Настоящая смелость заключается в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть.
Жить нужно с четким осознанием того, что необходимо делать самураю и что позорит его честь.
Кодекс самурая Бусидо
Лера любила смотреть на звезды через стеклянную крышу теплицы. Нет, она не ждала, что в их захолустной деревне появится рыцарь в белом мерседесе и подарит ей лунный камень. Ларе просто нравилось загадывать желания, когда падают метеоры. Желаний было много, и потому она не спешила перебираться из теплицы в дом до глубокой осени, когда бывали настоящие метеорные дожди.
В этот вечер падающих звезд было мало. Лера вставила в магнитофон любимую кассету Высоцкого и стала дремать под его хрипловатый голос:
«Звезд этих в небе - как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть,- ходил бы тогда с желтой звездою».
Ее разбудил нарастающий вой с неба. Звезда падала почти вертикально с жутким вибрирующим ревом. Девушке показалось, что метеорит летит прямо на теплицу, и она выскочила наружу. В этот же момент раздался звук глухого взрыва и заметно вздрогнула земля.
Желание у Леры было одно – спрятаться в доме. Она неистово стала стучать в закрытые двери.
- Там… она там, - девушка указывала родителям на высокий берег реки, охватывающей деревню полукругом.
- Что там, доча? – не понимала ничего мать, прижимая к себе испуганную дочку.
- Там… упала огромная звезда, - прошептала Лера. – Но я не успела загадать желание. Не успела. Самое большое желание.
- Пойдем спать. Утром разберемся с твоими звездами и желаньями, - мать увлекла девушку внутрь дома.
Но утром место падения ревущего метеорита было оцеплено военными, а берег реки раскапывали оранжевые экскаваторы.
Когда через неделю оцепление сняли, Лера увидела на месте падения только горку мокрого черного песка.
«Наверное, они выкопали и увезли звезду с собой. А с ней и мое счастье», - подумала девушка, ковыряя прутиком песок, чтобы отыскать хоть кусочек метеорита.
***
Мишио Хара по отцу был японец, а по матери – бурят. Имя Мишио, что означает «человек с силой трех тысяч», дал ему рано умерший отец, а в паспорте вообще записали Михаил Керимов, по фамилии матери, посчитав «Хара» оскорбительным для русского слуха.
Мишио с детства мечтал стать по примеру отца самураем, усердно выучив наизусть кодекс Бусидо и тренируясь во владении мечом и копьем. Он никогда не расставался с подаренным отцом амулетом в виде десяти серебряных пластинок на цепочке. На одной стороне каждой пластинки были выгравированы постулаты самурайского кодекса на японском языке, а на обороте – на русском.
Но в военкомате рассудили иначе и абсолютно здорового парня, мечтавшего стать десантгиком, направили по льготному списку без экзаменов в летное училище.
Через четыре года молодой лейтенант в отпуске женился в родном селе на соседской девушке.
Алтана, что в переводе означало золото, обладала поистине драгоценным характером, не была писаной красавицей, но зато каждый год дарила мужу раскосых детишек.
Вскоре Михаила перевели летчиком-инструктором на приволжский аэродром Лебяжье, рядом с селом такого же названия. Здесь карьера Керимова застопорилась на должности старшего летчика. Причиной стала бурятская одутловатая форма лица и припухшие японские глаза.
Новый командир полка, когда ему представили Михаила на должность командира звена, вспылил:
- Да как вы посмели, товарищ капитан, с дикого похмелья стать в строй?
И как полковнику не доказывал командир эскадрильи, что Керимов лучший летчик, спортсмен, не пьет, не курит, ничего не помогало.
- Какой пример он будет подавать молодым со своим похмельным видом? Нет, нет и нет.
Когда Алтана родила шестого малыша, семья переехала из трехкомнатной квартиры в военном городке в свой дом в поселке Лебяжье. Купил дом Михаил за копейки, так как пустующих с каждым годом становилось все больше.
Поселок находился буквально в сотне метров от проходной аэродрома. Его несколько раз по примеру других умирающих деревень пытались расселить в райцентре, но каждый раз начальство натыкалось на жесткое сопротивление поселковой администрации и с позором отступало.
Дело в том, что в поселке жили исключительно поволжские немцы, ни одной русской семьи. Все жители говорили на двух языках: дома – на немецком, на улице – только на русском.
За послевоенное время число жителей уменьшилось более чем вдвое, и потому Керимову, явно не русского происхождения, разрешили купить дом.
Правда, через год расселением поселка озаботилось уже областное начальство после жуткого случая расстрела военного патруля обезумевшим стариком-немцем из автомата с чердака своего дома.
Комиссия из области приехала только через день, когда деда и его семью уже похоронили. Во всем обвинили сошедшего с ума старика, который из пистолета сначала убил сына с невесткой, а потом решил, что патруль идет его арестовывать. Майора и двух курсантов дед убил из автомата. Потом сам застрелился из пистолета.
Когда с почестями хоронили начальника патруля с курсантами, на Михаиле лица не было. Майор Коваль был его лучшим и единственным другом на аэродроме.
Комиссия уехала, так никого и не наказав. Через год случай стали забывать, и снова по выходным патруль стал ходить по улицам поселка, собирая загулявших не в меру курсантов. Немецкие девушки прекрасно понимали, что выйти замуж здесь для них единственная возможность вырваться из захолустья в другой мир.
Для Керимова же единственным способом вырваться в боевую часть было получение звания летчика первого класса. Класс он получил, но погиб его командир эскадрильи майор Коваль, который обещал помочь с переводом в боевой полк из учебного.
После окончания полетов с курсантами Михаил осенью взял отпуск и поехал к командующему авиацией округа на прием с целью добиться перевода.
Алтана, увидев мрачное лицо мужа после возвращения из штаба округа, только вздохнула и не стала приставать с расспросами. И так все было ясно. В конце отпуска Михаил неожиданно взял путевку в санаторий на десять дней.
На службу Керимов вышел уже глубокой осенью и тут же приступил к полетам на подтверждение класса.
Из первого же полета на боевое применение с реальным пуском ракет ночью он не вернулся.
***
Через десять дней после похорон в дом Алтаны пришел техник разбившегося самолета капитан Машин.
- Ты извини, Алтана, мне бы с братом Михаила поговорить. Как он?
- Пьет, - коротко ответила та и показала рукой на стол.
Тагар, младший брат Михаила, сидел на табурете и внимательно смотрел на стакан водки, накрытый куском хлеба. Увидев знакомого по прежним встречам техника самолета, Тагар молча плеснул водки в два стакана.
- Помянем, - твердым голосом сказал он.
- Помянем, - согласился капитан. – А потом поговорим. На улице.
- Почему?
Техник молча показал на Алтану. Они вышли на веранду.
- Тагар, дело у меня к тебе. Очень деликатное.
- Увольняют?
- Мне бы только полегчало, если бы уволили. Хуже. Сам себя со свету сживаю. Комиссия прямо мне в вину отказ систем самолета не поставила, но вероятность такую оставила. Но поверь, Тагар, чувствую я, что не в самолете дело.
- А в чем?
- В Михаиле дело. Перед тем полетом он первый раз за десять лет самолет не осмотрел, со мной не поздоровался, сразу в кабину полез. Молча. О чем он думал? Вот что я хочу знать.
- А я здесь при чем? – нахмурился Тагар.
- Поговори с Алтаной. Она что-то знает, но молчит. Мне не скажет, а тебе может.
Когда техник ушел, Тагар усадил Алтану перед собой и налил стакан.
- О чем думаешь?
- О закрытом гробе, Тагар. Почему даже мне не дали взглянуть?
- Не надо тебе. Помни его живым. Понимаешь, когда летчик управляет самолетом, он сливается с ним в единое целое. Когда самолет разбивается, образуется сплав самолета и пилота. Вот кусочки такого сплава, что достали из ямы и положили в гроб.
- А самолет? Его так и бросили в яме? Но ведь там Михаил. Значит, его настоящая могила там? Почему они это сделали? Завтра же поедем туда.
- Поедем. Обязательно. Но не завтра. Завтра у меня есть более срочные дела. Почему не выкопали? Самолет врезался в рыхлый песчаный берег реки и ушел на глубину двадцати метров. От удара спрессовался в метровый кусок. Уже на десяти метрах яму стало заливать водой из реки. Пойми, невозможно выкачать целую реку. Хорошо, пусть это будет могила Михаила. Будем ездить туда. А вот когда поедем, зависит и от тебя. Понимаешь, Алтана, после гибели Михаила пострадали много невинных людей. Слишком много неясного в его гибели. Вот техник приходил. Тоже страдает, чувствует себя убийцей Михаила, хотя клянется, что самолет был исправный. Многих понизили в должности, некоторых лишили звания. А ясности это не добавило. Если что знаешь, расскажи. Его друзья должны знать правду. Пусть самые близкие. Пусть хоть мы с тобой.
- Тагар, что я могу знать? Что я понимаю в ваших самолетах?
- Алтана, еще раз говорю: дело не в самолете. Дело вернее всего в самом Михаиле. А уж ты, как жена, знаешь об этом все. Ну, пусть не знаешь, но догадываешься. Какую тайну держал в себе Михаил?
- Хорошо, скажу. Фактов у меня нет, только, как ты говоришь, догадки. Помнишь, несколько лет назад в Лебяжьем сумасшедший дед убил друга Михаила майора Коваль?
-Помню.
- Так вот было это через три дома от нас. Мы хорошо слышали автоматные очереди. Михаил тут же побежал в ту сторону. Вернулся он минут через десять и тут же лег спать. Потом раза три вскакивал и мыл руки. А наутро я узнала, что дед застрелился из пистолета, а перед этим убил сына с невесткой. Но вот тут как раз и закавыка. Внук деда остался жив. Когда началась стрельба, он спрятался под кроватью. А потом следователям сказал, что сначала был выстрел из пистолета на чердаке, а потом два выстрела в комнате.
Понимаешь, Тагар? Не мог дед сначала застрелиться, а потом убить родню. А вот Михаил мог. Он совсем тогда помешался на кодексе самурая. А майора Коваль называл своим господином. Вот, видимо, и поступил, как самурай, защищая господина.
- И как это связать с катастрофой самолета?
- Не знаю, Тагар. Может, чувство вины? Ведь он убил двух безоружных невинных людей!
- Может. Но для меня есть еще один непонятный момент. Как он тебе объяснил поездку в санаторий? Ведь десять лет никуда не ездил.
- Как мне объяснил? Сказал, что это теперь обязательно. Отдых в санатории каждый отпуск не менее десяти суток.
- А раньше, значит, было не обязательно? Адрес санатория есть?
- Да, вот тут в его медицинской книжке.
- Да, есть. Но нет копии выписного эпикриза. Вырван с корнем. Вот за оригиналом я и поеду завтра.
***
Через неделю, вернувшись из санатория, Тагар собрал за столом в доме Алтаны лучших друзей Михаила, его командира эскадрильи и техника самолета. Сначала он рассказал историю с расстрелом патруля, а потом положил на стол привезенную копию выписного эпикриза из санатория.
- Так вот, друзья, ездил Михаил в санаторий не здоровье укреплять, а проходить полное обследование. У него диагностирована неоперабельная опухоль мозга. На почве сильнейших головных болей у него обострились самурайские амбиции, внушенные ему отцом, которые требовали с честью уйти из жизни, то есть совершить харакири.
- А почему он выбрал для самоубийства именно полет на боевое применение?
- Один из постулатов кодекса гласит, что самурай должен умереть в бою, так как смерть в постели позорна. А Михаилу грозила именно смерть на больничной койке. Кстати, год назад он рассказывал мне о пуске ракеты ночью. Представляешь, говорил он, несколько секунд летишь в необыкновенно красивом огненном туннеле, похожем на туннель в преисподнюю. Он хотел повторения этого полета в ад.
- Почему не в рай?
- Потому что его давил комплекс вины, а чтобы снять с себя вину и умереть с честью, самураи делали харакири. Михаил все рассчитал: при ударе ручка управления вспарывает живот, а сорванный фонарь отрезает голову. Все в лучших традициях самурайского этикета.
- Теперь понятно, почему он направил самолет к земле и выпустил вторую ракету. Воронку от нее нашли недалеко от места катастрофы.
- Да, он решил напоследок пролететь в туннеле преисподней, прежде, чем совершить сверхзвуковое харакири.