* * *
И вот за дюжиной смертей
мне приоткрылись жизни двери.
И пыльный зной земных путей
я вечностью прохладной мерю.
И те, кому бывал я мил,
так трудно, невпопад и редко,
мне машут тенью прежних крыл,
теперь - калиновою веткой.
И кривды срам, и злобы стыд
без суесловий я встречаю...
Густеет полдень.
Шмель гудит
в лиловом солнце иван-чая.