Граница. Глава 2

Филоматик
ОТЪЕЗД.

Слегка покачиваясь, тишина плыла по комнате, растекаясь и заполняя собою все свободное пространство. Каждый уголок, каждую трещину, каждую брешь.
Казалось еще немного и она просочится сквозь неплотно прикрытое окно на улицу, обеззвучивая и ее.
Чтобы как-то помешать этому, рука потянулась к пульту телевизора и палец автоматически нажал на кнопку. Тишина встрепенулась и приготовилась к прыжку. Изображение дрогнуло, но все же устояло.
И застучали по сцене каблучки в вихре веселой музыки. На экране всё пестро закружилось и запело, расплескивая вокруг яркую радость. Тишина тут же кисло скукожилась, сжалась до точки и изчезла. Как будто вовсе и не она всего лишь минуту назад вынашивала планы поглотить весь мир.
И в этот самый момент триумфа лежащий на столике телефон вдруг тоже зажужжал, вибрируя, и засветился.

-Что? Нет сегодня не смогу... Я... Нет, почему не хочу? Послушай меня пожалуйста. Просто...

Мобильник у уха верещал, не давая вставить и слова. Но в конце концов обиженно захлебнулся и замолк.

Бора, молодая и с небрежно-красивыми волосами женщина, вернула телефон на стол и на минуту застыла,закусив нижнюю губу.  Потом махнула рукой и, завязав на спине тесемки фартука, направилась в кухню. Подойдя к раковине женщина включила воду и несколько мгновений смотрела на бьющую струю. А потом вдруг решительно взяла ложку и, как в детстве, подставила ее под воду. И, как в детстве, все повторилось. Вода, радостно ударив по ложке, брызгами разлетелась во все стороны и стала собираться  лужицами на полу.
-Так мне и надо-женщина сдвинула брови. Казалось она была даже рада наведенному беспорядку. Чем хуже, тем лучше. Ну и пусть.
-Так мне и надо-еще раз повторила она и принялась тщательно мыть оставшуюся со вчерашнего дня посуду. Затем достала полотенце и механически, на автопилоте, стала перетирать вымытое.
Хотя этого можно бы было уже и не делать.
Все и само высыхало за считанные секунды. Уже несколько месяцев изнуряющая жара парила над этим маленьким сербским городком.
Горячий воздух, отталкиваясь от раскаленного асфальта, маревом зависал над тротуарами. Это марево дышало и колыхалось, создавая ощущение какой то иллюзорности окружающего мира.
Казалось- мгновение и все, покачиваясь, уплывет куда то. А на месте изчезнувшей возникнет совсем другая картинка. Вырастут новые дома и деревья, появятся  совсем иные люди. Но ничто и никуда не изчезало. Лишь городские собаки, в поисках спасительной прохлады, прятались в куцых тенях, отбрасываемых домами.
И когда ослабнут жаркие обьятия лета никому не было известно. Даже сакральным исследователям облаков. Они уже не выстраивали свои прогнозы, а лишь безнадежно разводили руками- мол, на все Воля Божья.
Но разве может кого то волновать жара, если налаженная жизнь рухнула прямо на глазах, как карточный домик? В одно мгновение все карты рассыпались, накрывая обломками былого, тяжело придавливая к земле...
Тарелка с голубым ободком вдруг тоже выскользнула из рук и, упав на пол, разлетелась осколками. Как и жизнь. Горькие слезы застлали глаза. Бора опустилась  на пол и безутешно  разрыдалась.
" Hу почему все так, Господи? Почему все так?" Слезы безудержно лились и лились. Но все когда-то заканчивается. Даже соль слез. А если соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Иссякли и слезы.
Бора вытерла краем фартука глаза, взяла щетку и стала сметать в совок осколки тарелки, разлетевшиеся по всей кухне. Они собрались вместе, но так и остались осколками. Высыпав их в пакет с мусором, женщина вытерла лужи на полу и прошла в комнату,что одновременно была и залом, и кабинетом, и мастерскою художника. Там Бора остановилась у окна и окинула все грустным взглядом.
Тяжелый и солидный письменный стол, обычно заваленный рабочими бумагами и какими то набросками, сегодня был приведен в порядок. И от этого, казалось, чувствовал себя очень неуютно, поеживаясь в залитой солнцем комнате. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, окажись он средь белого дня без одежды на многолюдной улице. Потерянным и уязвимым.
Прижавшийся слева к столу старинный книжный шкаф, сегодня наглухо закрыл свои дверцы. И насупленно смотрел куда-то, кося взгляд. Бабушкин книжный шкаф. Милая добрая бабушка. Самый близкий Боре человек, которого уже несколько лет нет рядом. Кому шкаф принадлежал до бабушки - никто не знал. Но в том, что он пережил ни одного владельца сомнений не было.
Бора вздохнула. И, открыв дверцу шкафа, задумчиво провела рукою по корешкам книг, прощаясь. Сегодня Бора уезжала. Уезжала, оставляя жару, квартиру, город, бабушкин шкаф и всю свою прошлую жизнь. Рука легко скользила по книгам, но вдруг, как бы споткнувшись, задержалась на книге мифов народов мира. Бора решительно достала книгу и не глядя сунула ее в наплечную сумку. Туда, где уже лежали фотоаппарат, ноутбук и чистая тетрадь для дневников, которые с удивительным упорством велись Борою от руки. Почему? Она и сама не знала. Может быть потому, что всегда можно было дописать до точки, а потом перевернуть шуршащие странички и начать все с чистого листа? Дневник  из года в год с завидным постоянством открывала красная строка -

"Жизнь и необычайные приключения Боры, описанные ею самой."

Правда, затем на страницы дневников ложилась лишь жизнь, безо всяких там необыкновенных приключений. Жизнь самая обыденная, похожая на жизни многих других людей. А вот приключения на жизненном пути как-то не встречались. Да и какие могут быть приключении в оплате счетов, покупке красок или пломбировании зуба?
Бора опустилась на стул и поставила рядом с собою приготовленные сумки.
"Присела на дорожку"- как говорила бабушка.

-Ну бабушка, ну пошли, а то еще опоздаем- канючила маленькая Бора.
-Не опоздаем, не торопись, непоседа- отвечала бабушка. И добавляла - Перед дорожкой, доча, всегда посидеть надо.
-Бабушка, а зачем посидеть?
-А чтобы Хранителя дома успокоить. Вот увидит он, что мы сидим спокойно, отвлечется и не станет нас задерживать. А значит и дорога наша будет легкой. И оставленный дом без нас не осиротеет.

Слившись со стулом, женщина застыла без движения, невидящим взором смотря перед собою. Тишина осмелела и опять стала заполнять все собою.
Но неожиданно басовитое жужжание вернуло Бору в действительность. Любопытная пчела пробралась в приоткрытое окно и теперь билась о стекло, ища выход.
-Ну как же ты так...невнимательно... - с укоризной сказала женщина. Поднялась, подошла к окну и, распахнув его настежь, прочла:


Пчело, опрости. Ја опет о зими -
о кошници на напуштеној земљи.
О окорки што руб тела поприми.
О фебруару. О нама, у мемли.... (1)

(Пчела, прости, я снова о зиме.
Об улье на покинутой земле.
О корке наста на границах тела.
О нас. О наступившем феврале.
А.Ширяев)

А потом взяла в руки сумки и, вздохнув, вышла на лестничную клетку, оставив ключ от квартиры в ящике стола.  Дверь захлопнулась и путь назад был отрезан. Сердце вздогнуло, но  плечи как-то сами собой расправились и Бора легко сбежала по лестнице.
Она уезжала из этого, когда то родного ей города. Уезжала в свой новый дом. Который был очень далеко отсюда. Дом, затерянный где-то в Черных горах. Но об этом никто, кроме самой Боры не знал.
Забросив сумки в багажник своей красной машины, где уже лежали мольберт и краски с холстами,  женщина захлопнула крышку и села за руль. И тут вдруг крупная капля упала на лобовое стекло и оставила на нем влажную дорожку, стекая. Потом еще одна и еще.
И крупный дождь тяжело застучал по машине. Тряхнув головой, Бора распустила, собранные в "хвост" русые волосы и...  улыбнулась.
"Дождь это хорошо. Дождь это очень даже хорошо"- думала она улыбаясь. “значит и все будет очень хорошо."
Потом повернула ключ зажигания и плавно тронула машину с места. Сначала позади остались  парковка и двор. Потом скрылась знакомая улица и уже самым последним шагнул назад родной город с осколками и выплаканными слезами. А впереди было новая, пока еще не известная жизнь и шоссе, уносившее за горизонт.
"Только бы не пропустить поворот" -мелькнула мысль, " только бы не пропустить поворот".
Пейзажи мелькали, сменяя друг друга. Затем на землю опустилась ночь и лишь разделительная полоса для водителей кошачьими глазами светилась под лучами фар.
Уже почти к утру, Бора свернула с автобана. Если раньше шоссе игриво петляло среди гор, покрытых лесом, то теперь, дорога, поросшая травою, осторожно пробиралась по суровому лесу и испуганно жалась к деревьям, задерживая дыхание на поворотах. А темный лес пристально смотрел на дорогу, бросая на нее свои черные тени.
Когда  солнце поднялось над деревьями, Бора наконец то выбралась к дому.
Стоящий на огромной поляне, он был здесь единственным жильем. Без трасс и без соседей.
Сразу же от темных дервянных стен к лесу бежал небольшой луг, цветущий желтыми, на странных длинных  ножках цветами. Цветы колыхались от малейшего дуновения ветерка. И казалось, что море перекатывало свои волны от дома к лесу и обратно. А густой и темный лес со всех сторон мрачно смотрел на дом, на это единственное  светлое  пятно, залитое солнцем.

Сухопарая пожилая женщина, поджидающая новую хозяйку, одиноко сидела на крыльце.  Длинная, вся в складках, темная юбка, расшитая диковинными цветами блузка и  причудливо закрученный на голове платок, были живописны. И роскошны своей изысканностью. "Как на старинных портретах, " - подумала Бора. В смуглой сухощавой руке женщина держала темную, набитую табаком трубку, которую изредка подносила ко рту и затягивалась. Затем, выпуская дым, всматривалась сквозь него во что-то видимое лишь ей...  Но как можно видеть невидимое? Как можно видеть то,чего и представить себе нельзя.
Когда Бора, припарковав машину, подбежала, то женщина, посмотрев на нее,  лучисто улыбнулась.

-Ну, здравствуй, здравствуй- вынимая трубку изо рта, она поднялась навстречу. -Так вот ты какая… Бора.
-Какая? – удивленно спросила Бора, останавливаясь. В голове почему то пронеслось- Смелая?  Сумашедшая?
-Пограничная - тихо произнесла женщина.
И память моментально отбросила Бору назад...
-Наверное, теперь уже заграничная - тихо ответила она, опускаясь на ступеньки крыльца.
-Ох, девонька, смотри... слова нужно отпускать осторожно- задумчиво ответила женщина. - Став свободными, они набирают силу.
И, сев рядом с Борой, по новой закурила свою трубку. Отполированную ушедшими вдаль веками.