Первая любовь это - это не первая и не последняя, это та любовь, в которую мы больше всего вложили самих себя, душу, когда душа у нас была.
Вампилов
После шести часов парной духоты глухого леса, где ноги разъезжались на липкой, мокрой прели старых сосновых игл, а воздух звенел от комаров, они решили идти назад, в деревню, а оттуда на автобусе в райцентр, хоть и обидно было уезжать вот так - потратив воскресенье на то, чтобы едва покрыть грибами донышки новых голубых пластиковых ведёрок. Дождь хлынул как только добрались до опушки и перешагнули мелкий, осыпавшийся противопожарный ровик. В два прыжка добежали до леса, вскрикивая от обжигавших головы и плечи струй холодной воды.Встали под дерево - это была низкая, раскидистая сосна, прижались к стволу, где не так доставало.
- Вот это дождь! Смотри, Коль, прям как душ, купаться не надо. Красота!
Ей всё было "красота", этой городской, тридцатилетней женщине-девочке с вечно спокойным взглядом тёмных, чуть косоватых "коровьих" глаз.
-Красиво, да, только как мы до деревни добираться будем - размокнет всё.
Она не знала обратной стороны этой деревенской "красоты" - бездорожья, безработицы, долгих зим в холодных, обветшалых избах. Да и откуда бы могла знать?
Это её первый выезд за город, курорты и командировки в Рязань и Владимир не в счёт. Собирались поехать на его родину давно - лет пять.Мечтали весной - вот поедем в июне за земляникой, снимем комнатку у какой-нибудь старушки почище... Потом говорили - смотаемся хоть за грибами на выходные, потом приходила осень с деревенским бездорожьем. Он не обижался и всё понимал, Москва затягивала рутиной дел, как мощный пылесос соринки с гладкого ламинатного пола их квартиры.
И вот наконец...
Дождь всё сильнее стучал по земле, траве, кронам деревьев, белые вспышки пока ещё далёких молний резали глаза.
- Да, гроза, мать её.
- Не ругайся.
- Я не ругаюсь.
- И вообще, ты какой-то странный.
- Ну вот, теперь я ещё и странный.
- Ну печальный. Болит опять?
- Что?
-Как что - язва.
Он вдруг прижал её к себе, большую, тёплую, мягкую. -Дурочка ты моя, коровка с вымечком.
Оно накатило, когда он увидел тот повалившийся, обветшалый шалашик и сразу позабыв о грибах, забегал по лесу, как гончая по следу, в надежде отыскать приметы памятных мест, но всё кроме шалаша и двух старых, чёрных, замшелых пней - один большой, другой маленький, они называли их стол и стул, либо стёрло время, либо утерялось из памяти.
- Я тут со своей первой любовью гулял лет пятнадцать назад.
- Кто такая?
- Не ревнуй.Ничего особенного, обычная деревенская девочка, её давно на свете нет.
- Да мне-то что.
Ей, пожалуй, и в самом деле можно было. Он давно усвоил это правило - никогда не разговаривать с женщинами о прошлом, узнав, однажды, что к прошлому можно ревновать даже острее, чем к настоящему.
- Ну, что за история?
- Какая там история - сошлись два молокососа, таскались по лесу и каждого дерева...-он усмехнулся
- И чем закончилось?
- Да ничем. Осенью мы поссорились, она себе нового нашла.
- Променяла тебя.
- Вроде того.
Он как сейчас чувствовал боль того прозрачного, чистого сентябрьского утра, струящуюся желтизну берёз за окном, когда проснулся и вспомнил, что всё потеряно и ничего не исправить.
- У отца был дробовик, ТОЗ - вертикалка, я пробовал из него застрелиться, да не вышло - не по росту, а вешаться или вены резать почему-то и в голову не пришло.
- А вертикалка - это как?
- Ну когда стволы не рядом, а друг над другом. Ты слушаешь?
- Конечно.
- Я за ней долго потом ходил, ходил... У Ольги был брат, на два года её старше, она ему наговорила чего-то про меня, вот он меня бил, до сих пор вспоминать приятно. Ладно бы один, а то с друзьями.
- Печально кончилось. Плохо.
-Угу. Проходит что ли? я не пойму.
Короткая летняя гроза и в самом деле проходила - дождь утихал, и всё реже грохотал над лесом гром. .
- Ты говорил, она умерла?
- Да, той же осенью. Убило молнией - шла с плеером в грозу. Я тогда так радовался, таким праведником себя почувствовал - Он наказал обидевшую меня. Глупый мальчишка.
Возвращались тихие, уставшие, шли друг за другом по узкой тропинке, надвое разделявшей желтое поле, и тяжёлые мокрые колосья задевали их по ногам.