Я спала до самого Череповца. Там была первая наша остановка. Я этого Череповца не помню, я сонная совсем была. помню только, что меня вывели на улицу, что там была трава, и что трава бежала куда-то под ветром... Вот Таня, та эту остановку хорошо запомнила, а я нет. Помню ещё, что мне было холодно и хотелось поскорей обратно в самолёт, под мамино пальто, и спать дальше. Таня и Юрка говорили, будто меня укачало, но это неправда. Я не укачиваюсь. Я просто спать хотела. Ведь и неукаченный человек может хотеть спать, верно?..
Вторая остановка у нас была в Амдерме. Тут я признаюсь, что меня при посадке укачало. Меня тошнило, и я плакала, но это всё прошло, когда мы вышли на воздух.
Воздух в Амдерме был другой, чем в Москве или в Геленджике. Он был действительно свежий. Там был морской солёный запах, но не такой, как у нас на юге. Сильно-сильно пахло осенью. Небо было в серых облаках. Вот чудеса: вылетали мы при синем небе и летели над облаками в синем небе; а здесь приземлились - и вот на тебе: ни капельки синего! Только серое разных оттенков.
В Амдерме, оказывается, тоже было море. Только оно, как и небо, было серое. А дома деревянные, из брёвен. А в гостинице стены покрашены в сине-зелёный цвет.
В гостинице нам дали комнату, в которой, как сказала мама, были "ужасные сквозняки". Там стояли железные кровати с белыми подушками вверх уголком; но свободны были только две кровати, а нас с мамой было четверо. Поэтому для нас поставили ещё две раскладушки.
Мы распихали вещи под койки и пошли в столовую ужинать, есть оладьи с повидлом и пить чай. Чай был ужасно горячий, в жестяной горячей кружке. Я ждала пока остынет и смотрела по сторонам. Там на стенках висели картины: портрет трёх богатырей на лошадях, картина про Ермака и картина про трёх медведей в лесу. Все эти картины были мне знакомы. Они всегда висели во всех культурных заведениях. Ещё в культурных заведениях бывают картины про переход Суворова через Альпы, про витязя на распутье и про Алёнушку над омутом; или про Ивана-царевича на сером волке в обнимку с Еленой Прекрасной. Но здесь было только три картины, про которые я уже сказала.
Хотя я уже знала эти картины, но загляделась на них, пока мама не стала меня торопить, что чай, наверное, уже совсем остыл. Наверное, я соскучилась по культурным впечатлениям: всё-таки, уже целый день мы летели по диким местам Крайнего Севера.
Я спала на раскладушке, и спала очень крепко в ту ночь.
Наутро мы должны были сразу же после завтрака лететь дальше. Но что-то случилось, из-за чего самолёт нам давали только днём. Поэтому мама одела нас потеплее и пустила погулять, только не далеко чтобы. А мы и не пошли далеко. Нам и здесь было интересно. Мы нашли целые россыпи драгоценных камней. То есть, сами камни, может быть, и не были драгоценными, но на них были такие синие, даже фиолетовые, глазки. И это не моя фантазия, а истинная правда! Я тогда не знала, а теперь знаю, что это был флюорит. Мы набили полные карманы этими камнями, так что у Юрки даже штаны стали сползать; потому что у нас с Таней карманы были только в пальто, а у Юрки ещё и в штанах. Но мама заставила нас камни повыбрасывать, сказала, что с таким грузом в самолёт не пустят. Пришлось повыбрасывать, хоть и обидно было. Всего же обидней, что и Таня, и Юрка несколько камушков припрятали и тайно сохранили, а я не догадалась...
Ну ладно. Как бы там ни было, а после обеда пора было лететь, и мы полетели. опять самолёт разбежался, опять остановился и некоторое время дрожал на месте, а потом снова оторвался от земли и взлетел... И меня опять немного укачало и потошнило, но потом - ничего... Теперь уже Таня уснула, а мы с Юркой смотрели в окно. И сначала мы видели только облака, потом облаков стало меньше и потянулись земные пейзажи. То есть, сначала пейзажи были водные: мы летели над морем; но потом полетели над землёй. Земля была рыжая, серая, коричневая. На ней расплывались серые пятна воды - озёра и реки. иногда можно было различить деревья; иногда даже целые леса деревьев (отсюда они казались полянами). Деревья, которые ещё не поменяли цвет, были тёмные, а остальные - рыжие. Но иногда мы долго-долго летели над пустой землёй ез деревьев - это была тундра. А вода в виде рек и озёр была везде - и в тундре, и в лесу.
Потом опять пошли сплошные облака. Мы с Юркой стали играть, будто это снег, и будто мы там бегаем, по этому снегу. И там были крепости и замки, и всякие пещеры - всё из облачного снега... И мы устали играть и уснули; и проснулись уже над Хатангой.
Над Хатангой нас очень сильно качало, и укачало буквально всех, кроме мамы. Это из-за воздушных ям и ухабов. У меня даже голова заболела и слёзы пошли. Я не хотела плакать, но плакала. Юрка тоже был абсолютно бледный, и Таня тоже. Мама просто не знала, кого из нас взять на руки, и брала всех по очереди, всех покачивая и успокаивая. Кто был у неё на руках, тому становилось немножко легче...
Но вот самолёт коснулся земли, подпрыгнул раз, подпрыгнул два - и покатил по земле, как машина. И мама радостно сказала: "Ну вот и сели. Теперь чуть-чуть потерпите, совсем капельку, - и будет всё хорошо!"...
И вот самолёт остановился, дверь открыли, опустили лесенку, и по лесенке спустили на землю нас. И наши вещи тоже. Земля под ногами немножко покачивалась, и в ушах немножко гудело, но холодный свежий воздух делал своё дело: приводил нас понемногу в порядок. Приятно было видеть клочья травы среди серых камушков, и кое-где - цветы ромашек, клонившихся под ветром до земли. Приятно было видеть быстрые тучи на низком небе. Приятен был и ветер с каким-то странным запахом. Позже я узнала, что этот запах всегда присутствует в воздухе там, где топят углем...
Мы отправились в гостиницу. У нас здесь, в Хатанге, снова была ночёвка. Не помню, кто помог нам с вещами, но кто-то помог. Потому что в самолёте на этот раз мы ничего оставить не могли. Мы завтра должны были сесть на другой самолёт, который звали Гидра Каталина.
Гидра Каталина был очень замечательный самолёт. На ногах у него были не колёса, а лодки, и самолёт этот ждал нас не на земле, а на воде. Лёгкие волночки покачивали его, будто это не самолёт, а корабль. И к самолёту этому нас подвезли не на машине, а на катере. Катер тоже качался, и я сильно волновалась, думая, как же из качающегося катера переходить на качающийся самолёт? Вдруг упаду? а вода-то холодная!.. Но я напрасно волновалась. Мне-то как раз переходить с катера на самолёт не пришлось. Меня перенёс на руках молодой дяденька-бортмеханик, а Юрку - дяденька-пилот, постарше моего бортмеханика. А Таню передал маме с рук на руки моряк, который управлял катером. Так мы оказались на борту Гидры Каталины.
Внутри она оказалась совершенно обыкновенным самолётом, с лавочками под круглыми иллюминаторами (так называются такие вот круглые окна). Но прямо под самыми окнами снаружи, вместо травы или гравия, как на нормальном аэродроме, плескалась и плюхала вода, и пол под ногами качался. А когда все уже были в самолёте, и входную дверь уже закрыли, и зарычал мотор, - вода поднялась волнами и вспенилась, и волны стали обливать иллюминаторы, и я, признаюсь, испугалась ужасно. Я думала, а вдруг стекло не выдержит? Что тогда с нами со всеми будет? Ведь мы непременно потонем!..
Но стекло оказалось крепкое, и вода абсолютно не проникала к нам в самолёт. И тогда самолёт набрался храбрости и помчался по воде, как посуху! И вот уже мы оторвались! И вот мы снова в воздухе! Летим!.. Снова небо вокруг нас, и белые облака; а в разрывах облаков - тундра в разводах рек и озёр... Тут я понемногу уснула.
А проснулась я уже над морем. Море было абсолютно безбрежным. Внизу под тусклым солнцем поблескивали волны, качая на себе белые пятна пены... Или это была не пена? Может быть, это были льдины?.. А может быть, и льдины, и пена... Но всё это глубоко внизу. а вокруг нас были только воздух и кручи облаков... Словом, ничего такого необыкновенного. До самого острова Диксон.
(продолжение следует).