Предыдущая страница http://www.proza.ru/2018/07/07/466
Всех трёх адмиралов похоронили в одном склепе, где покоился их учитель адмирал Михаил Петрович Лазарев. Знаменитые севастопольские адмиралы, как следует из воспоминаний свидетелей их гибели, погибли из-за несоблюдения элементарных мер предосторожности.
Их поведение на бастионах можно расценивать как проявление безрассудной храбрости и пренебрежение смертельной опасностью. Например, однажды Нахимов приказал армейскому офицеру Бульмерингу провести его самой короткой дорогой на редут Шварца.
Офицер повёл его не по стенке, обстреливаемой снайперами противника, а за линией батарей. Приведу диалог, который состоялся между ними:
-Куда вы меня ведёте-с?! – крикнул адмирал.
-По стенке придётся идти, совершенно открыто, - заметил Бульмеринг, - между тем как за батареями безопаснее.
-Вас извиняет, молодой человек, только то-с, что не знаете, кого вы ведёте-с. Я Нахимов-с и по трущобам не хожу-с. Извольте идти по стенке-с».
Предупреждал в письме адмирала и его друг Михаил Францевич Рейнеке:
«…для чего без нужды пускаться в самые опасные места и подвергать себя убийственному огню? К чему искать смерти?
Рассуди хладнокровно и увидишь, что эта отвага для главного действующего лица не только бесполезна, но даже и вредна и опасна общему делу: тебя убьют, и дух чинов, имеющих доверие и надежду единственно к тебе, упадёт».
Как в воду смотрел Рейнеке. Но все его предостережения оказались бесполезны. Единственное логическое объяснение следует искать в том, что Истомин, Нахимов и Корнилов своим собственным примером пытались укреплять моральный дух гарнизона.
Но при этом смерть каждого из них далеко не лучшим образом действовала на защитников Севастополя. Вторая причина: возможно, они понимали, что рано или поздно Севастополь придётся сдать, а «мёртвые сраму не имут».
Не нам их судить.
В данном случае я просто констатировал факты, а выводы каждый волен делать сам. Лучше всех сознавал, что Севастополь не удержать, а дальнейшая оборона только добавит неоправданных жертв, главнокомандующий генерал Михаил Дмитриевич Горчаков.
Он написал в докладе царю: «Второй бастион и прилегающие к нему ветви, не что иное, как развалина, а амбразуры так завалены, что могут только по нужде стрелять картечью. Почти то же, но в несколько меньшей степени и на левой стороне Корнилова бастиона...
Продолжение до крайности защищать Севастополь, конечно, будет для нас славнее, чем очищение его без очевидной необходимости. Действуя так, армия понесёт, может быть большой урон, но она для того и существует, чтобы умирать за Вашу славу».
Да, действительно, завидная судьба – умереть не за то, чтобы защитить свою родину, семью, близких, а для того, чтобы прославить русского царя.
Мнением рядовых офицеров, матросов и солдат по этому поводу никто, понятное дело, не интересовался. Своевременное отступление сберегло бы жизни десятков тысяч людей. Сам князь Горчаков был смелым человеком, тому имеется множество свидетельств.
Но в России всегда боялись не смерти на поле боя, а царского гнева и позора. Тогда ещё существовали и понятия чести и стыда. Со временем стали бояться только царского гнева, а стыд, как известно, - не дым, глаза не выест.
Министр обороны РФ Павел Сергеевич Грачёв, который собирался навести порядок в Чечне в течение двух часов силами одного парашютно-десантного полка, когда участники провалившегося штурма Грозного были убиты, заявил: «Эти мальчики умирали с улыбкой на устах». Стыд ушёл в прошлое.
Горчакову в переписке с царём пришлось стать дипломатом, подобно его знаменитому двоюродному брату, писать верноподданнические донесения, скрывая от императора свои истинные намерения. Генерал всё-таки не хотел понапрасну губить жизни тысяч своих подчинённых.
Он надеялся, что царь даст разрешение на отход. Реакция Александра II на письмо последовала незамедлительно: «Решение ваше не оставлять южной части Севастополя без крайней необходимости не могу не одобрить, ибо оно, по мнению моему, соответствует вполне и чести нашего оружия и пользам России, за что искренно благодарю вас».
Такая польза для России была просто необходима. О жизнях людей речь в царском письме вообще не шла, куда важнее была слава, «купленная кровью». Но вовсе не следует думать, что автор считает, будто лучше сдаться, чем вести безнадёжную войну. Война войне рознь. Об этом уже говорилось.
Одно дело, когда на страну вероломно напал враг и под угрозу поставлено существование самого народа, а другое, когда правители России, удовлетворяя свои имперские амбиции, сами пускались в авантюры, расхлёбывать последствия которых приходилось рядовым людям.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/07/08/1783