Давно я хотела про это колечко записать. И про дяденьку.
Колечко простенькое, копеечное, с темно-красным стеклышком, а как я любила его, берегла! Не по моей вине оно затерялось, так пусть хоть запись эта на память останется. На память о том дне и о дяденьке.
Хотя про дяденьку… Мне тогда 20 лет было, сколько ему, и понять не могла, -- но старше, намного старше. Седой-преседой. Вот и все про дяденьку. Не до запоминаний мне было.
Накануне Женька погиб. Я и заблажила с горя -- жизнь возненавидела. Уж как меня бабушка выхаживала, выкармливала! Как дите малое. У нее у самой муж погиб в сорок третьем. Мой дед, то есть. Исторически понятно – родину защищал. А вот по-человечески… Ведь молодым был, художником, артистом начинающим. Да где! В Республике немцев Поволжья. Туда незадолго до войны столько мировых светил наехало! И писатели, и актеры, и режиссеры, -- кого только не было, -- от фашизма уезжали. Уж никак дед погибать не собирался. Выставку готовил. Бабушку любил, ну и она его. О будущем думали. А тут – война.
Только когда Жека погиб, я и поняла, что все эти исторические справедливости, -- нисколько они горя не облегчают. Всю жизнь она своей болью маялась. Маму подняла, меня. А сердце все по деду болело. Вот и мне, видно, пришла пора горю учиться. И в этой науке не одному учителю бы не доверилась, кроме бабушки, ничьего участия не приняла бы. А ей как не поверить? Вот, ее послушалась, -- в другой город уехала, красивый и зеленый, -- подальше от тяжелый мыслей.
И не до рассказов про памятники и дворцы мне было. Но бабушкиных знакомых покорно выслушала. Главное усвоила: городок тихий, спокойный. Все что надо, чтобы к жизни возвращаться потихоньку, без метаний, рывков, разбираться с самой собой, примирять тело с разумом. И ничего, получалось потихоньку.
И тут дядечка этот… Откуда вывернулся, -- и не видела. Как будто специально за деревом каким меня ждал.
-- Девушка, -- говорит, -- милая, постойте. Пять минут подождите. Подождете?
Киваю. Не потому что согласна, потому что не понимаю ничего. А он, видимо, понимает, и тут же убегает куда-то. А куда, -- я за тополями не заметила. Но обещалась –- жду. Скоро выныривает:
-- Это вам, девушка, -- колечко мне сует. – На память.
Я аж отпрянула. Во-первых, ни к чему мне никакие подарки от случайных дядечек, а во-вторых, как Женьку похоронила, так со мною от слова «память» стопор случался. Будто я слова этого совсем не знаю, и того языка, которое это слова породил – тоже. Какая память, когда парень в 20 лет гибнет! Я дыхание его помню, тепло его ладоней, и не какой-то там «светлой», а обычной, физической, материальной памятью.
-- Память? –- повторяю. –- Что за память? О чем?
-- Об этом дне, -- отвечает. Видит, что я брать ничего не собираюсь, и колечко на скамейку рядом кладет.
-- А что день?
-- День, когда вы гуляли здесь, такая молодая и красивая.
Молчу. Не понимаю я, что он за чушь несет. Ну чушь ведь? Чушь! И чего время тратить? И только я хотела попрощаться, оказалось -– не с кем. Исчез дядечка, будто и не было его. Только колечко на скамейке осталось посверкивать рубиновым стеклышком.
Не ради памяти, а по привычке убирать за собой, прихватила я его, чтобы выбросить, да почему-то в карман бросила, домой притащила. Позже в коробочку к другим «сокровищам» положила, и много лет берегла. Уж и жемчужное и янтарное, и даже яшмовое было, -- а я все на то чудо копеечное заглядывалась, посмотрю да вспомню, что был в моей жизни день, когда я была молодой и красивой. Точно был. Не мои домыслы, -- факт! Даже свидетель был, даже вещественное доказательство наличествовало.
К сожалению, со временем, с бесконечными переездами, доказательство это утерялось. А память вот осталась. И не хуже колечка подмигивает мне из прошлого, напоминая, что был в моей жизни тот день. День, когда все было рядом, и любовь, и горечь, и молодость… Да и теперь рядом, -- только в памяти.
Жаль, что дяденьке «спасибо» не сказала, хотя бабушка хорошо меня воспитывала. Растерялась очень.