Кошки!.. Какие же они загадочные и неповторимые! Вроде бы животные, а когда с ними общаешься, начинаешь понимать, что эти создания наделены особым разумом. И достаточно серьёзным разумом, смею заметить! Кошке невозможно что-то приказать, как собаке, её бесполезно дрессировать, как хорька – с ней можно лишь договориться. И, когда человек это понимает, кошачьи души сами тянутся к нему.
Да, кисы сами приходят в жизнь тех, кто их любит! Следят они за нами, что ли? Поневоле поверишь в гипотезу, что кошки прилетели с другой планеты! Видимо, для того, чтобы за нами наблюдать и нам помогать! Ну, или хотя бы бороться с грызунами – вспомним блокадный Ленинград и знаменитые «мяукающие поезда». А, может, они посланы нам Богом, чтобы согревать наши души? Недаром именно кошка согревала в Яслях самого Спасителя!
Но, конечно же, дети обо всём этом даже и не задумываются. Хотя и в детстве я очень любил кошек. Правда, очень по-детски, садистски и рьяно. Будучи маленьким сорванцом, бывало, с удовольствием гонял бедных зверюшек по двору. А уж домашних кис, которых видел у кого-то в гостях, обожал дёргать за хвост (и, конечно же, получал в ответ множество «царапок» на ладошках).
Я учился уже в четвёртом классе, когда к моей семье приблудилась первая в моей жизни собственная кошка (она была юной, хотя и не совсем котёнком – кошечке было около полугода). Киса была очень красивая – болотного окраса, с тёмными полосками, огромные глаза сияли, как два изумрудных фонарика.
К сожалению, прожила она совсем недолго – мы с родителями жили в однокомнатной квартире на первом этаже, под окнами был ухоженный зелёный двор, и Кузька, как её звали, естественно, убегала на улицу и гуляла, где ей вздумалось. Вот и подцепила она как-то от усатых товарок стригущий лишай. А в восьмидесятые с кошками, которые подхватили лишай, поступали однозначно – их отбирали на опыты в ветеринарной клинике, единственной на весь город в то далёкое время.
Мама и сдала Кузьку, рыдая от горя, местным коновалам. Правда, потом родители мне говорили, что моей кошеньке удалось сбежать. Однако я до сих пор в это не верю.
Когда же я пошёл в пятый класс, мы с родителями переехали в другой район, на пятый этаж, в современную «двушку». И здесь, не прошло и полгода, как кошачье царство вновь пришло в нашу жизнь.
Дело было зимой. Мы едва успели обжить новое жилище, расставить перевезённую с прежней квартиры мебель и купить новую. Я с трудом привыкал к тому, что теперь в школу нужно не ходить пешком, а ездить – учился я в специальной музыкальной школе, единственной на всю республику, выбора не было. И вот как-то утром, выходя вместе с мамой, чтобы пойти в школу, я увидел прямо в «предбаннике» квартиры большую открытую коробку с кошкой и маленькими слепыми котятами! Я завизжал от восторга и принялся тискать и кошку-маму (которая не возражала) и пищащих кошачьих деток. А вот моя мама посуровела и схватилась за голову.
Позже она мне поведала, уже по пути в школу, в чём дело. Оказалось, что кошка возвращается к котятам только туда, где она родила, или куда она сама их перетащила. Изверги, которые таким образом избавились от того, чтобы пристраивать кисок по друзьям и близким, всё очень хорошо рассчитали. Кто были эти живодёры, осталось загадкой.
А суть была в том, что если котят вместе с мамой перенести в другое место, кошечка их потеряет и вернётся туда, где они были раньше.
Так и случилось. Кошка покормила котят и ушла навсегда. В тот же день мы с соседями по «предбаннику» сбились с ног, когда искали хвостатую маму, чтобы хотя бы отнести её к пищащим голодным комочкам, которые сбились в кучу в коробке. Но всё было тщетно. Её могли принести к нам не то, что из другого дома – даже из другого района. Ищи-свищи, как говорится!
И тогда у моей мамы родилась идея – во что бы то ни стало спасти котят. Она бросилась по соседям, но те только плечами пожимали – им и подросший котёнок не был нужен, что уж говорить о выкармливании таких малышей! А котята становились всё слабее, да и некоторые соседи начали уже похаживать мимо нашей лестничной площадки со вполне хищными намерениями избавиться от источника писка. Мама и не выдержала – взяла одного котёнка, маленький серенький дымчатый кусочек меха, который пищал громче всех, и принесла в дом. И едва успела.
Когда мы с мамой, устроив котёнка в небольшой коробке, набитой тряпочками, около батареи отопления, бросились в магазин за молоком и в аптеку за пипетками, коробки с котятами на лестничной площадке уже не было. Не нашли мы её и на помойке. О судьбе остальных маленьких кошачьих детёнышей можно только догадываться.
Но для нас с родителями всё только начиналось! Для начала, котёнок наотрез отказался сосать подогретое молоко из пипетки. Он только пищал и тыкался во все стены коробки, разбрасывая тряпки. Интернета тогда не было, да и домашний телефон у нас отсутствовал, так что мама бросилась через весь город в ветеринарную лечебницу за советом. Там ей сказали, что нужно добавлять в молоко масло, а ещё необходимо сделать котёнку соску. Разумеется, обычная детская не подойдёт.
С большим трудом мы с мамой смастерили поилку из резиновой части обычной пипетки, проколотой сверху, и баночки из-под капель в нос «Санорин». Когда же котёнок в первый раз покушал, счастью всей семьи не было предела, радовался даже папа, который в то время не был особым поклонником кошек (не то, что сейчас, когда он кошатник до мозга костей).
Мы всё время подбирали новые варианты кормления маленького существа. И нашли самый идеальный продукт – им стала детская финская молочная смесь «Пилтти». Вот на неё котёнок набрасывался, урча, аки тигр, и почти моментально высасывая всю бутылочку до капли, громким писком требуя молочка ещё и ещё. А серая блестящая коробка из-под смеси «Пилтти» сменила менее удобную обувную. Родители примотали коробочку к батарее, положили на её дно куски меха от старой ушанки, и котёнку в новом логове явно понравилось.
Так и назвали котёнка – Пилтти.
Конечно, впереди было много неожиданностей. Например, глазки маленькой кошечки никак не хотели открываться, и мама забила тревогу. Впрочем, быстро выяснилось, что мама-кошка очень грубо вылизывает своим деткам глаза, чтобы те открылись – так устроены котята, что тут говорить. И пришлось нам с мамой брать ватку с водой и тереть вырывающемуся котёнку его веки. Наконец, в один прекрасный день котёнок открыл небесно-голубые глаза и увидел свет. Это было просто здорово – видеть, как маленький зверёк озирается по сторонам! Кажется, именно тогда он впервые именно мяукнул, а не запищал.
Прошло какое-то время, и кисёныш начал питаться более «взрослой» пищей – рыбными котлетками и курятиной. Но любовь к сосательному движению у него осталась на всю жизнь (страсть сосать указательный палец, вцепившись когтями в руку, была в Пилтти неистребима).
Впрочем, почему «у него»? Котёнок оказался кошкой. И, чем больше росла Пилтти, тем красивее она становилась. Когда киса переросла коробку от детской смеси, мама с папой устроили Пилтти в прихожей.
«Вопрос о жизни и смерти котёнка», как часто говорила моя мама, сомневаясь, удастся ли выходить маленькое существо, был закрыт. Жизнь взяла верх.
Конечно же, пришлось приучать кошечку к лотку, причём Пилтти оказалась хотя и умной, но весьма злопамятной, и, чуть что ей не нравилось, киска тут же делала «свои дела» мимо. В том числе и под папин стол. Как мой отец гонял её за это!
Когда к нам приходили гости, они дивились на то, какая чудесная кошка у нас живёт. Серая, дымчатая, с едва различимыми полосками и ярко-жёлтыми медовыми глазами, она покоряла сердца всех гостей. Пилтти была очень общительная, всегда ко всем подходила, любила и «поговорить», причём довольно громко, и поиграть, «нападая» из-за угла на ногу (втягивая, разумеется, свои весьма не тупые коготки).
Но самое удивительное – это то, что Пилтти умела… лаять. Да-да, не удивляйтесь! Она по несколько раз подряд могла взреветь таким голосом, что звучало не «мяу», а именно «гав»! Это иногда откровенно смешило и меня, и родителей. А гостей – так просто пугало! Кошка, которая лает! Немыслимо!
Ещё у Пилтти была «особая примета». Брюшко персикового цвета. Так мама её и называла – «Пилтти-брюшко». Правда, гладить своё брюшко серая кошка позволяла только маме. И мне, и папе крепко доставалось от её когтей.
Но к Новому году у кошки на ухе возникла весьма обширная плешь. Несмотря на то, что Пилтти вообще не казала нос на улицу и не общалась с другими котами и кошками, мы с мамой повезли киску к ветеринару. И та, даже не прогрев кварцевую лампу, водя светом по проплешине, орала, что всё, мол, это лишай, оставляйте кошку на опыты! До сих пор помню свой ужас и собственные слова: «Неужели ничего нельзя сделать?»
Но на этот раз мама не сдалась. Она забрала кошку домой, предварительно узнав, когда будет принимать другой ветеринар. И, когда она привезла Пилтти в клинику вторично (это было без меня), высказала другому врачу всё, что думает о предыдущем приёме. Молоденькая ветврач прогрела лампу, как следует, посмотрела на ушко в её свете и поставила диагноз – авитаминоз. Кошка пристрастилась к рыбной пище (так до конца своих дней она и осталась «рыбной кошкой») и ей элементарно не хватало витаминов.
Самое интересное, что рассказала моя мама – так это то, что в момент приёма в смотровую зашла та самая врач, которая осматривала Пилтти за несколько дней до того, и начала кричать, что она, дескать, уже эту кошку видела, что её с лишаём нужно сдать на опыты. Молодая врач встала с места, громко и грубо рявкнув на пожилую женщину, после чего та стихла и выбежала из кабинета. Оказалось, что «врач», которая довела меня и мою мать до слёз, не то, что не ветеринар, даже не медсестра, а санитарка! Возможно, её даже уволили за самоуправство. Хотя утверждать не берусь.
Витамины мы Пилтти кое-как подавали (не хотела их глотать, выплёвывала, хитрая лисичка), и ухо полностью заросло. Как ни в чём не бывало.
Прошли два года. Кошка выросла и заматерела. Я очень любил играть с ней в бумажку, привязанную к верёвочке. И Пилтти всегда с радостью принималась за игру. Ох, как она обожала распушить хвост, который становился толстым, как полено, и носиться за бумажкой, кусая её и хватая острыми коготками! А потом, когда Пилтти уставала, я брал её на руки и гладил. А как Пилтти мурчала! Так громко, будто рядом работал большой многотонный паровоз!
Мама, кстати, так и называла её мурлыканье – словом «паровозить».
Но однажды всё изменилось. Как-то раз я проснулся и увидел, что родители ходят, как в воду опущенные. Я не понял, что случилось, спросил у мамы. Оказалось, что кошка, гуляя ночью по перилам балкона (он в то время был не застеклён), потеряла равновесие и свалилась вниз. У Пилтти мигом отнялись задние лапы.
Слава Богу, тогда лечение в ветеринарной клинике было бесплатным, и папа с мамой принялись возить Пилтти туда на уколы и процедуры. Оказалось, что перелома позвоночника нет, но удар был очень сильным, и заднюю левую лапку кошка с тех пор волочила за собой.
Но этот удар Пилтти перенесла очень стойко. Не прошло и месяца, как она вновь носилась по квартире и «лаяла». А когда один соседский кот сунул нос в нашу дверь, которую оставили чуть приоткрытой, чтобы пообщаться с соседкой, Пилтти и вовсе задала непрошеному гостю полноценную трёпку, да так, что тот еле унёс свои чёрные в белых пятнах лапки!
Правда, после этой стычки Пилтти пришлось выводить блох. Ну, да это не заняло много времени. Тем более, что Пилтти – это ещё одно из её удивительных свойств – вообще не боялась воды. И купалась безропотно. Как собака.
А в конце седьмого класса я перевёлся в Москву, в Центральную музыкальную школу. И вот здесь серьёзно встал вопрос, что же делать с Пилтти. Папа всё время мотался по командировкам (позже он, как и мы с мамой, переехал в Москву). А взять кошку в дом отдыха, где мы первое время жили в Москве, или на съёмное жильё с хозяевами, маме с папой показалось невозможным. Позже они раскаялись в своём поступке и говорили, что надо было сразу везти кису с собой в столицу.
А тогда Пилтти отправилась к моей бабушке по папе, ныне покойной Маргарите Ивановне, которая жила в то время в самом центре чудесного города у Чёрного моря, в Одессе. И на целый учебный год мы с родителями забыли про нашу кошечку.
Но Пилтти помнила всё. И даже больше.
Летом, на летние каникулы, мама привезла меня именно к той самой бабушке в гости. И первая реакция Пилтти была парадоксальной. Она ощетинилась и кинулась на меня. Бабушка едва успела удержать разъярённую орущую серую фурию. Впрочем, Пилтти довольно часто впадала за те два месяца, что я прожил в Одессе, в состояние «желания кота», и даже не реагировала, отставляя хвост и призывно мяукая, на то, что её кто-то гладит.
Вот только так бывало не всегда.
Как-то раз, уже ближе к августу, я сидел в самой дальней комнате бабушкиной квартиры и разучивал на старом пианино первую часть Второго концерта Рахманинова. Мамы и бабушки не было дома, они уехали за продуктами на знаменитый одесский «Привоз». Дверь в комнату была без стёкол, вместо них в проёмах была натянута толстая белая вязаная сетка. В один прекрасный момент мне захотелось пить, я встал из-за пианино и пошёл к двери. Но не открыл. Удержался.
На меня сквозь сетку блеснули ярко-жёлтые глаза Пилтти. Они горели такой бесконечной яростью, что мне показалось, что я вижу маленькую дикую рысь или манула. Послышалось рычание, оно росло, как будто к двери комнаты подлетали пчёлы и собирались в огромный рой. Я попытался что-то сказать ей, вроде: «Пилтти, что с тобой? Пропусти!» Рычание нарастало. На «брысь» кошка так же не отреагировала, зато неестественной деревянной походкой, выгнув спину, подошла прямо к двери и изготовилась к прыжку. А после того, как я на неё прикрикнул, Пилтти с диким рёвом, которому позавидовал бы даже тигр, кинулась на сетку и едва её не оторвала, повиснув на ней на своих когтях!
Когда мама с бабушкой вернулись, кошка преспокойно пошла их встречать. Но меня трясло от ужаса. О том, чтобы забрать Пилтти с собой в Москву, и речи не было.
Она поняла, из-за кого её оставили у другого человека, и на всю оставшуюся жизнь возненавидела «обидчика». То есть, меня.
Впрочем, когда мы с мамой в конце лета выходили из бабушкиной квартиры, чтобы поехать на вокзал, я ещё не знал, бросив взгляд на рычащую серую кошку, сидевшую у бабушки на руках, что вижу Пилтти в последний раз.
Через пару месяцев после моего отъезда случилось страшное. Квартира бабушки была на третьем, пристроенном к двухэтажному зданию, этаже, и вдоль всей пристройки тянулся широченный ржавый металлический карниз. Конечно же, все соседские кошки, да и Пилтти, обожали гулять по этому карнизу. И, разумеется, они «забегали в гости» к соседям, забывающим закрывать окна, уходя на работу. И лакомились неосмотрительно оставленными на столах яствами.
Кому из извергов, живших тогда на третьем этаже, пришла в голову мысль разбросать по дому «вкусняшки» с крысиным ядом, до сих пор неизвестно. Но однажды Пилтти пришла с «прогулки» и слегла. Умирала она страшно, из неё вылезла вся шерсть, ни один ветеринар не смог хотя бы облегчить её страдания, а бабушка не позволила усыпить ставшую ей родной кисоньку.
В один совсем не прекрасный день бабушка проснулась и обнаружила, что Пилтти уже не дышит.
Больше Маргарита Ивановна никогда не заводила себе домашних животных, до того она горевала по нежному серенькому дымчатому комочку.
Я сам часто вспоминаю свою Пилтти. Даже сейчас я больше всего люблю именно серых кошек. И никогда не оставлю ни у кого на такой срок любимого питомца. Тем более, что кошек и собак сейчас можно хоть в самолётах за границу с собой везти. Были бы средства и желание. И терпение сделать домашней любимице прививки и оформить ветеринарный паспорт.
У меня с тех пор было много кошек. И беспородных, и породистых. Но кису, которая умеет лаять, я больше никогда в своей жизни не встречал!
Если встретите, дайте мне знать. Куплю обязательно.
И назову её, конечно же, Пилтти!