Диссиденты - чирьи России

Виталий Овчинников
В наших СМИ опять начинается  хвалебная свистопляска по поводу былых советских диссидентов, которых наша либеральная интеллигенция считает лучшими представителями  советского народа  и своеобразным авангардом нынешнего российского либерализма.

А для меня понятие «диссидент»   равнозначно  с понятием  предателя  или врага моей Родины, Советского Союза,  и потому мой  идеологический противник.  И всю свою сознательную жизнь, начиная  со дня принятия меня в пионеры и  комсомол, а затем и в партию, я был противником всякого рода диссидентства в нашей жизни. И по мере своих возможностей активно противостоял им. Идеология преклонения перед всем западным для меня была чужда в самом своем принципе. Я был Советским по духу, а не только  от рождения и гордился всем советским в своей стране. И слова Маяковского : «У Советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока», были написана именно  для меня и я буквально физически ощущал их высокую знАчимость для таких, как я. А таких в нашей стране тогда было основное и подавляющее большинство. И говорить в нашей  стране о каких-то  там диссидентах, это, значит, впустую  тратить свое время.

Так кто это такие, диссиденты? По Википедии диссидент, это  инакомы;слящий, то есть,  человек, отстаивающий взгляды, которые радикально расходятся с общепринятыми в данном обществе, в данном государстве.

И я был в нашей стране одним из тех, кто активно противостоял их антисоветским взглядам еще со школьных времен.

Судите сами. В седьмом классе на Октябрьские праздники я подал заявление о приеме в комсомол и стал комсомольцем, причем, не просто комсомольцем, а «убежденнейшим» комсомольцем и очень активным. Через год меня избрали комсоргом школы,  в должности которого  я проработал до окончания школы. При мне комитет комсомола школы стал наравне с парткомом ведущим органом нашей школьной жизни.
 
Мы все пропускали через себя. И не только учебную и дисциплинарную жизнь  наших школьников.  Общественная и культурная  жизнь в школе буквально бурлила. В школе работал свой школьный театр, своя школьная самодеятельность, свой школьный эстрадный оркестр  и свой оркестр о  народных инструментов.

Практически все  проблемы школы мы выносили на общие комсомольские собрания, куда приглашались в обязательном порядке представители школьной администрации, парткома, представители школьного комитета  и представители пионерской школьной организации. Практической жизнью школы правили и управляли сами ученики во главе со школьной комсомольской организацией, то есть во главе со мной.

Помимо  всего прочего, я  был членом  бюро горкома комсомола и являлся обязательнейшим участником всех комсомольских мероприятий города, на которых всегда выступал по вопросам комсомольской работы  среди молодежи. Я выписывал журнал «Молодой коммунист» и  «детальнейше» его прорабатывал  с карандашом в руках. Даже больше, я пробовал читать самого Ленина, но очень быстро застрял в его бесчисленных ссылках на использованную им в работах философскую и политическую литературу. Я понял, что для Ленинских работ я не еще не дозрел:  слишком уж мал был у меня свой собственный багаж  историко - философских знаний. И я выписал себе для проработки журнал «Вопросы философии», который тоже  читал  с карандашом в руках.
 
И  наша школа, а точнее, моя школа была единственной школой в городе, которой не спускали сверху  план по принятию молодежи в комсомол. На городской конференции я выступил с резкой  критикой этих самых планов, утверждая, что в комсомол надо принимать только лучших представителей молодежи, а не любых ее представителей, достигнувших четырнадцати лет по возрасту. При этом я во всю цитировал слова Ленина и других партийных деятелей страны по вопросам  партийной работы среди молодежи. Цитировал слова, о которых никто из присутствующих не имел ни какого, даже самого малейшего   представления. Меня пробовали было осадить, одернуть, но  я не унимался и  продолжал свои выступления на всех городских и областных комсомольских мероприятиях.  И на меня махнули рукой.

Черт с ним, с этим молодым фанатиком. Не будем ему  давать план по приему комсомольцев. Пусть живет по своим правилам. Только не выступает. А то он  нам всех комсоргов в городе  «перебаламутит».
 
Школу я закончил на золотую медаль. И в Горкоме комсомола мне выдали направление в МГИМО на учебу.  В те времена в этот институт обычному выпускнику школы поступить без такого направления было невозможно.  На Иркутскую область давалась разнарядка  всего лишь  на два таких направлений. Одно из них дали мне. Но я  этим направлением не воспользовался, я от этого направления отказался, причем, отказался письменно. И поступать я после школы никуда не стал. Не стал по семейным обстоятельствам, потому что мои родители не приняли мой отказ от направления в МГИМО и дома был страшный скандал.   Тогда я хлопнул дверью и ушел из дома, ушел в геологию, экспедиция которых базировалась в нашем городе.  А институт я потом все-таки  закончил, но уже заочно. И не геологический, а  машиностроительный.
 
 Но я не об этом. Я о диссидентах.

С некоторыми  представителями этого продажного класса нашего советского общества я  вплотную столкнулся в те времена, когда работал  на одном из машиностроительных  заводов в подмосковным  городе Электросталь. Город был закрытым и именно потому в нем  с  середины  шестидесятых годов   проводили   судебные процессы против разных диссидентов страны, начиная с судебного процесса   против писателей А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля, публиковавших свои антисоветские произведения на западе  и кончая всеми остальными.

Процессы проходили закрытыми, поэтому в зале суда в качестве слушателей  сидели  представители  от партийной,  комсомольской и профсоюзной  организаций города. И дружинники.  Среди них был несколько раз и я.  И с собой я тогда  всегда брал   студентов  сибирских политехнических институтов, чаще всего  Иркутского или Красноярского, а то и Владивостокского,  бывавших  тогда у нас на плановой преддипломной практике и руководителем которых обычно назначался  я, потому что на заводе знали, что я из самой Сибири и потому моих земляков дипломников  направляли чаще всего  ко мне.

 В Советское  время  такие  студенческие поездки  были  не  только возможны, но  широко практиковались.  Поэтому студенты из сибирских  политехнических институтов  могли спокойно поехать на  практику на любой л машиностроительный  или металлургический завод  Европейской  части Союза или же Урала.
И наоборот,  студенты  Европейских ВУЗов страны ездили на  практику на  предприятия  Сибири и Дальнего  Востока.  Было бы желание.

А у студентов желание с  помотаться по  свету было всегда. Расточительно? Конечно! Ведь все эти поездки денег стоили. И оплачивались они из бюджета института, то есть, из бюджета страны. Но страна сознательно шла на подобные затраты. Страна  большая, возможности у нее – очень даже сумасшедшие! Поэтому, пока ты  молодой – езди, смотри,  любуйся  просторами  своей Родины  и – гордись  ею. И делай все,  чтобы твоя  Родина  была  крепкой, могучей и богатой  страной. И, как ни странно теперь может показаться, Советские люди действительно гордились свое страной,  и Советский патриотизм являлся неотъемлемой частью характера каждого Советского гражданина.

Странное это было существо – Советский человек!  Для иностранцев. Порой полунищий, полуголодный, одетый черт те знает во что, живущий, по цивилизованным  меркам, чуть ли не в «трущебах», не имеющий в своей  стране практически никаких, так называемых,  демократических прав и свобод, полностью зависящий от воли и прихотей любого своего начальника, но  всегда  веселый, дольный и счастливый, не способный ни на  подлость, ни на предательство и готовый  трудиться на благо своей Родины чуть ли не бесплатно.

И редко кто из простых Советских людей согласился бы тогда променять эту  свою, пусть не  слишком благоустроенную Родину на  буржуазный  рай, каким бы красочным он тогда им  ни  казался. Были,  конечно же,  были такие,  которые  уезжали,  которых  выселяли. И которые назывались именно диссидентами. Но это  были  не Советские  люди, это  были  какие-то  совершенно   другие  люди. Их потому и называли-то не слишком благозвучным для советского уха словом – диссиденты. И отношение  к ним в общей массе советских людей   было  довольно  скептическое, если не сказать напрямую, что отрицательное.  Авторитетом они ни у каких слоев Советского населения  не  пользовались.
 
Правда,  среди  диссидентов  вроде  бы  попадались  и неплохие люди, даже приличные и порой   талантливы, иногда   и очень талантливые. Их  фамилии и их произведения потихонечку  ходили в  студенческой и интеллигентной  среде, и многие из молодых  активно читали их, В том числе и я.
 
Поэтому мы, в своем  большинстве,  знали  творчество Аксенова, Гладилина, Кузнецова, а потом и Солженицына. И «Архипелаг  Гулаг»  в рукописном виде я уже читал.  И хотя не со всеми фактами,  указанными там, я  был согласен, ведь я же был сибиряком и о лагерях знал не по наслышке,  но, все  таки, это была «стОющая» книга! Больше по содержанию, а не по ее художественной части, но - «стОющая»

Читал я  и признанный  теперь шедевром Солженицинский  «шлягер» -  «Один  день Ивана  Денисовича», выдвигаемый в  свое  время на Ленинскую  премию. И остался  доволен. Мощная  книга. И  мощная не только  от  необычности для  граждан Союза  темы. Мощная по языку, по  художественной ной  силе  воздействия  на  читателя. Но следующая  его  книга под названием «Матренин  день», совершенно   не  понравилась мне. Слишком  мрачно, слишком глухо и слишком безнадежно. Так писать нельзя. После подобных книг жить становится невмоготу, не хочется. А книги должны учить жить, должны звать нас к лучшему и воспитывать в нас лучшее. Так думал я  и был уверен в своей правоте. Поэтому книги  писателей диссидентов  девяностых годов я не признаю  за литературу. Подобная  писанина  мне  не нужна. Читать же ее для обыкновеннейшего «времяубития» я не собирался, не умел и не желал.

С большим удовольствием я прочитал в свое время в журнале той же  «Юности» повесть молодого автора Анатолия Кузнецова «Продолжение легенды» о строителях Иркутской ГРЭС и его две следующую повести, «Бабий яр» и «Огонь». Нормальные книги и молодой парень их написавший, тоже нормальный наш человек. И с большим удивлением для себя потом узнал, что он, будучи в Англии в составе молодых писателей СССР, не вернулся домой, а остался на западе. Зачем? У него же такие перспективы были открыты в нашей стране – пиши и публикуйся. Ему еще и тридцати лет нет, а он уже «Лауреат премии ленинского комсомола», пиши и публикуйся себе на здоровье. Так нет, он сбежал на Запад, стал диссидентом и начал на «Би-Би-Си» отрабатывать свою предательскую пайку, обливая грязью  Советский Союз, свою Родину. И ни одной книги он больше не написал. Вне проклинаемого им СССР вдохновение у него не рождалось.

А от  прозы  Аксенова,  его  знаменитого и всем тогде известного «Звездного билета»,  его   «Апельсинов  из  Марокко»  и особенно от  «Пора, мой  друг, пора» я  просто  балдел. Чистая, светлая, солнечная и чуть ли не певучая  проза. Читаешь, читаешь и  еще  читать хочется. Сам процесс чтения уже доставляет удовольствие. Правда, от его  скандальной «Бочкотары» я  был далеко не в  восторге. Даже больше – она мне совершеннейшим  образом  не понравилась.  Как  не  понравилась популярная  среди  студенчества и  молодежи  Ерофеевская  повесть «Москва-Петушки». Читать откровения спивающегося человека и  винившего в своих личных бедах страну, где он жил, а не самого себя? Зачем? Для чего?   Не-ет, этого мне не надо.

А от Лимоновской знаменитой порнографической писанины под названием  «Это я - Эдичка» меня   буквально затошнило.  Так смаковать пороки человеческих отношений может только больной человек.  И зачем мне это все читать? Зачем?!

Я  не люблю  художественные  произведения,  в которых детально, подробно и натуралистически описывается   грязь и вонь общественных туалетов.  То, что дерьмо воняет, «я   и  без  них знаю». И читать  детально  описанные  запахи  этого  «дерма» я не  собирался. И не испытывал в том  никакой  нужды. Задача искусства, по моему интуитивному уразумению, была совершенно в другом  - делать людей   лучше, чем они есть  на самом деле, а не потакать их  порокам и слабостям, и не опускать «гомо сапиенса» до животного состояния и такого же  животного уровня.

Певцы-диссиденты тоже ходили  среди  молодежи. Точнее – их записи. Там были классные  певцы и певицы. . Во всяком случае  не  хуже  официальных, не  вылезающих с экранов телевидения  этих самых  Лещенко, Пугачевых, Кобзонов, Поноровских, Пьех, П  Толкуновых,  Сенчиных.  Кто там еще был? Кого  еще  упустил? Ах, да -  Ротару!  Ну, Ротару к ним  не относится. Ротару – это особый  разговор.

Ротару – это  потрясающая  женщина.  Женственно обаятельная и удивительно красивая  женщина. Очень  красивая!  «Сногосшибательно»   красивая!  Да  еще с таким неповторимо   завораживающим,  чуть ли не волшебным,  чисто женским  голосом.  Про нее трудно что-либо плохое сказать.  Ничего не приходит на ум. А  как держится! Одно сплошное  загляденье!  Принцесса! Леди! Само  женское  достоинство  на  пьедестале! Женщина с большой буквы!  Его Величество Женщина!

Вот уж кому  не надо ради дешёвой  популярности бегать  полуголой  по  сцене или  задирать  подол  платья, показывая фанатам свое нижнее белье. И так все  ясно! Перед ней  хочется в благоговении склонить свою голову и    опуститься на  колени. И сказать с  покорно:  «Все,  я - твой!  Отныне и  навеки! Делай со мной, что хочешь, но от тебя я никогда и никогда не уйду!».
 
 Среди  диссидентов  было много   прекрасных  певиц. И Лариса   Мондрус,  и Аида Ведищева, и  Ирина  Бродская  и еще множество, множество   других. А  вот  мужчин  певцов среди  уехавших было  мало. Пожалуй, один лишь о  Эмиль  Горовец,  да  еще  Александрович,  два Советских  «мощных»    тенора   с  изумительно  чистыми  голосами. А остальных, строптивых по характеру певцов и певиц просто не  выпускали в заграницу,  а для острастки еще и  отлучали от эфира, таких, как  Макарова,  Мулермана,  Ободзинского и многих  других, не слишком ярких и менее известных певцов, певиц  и исполнителей.

Так что все диссиденты СССР  были лишь из одних  гуманитариев или же из творческих специальностей, из  артистов, актеров, музыкантов,  которым казалось, что их образ мышления как раз-то и подходит к жизни на западе. И они уезжали туда за счастьем. За капиталистическим счастьем. Но не все там приживались. Далеко не все.

Но остался в США вечный «придурок и хохмач» Крамаров, остался «красавЕц» Видов. Но большинство  из уехавших в зарубеж артистов,  к двухтысячным годам вновь вернулись назад, в так проклинаемую ими Россию.

Вернулся Игорь Крутой,  вернулся «блатарь» Виль  Токарев, названный на самом деле Виленом по инициалам  В.И. Ленина,  но перевоплотившийся в настоящего зарубежного Виля,  вернулась  Успенская, вернулся  Леонтьев, вернулся Казаков,  вернулся Шуфутинский и так далее и тому подобное. И хватит про них, про тех самых «творческих» работников, кто взахлеб ищет себе счастье пожирнее, да  поденежнее.
 
Давайте глянем про несколько иную и когда-то  называемую самой    основной  частью советского диссиденства, массово  уезжавшего после восьмидесятого года в заграницу, про еврейскую диссиденцию, про еврейскую  эмиграцию.
 
Либералы здесь всегда  говорят о миллионах  покинувших СССР евреев. О нескончаемом  потоке еврейских диссидентов. Начавшемся в восьмидесятые и буквально захлестнувшем СССР в последние его годы жизни.  Так ли это?

Смотрим Википедию. И видим там такие цифры:
С 1980 по 1990 годы СССР покинула около 300  тысяч евреев. Часть из них обосновалась в Израиле, но большая часть в США и Европе.
 
Пик еврейской эмиграции пришелся на последние два года Советского Союза и первые два — после его распада. В 1990-м из страны эмигрировало 205 тысяч человек. В 1991-м уехало 197 тысяч, в 1992-м — 123 тысячи, в 1993-ем — 127 тысяч. После введения квот на прием евреев в США эмигранты в большинстве своем стали уезжать в Израиль.

Но свыше двух с половиной миллионов евреев Россию не покинули и диссидентами себя не считают. А сейчас вообще мало кто из России уезжает. Все видят, что сейчас творится  в Европе и в СЩА. Поэтому менять шило на мыло желающих не так уж и много. Ведь от добра добра не ищут. И лучше уж иметь воробья в руках, чем журавля в небе. Философия жизни.

Но о  евреях диссидентах технических или медицинских специальностей не слышал.  Хотя у нас на заводе Главный инженер, был еврей, крупный специалист в области прокатного оборудования, доктор технических наук профессор, не буду называть его фамилию. Главный химик завода тоже была еврейка, доктор химических наук. Начальник отдела надежности завода был еврей и тоже доктор технических наук.

По работе встречался много раз с представителями отраслевых научно исследовательских институтов в виде ГИПРОТЯЖМАША, ЦНИИТМАША, НИИПТМАША,  ИЭС имени Патона, ВНИИАВТОГЕНМАША, где в числе руководителей часто работали крупные специалисты еврейской национальности. И никто из них ни в какую заграницу,  в Израиль или США, не уехал, хотя в девяностые годы по подмосковным городам активно «шерстили»  представители США, агитируя  ИТР России  уехать в «зарубеж» на работу. Приходили они и ко мне. И не один раз. Но я не уехал. Противно бежать из Родины, когда ей плохо.
 
Но диссидентов среди  ИТР  не оказалось. Хотя человек пять из нашего города уехало в США на работу. Но в США остался лишь один. Он потом и семью с собой забрал. Остальные вернулись. Не то у них, не наше, а значит, не то и еще раз не то. Бывшим нашим, бывшим советским, могут стать отнюдь  не все ИТР страны. Отнюдь…

PS Жена у меня медик, работает в центральной городской больнице  и у них тоже  много евреев, как врачей, так и руководителей.  Уехавших в  зарубеж по идейным или хотя бы по обыкновенным материальным соображениям не оказалось ни одного.
Вот такая она российская «се ля ви»!
***