Всю ночь Пантюхину не спалось. Он думал о непутёвой дочери, скандальной жене, осточертевшей работе. А что у него за квартира? А в квартире что? Допотопный шкаф да кособокий сервант. Да ещё диван, на котором по ночам либо храпит жена, либо скрипит диван, когда она переворачивается.
К утру Пантюхин понял, что все его размышления можно определить одной фразой: жизнь не удалась. Он вздохнул, и ему стало совсем грустно. Ну чем он хуже других? Почему вон у Сидорчука и дорогая машина, и жена красавица, и сын в институте! Почему?
А ведь они с Сидорчуком учились в одной школе. И сочинения писали на одну тему. В черновик, а потом в чистовик. И у него сочинения были лучше, чем у Сидорчука.
Ему захотелось родиться ещё раз. В конце концов это было бы справедливо: сначала черновик, потом чистовик – как учили. О, как бы он посрамил тех, кто считает его неудачником! И Пантюхин увидел себя молодым и красивым, идущим по тайге во главе геологической экспедиции (это была мечта его юности). И шёл он не просто так, а к большому открытию, которое его ожидало за ближайшей сопкой.
Диван заскрипел, потом захрапел снова, и это вернуло Пантюхина к действительности. За окном начинало светать, рождался ещё один день, не предвещавший ничего хорошего. Скоро вставать на опостылевшую работу, а дочери до сих пор нет. А эта храпит, ей хоть бы что. И ему с новой силой захотелось переписать свою жизнь заново.
И снова шагал он по тайге к заветной сопке…
Разбудила его тишина. Это означало, что жена проснулась и лежит с открытыми глазами. Скоро диван издаст финальный стон, и жена пойдёт умываться. Значит, пару минут ещё можно полежать.
Разбудила его жена. Пантюхин с трудом открыл глаза, сел на постель. Ужасно хотелось спать. Он вспомнил свои ночные мысли и подумал: «А если впереди опять целая жизнь? Нет, хорошо, что скоро на пенсию. Пусть Сидорчук подавится своей машиной…»