирах первого этажа, с бесстыдно разверзнутыми окнами, красовались таблички. Но почему-то, все были с двузначными номерами.

                - Где у Вас первая квартира ?,- наудачу, произнёс я в плотной темноте старого двора. В начале первого ночи, это звучало немного дико

                - На пятом этаже,- мужским пришепетывающим голосом, по-одесски смягчившим букву Же , издевательски произнесло одно из распахнутых окон

                Чувствовал  я себя, в такой ситуации, полным охламоном. Задыхаясь и чертыхаясь на высоких железных ступеньках, грохочущих на каждом шагу и, казалось, парящих в воздухе , я упорно взбирался на неприступный пятый этаж. В любом другом городе, даже на десятый, подняться было бы намного легче.

                - Неужели это знаменитый одесский юмор, подумалось мне. Ночью отправить незнакомца на пятый этаж, в квартиру номер один.

                Может они посчитали, что я умный , и у меня присутствует чувство юмора?

                А если дурень, так, пусть себе  ступеньки считает..?

                Однако одесский юмор оказался довольно гуманным. Он заключался только в том, что квартира под номером один, действительно, находилась на последнем, пятом этаже.

                - Нумера у нас идут сверху вниз, це правда,- пояснил пьяный Иля, мужественно взявшийся проводить нас к своему логову.

                - Но пару раз они таки дали возможность, кой-кому из уважаемых людей, соскочить с уголовки

                Менты - во двор, искать первый нумер снизу, а солидные люди - те, через чердак, да на соседний двор
 
                У Или было жарко и душно до невозможности. Не дом, скорее барак, был двухэтажным. На празднично освещённом первом этаже гомонил на все лады небольшой цыганский табор. Не большой, но самый реальный.

                Цыгане были тоже настоящие. С гитарами, перевязанными алыми атласными ленточками. В час ночи, там носились дети, ругались старики, бухала и дралась молодежь.

                Полтора десятка окон, распахнутых на благоухающую мусорку, подробно рассказывали о веселой жизни советских цыган, не собирающихся тратить на сон ни минуты из кратких мгновений человеческой жизни.

                Долго, очень долго, мы стучали и кричали. Наконец, дверь отворил мой тираспольский приятель, казалось, совершенно затравленный. То ли цыганами, то ли полчищами злющих одесских клопов.

                Вовчик грустно сообщил, что, по его мнению, спать у нас  решительно и никак не получится.

                - Развлекайтесь,- радостно произнёс неунывавший Иля, бросив на кухонный стол пару старых захватанных карточных колод с голыми девицами.

                Затем он резво побежал на свою службу, в «скорую», на замену бесценному Аркаше - золотому молодому человеку, который согласился подежурить вместо Или в тот жаркий и темный летний вечер.

                - Будем пить чай до утра,- бодро заявил я Вовчику после проведения короткого одноминутного теста. Этому меня научили в старом студенческом общежитии.

                Потушив свет на минуту, я улёгся в постель не раздеваясь. Затем включил свет снова.

                Волосы у нас встали дыбом! Такого я не видывал даже в древних Кишиневских общагах. Стены заволокло - они , буквально, вспотели мириадами - миллиардами  голодных вампирчиков, вполне, себе готовых к разгульной ночной трапезе

                Нервно и слегка истерично посмеиваясь, мы опрометью выскочили на кухню. Двери прикрыли плотно, дабы полчищам клопов было не под силу помешать нашему вынужденному ночному бдению.

                Играя бесконечные партеечки веселыми Илиными картами, мы гоняли чаи с разговорами до самого первого автобуса.

                Приехав на пляж ранним утром, мы проспали там, казалось, целый день. Даже в тени, я умудрился сгореть по полной - до жестоких волдырей и температуры.

                Поздним  вечером, впрочем, как всегда из Одессы. я завалился к родителям в нашу родную тираспольскую квартирку усталым и больным. Там меня ждали с нетерпением. Всегда.