«Молодость склонна к глупостям, а старость – их историк»,
Демир Бег, лезгинский писатель, афорист.
В семьдесят лет Ирина Иванна задумалась о том, столько она глупостей за свою жизнь сделала. Много, решила она, так много, что может считаться заслуженной дурой страны и даже частушку на эту тему сочинила:
Была я дура молодая,
Стала дура старая,
Была продвинутая дура,
А теперь отсталая...
Всем, кому читала, частушка очень нравилась – и узнаваемо и не о них.
Если вспоминать, то история её глупости тянулась с детства. Мама, учительница и убеждённая коммунистка, учила её, что человек должен быть честным, никого не обманывать, не предавать, всегда говорить правду и с обидчиками справляться самостоятельно, без родительской помощи. Ира верила маме безоговорочно, кому же ещё? И поскольку дочь имела глупость, вдобавок к маминым рецептам, хорошо учиться и вести себя примерно, то жить на свете ей всегда было, мягко говоря, непросто. Она росла открытой, доверчивой и доброй девочкой, за что в подростковом возрасте её считали блаженной дурой, обижали, обманывали и зло над ней шутили. Но она не сломалась - каждый раз, переживая новую обиду или предательство, начинала лучше понимать людей, учиться, не подлаживаясь под них, оставаться собой. Эта ранняя закалка души очень помогла ей в дальнейшей жизни. Кроме того, в зрелом возрасте она поняла, что мамины коммунистические взгляды во многом совпадали с православными взглядами на жизнь, наверное, поэтому ей было так легко уверовать в Бога в самую тяжёлую и отчаянную пору своей жизни. Но это уже совсем другая история.
В восьмидесятых годах прошлого века, когда Ирину Иванну назначили заведующей химической лабораторией одного НИИ при огромном промышленном комбинате, ей было всего тридцать лет с копейками. До этого она училась в аспирантуре в столичном университете, а впоследствии работала там же на кафедре химии. Кстати, ещё в аспирантуре девушки–химички во время застолий под гитару пели: «Перед аспирантурою была я дура дурою и повторяла шёпотом, а что потом, а что потом?» А потом, уже после защиты, отложенной её научным руководителем на три года, она с искренним удивлением узнала, что некоторые аспирантки возили из дома своим руководителям подарки, служили им уборщицами, няньками, помощницами по хозяйству, а самые красивые ещё и любовницами (взяток деньгами тогда не брали, боялись). Интересно, что девушек никто к этому не принуждал, они добровольно ввязывались в «деловые» отношения с «шефами», надеясь, видимо, на помощь в написании диссертаций. Путь к успеху в науке всегда тернист и неоднозначен. Но, воспитанной мамой Ире такое даже в голову не приходило, наверное, поэтому руководитель видел в ней непроходимую дуру и не интересовался её работой до самой защиты, которая, как ни странно, прошла прекрасно, после чего ей присвоили научную степень кандидата химических наук.
С директором вышеупомянутого НИИ она познакомилась на научной конференции и он в целях укрепления ведущей лаборатории своего института пригласил Иру на должность завлаба, пообещав дать квартиру. На старом месте работы квартиру не обещали, и она, как в детстве, продолжала жить у мамы в углу гостиной на диване, поэтому перспективное приглашение директора восприняла, как промысел Божий.
В лаборатории работало двадцать женщин по конкурсу и один грузинский юноша по блату, как родственник водителя директора НИИ. Должность у него была незначительная и незаметная - младший лаборант, однако давала возможность некоторое время «косить» от армии. Все женщины делились на мэнээсок (младших научных сотрудниц) и сэнээсок (старших научных сотрудниц). Ирину Иванну на новой работе встретили холодно. Она была моложе многих в лаборатории, но как начальнице зарплату ей предложили больше чем у остальных, и это не прибавило ей популярности. Кроме того, одна дама из сэнээсок сама метила в завлабы, поэтому возненавидела Иру с первого взгляда и полгода настраивала остальных против неё, считая, что на этом месте должна сидеть, выращенная в своём коллективе руководительница, а не какая-то пришлая дура.
Это сейчас Ире понятно, что тогда она вполне оправдывала такое мнение о себе, потому что сразу умудрилась совершить кучу глупостей. Например, в первый же рабочий день оделась в самые модные и дорогие тряпки, сделала яркий макияж и причесон завернула, не как у всех, а лихо уложила на голове ассиметричную стрижку с разноцветными прядями. Заявившись на встречу с коллективом в таком виде, Ирина Иванна раздразнила и разозлила весь этот курятник, чем очень осложнила себе жизнь на ближайшую перспективу. Дальше больше: держалась гордо и независимо, делая женщинам замечания по работе и, показывая, что в профессии разбирается лучше их. Кому же это понравится? Одним словом – дура! Долго потом пришлось доказывать подчинённым, что она их уважает и считает достойными своих рабочих мест.
По-дурацки складывались и отношения с некоторыми начальниками, например, с председателем профкома и с руководителем партийной организации – эти люди в табели о рангах занимали места непосредственно после директора. С самим директором было проще, он заботился только о своём детище – НИИ и его расположением на научном небосклоне. Всё, что было ниже этого небосклона, как бы тонуло в тумане и его не интересовало.
В профсоюзе Ира занимала независимую позицию, поскольку не пользовалась его благами. За всю свою рабочую жизнь она ни разу не получала бесплатных путёвок в санатории или дома отдыха. И каково же было её изумление, когда оказалось, что некоторые, приближенные к председателю профкома особы, ездили отдыхать по бесплатным путёвкам каждый год и к тому же умудрялись постоянно получать в столовой бесплатное питание! Она-то, дура, думала, что профсоюз помогает людям, действительно нуждающимся в помощи, а оно, вон как!
Однажды, накануне выборов в профком, председатель пригласил её на конфиденциальную беседу и ласково предложил делать заказы дефицитных продуктов в столовой, говоря, что этим пользуются все руководители подразделений НИИ. Когда она вежливо отказалась, он только что пальцем у виска не покрутил. А Иру холодный пот прошиб, как только она представила своё появление в лаборатории перед голодными сотрудницами с пакетом дефицита. Да они её вместе с этим пакетом съели бы в прямом и в переносном смысле. Больше председатель профкома ей ничего и никогда не предлагал. А сотрудницы, неведомыми путями, узнавшие о предложении профорга, за её спиной очень веселились и дружно решили, что дура - она и есть дура.
В другой раз Ирине представился случай рассчитаться за все обиды с врагиней, метившей на её место. Та ухитрилась таких дел натворить, что её соседка написала жалобу в партийную организацию НИИ. В то время в любовниках у этой дамы состоял муж соседки, которая в красках описала, как пьяная сэнээска вломилась к ним в дом и бросилась с матом и кулаками выяснять отношения. Партог вызвал Ирину Иванну к себе в кабинет и настойчиво «посоветовал» устроить этой даме общественную порку в лаборатории, разобрав её поведение сначала в своём коллективе, а если не поможет, то передать дело ему. Уж он-то с ней разберётся, вплоть до увольнения. Ира в компартии не состояла и в тот момент осознала, как правильно она сделала, вежливо отказавшись в начале карьеры вступать в эту организацию, хотя парторг прозрачно намекал ей, что человек при должности не имеет морального права руководить людьми, не будучи членом КПСС. «Независимость, вот, что главное в жизни, - думала она, - никакой парторг не заставит меня поступить против совести!» И она отказалась обсуждать поведение коллеги, на каком бы то ни было уровне, и никому об этом разговоре не рассказала, кроме самой любвеобильной сэнээски. Этим поступком Ирина не снискала любви подчинённой, однако в глазах той промелькнуло удивление и что-то ещё непонятное. «Наверное, и эта считает меня дурой, - решила Ира, - ну и пусть, зато я греха на душу не взяла». Между тем, парторг не на шутку разозлился и, когда Ирину впервые пригласили на химический симпозиум за границу, отомстил, не дав ей рекомендацию, из-за чего ей пришлось остаться дома. И ещё потом долгое время аукался ей этот отказ. Глупо, конечно, да и ладно, дело-то прошлое.
А тогда близился первый Ирин Новый год на новом месте. В лаборатории только и говорили, что о праздничном вечере, обсуждали, кто с кем и в чём придёт, когда грузинский младший лаборант неожиданно появился у неё на пороге с деревянным чемоданом свежих мандаринов. Он попытался оставить волшебно пахнущий чемодан в прихожей, неуклюже выражая благодарность за то, что она терпит его в лаборатории, хотя толку от него мало. Ирина сурово глянула в бархатные карие глаза младшего лаборанта, стальным голосом велела везти чемодан в лабораторию и раздать мандарины всем женщинам, а затем выставила его за дверь. Мэнээски и сэмээски были потрясены щедростью и предупредительностью кавказского юноши накануне праздника и после этого начисто забыли, что он блатной и обращались с ним, как с родным. А дура Ира, не взяла себе ни одного мандаринчика, хотя очень хотелось, но мамина закваска в очередной раз победила.
Ира терпеть не могла блатников и через полгода, когда младшего лаборанта в очередной раз призвали в армию, решительно взяла его за руку и лично отвела к военкому. Надо сказать, что служил он хорошо, водил машину командира полка и после службы написал Ирине Иванне письмо, в котором благодарил за всё, в том числе и за службу в армии.
А случай с квартирой? Директор выполнил своё обещание и выделил ей старую, освободившуюся двадцатишестиметровую однушку в хрущёвском доме. Глупая Ира от счастья, что у неё, наконец, появилось своё жильё, почти полгода мыла пол в квартире каждый день. Они с мамой сами поменяли обои, покрасили окна и двери, положили в метровом коридорчике линолеум. Какое наслаждение испытывала Ира, когда выбирала и покупала немудрёную мебель в свою квартирку, расставляла по стенам два книжных шкафа, письменный стол и диван. Она искренне радовалась, что после работы побежит к себе и будет делать, что захочет. Захочет, будет читать до полуночи, захочет, созовёт подружек, и они проболтают допоздна, распивая чаи. Ирина даже телевизор не покупала, так соскучилась по тишине и возможности привести свои мысли и чувства в равновесие. Через пару лет одна коллега бросила ей в лицо:
- Вам хорошо, у вас - большая новая квартира! А мне профком выделил старую однушку с видом на помойку! Это несправедливо!
Чтобы окончательно не прослыть дурой, Ирина Иванна промолчала, ведь как раз напротив кухонного окна её хрущёвки располагалась переполненная помойка - место притяжения бездомных кошек, собак, ворон и бомжей.
Восемь лет спустя Ира вышла замуж по любви, родила сынишку, сделала родственный обмен с мамой, оставшейся в одиночестве после смерти отца, и с семьёй счастливо зажила в двухкомнатной старой квартире своего детства.
Её замужество бурно обсуждалось в лаборатории. Вездесущая сэнээска, скривив рот говорила:
- Мы-то думали, что Ирка выйдет за генерала или, на худой конец, за профессора, а эта дура, себе простого инженеришку где-то откопала!
Однако старая квартира, муж инженер и ребёнок, наконец, примирили коллектив с начальницей: у них появилось ощущение полного равенства с ней. За это можно было всё простить – глупость, молодость, талант, успех и доброту.
Ирина Иванна с улыбкой вспоминает давно минувшие дни и думает: «За все тогдашние глупости я заплатила сполна, а, может быть, именно за то, что я тогда пережила, Господь и наградил меня семейным счастьем, кто знает?»
08.07.2018