Каждую ночь в 3 часа я выходила на улицу, бродила, прислушивалась - вдруг услышу стон...
Маруся никогда громко не стонала, никогда не визжала.
Тихо, как птахи за окном, поскуливала от страшной боли, разрывающей ее, о которой мы и не подозревали...
Я натирала ей лапы гелями потому, что в годик ее сбила машина, и два месяца мы с врачами ее выхаживали. Выжила. И это было чудо! Я думала, что и побаливает оттого…
Шли годы, и мы нечасто вспоминали тот наезд на нашу Марусю-Джессику потому, что снаружи только шрамы остались. А характер у нее был редкостно светлый и добрый.
Она всегда улыбалась, а заметив встречную улыбку, начинала смешно, как чебурашка, пританцовывать от счастья видеть хорошего человека. И все радовались ей…
Но два месяца назад она, боль эта, прорвалась потоками крови.
И приезжали бригады ветеринаров скорой круглосуточной помощи, что-то делали, чем-то обкалывали и уезжали, забрав деньги, которые собирал для них весь мой РУНЕТ, – мои-то быстро кончились.
Уезжали, ничего не сказав…
Но Марусе моей полегчало, и она снова только смеялась и улыбалась навстречу всем – ребенку и взрослому, собаке и кошке, и Старому Ворону, который гулял с нами ранними утрами перед восходом солнца вдоль Фонтанки.
И светлели лица, и люди тянулись к ней с нежностью. Вот только задняя лапа как бы приволакиваться стала. И уставать она насала неожиданно быстро - домой всё тянулась...
А 14 июля всё повторилось.
Внутреннее кровотечение, страшное, бесконечное.
И снова вызовы ветеринаров…
И сказали, наконец, правду: опухоль, рак. И слишком поздно – неоперабельна…
И еще кто-то приезжал, и увезли мою Марусю, а по документам РФК – собаку породы – далматин, дальше, как положено: отец, мать, бабушки, дедушки и т.д., клеймо такое-то, а имя присваивается, в соответствии с Законом, – Изумрудная Звезда из такого-то питомника…
Увезли.
Но с того вечера 14 июля 2018 года стала я каждую ночь в 3 часа выходить на улицу, бродила, прислушивалась. А вдруг услышу тихий, как посвист синички, Марусин крик о боли.
И это бы означало, что ее просто бросили, что она жива!
А вчера ночью - они все еще белые! - какая-то полная женщина тихонько обняла меня возле какого-то мусорного бачка за плечи, где я звала-вызывала Марусю-Джессику, и сказала:
– Пойдемте домой! Вы, ведь, на Фонтанке живете. А сейчас Вы идете совсем в другую сторону. Пойдемте домой!
И я послушалась… Пошла домой.
…А днем у могилы сына вдруг отчетливо поняла, что уже целую неделю брожу ночью одна по закоулкам города и становлюсь всё страшнее и нелюдимее. Очнулась словно.
И увидела, что уже зацветает кипрей...
Санкт-Петербург