С чего бы начать...
С отточенного лаконизма Бунина в описании пейзажа? С навязшего у всех на зубах штампа Паустовского "было так тихо, что было слышно, как..."? С многозначительной преамбулы Юрия Казакова, после которой скорее хочется выпить, чем продолжать повествование?
С чего бы начать?
Начну с того, что в тот день я вернулся с работы позже обычного и уже было собрался полечь костьми на свой диван, как вдруг раздался звонок телефона...
Ай-ай-ай, Олег Александрович! Как же тебе не стыдно? И это ты считаешь оригинальным началом для своего рассказа? Да с этого пошлого ночного телефонного звонка начинались почти все романтические истории шестидесятых годов прошлого века! Ты ещё вспомни об июльском дожде идущим за окнами твоей одинокой квартиры, в которой ожидание чуда с лихвой вознаграждается каждый вечер в одиннадцать столь же одиноким и почти родным женским голосом в телефонной трубке.
Нет! Не так всё начиналось!
В общем, пришёл я с работы усталый и злой. Ну, разумеется, выпил с устатку пару рюмок водки и собрался уже было выпить третью и полечь костьми на свой диван, как вдруг... Как вдруг за каким-то чёртом меня понесло к моему письменному столу, на обширной, как пустыня Сахара, крышке которого чёрным пятном "Квадрата" Малевича изнывал от жажды без платоновской Родины электричества мой ноутбук. Тощий, как лист фанеры, он моргал тревожным индикатором заряда аккумулятора и уже ни на что не надеялся: вилка из розетки была выдернута, а провод клубком змей вил свои кольца где-то возле книжных шкафов. Отставив в сторону третью рюмку водки, я открыл ноутбук.
Мне бы сейчас надо было бы описать те чувства, с какими я его открывал, чтобы не впасть в грех описательности. Но Пруст из меня вряд ли получится, да и играю я за совсем другую команду.
Итак, открыв ноутбук, я закурил... А вот сейчас из меня попрёт Василий Аксёнов с его страстью к деталям материального мира. Обожаю всё это!
Итак, открыв ноутбук, я сел в полукресло белорусской мебельной фабрики "Молодечномебель" и закурил, отложив в сторону пачку "Marlboro". С недавних пор на её верхней и нижней красно-белых крышках извращенцы из Минздрава стали публиковать свои автопортреты, на которые без сочувствия и сожаления и не взглянешь.
Двести двадцать вольт электричества в мановение ока вернули к жизни все восемь "ядер" ноутбука. Уютно и почти бесшумно завертелись вентиляторы, грабастая своими лопастями остатки летней дневной духоты, наполняя жизнью холодные тела трёх жестких дисков. На экране монитора появилась голубая лагуна субтропиков с довольно-таки издевательским приветствием, обращённым ко мне.
- Привет и вам, райские кущи! - буркнул я в ответ и, опрокинув третью рюмку водки, закурил вторую сигарету. Говорят, так курил и Николай Александрович Романов: первую папиросу - до половины, а вторую - сразу же после первой и уже до самой папиросной гильзы...
Открыл электронную почту. Работа, работа, опять работа. Даже вечером она не даёт мне покоя. Снова работа, рекламные проспекты издательств, книжных магазинов и туристических агентств...
Спам. Ещё один спам. Счета на оплату телефона. Электронная макулатура сайта Госуслуг... Так! А это что такое? Неужели письмо от живого человека? Не буду сейчас читать. Вдруг это какой-нибудь псих, и мне снова придётся ругаться, рефлектировать и не спать всю ночь?..
Нет! Прочту утром!
Очень хочется спать...
...
Несколько недель мы встречались с ней почти каждый вечер. Всякий раз при встрече её взгляд наполнялся тем спокойным и тихим блеском, какой бывает только между очень близкими людьми. В такие мгновения мне казалось, что она будто что-то хотела забыть или не вспоминать о чём-то, что однажды причинило ей боль. Когда я брал её руку в свою, она замолкала, и пальцы её начинали едва заметно дрожать, влажнели и становились податливы и нежны, как стебли травинок.
Официанты в кафе изредка подходили к нашему столику заменить пепельницу, свечную алюминиевую плошку или предложить нам фирменный десерт и кофе. Мы так часто проводили в этом кафе наши вечера, что официанты уже узнавали нас в лицо и старались не занимать ни для кого, кроме нас, с Ириной наш столик. Было в этом что-то из "Тёмных аллей" Бунина.
В полумраке кафе её взгляд становился старинным и дурманящим воображение. Стряхивая пепел тонкой дамской сигареты в пепельницу, она с виноватой улыбкой смотрела на меня и на змеевидную струйку дыма оставленной ею в пепельнице сигареты.
Её левая рука была в моей, и я чувствовал в её красивых полупрозрачных пальцах легкое пульсирующее биение крови.
Чувство лёгкого возбуждения от наших прикосновений уводило нас всё дальше и дальше от темы наших разговоров. Мы замолкали в смущении, смотря друг на друга. Лёгкий румянец загорался на щеках Ирины, потом бледнел, истаивал и прятался в уголках её полуоткрытых губ.
Ирина сжимала мою руку так, что пальцы у меня начинали белеть. Я не отвечал ей тем же, в страхе причинить ей боль. На безымянном пальце её левой руки был небольшой перстенёк с красным камнем и, если бы я сжал в своей руке её ладонь, то кольцо перстенька непременно бы впилось в её нежные пальцы.
Ирина жила где-то на окраине Москвы и ни разу за все эти дни не позволила мне проводить её хотя бы до подъезда. Я не спрашивал причину. Вот и сейчас, когда Ирина, протянула мне через столик руку и, держа в ней мою, прижалась к ней щекой, я понял, что пора вызывать такси и прощаться.
- Я тебе обязательно позвоню, - целуя меня в губы, шептала Ирина и исчезала на заднем сидении кресла жёлтой с шашечками иномарки.
Проводив Ирину, я расплачивался с официантами, выпивал рюмку коньяка, закуривал у входа в кафе сигарету и с наслаждением вбирал в свои лёгкие дым табака вперемешку с прохладой свежего воздуха ночной Москвы.
Чёрт его знает, почему мне в такие мгновения всегда хочется орать от счастья на всю улицу. Казалось бы, ничего же такого не случилось! Ну, встретился с интересной и очень красивой женщиной. Ну, посидели мы с ней вдвоём в кафе. Ну, провели мы вдвоём с ней интересно и не один, так сказать, культмассовый вечер. Ну, поцеловались пару раз. И всё!
И всё!.. А как же, всё-таки, хочется орать от беспричинного счастья, провожая взглядом её такси... И куря одну сигарету за другой, знать то, что дома тебя ждёт её сонный телефонный голос...
Ох, и дурак же ты, Олег Александрович! Никак влюбился, олух царя небесного...
...
Лето подходило к концу. Короткие летние слепые дожди постепенно переходили на мелкую осеннюю затяжную рысь.
Красивая у меня получилась фраза! Не правда ли? Сейчас бы мне её стоило бы продолжить целым абзацем красивостей о том, как в доме, где, свернувшись на старом кресле, спит кот и с приближением осени его хозяева начинают уже по вечерам зажигать керосиновые лампы... Но я не стану этого делать. Тем более, что Паустовский обо всём этом давным-давно уже написал. Да и керосиновых ламп в Москве днём с огнём не сыскать. Разве что на барахолке какой...
Лето подходило к концу. Наши ежевечерние встречи с Ириной приобретали характер мистерий, не скатываясь в пошлость привычки. Талант Ирины превращать каждую нашу с ней встречу одновременно и в первую, и в последнюю меня просто поражал. Её внимательность к деталям и к совершенно дьявольской силе полутонов задавала такую амплитуду нашим взаимоотношениям, что не только у меня одного от этого кружилась голова.
Мне нравилось всё, что и как она делает. Однажды Ирина распахнула дверь кафе, в котором я ждал её, и вместе с ней за её плечами в дверном проёме в кафе показалось стыдливо-алое солнце московского заката. Стоя в дверях, Ирина улыбнулась, обернулась в сторону и жестом изобразила то, как будто бы она сдувает пылинку или птичье пёрышко со своего плеча, и через мгновение солнце исчезло и не появлялось уже до самого утра.
- Ну, как? - спросила Ирина, усаживаясь за наш столик. - Как тебе мои шуточки, Волшебник? Слушай, я сегодня такая голодная, что готова тебя съесть!
В такие вечера мы оставались в кафе до самого его закрытия. Официанты не решались нас выгнать и сидели с понурыми лицами за столиком в углу зала без предъявления к нам каких-либо счетов.
Вот и сегодня, когда все, кроме нас, уже разошлись, официанты всё так же сидели, терпеливо перебирая одну минуту за другой своего тоскливо-покорного существования.
Ирина почти весь вечер молчала. Её длинные чёрные волосы, обычно вольно распущенные, сегодня были туго стянуты на затылке в узел. Во всех её движениях были заметны какая-то угловатая нервозность и волнение. Она много курила и смотрела то на меня, то в окно, за которым всё быстрее и неотвратимее сгущались московские сумерки.
- Вызови, пожалуйста, такси, - сказала она, расплющивая в пепельнице недокуренную сигарету, и потом почти шёпотом добавила. - Да, и себе такси не вызывай... Хорошо? Сегодня мы поедем ко мне... Надо же тебе, Волшебник, когда-нибудь посмотреть на то, как я живу.
Обжигающий взгляд карих глаз Ирины скользнул по опустевшему пространству кафе, потом по тусклому свету догорающего в лужице парафина фитилька свечи и, словно бы навсегда прощаясь со всем этим, остановился на мне.
От волнения я никак не мог найти в смартфоне номер оператора такси и уже готов был разорвать в клочки электронную телефонную книжку.
- Давай-ка, я сама вызову такси, а то мы с тобой никогда не уедем отсюда, - улыбнулась Ирина, и яркий свет экрана смартфона озарил её лоб и пунцовый румянец щёк.
...
Примерно через час мы были у неё дома.
- Не "примерно через час", а ровно через сорок восемь минут. Не обманывай своих читателей и помоги мне, пожалуйста, раздеться, Волшебник. Не все же из нас, как ты, живут в пятнадцати минутах езды до Кремля. Или от Кремля... Не знаю, как правильно! Кое-кто обитает и чуть дальше. Не сердись! Я так волновалась сегодня перед нашей с тобой встречей, что веду себя теперь, как совершенная безмозглая девчонка... Нет, волосы мои не трогай. Я сегодня очень некрасивая... Ты вчера ночью меня так усыпил своими телефонными разговорами, что я совсем о них забыла, и пришла к тебе сегодня с узелком на затылке... Представляешь, мы с тобой знакомы и встречаемся столько времени, а я только сегодня узнаю то, с какой заботливой нежностью ты умеешь раздевать меня... Признайся, ты так долго себе это всё представлял, что я теперь не знаю, как мне себя вести? Ну, признайся же, Волшебник! Твои тапочки там... Я тебе их сама выбирала... Надевай же! Ты без них сейчас похож на неухоженного бездомного сиротку...
К моему удивлению, новые домашние тапочки оказались мне впору. Правда, мои утренние носки источали такое амбре, что мне за самого себя становилось стыдно. Блин, ну, не ходить же мне было весь день босиком?! Предупреждать надо, когда зовёшь меня в гости к моим новым домашним тапочкам!!! Свинство какое-то...
А квартирка-то у неё ничего: аккуратная, прибранная, без показухи и тараканов. И вид из окна романтический: бульвар разбитых фонарей, плавно уходящий в дебри промзон московской окраины.
Чашки на кухне две. Одну из них Ирина, видимо, купила мне вместе с домашними тапочками. Даже от магазинной картонки не стала её освобождать. Какой же ты циничный ублюдок, Олег Александрович! Женщина тебя ждала, готовилась к твоему приезду, а ты ведёшь себя в её квартире, как форменная скотина!
- Осваивайся Волшебник! Я скоро. Только приведу себя немножечко в порядок с дороги. Как тапочки? Подошли?
- Это я к ним подошёл, Ирка, а не они ко мне! Где у тебя можно курить?
- Везде! Пепельница на кухне.
- Ирка, ты необыкновенная женщина!
- Ошибаешься, Волшебник. Я не необыкновенная, а необычная женщина. Чайник на плиту поставь, пока я буду принимать душ. С газовой плитой, я надеюсь, ты справишься. Ведь, справишься же? Ой, какой же ты, Олег Александрович, смешной в этих тапочках!
...
Чай с бергамотом и лимонные корочки... Хорошо, что ещё не зелёный...
...
На часах третий час ночи. Скоро будет светать. Как уютно клокочет на газовой плите чайник. Какой красивый голос у Ирки, когда она, плещась в душе, поёт песню Пола Маккартни о вчера. Как хорошо... Как хорошо, что у меня ещё есть пачка сигарет и завтра мне на работу ехать совсем не нужно.
...
- Вот и я, Волшебник! О! И чай уже готов! Прикури мне, пожалуйста, сигарету, а то у меня маникюр мой пока ещё не совсем высох. Правда, красиво? Правда, я у тебя умница? - воскликнула улыбающаяся Ирина, обхватила мою шею руками, повисла на ней и, не дав мне сказать ни слова, принялась за мои губы.
Я сразу понял то, что под её халатом нет ничего, и надет он был на абсолютно голое тело, пахнущее свежестью робкого утра и плотью женщины, соскучившейся по мужской ласке. Пояс халата не был, как её волосы, завязан тугим узлом и поддался первому же моему прикосновению...
...
- Я же тебе говорила о том, что я необычная женщина... - краснея, шептала мне Ирка, видя моё изумление, запахивая полы своего халата. - Я же не виновата, что родилась такой... Нет! Только не сравнивай меня с Зинаидой Николаевной Гиппиус, а то я расхохочусь, подавлюсь крошечкой печеньки и швырну в тебя мою последнюю чашку... Милый, добрый мой Волшебник!.. Я абсолютно нормальная, хотя и очень необычная женщина! Ну, вот такой он у меня в кустиках крошка-Енотик, вечно боящийся щекотки и бесконечно жаждущий её... Загадка природы... Ты теперь меня бросишь, Волшебник? Да?..
...
Казалось бы, мой рассказ мне пора бы уже и заканчивать...
Пора бы...
Только я, вот, отчего-то до сих пор не знаю, с чего мне начать...
От обычной женщины я мог бы уйти легко...
18 июля 2018