Владимир Голдин
ОКЕАН
Океан – какое ёмкое слово. Почему я только сейчас, удивлённо, обернулся на только что написанное понятие. Разве я впервые оказался на берегу океана? Да нет – это уже третий океан раскрывает свои просторы перед моим взором, и при том не первый раз. По-видимому, глубоко права русская поговорка о том, что любой плод упадет на землю только после того как он созреет.
Так и моё сознание дошло до цельного восприятия слова «океан» и всего того, что под ним предполагается. Но нельзя объять необъятное, как говорил искусственно созданный классик русской литературы Козьма Прутков.
Меня всегда тянуло на русский север, наверно потому, что я родом из тех краёв. Многие мои походы в советское время были связаны с севером. Устремления в этих походах носили интуитивный характер – Северный Ледовитый океан. Но так до него я и не добрался. Я плавал по Северной Двине до Архангельска. Казалось, вот он Океан, рядом, в лице Белого моря. Но в советское время туристов одиночек к океану не пускали – работать, пожалуйста, но короткий отпуск – временщиков не жаловали. Люди свободной профессии, как Юрий Казаков, оставили нам, читателям, прекрасные очерки об удивительном русском севере и Океане.
Я плавал по реке Печере, стремился к этой реке с тайной задумкой доплыть до Нарьян Мара, а там, как и в Архангельске, недалеко Северный Ледовитый. Но не срослось, дальше Усть Цильмы советская власть пассажирские катера не пущала.
Но какие удивительные поселения севера я там увидел: дома, построенные без всякой архитектурной мысли и поставленные на крутых берегах реки Печеры, как душа пожелала. Названия поселений кружили голову: Шелья Сор , Шелья Юр, Шелья Бож, Куш-Шор, Чарка-Ю- Вом. Названия посёлков сообщаю в той транскрипции, что были указаны в расписании на катере «Заря». Что эти названия означали для русского человека: Юр – голова, Бож – хвост, это значит, верховье и конец, а Куш-Шор – это один ручей – одинокий ручей. Встреча с Океаном не состоялась , но я увидел то, что увидеть было невозможно сидя у телевизора. Это меня обрадовало, но не успокоило.
Плыву по рекам Иртыш и Обь. Объём и широта этих рек достойны размаху Сибири. а это значит, равны размаху океана, такой горизонт, такой размах воды, болот не освоенных земель, где одно поселение отстоит от другого на сотни километров: Мужи, Шурышкары, где люди рады встрече каждого теплохода, как родного человека…
Салехард в семидесятые годы был городишка пустой и неказистый, деревянные тротуары от одной стороны дома до противоположного, на весь город один двухэтажный «небоскрёб», в магазине пусто: «Понаехали тут ворчит продавщица, самим жрать нечего». С крутого берега Оби, через водную гладь раскинувшейся воды на десятки километров просматривается силуэт поселка Лабытнанги, красивое название, что в переводе означает семь сосен. Как-то сами собой складываются рифмованные строки:
Лабытнанги, Лабытнанги прекрасный вид из далека.
Лабытнанги, Лабытнанги, а внутри-то пустота.
В Лабытнанги нет культуры, зато мат стоит стеной,
В Лобытнанги лесорубы водку пьём на перебой.
Но зато здесь обский порт и железная дорога
Перевалка ценных труб для Надыма и Пындога.
Лабытнанги, Лабытнанги сколько музыки в словах.
Лабытнанги, Лабытнанги побывал в твоих краях.
Товарный состав, на тормозной площадке одного из вагонов я поселился нелегально, в нарушение всех правил перевозки пассажиров. Скрипят вагоны на поворотах, кружится пыль, встречный ветер проникает в глубину тела, а в голове в такт стука колёс звенит однословная мелодия, как у современных эстрадных исполнителей: «Шурышкары, Шурышкары, Шурышкары».
Велика Россия – как ОКЕАН.
До океанов я, конечно, добрался. Но до южных океанов. Здесь всё просто. Турагенство, путёвка, самолёт – берег океана.