Улетела моя птичка

Ват Ахантауэт
Проснулся среди ночи. Поперхнулся сновидением. Такое бывает, когда спишь на спине с открытым хлебалом – может залететь чужой сон. Соседский, например. Или спящего рядом. Вышел на балкон, прокашлялся, сплюнул его – всё равно химера. Мерклая, чепуховая. По черноте неба луна скитается. Увидела меня, чихнула. Я ей: «Будь здорова, плоскомордая!», а сам отираюсь. Рот бы надо закрывать при чихе-то! Оплёванный гриппозной (или ей просто на всё начхать?) луной, вернулся в кровать. К птичке своей. К душегрейке.

К тебе.

А утром ты сказала, что тебе пора вить гнездо. Не сказала даже – прочирикала. Вии-ить! Ви-и-ить! Порхнула на открытый балкон, посидела на поручне, клювиком пощёлкала и улетела.

Сейчас достану свои сандалии, натяну под них носки и выйду на улицу. Ты чмырила меня за носки с сандалиями – типа, лохи только так носят. А я, может, пилигрим. Или этот, как его, волхв. Только мерзлявый.
 
Прежде чем обуться – закрою балкон. Комната достаточно проветрилась. От спёртости нашего сосуществования, от сырости заплесневелых обиняков, от забродившей затхлой страсти. От трупного зловония задушенных клятв.

Пособираю со всех сусеков все хилые веточки, все прутики, хворост, что ты натаскала, заныкала для будущего гнезда. В одну кучу сгребу и разожгу костёр на даче. Хоть отогреюсь, да шашлыков поем.

Возьму спортивную сумку, с которой хожу в качалку, закину в неё нашу с тобой любовь и понесу на блошиный рынок. Можно, конечно, прикопать во дворе. Вдруг прорастёт чертополохом. Но, пожалуй, непрактично. Лучше продать: кому-то, может, и такая сгодится, а мне – тот самый шерсти клок.

Пока идти буду, вылью на трамвайные пути оставшееся на донышке «Джонсонс беби», что не щиплет глазки. Меньше чем за неделю мы «уговорили» целый флакон. Ты любила, как мы елозили друг на дружке, как хлопотливо смыкались и размыкались, как я сучил липкими ногами по полу душевой. Ты хохотала и размазывала, втирала нашу похоть в свои бёдра.

Пусть теперь кто-нибудь другой поскользнётся на ней, засучит ногами по рельсам. Я поржу. Пусть покатится по мостовой чьё-то отрезанное колёсами трамвая солнце. Может, кто поймает – оно уже не обожжёт. Пинайте его! Пусть катится, пусть скачет, пусть летит кручёным мячом в рваные ворота вечности.

А после, продав задарма нашу просроченную любовь, заверну на птичий рынок, где куплю себе новую птицу. Курицу. Или растопыренную индюшку. Они не летают.

Или кролика, который любит глотать удавов.

Так что лети, моя птичка! 3,14здуй на своё сказочноебали или на Гоа, лепи своё гнездо, соси заморские цветы и глотай их чужеземный нектар.